Перипетии становления психоанализа в России 6 страница

общение к материнскому лону, а у женщины возникает желание вобрать

в себя мужчину, чтобы таким образом слиться с ним в единое целое.

По мнению О. Ранка, невроз возникает на почве внутрипсихическо-

го конфликта между стремлением человека вернуться в первоначальное

состояние дородовой гармонии и воспоминанием об ужасе рождения.

Если травма рождения принимается в качестве главного фактора, предо-

пределяющего дальнейшую судьбу человека и его невротизацию, то пси-

хоанализ должен быть нацелен на преодоление данной травмы. Одна

из основных задач психоанализа как раз и состоит в устранении воспоми-

наний о травме рождения путем перевода бессознательных страхов паци-

ента в его сознание и понимание того, что отделение ребенка от матери —

неизбежный процесс психического развития.

О. Ранк исходил из того, что в своей книге «Травма рождения» попы-

тался осуществить дальнейшее развитие психоанализа, вытекающее «из

последовательного применения созданного Фрейдом метода и основан-

ной на нем доктрины» [40, с. 44–45]. Тем не менее, из его понимания трав-

мы рождения и ее последствий для жизнедеятельности человека вытека-

ли важные следствия концептуального и терапевтического характера.

В концептуальном отношении речь шла о пересмотре основополагаю-

щих положений классического психоанализа:

· страх кастрации стал рассматриваться в плане символического выра-

жения первичной травмы (рождение ребенка) и вторичной травмы

(отлучение ребенка от материнской груди);

· комплекс Эдипа — с точки зрения осуществляемых человеком попыток

возвращения в утробу матери (перенос внутриутробного удовольствия

на заряженные тревожностью гениталии);

· страх инцеста и соответствующие запреты — как то, что противостоит

фантазиям о возвращении в матку.

Если запреты против инцеста выводились З. Фрейдом из истории пер-

вобытной человеческой орды и соотносились с фигурой отца, то О. Ранк

обращался не столько к филогенезу, преломленному через призму психоана-

литически понятого отцеубийства, сколько к онтогенезу, связанному с рож-

дением ребенка. Страх инцеста стал восприниматься им как повторение

страха рождения, основной фигурой оказывался не отец, а мать. Для О. Ран-

ка отец является только предлогом для соответствующего перенесения

страха, в то время как главным страхоубежищем становится именно мать.

В терапевтическом плане концепция травмы рождения вела к возмож-

ности сокращения сроков анализа.

90

О. Р А Н К

Коль скоро в основе неврозов лежит травма рождения, то нет необхо-

димости столь долго заниматься поиском причин и травмирующих ситуа-

ций, как это имело место в классическом психоанализе, когда аналитику

приходилось уделять значительное время на восстановление в памяти

пациента истории его инфантильного развития. Все невротические рас-

стройства можно свести к одной главной причине (травма рождения),

рассматривать внутренние конфликты как результат блокировки воспо-

минаний об ужасе рождения. Тем самым отпадает надобность в утомитель-

ной процедуре погружения аналитика в разнообразные воспоминания

пациента о своем прошлом и, следовательно, можно значительно сокра-

тить длительность анализа. В техническом отношении можно начать с рас-

крытия первичной травмы вместо того, чтобы давать пациенту неопределенное

время для автоматического повторения этой травмы в конце анализа.

Иными словами, следует, как полагал О. Ранк, позволить пациен-

ту, с помощью невроза убежавшего от фиксации на матери, повторить

и понять травму рождения с последующим ее разрешением в процессе

анализа переноса, в результате чего сексуальные конфликты и испыты-

ваемое пациентом чувство вины могут быть разрешены без вмешательст-

ва механизма регрессии.

Исходя из этих представлений, О. Ранк выдвинул идею ограниченной

во времени терапии («лимитированной терапии»), связанной не только

с сокращением длительности анализа, но и с определением аналитиком

конкретного срока завершения терапии, а также сообщения об этом паци-

енту. С его точки зрения, после того как аналитик успешно преодолеет

первичное сопротивление пациента, можно устанавливать определенный

срок окончания анализа, когда в оставшееся время пациент автоматиче-

ски повторит новый отрыв от материнской фигуры и воспроизведет свое

рождение. Предполагалось, что знание пациента о точном сроке оконча-

ния лечения должно способствовать установлению терапевтического аль-

янса между ним и аналитиком, послужит стимулом для его интенсивной

работы в процессе терапии, вызовет повышенное чувство ответственно-

сти за все происходящее с ним.

