Русская морфология в ортологическом аспекте 11 страница

а) акцентные варианты, различающиеся местом ударения: кладбище – кладбище, звонит – прост. звонит;

б) орфоэпические варианты, различающиеся особенностями произношения отдельных звуков (чтообычно не отражается на письме): це[р]ковь – уходящ. це[р’]ковь, [т’е]мп – [тэ]мп, но[г]а – юж.-рус. и прост. но[γ]а;

в) фонематические варианты, различающиеся, по О. И. Блиновой [1966: 18], либо качеством фонем (калоша – галоша, матрас – матрац, тоннель – туннель, барышень – неправ. барышен), либо их количеством (бивак – бивуак, свидание – свиданье, берег – брег, фортепиано – фортепьяно). «Случаи, в которых видоизменяется число звуков», к сфере фонетического варьирования отнесла ещё О. С. Ахманова [1957: 197]. Особую позицию занимает Л. К. Граудина, которая варианты, различающиеся количеством звуков (в первую очередь – полногласием / неполногласием) – такие, как берег – брег, золото – злато, – именует лексическими. Возможно, толчком для такого решения явилось то обстоятельство, что, как было отмечено выше, русские и церковнославянские варианты типа берег и брег (как исключение) считаются отдельными лексическими единицами. В этом случае, однако, неясно: 1) почему в число «лексических вариантов» попали галлицизмы мадмуазель – мадемуазель, бивуак – бивак; 2) почему варианты валериана – валерьяна, фортепиано – фортепьяно, также различающиеся полногласием / неполногласием (т. е. количеством звуков), причислены Л. К. Граудиной [1997: 62] к «фонематическим вариантам» (а не к лексическим, что, видимо, было бы логичнее).

Фонематическая вариантность активно захватывает имена собственные, ср. Екатерина – Катерина, Анастасия – Настасья, Гавриил – Гаврил, Сашура (от Саша) – Шура [см.: Тихонов, Бояринова, Рыжкова 1995]. В сфере онимов следует различать фонематическую вариантность (как результат языковой экономии, компрессии) и экспрессивную синонимию, возникающую при суффиксальном (Витя – Витёк, Лида – Лидок), флексийном (Лидия – Лида), суффиксально-флексийном словообразовании (Александр – Алексашка), которое при этом, как правило, сопровождается усечением финальной части производящего слова. Заметим, что в специальной литературе синонимия имён собственных, во-первых, «обычно не учитывается исследователями [Брагина 1986: 16], а во-вторых, не вполне чётко отделяется от вариантности [см., например: Брагина 1986: 16; Кодухов 1984: 97-98].

Одним из источников просторечных фонематических вариантов следует считать народную этимологию – искажение слова, которое заключается в замене какого-либо его фрагмента близкозвучной единицей:устрицычерномордские (надпись в ценнике, замеченная А. Блоком), цыплята в табаке, грейпфрукт и даже гриб-фрукт вм. грейпфрут (надписи в ценниках 80-х гг.). Такому искажению подвергаются в первую очередь малопонятные (книжные, заимствованные) слова. Примеры народной этимологии «свидетельствуют о стремлении народа так или иначе сроднить поток незнакомых и малознакомых слов с уже известными, пролить на их значение довольно своеобразный свет» [Баранников 1919: 79]. Случаи такого искажения слов (спинжак вм. пиджак, гульвар вм. бульвар, плитуар вм. тротуар) характерны для речи малограмотных людей, поэтому активно используются при стилизации простречия: А те лица, которым курьер нимфозорию сдал, сию же минуту её рассмотрели в самый сильный мелкоскоп и сейчас в публицейские ведомости описание, чтобы завтра же на всеобщее известие клеветон вышел (Н. Лесков).

Иногда языковые варианты определяются как «формальные разновидности одной и той же языковой единицы, которые при тождественном значении различаются частичным несовпадением… своего звукового состава» [Граудина 1997: 61; ср.: Цейтлин 1949: 37]. Думается, однако, что «критерий частичного звукового тождества» [Граудина 1980: 107] или «частичного несовпадения звукового состава» класть в основу определения языковых вариантов нецелесообразно, поскольку в этом случае за пределами вариативности оказываются орфографические и грамматические варианты, рассмотренные ниже.