Надо полагать, что последнее положение о необходимости установле-

ния конкретного срока анализа было почерпнуто О. Ранком от З. Фрей-

да. Подобный способ ускорения процесса аналитического лечения был

использован основателем психоанализа задолго до появления работы

О. Ранка о травме рождения.

Это имело место в 1914 г., когда после трехлетней работы с русским

пациентом С. Панкеевым З. Фрейд столкнулся со случаем самозатормажи-

вания лечения. В этих условиях ему пришлось принять решение, к кото-

рому он ранее не прибегал. З. Фрейд заявил пациенту, что наступивший

91

П Е Р В Ы Е П С И Х ОА Н А Л И Т И К И

рабочий сезон будет последним для него, независимо от окончательных

результатов лечения. Установление сроков лечения привело к тому, что

сопротивления пациента ослабли и за несколько оставшихся месяцев ему

удалось воспроизвести в своих воспоминаниях многое из того, что оказа-

лось важным для понимания невроза.

Об этом техническом приеме З. Фрейд упомянул в своей работе «Из

истории одного детского невроза» [41, c. 159], которая была опубли-

кована в 1918 г. и которая, несомненно, привлекла внимание О. Ранка.

Не исключено, что в своих размышлениях о важности установления сро-

ков анализа О. Ранк опирался на соответствующий технический прием

основателя психоанализа.

Говоря о психоаналитической терапии, О. Ранк считал, что в своей завер-

шающей фазе процесс исцеления является для пациента своего рода новым рож-

дением. В бессознательном процесс исцеления соотносится с символикой

рождения, и пациент может воспринимать себя в качестве новорожден-

ного, т. е. духовного ребенка аналитика. Фантазия пациента о перерожде-

нии оказывается повторением в анализе его собственного рождения. Как

замечал О. Ранк, «самая существенная часть аналитической работы, раз-

решение и освобождение либидо от “невротической” фиксации на анали-

тике, является не чем иным, как предоставлением пациенту возможности

более успешно повторить в анализе сепарацию от матери» [42, с. 50].

Таким образом, анализ можно рассматривать в качестве успешного завер-

шения ранее неудачной для пациента попытки преодолеть травму рождения.

Именно к этому выводу и пришел О. Ранк, исходивший из того, что бес-

сознательное пациента использует аналитический процесс для повторе-

ния травмы рождения с целью частичной разрядки ее, а отделение от ана-

литика достигается путем воспроизведения данной травмы, в результате

чего пациент теряет одновременно и врача, и свои страдания.

О. Ранк послал рукопись своей новой книги о травме рождения З. Фрей-

ду до того, как она появилась в печати. Эта рукопись произвела на осно-

вателя психоанализа сильное впечатление, а идея травмы рождения была

охарактеризована им как «великое озарение». Вместе с тем он предосте-

регал О. Ранка об ошибочности сведения всего и вся к фигуре матери.

Позднее, после публикации данной работы, З. Фрейду пришлось защи-

щать ее от критических нападок со стороны членов тайного комитета.

В посланном им письме (от 15 февраля 1924 г.) он рассматривал книгу

О. Ранка как очень важную, давшую ему значительную пищу для размыш-

лений и показывающую важное значение фантазий о возвращении в мате-

ринское лоно как подтверждение биологической основы эдипова ком-

плекса. Отметив расхождения между ним и О. Ранком в понимании источ-

ников происхождения запретов на инцест и высказав надежду по поводу

92

О. Р А Н К

того, что содержащиеся в книге о травме рождения идеи станут темой

плодотворных дискуссий, З. Фрейд подчеркнул: «Нам приходится здесь

иметь дело не с восстанием, революцией или противоречием нашим про-

веренным знаниям, а с интересным дополнением, ценность которого сле-

дует признать нам и другим аналитикам» [43, с. 346].

Когда З. Фрейд советовал аналитикам воздержаться от слишком скоро-

го суждения о книге О. Ранка и тем более от негативной оценки содержа-

щихся в ней идей, он заботился прежде всего о сохранении тайного коми-

тета и устранении тех разногласий, которые обнаружились между его чле-

нами. Вместе с тем анализ собственных сновидений того периода, работа

с пациентами и наметившиеся осложнения в отношениях с О. Ранком,

обостренно воспринимавшим реакцию коллег на его новые идеи, не про-

шли бесследно для основателя психоанализа. Так, толкование О. Ранком

одного из сновидений З. Фрейда вызвало у последнего такие ассоциации,

которые подводили к мысли, что своей работой о травме рождения его

молодой коллега подрывает ценность классического психоанализа.

Пытаясь применить теорию О. Ранка к своей терапевтической дея-

тельности, З. Фрейд обнаружил, что его интерпретации в терминах трав-

мы рождения не оказывают никакого воздействия на пациентов. В конеч-

ном счете, после того как О. Ранк стал открыто противопоставлять свои

концептуальные и терапевтические разработки классическому психо-

анализу, З. Фрейду пришлось выступить с критикой теории травмы рож-

дения, что нашло свое отражение в его работе «Торможение, симптом

и страх» (1926).

З. Фрейд признавал заслугу О. Ранка в том, что он подчеркнул значение

акта рождения и отделение ребенка от матери. Но основатель психоана-

лиза не принял крайние выводы, сделанные О. Ранком из представлений

о травме рождения и распространенные им на теорию неврозов и психо-

аналитическую терапию.

В частности, он считал, что страх — это свойственная всем высшим

животным организмам реакция на опасность, между тем как рождение

переживается только млекопитающими и подлежит сомнению вопрос

о том, имеет ли оно у них всех значение травмы. Стало быть, страх встре-

чается и без прообраза рождения, но обсуждение этого вопроса выходит

за границу, отделяющую психологию от биологии. Психоанализ же явля-

ется, по словам З. Фрейда, частью психологии как науки. Кроме того, если

страх — реакция организма на опасность, то опасность при рождении

не имеет психического содержания. Психический материнский объект

заменяет ребенку биологическую внутриутробную ситуацию, однако сле-

дует иметь в виду, что во время внутриутробной жизни мать не была объек-

том по той простой причине, что объектов как таковых вообще не было.

93

П Е Р В Ы Е П С И Х ОА Н А Л И Т И К И

О. Ранк пытался доказать, что ранние фобии ребенка непосредствен-

но связаны с актом рождения, с воспоминаниями о травматическом нару-

шении счастливого внутриутробного существования. З. Фрейд не считал

эту попытку удачной. По его мнению, отдельные случаи детских страхов

противоречат тому, на чем настаивал О. Ранк. Самые ранние детские

страхи не могут быть непосредственно объяснены впечатлениями ребен-

ка при акте рождения. Как полагал З. Фрейд, готовность ребенка испыты-

вать страх не проявляется с наибольшей силой непосредственно после его рож-

дения, а возникает по мере его психического развития и сохраняется в течение

определенного периода детства. Если такие ранние страхи длятся дольше

обычного, то возникает подозрение в существовании невротического

нарушения.

В конечном счете, З. Фрейд не считал, что представления О. Ранка

о травме рождения могут дать исчерпывающий ответ на вопрос о причи-

нах возникновения невроза. «Если исследование вопроса о влиянии тяже-

лых родов на предрасположения к неврозам даст отрицательные резуль-

таты, то значение попытки Ранка окажется ничтожным» [44, с. 302]. При

этом основатель психоанализа считал, что потребность найти несомнен-

ную и единственную причину нервности всегда оказывается неудовлетво-

рительной. Вместе с тем он подчеркивал, что, несмотря на ошибочные,

с его точки зрения, заключения, вытекающие из теории травмы рожде-

ния, О. Ранк остается на почве психоанализа, идеи которого он развивает

дальше, и его труд необходимо признать, как «законное старание разре-

шить аналитические проблемы» [45, с. 300].

Как отмечалось ранее, О. Ранк и Ш. Ференци придерживались идеи

«активной терапии», вместе опубликовали работу о новом направлении

в теории и технике психоанализа. Возможно, что именно размышления

первого о травме рождения и фантазиях о возвращении в материнское

лоно способствовали становлению «изнеживающего анализа» второго,

акцентирующего внимание на фигуре аналитика как нежной, заботли-

вой матери. Известно также, что Ш. Ференци использовал представле-

ния О. Ранка о травме рождения при работе с пациентами, и этот опыт

оказался полезным в плане ознакомления с некоторыми слоями структу-

ры неврозов.