2. Орфографические варианты(термин введён О. С. Ахмановой [1957: 209]) могут быть определены как разновидности написания (т. е. графического оформления) слова, не связанные с его фонетическим варьированием: Фейсбук – Фэйсбук, метр ‘наставник’ – мэтр, проект – проэкт, Тмутаракань – Тмуторокань, донкихот – дон-кихот – Дон-Кихот – Дон Кихот; «Феничка, Лизанька как приближенное к простонародному – вместо нормативного Фенечка, Лизонька» [Бешенкова 2012: 81]. Значительное количество орфографических вариантов возникает в результате нерегулярного использования буквы ё. Эта буква, введённая в 1784 г.Академией наук по предложению кн. Е. Р. Дашковой [Чумаков 2010 а: 73], используется,чтобы: а) исключить случаи омографии (ср. передохнет и передохнёт, все и всё, узнает и узнаёт, небо и нёбо), а значит и двусмысленные фразы типа Осел и соловей, Ты единственный осел в этом городе; б) «предупредить неправильное произношение»: река Олёкма (не Олекма), афера (не афёра) [Еськова 1967: 74 и 77; Колесников 1967: 97-98]. В русском языке действует фонетический закон, «согласно которому <е> перед твёрдым согласным под ударением переходит в <о> (ср., например: тереть: полотёр, деру: зубодёр, перо: щелкопёр)» [Гимпелевич 1974: 100]. Переход <е> в <о> даёт множестество нелитературных вариантов (гренадёр, совремённый и др.), число которых сократилось быпри использовании буквы ё.

3. Грамматические варианты различаются аффиксами и подразделяются на три подтипа [Граудина 1980: 110]:

а) Словоизменительные, или морфологические варианты. Они различаются либо флексиями (крейсеры – крейсера), либо формообразующими аффиксами (закаливать – закалять) [Филин 1963: 131] с «тождественной грамматической функцией» [Граудина 1981: 39]. «Морфологическое варьирование, – отмечает Р. П. Рогожникова [1966: 9-10], – представляет собой видоизменение слова в связи с изменением его частей, имеющих не лексическое, а грамматическое значение. Такими частями слова являются прежде всего окончание (ср. песня – песнь) и реже суффиксы, когда они имеют не лексическое, а грамматическое значение» [Рогожникова 1966: 65], ср. ходить – хаживать, ровный – ровнять (суффиксы -ива- / -ыва- и -а- / -я- образуют новые лексемы, т. е. имеют лексическое значение и используются в лексической функции), но: закалить – закаливать и закалять (суффиксы -ива- / -ыва- и -а- / -я- образуют формы несовершенного вида, т. е. имеют грамматическое значение и используются в грамматической функции). Как видим, при установлении границ между морфологическим варьированием и словообразованием «необходимо учитывать… функцию аффиксальных морфем».

Иногда варианты определяются как «видоизменения слова, отличающиеся друг от друга в каком-либо отношении при сохранении тождественного морфемного состава» [Розенталь, Теленкова 1976: 45; ср.: Шанский 1972:: 62], «морфологической структуры», «морфологического состава» [Валгина 2001: 29]. Данное определение (и, соответственно, критерий «морфологического тождества» [Валгина 2001: 30]) нельзя признать вполне точным, поскольку при словоизменительном варьировании морфемный состав слова меняется.

б) Словообразовательные варианты (учёные, включающие словообразование в состав морфологии, называют такие варианты морфологическими). В ш и р о к о м понимании такие единицы определяются как варианты слова, различающиеся словообразовательными аффиксами при тождестве корня: дилетантизм – дилетантство, волчиха – волчица, безвкусие – безвкусица, петуший – петушиный [Ахманова 1969: 71]. При таком подходе принято считать, что «языковой базой, реальной основой, порождающей словообразовательные варианты, является синонимия словообразовательных аффиксов» [Миськевич 1981: 99], не выражающих в этом случае «никакого лексико-семантического различия» [Ахманова 1957: 214-215; Ахманова 1956: 53]. Широкое понимание словообразовательного варьирования находим в работах А. И. Смирницкого (именно этим учёным введён в оборот термин словообразовательный вариант [Смирницкий 1956: 42]), О. С. Ахмановой, Л. К. Граудиной [см.: Граудина 1997: 62; Граудина, Ицкович, Катлинская 1976: 270-325] и др. Широкое понимание словообразовательного варьирования приводит:

1) К тому, что в число словообразовательных вариантов «попадают многие паронимы»: элитный и элитарный, туристский и туристический, командированныйи командировочный, планетный и планетарный [Валгина 2001: 30-31]. Напомним, что одним из параметров определения паронимов является указание на возможность смешения в речи, «путаницы в употреблении» [Тарабрин 1963: 60], например: «паронимы – такие сходные в звуковом отношении, но различающиеся по смыслу слова, которые ошибочно употребляются одно вместо другого» [Колесников 1961: 52; ср. Гвоздев 1965: 59, Вишнякова 1981: 53, Колесников 1995: 31]. Смешение в речи считается «наиболее важным качеством паронимов, оправдывающим самое выделение данного класса слов» [Кузнецова 1976: 38], «исходным импульсом для сопоставительного анализа паронимов» [Бельчиков, Панюшева 1994: 4]. Слова типа бабочкаи бабушка, точно и тошно, казаться и касаться «не смешиваются, следовательно, не являются паронимами» [Колесников 1995: 34]. Варианты (в узком понимании этого феномена), в отличие от паронимов, семантически абсолютно равнозначны и потому регулярно взаимозаменимы, т. е. по определению не могут «смешиваться» в речи.

2) К выводу о том, что «в русском языке синонимами могут быть только разнокорневые слова», что подметила ещё Р. П. Рогожникова [1966: 8-9], критикуя концепцию О. С. Ахмановой, т. е.к отрицанию однокоренной синонимии, к размыванию границ между понятиями «вариантность» и «дублетность» (ср., например, словарные статьи «Вариант» и «Дублет» в «Словаре лингвистических терминов» О. С. Ахмановой [1969: 70-71 и 144-145]).

Так, О. С. Ахманова считает словообразовательными вариантами такие пары слов, как братец и браток, душечка и душенька и, как результат, признаётся в том, что «практически отличать разные слова-синонимы от разных словообразовательных… вариантов одного слова оказывается часто нелегко» [Ахманова 1957: 217 и 215]. В словаре «Грамматическая правильность русской речи» Л. К. Граудиной и др. как словообразовательные варианты трактуются, к примеру, следующие группы единиц: 1) накатка – накат – накатывание, омич – омчанин (в этом случае становится неясной граница между словообразовательной вариантностью и однокоренной абсолютной синонимией); 2) офиц. телевизионное ателье – разг. телеателье, офиц. партийная организация – разг. партогрганизация (здесь, на наш взгляд, размывается граница между вариантностью и стилистической синонимией, источником которой в данном конкретном случае является компрессивное словообразование). С. Г. Бережан [1967: 145] отметил, что в отечественном языкознании «нет чёткого разграничения между вариантами одного слова и однокоренными, но разными словами-синонимами». Думается, что эта констатация и по сей день не потеряла своей актуальности.

Некоторые учёные (К. С. Горбачевич, Е. А. Иванникова, Р. П. Рогожникова, Ф. П. Филин, Н. М. Шанский и др.) отказываются от понятия «словообразовательный вариант» как неопределённого, полагая, что «вариантность ограничивается словоизменительными возможностями слова, но не словообразовательными» [Валгина 2001: 33], т. е. все «однокоренные образования представляют собой отдельные самостоятельные слова, а не варианты» [Иванникова 1977: 146; ср.: Рогожникова 1967: 152; Горбачевич 1979: 38], поскольку: 1) «всякое внедрение нового словообразовательного аффикса (например, интерфиксация: исполкомский – исполкомовский, интуристский – интуристовский) создаёт разные слова» [Горбачевич 1975: 61]; 2) словообразовательные аффиксы даже в случае их смыслового равенства (или«десемантизации» [Филин 1963: 132-133]) «при одном и том же корне (варение – варка, диалектный – диалектальный, канонизировать – канонизовать)» всё-таки «не теряют своей словообразовательной функции». По мнению Н. М. Шанского[1972: 63], учёные, выделяющие словообразовательные варианты, не учитывают «тот факт, что тождество слова не может сохраняться, если не сохраняется тождество составляющих его морфем». Специалисты, придерживающиеся этой точки зрения, определяют варианты как единицы, «различающиеся либо с фонетической стороны, либо словоизменительными и формообразовательными аффиксами (суффиксами, флексиями)» [Горбачевич 1975 б: 9].

В число словообразовательных вариантов в у з к о м смысле этого термина целесообразно включать лексические единицы, которые отличаются друг от друга вариантами одного и того же аффикса [ср.: Алексеев 1981: 7], ср.: актуализовать – актуализировать, вулканизовать – вулканизировать, нормализовать – нормализировать[4]. Морфемы -изова- и -изирова- представляют собой варианты одного и того же словообразовательного суффикса, поскольку они: 1) близки в звуковом отношении (или, по А. Я. Алексееву, «имеют общую материальную основу»), 2) обладают тождественным значением, 3) взаимозаменимы, т. е. позиционно не противопоставлены (в отличие от алломорфов типа -ств- / -еств-: второй используется только после шипящих, первый – после всех остальных звуков, ср. братство и человечество) [см.: Русская грамматика 1980: 125-127; Немченко 1984: 14-15]. Этому критерию не соответствуют суффиксы -ец и -ок в словах братец и браток, -их- и -иц- в словах волчиха и волчица, -изм и -ств- в словах дилетантизм и дилетантство, трактуемых О. С. Ахмановой как словообразовательные варианты, уже хотя бы потому, что эти суффиксы не являются близкими в звуковом отношении и «генетически не родственны» [Кутина, Биржакова 1977: 38-39]. Видимо, ощущая этот факт, О. С. Ахманова [1957: 228] пишет: «Наиболее резко и определённо [курсив наш. – В. М.] выделяющейся группой морфологических [= словообразовательных. – В. М.] вариантов в области глагола являются пары с суффиксами -изировать, -изовать, например: канонизировать, канонизовать, легализировать, легализовать…». В. Н. Немченко отмечает, что «в специальной литературе при описании словообразовательных вариантов последние сплошь и рядом иллюстрируются примерами однокоренных образований с тождественным морфемным составом основ, различающихся лишь фонематическими модификациями определённых словообразовательных аффиксов»: национализовать – национализировать (К. С. Горбачевич, А. И. Смирницкий), междупланетный – межпланетный (Л. К. Граудина) и др. [Немченко 1990: 93]. Как видим, вопрос о словообразовательном варьировании является спорным; «разные языковеды относят к словообразовательным вариантам совершенно разные явления, разные языковые единицы» [Немченко 1990: 25].

Словоизменительные и словообразовательные варианты иногда называют структурными [Ахманова, Бельчиков, Веселитский 1960: 37].

в) Синтаксические варианты обычно определяются как варианты управления (купить молока / молоко, ждать поезд / поезда), согласования (пришло / пришли пять человек, две основные / основных задачи) и примыкания (сидеть в кухне / на кухне), абсолютно равнозначные в смысловом и функциональном отношениях [Шведова 1966: 7]; в противном случае это будет уже не синтаксическое варьирование, а синтаксическая синонимия, ср., например, план производства молока (однозначное выражение, характерное для официально-деловой речи) и план по молоку (неоднозначная метонимическая свёртка, используемая в разговорной речи). Как кажется, в словаре «Грамматическая правильность русской речи» Л. К. Граудиной и др., откуда мы извлекли приведённые выше примеры, в разделе «Синтаксис» не всегда с достаточной чёткостью разводятся случаи вариантности и синонимии. Следует согласиться с Н. С. Валгиной [2001: 33 и 38] в том, что «говорить о синтаксической вариантности можно крайне осторожно», поскольку в своём большинстве подобного рода параллельные синтаксические конструкции «скорее синонимичны, чем вариантны»: вариантность здесь «часто оказывается мнимой, и она снимается при установлении точного смысла сочетания».

Синтаксическая вариантность в таком понимании представляет собой варьирование морфологической сочетаемости слова (т. е. его сочетаемости с грамматическими формами других слов [ср.: Новый объяснительный словарь синонимов 1997: XIII], что выражается в варьировании предлогов и словоизменительных аффиксов. Здесь подчеркнём, что варьироваться должна падежная или предложно-падежная форма одного и того же слова, ср. прийти из школы / прост. со школы, быть на маскараде / устар. в маскараде, сидеть в кухне / на кухне. Лексически связанные формы (ср. идти на почту / в магазин, работатьна заводе / в конторе) вряд ли целесообразно рассматривать как варианты (некоторые учёные подобные пары соответствий называют лексически связанными вариантами [Попова 1968: 9]).

Заметим, что литературная вариантность и литературная синонимия (в том числе и в сфере синтаксиса) составляют предмет стилистики, а не ортологии (см., например, главу «Стилистический синтаксис» в пособии Д. Э. Розенталя [1974: 198-337; ср.: Граудина, Ицкович, Катлинская 1976: 25-64]). Ортологически значимыми являются только те варианты, которые связаны с неправильностью формы. Заметными источниками таких неправильностей в сфере синтаксиса являются: 1)анаколуф– согласование частей предложения «не по грамматическим формам, а по смыслу» [Томашевский 1996: 71]: Ленин на крест плевал, топтал, Бухарин, Троцкий высмеивали – Сталин помалкивал (А. И. Солженицын) вм. плевал на крест, топтал его и высмеивал; 2)выравнивание по аналогии: прийти со школы вм. прийти из школы (по аналогии с выражениями типа прийти с почты, прийти с базара): оплатить за проезд вм. оплатить проезд (по аналогии с выражением заплатить за проезд).