В отличие от З. Фрейда, не встретившего отклика у пациентов по пово-

ду интерпретаций, ориентированных на травму рождения, Ш. Ференци

обнаружил у своих пациентов некоторую склонность соглашаться с подоб-

ными интерпретациями, которые не вызывали у них сопротивления.

Однако вскоре у него возникло подозрение, что объяснение причин воз-

никновения страхов у пациентов посредством травмы рождения охотно

воспринимается ими именно из-за отсутствия у них актуальной значимо-

94

О. Р А Н К

сти и само восприятие оказывается не чем иным, как защитной мерой

против вскрытия реальных источников соответствующих страхов. Это

заставило его пересмотреть свое отношение к теории травмы рождения

и критически отнестись к новациям О. Ранка.

В статье «К критике “Техники психоанализа” Ранка» (1927) он под-

верг осуждению многие положения, высказанные его коллегой в работе

«Техника психоанализа. Аналитическая ситуация» (1926). В частности,

он не согласился с утверждением О. Ранка, что биографический мате-

риал, относящийся к истории жизни пациента, имеет скорее познава-

тельную, чем терапевтическую ценность. О. Ранк высказал соображе-

ние о том, что пациенту не принесет никакой пользы, если он узнает,

почему и каким образом что-то произошло («не очень-то вылечится

мой насморк, если я узнаю, где подхватил инфекцию»). По мнению же

Ш. Ференци, место, где был подхвачен насморк, может иметь аналитиче-

ское значение, а отказ от подобной постановки вопроса лишает аналити-

ка возможности проникнуть в смысл симптома. «Ранк слишком облегчает

себе работу, когда в качестве единственного места, где можно приобрести

симптом, допускает материнскую утробу, а в качестве единственного воз-

можного времени приобретения — момент рождения. Если даже теория

Ранка правомерна (в какой мере — это нужно еще исследовать), то все же

нелогично пренебрегать всем промежутком времени между рождением

и актуальной аналитической ситуацией» [46, с. 292].

Подобная полемика свидетельствует о том, что выдвинутая О. Ран-

ком теория травмы рождения действительно затронула важные вопросы,

касающиеся психоаналитического понимания неврозов и приемлемой

техники аналитической терапии. Во всяком случае его идеи заставили

задуматься ведущих психоаналитиков того времени о многообразии при-

чин возникновения неврозов, отцовской и материнской роли аналитика

в терапевтическом процессе, необходимости разработки такой техники

анализа, которая позволила бы глубже понимать доэдипальные ситуации.

Кроме того, обращение внимания на органическую связь между матерью

и ребенком, а также на травму, связанную с переживаниями ребенка в про-

цессе его разрыва с матерью, что было предметом осмысления у О. Ранка

только в контексте рождения человека, приобрело у последующих психо-

аналитиков более широкое звучание и стало объектом их скрупулезного

исследования, о чем свидетельствуют работы М. Кляйн, Р. Шпица и мно-

гих других авторов.

Что касается попытки О. Ранка сократить продолжительность анализа,

то первоначально она нашла поддержку у части американских психоанали-

тиков, отличавшихся традиционным прагматизмом, свойственным США.

На это обстоятельство обратил внимание З. Фрейд, который в работе

95

П Е Р В Ы Е П С И Х ОА Н А Л И Т И К И

«Конечный и бесконечный анализ» (1937) отметил, что данная попытка

О. Ранка была детищем времени, «предназначенным приноровить темп

аналитической терапии к сумасшедшей американской жизни» [47, с. 16].

Однако со временем большинство американских психоаналитиков

отказались от подобной практики, хотя за пределами психоанализа

сокращение сроков терапии не только приветствовалось, но и оказалось

распространенной тенденцией для ряда новых терапевтических школ

и направлений. Впрочем, в последнее время некоторые психоаналитики

считают, что краткосрочная психоаналитическая терапия создает «иде-

альные условия для психоаналитического изучения проблем времени,

разлуки, смерти» [48, с. 246].

В 30-х гг. О. Ранк ввел изменения в свои представления о неврозах

и возможностях их лечения. Он стал уделять большее внимание пробле-

мам развития психики и становления индивидуальности. Теория травмы

рождения сохранила свою значимость, однако ее импликации получили

новое звучание.