Как пример выравнивания по аналогии рассмотрим варианты типа по пяти рублей – по пять рублей; данные конструкции с так называемым распределительным значением обозначают «количество, приходящееся на каждого» [Буторин 1964: 144]. Как известно, с предлогом по употребляются в форме винительного падежа, не образуя вариантов указанного типа, числительные два, три, четыре, а также двести, триста, четыреста. Все остальные числительные при данном предлоге «до конца XIX в. употреблялись в форме дательного падежа» [Ицкович 1968: 51], ср.: Уланы справа по шести Вступали в город (М. Ю. Лермонтов. Тамбовская казначейша); встречаются такие формы и в XX веке: Я заплатил за штуку по сту рублей (В. Панова. Метелица). Начиная с середины прошлого столетия «происходит активный процесс вытеснения конструкций с числительными в дательном падеже конструкциями с винительным падежом»: если в 30-е гг. конструкции с вин. падежом считались просторечными, а в 40-е – разговорными [Буторин 1964: 145 и 149], то сейчас они вполне нейтральны, варианты же с дательным падежом выходят из употребления и устаревают.

Дадим обобщающее определение вариантов: варианты – это модификации одной и той же языковой единицы, абсолютно тождественные по значению, но различающиеся отдельными элементами оформления. Таким образом, «решающим моментом для определения вариантов является их тождественность в плане содержания при наличии бóльших или меньших расхождений в плане формы» [Семенюк 1970: 568].

Возможны и иные – более широкие и более узкие – определения. Как известно, «границы синонимической системы лексики будут сужаться или расширяться в обратной зависимости от того, насколько широким или узким будет понятие варианта» [Иванникова 1977: 139]. Считается, что для современной лингвистики «характерно постепенное сужение понятия “вариантность”, в том числе и понятия “вариант слова”», поскольку «расширенное понимание термина “вариант слова” приводит к поглощению традиционных понятий лингвистики» [Горбачевич 1978: 13 и 4], в частности, понятия однокоренной синонимии. Как нам представляется, основная сложность в разграничении синонимии и вариантности связана с трактовкой аффиксов. В этом плане вариантами следует считать:

1) слова, в которых варьируют: а) словообразовательные аффиксы: -ова- / -ирова- (актуализовать / актуализировать); б) словоизменительные аффиксы: -ою / -ой (рукою / рукой);

2) слова, в которых синонимичны: а) словоизменительные аффиксы: -á / -ы (крейсерá / крéйсеры); б) формообразовательные аффиксы: закаливать / закалять. Слова с синонимичными словообразовательными аффиксами (типа волчица и волчиха) вариантами считать нельзя.

В отечественной науке о языке отсутствует общепринятое непротиворечивое определение понятия «вариант». Отсюда – два следствия: 1) у нас до сих пор «общепринятой классификации вариантов нет» [Горбачевич 1978: 20]; 2) в учебной литературе «вопросы вариантности освещаются крайне недостаточно или совсем не затрагиваются» [Немченко 1990: 3].

Назовём параметры общей классификации языковых вариантов.

1. Варианты могут быть систематизированыпо сферам речевой деятельности, в которых наблюдается варьирование: а) говорение (фонетические варианты), б) письмо (орфографические варианты), в) словоизменение (морфологические варианты), г) производство новых слов (словообразовательные варианты), д) словесная комбинаторика (синтаксические варианты). Уровневая классификация вариантов, предлагаемая некоторыми учёными [Граудина 1997: 61-62; Немченко 1990: 108-109 и др.], вряд ли возможна, поскольку в языке отсутствуют постулируемые некоторыми авторами [см., например: Кузьмина 2008: 280] «орфоэпический», «орфографический», «грамматический», «морфологический», «словообразовательный» и др. уровни (вслед за В. М. Солнцевымпринято выделять четыре уровня языковой системы: фонетический, морфемный, лексический и синтаксический).