О. Ранк стал исходить из того, что в процессе развития индивидуально-

сти происходит активизация травмы рождения, способствующая возник-

новению чувства одиночества, покинутости, опустошенности. В свою оче-

редь эти чувства оказываются вплетенными в контекст переживания трав-

матического опыта свободы. Таким образом, невроз можно рассматривать

в качестве той платы, которую приходится платить человеку за свою свободу.

При таком понимании невроза психоанализ становится не чем иным, как

средством пробуждения и воспитания воли человека, способного принять

на себя ответственность за свободное развитие индивидуальности. Эти

идеи нашли свое отражение в книге О. Ранка «Волевая терапия» (1936).

Если классический психоанализ ориентировался на устранение невро-

тических симптомов путем осознания бессознательного, то «волевая тера-

пия» предназначена для трансформации «негативной» воли человека в его «пози-

тивную» волю. С точки зрения О. Ранка, развитие человека осуществляется

таким образом, что ему приходится постоянно сталкиваться с различного

рода ограничениями, выступающими в форме внешнего и внутреннего

принуждения. Это приводит, с одной стороны, к подавлению воли чело-

века и стремлению обрести относительную свободу путем подчинения

другим людям (в первую очередь родителям), а с другой — к становлению

«негативной» воли, выступающей в качестве силы, сопротивляющейся

любым видам принуждения. По мере отхода ребенка от родителей он

попадает в новую зависимость, обусловленную жизненной необходимо-

стью быть включенным в группу, сообщество, различные объединения

людей, будь то школа, институт, трудовой коллектив. Свобода от родите-

лей оборачивается зависимостью от других людей, а индивидуальная воля

96

О. Р А Н К

человека становится не чем иным, как волей группы, которая для него

самого приобретает так же негативную направленность, поскольку доми-

нирующей становится не свободная воля индивида, а своего рода коллек-

тивная воля.

Отказ человека от своей собственной воли и подчинение ее воле груп-

пы — это тот путь развития, который воспринимается обществом как нор-

мальный, хотя в действительности речь идет лишь о культивировании

«негативной» воли как таковой. Невротический путь развития — внутрен-

няя сшибка между неспособностью к развитию собственной свободы воли

и невозможностью принять волю других.

Однако, как полагал О. Ранк, может иметь место развитие не толь-

ко «негативной», но и «позитивной» воли, связанной с высшим уровнем

интеграции человеческого духа. Прототипом человека, обладающего

собственной волей, является творческая личность (художник), способ-

ная выйти за рамки группового мышления и стереотипного поведения.

У такой личности развита «позитивная» воля, способствующая созида-

тельной деятельности.

Рассматривая различные соотношения между волей человека, внешни-

ми запретами и внутренними идеалами, О. Ранк выделил три стадии или

уровня возможного развития индивида, соответствующие типу сознания

долга, сознания вины и самосознания личности.

Первый уровень характеризуется ориентацией на внешний мир и соот-

ветствует адаптации Я в нем.

Второй уровень связан с восприятием индивидом внешних заповедей

и норм в качестве принуждения, которым он пытается противостоять,

и ощущением невозможности утверждения идеалов, соответствующих его

Самости, что порождает у него чувство вины по отношению к обществу

и осознание вины по отношению к самому себе.

Третий уровень характеризуется утверждением индивидом своих собст-

венных внутренних идеалов, созданных Самостью и добровольно воспри-

нимаемых в качестве необходимых заповедей.

Соответственно, первый тип человека (адаптивный) нуждается

во внешнем принуждении, второй (невротический) защищается от внеш-

него или внутреннего принуждения, третий (творческий) благодаря своей

свободе преодолевает принуждение. Идеал среднего (адаптивного) чело-

века состоит в том, чтобы быть как другие люди. Идеал невротика — быть

самим собой, каким он есть, а не таким, каким его хотят видеть другие

люди. Идеал творческого человека — действительный идеал, позволяю-

щий индивиду стать тем, кем он хочет быть.

Из такого понимания адаптивного, невротического и творческого

человека вытекали основные задачи и цели «волевой терапии». Во всяком

97

П Е Р В Ы Е П С И Х ОА Н А Л И Т И К И

случае, О. Ранк полагал, что терапия должна быть ориентирована прежде

всего, и главным образом на восстановление свободной воли пациента,

придание ей не негативного, а позитивного характера. Причем «волевая

терапия» оказывалась желательной и необходимой не только для невро-

тиков, но и для тех, кто с позиции общества считался здоровым, так как

и те, и другие не обладали, в понимании О. Ранка, «позитивной» волей.