2. По степени охвата вариативостью парадигмы слова выделяют: а) варианты слов, если вариантность охватывает всю парадигму словоизменения (ср. калоша – галоша, спазм – спазма); б) варианты форм, если вариантность охватывает часть парадигмы: чая – чаю (варьирует только форма род. падежа), ветер –поэт. ветр (варьирует только форма именительного падежа ед. ч.) [Рогожникова 1966: 65]. Варианты слов иногда именуют полными, варианты форм – частичными вариантами [см., например: Немченко 1990: 152-156].

3. По характеру лексической основы можно выделить случаи: а) регулярного варьирования, «охватывающего значительные лексические группы»; б) иррегулярного варьирования – при «лексемной изоляции варианта» [Семенюк 1965: 51 и 54]. В первом случае вариативные отношения охватывают «некоторую группу слов»: поит – поит, доит – доит, звонит – звонит и т. д., во втором – «одно, изолированное слово» [Кутина, Биржакова 1977: 37]: калоша – галоша, матрас – матрац. Таким образом, лексическая основа варьирования может иметь единичный, списочный либо открытый характер.

Случаи регулярного варьирования поддаются обобщению, моделированию. Модель варьирования может быть активной, продуктивной: рукою – рукой, ногою – ногой и др., а может быть инактивной, непродуктивной: обусловливать – обуславливать (ряд ограничен тремя десятками случаев). Вслед за Р. П. Рогожниковой [1967: 154] можно говорить о продуктивном и непродуктивном варьировании. Заметим, что понятие регулярности по отношению к варьированию следует применять осторожно, ибо, по абсолютно верному замечанию Л. П. Крысина [1973: 48], «явление вариативности локализовано лексически»: вариантность не характеризует в равной мере все единицы того класса слов, в которых она наблюдается, ср.: рукой – рукою, ногой – ногою, но: демократией– ? энциклопедией– ? (здесь вариативность ограничена кругом двух- и трёхсложных слов с ударным окончанием [Граудина, Ицкович, Катлинская 1976: 133]). Как видим, модели варьирования можно выявить только «на базе детального изучения отдельных групп слов» [Филин 1963: 133].

4. По степени освоенности литературным языком выделяют традиционные (общепринятые) варианты (крейсеры – крейсера, поит – поит) и новые (слесари – слесаря, звонит – звонит).

Рассмотрим сферы возникновения вариантов в национальном языке. С. И. Ожегов [1974: 252] указал два основных направления в развитии языковой системы: 1) «пополнение словарного запаса»; 2) «совершенствование грамматических и произносительных норм». Считается, что «новое появляется обычно за пределами литературного употребления» – в просторечии (в том числе – профессиональном) [Ицкович 1968: 48], а также «в кузнице разговорной речи» [Щерба 1957: 116]. Это относится прежде всего к акцентным (ср. лит. звонит и прост. звонит), морфологическим (лит. шофёры – прост. шофера) и синтаксическим вариантам (офиц. план производства молока – разг. план по молоку). Вначале такие новшества «воспринимаются как ошибки» [Матезиус 1967: 380], «“режущие ухо”, вызывающие протест у слушающего» [Истрина 1948: 17] (своего рода «проявление борьбы новых эстетических вкусов со старыми» [Капранов 1967: 141]), но затем «постепенно закрепляются в литературном языке» [Ицкович 1968: 48] (ср. устар. молит – совр. молит, устар. профессоры – совр. профессора).

Наша интеллигенция (т. е. основной контингент носителей литературного языка) «в значительной мере состоит из интеллигентов в первом и втором поколениях. Это… способствует уменьшению в литературной речи традиционных вариантов и облегчает распространение и укрепление в ней новых вариативных средств» [Крысин 1973: 48]. В целом этот процесс следует оценить положительно, ибо «литературный язык не может быть оторван от языка народа; из народного языка черпает литературный язык свои силы, оказывая на него своё культурное и объединяющее, подравнивающее влияние. В процессе же их постоянного взаимодействия всплывают и не могут не всплывать изменения и отдельные колебания в литературном языке» [Истрина 1948: 17].

Назовём причины появления вариантов [ср.: Горбачевич 1978: 23-24].

1. Действие закона аналогии, ср. лит. дитя, дитятей и прост. дитё, дитём (по аналогии со словами типа село – селом, озеро – озером): в подобных случаях имеет место «исторический процесс унификации, приведения к единству» [Истрина 1948: 6-7].

2. Стремление носителей языка избавиться от омонимичных (т. е. двусмысленных) форм, ср. звоните – 2-ел. мн. ч.изъяв. (совпадает с повел. звоните) и звоните(не совпадает).