В конечном счете «волевая терапия» становилась средством пробуждения

в человеке его творческих задатков и дарований, способствующих самораскрытию

его сущностных сил.

Что касается невротического типа человека, то, согласно О. Ранку,

основной терапевтической задачей является не приспособление невро-

тика к реальности, состоящее в научении его выносить внешнее принуж-

дение, но приспособление его к самому себе, т. е. предоставление ему воз-

можности принимать себя, а не постоянно от себя защищаться. По сути

дела, речь должна идти не о корректирующей, а об утверждающей терапии,

ориентированной на трансформацию негативного индивида страдания

и вины в «позитивного человека воли и действия, которым он был вна-

чале, даже если его душевная жизнь стала более сложной и болезненной

с возрастанием сознания» [49, с. 263]. Во всяком случае для невротика

терапевтический опыт является последней возможностью избавиться

от конфликта между негативным отрицанием воли и деструктивным

самосознанием.

В целом можно говорить о четырех направлениях деятельности О. Ран-

ка, свидетельствующих о том несомненном вкладе, который он внес в раз-

витие психоанализа.

Во-первых, будучи незаменимым помощником З. Фрейда на протяжении

пятнадцати лет, он возложил на себя обязанности по улаживанию лич-

ных дел своего учителя, освободив его от бремени ряда организацион-

ных забот и создав тем самым благоприятные условия для его творческой

работы, связанной с выдвижением разнообразных психоаналитических

идей и обобщением клинического опыта.

Во-вторых, будучи координатором и надежным сотрудником основателя

психоанализа, О. Ранк способствовал распространению его идей и орга-

низационному укреплению психоаналитического движения. Благодаря

его титаническим усилиям осуществлялась издательская, управленческая

и финансовая деятельность, способствующая развитию психоаналитиче-

ских институтов и структур.

В-третьих, будучи «правой рукой» З. Фрейда и секретарем Венского

психоаналитического общества, он настолько тщательно и скрупулезно

протоколировал все заседания, вел обширную переписку с ведущими пси-

хоаналитиками, включая членов тайного комитета, что сохранившиеся

98

В. ШТЕКЕЛЬ

на сегодняшний день документы и материалы позволяют иметь более пол-

ное представление об истории становления и развития психоанализа.

В-четвертых, будучи высокоэрудированным и талантливым исследова-

телем, он выдвинул ряд оригинальных идей и концепций, послуживших

толчком к дальнейшему развитию теории и практики психоанализа.

В. Штекель

Вильгельм Штекель (1868–1940) — один из первых учеников З. Фрейда,

сотрудничавший с ним на протяжении ряда лет.

Он родился в семье немецкоязычных ортодоксальных евреев. Его дет-

ство и юность прошли в Черновицах, в Буковине. По окончании средней

школы В. Штекель отправился в Вену, где начал изучать медицину и при-

ступил к медицинской практике. Обладая писательским даром, он публи-

ковал статьи в газетах и медицинских журналах.

З. Фрейд и В. Штекель обратили внимание друг на друга в тот период,

когда происходило становление психоанализа. В одной из своих статей

1896 г., в которой им была высказана идея об инфантильной сексуальности,

З. Фрейд сослался на работу В. Штекеля «О коитусе в детстве» (1895), где

приводились три клинические случая. Несколько лет спустя врач М. Коха-

не рассказал В. Штекелю о З. Фрейде как неврологе, использующем новый

метод лечения неврозов. В 1901 г. В. Штекель, страдавший в то время нев-

ротическим заболеванием, обратился к З. Фрейду за помощью и прошел

у него курс лечения. В январе 1902 г. он опубликовал в газете «Венский

вестник» положительный отзыв на работу З. Фрейда «Толкование снови-

дений». В том же году он предложил основателю психоанализа организо-

вать небольшое сообщество, члены которого могли бы подробнее ознако-

миться с психоаналитическими идеями и аналитической терапией.

В 1902 г. в доме З. Фрейда состоялась первая встреча пятерых врачей,

среди которых был и В. Штекель. В названном им «обществе по средам»

В. Штекель стал играть заметную роль, поскольку он не только участво-

вал в дискуссиях, но и посылал отчет о них в воскресный выпуск одной