Является ли христианский бог Богом Истинным? 2 страница

Вместе с этим Христос проповедует: «…кто женится на разведённой, тот прелюбодействует» (Мф.5:32). Реальная жизнь сложна, и не всегда человеку удаётся с первого раза найти себе спутника на всю жизнь. И если женщина разведена, то что же: она уже больше не имеет права устроить свою личную жизнь?

Христос, правда, «освятил» своим присутствием брак в Кане Галилейской. А рассказав ученикам притчу о пятерых (!) мудрых (!) девах-невестах, одновременно затворившихся с одним женихом на брачном пиру (Мф.25:1-10), он даже подтвердил тем самым целесообразность и правомерность полигамного брака, издавна бытовавшего у евреев. Но истинная точка зрения Иисуса на семью и семейные отношения выражена им в следующем откровении: «Думаете ли вы, что я пришёл дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение. Ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трёх: отец будет против сына; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» (Лк.12:51-53). То же самое писано в Евангелии от Матфея: «Не думайте, что я пришёл принести мир на землю: не мир пришёл я принести, но меч; ибо я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её. И враги человеку – домашние его» (Мф.10:34-36).

Слова Иисуса Христа «Не мир я принёс, но меч» христианские идеологи обычно приводят для опровержения обвинения его в пацифизме, при этом забывая закончить его мысль о том, что этот «меч» – всего лишь раздор, вражда в семье. Да, именно не создать мир в семье, не укрепить семью, а ввергнуть её во внутреннюю войну пришёл Христос. Суть самого обряда крещения, как убедительно показал В.В.Розанов в своей «Метафизике христианства», есть отречение от кровных родителей – их подменяют «родители», так сказать, духовные: крёстные отец и мать. Оказывается, корни феномена Павлика Морозова гораздо глубже, чем кажется.

У китайцев в древнейшей их книге «И-Цзин» («Книга Перемен») есть утверждение, что не могущий установить мир и порядок в семье не может участвовать в управлении государством. Донёсшему на родителя полагалось отрубать голову вне зависимости от того, имел ли основание донос. В законах Моисея значилось: почитать родителей и заботиться о них в их старости. Христиане же поклоняются идолу, который провоцирует семью на распад. Отсюда сомнение: действительно ли Христос является сыном Бога?

Вышеприведённая цитата из Евангелия от Матфея имеет следующее продолжение: «Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня; и кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня; и кто не берёт креста своего и следует за мною, тот не достоин меня» (Мф.10:37-38). В другом месте – ещё страшнее: «Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестёр, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником» (Лк.14:26).

Что же это за Бог такой, который выдвигает требование делать выбор между собою и отцом, матерью и детьми человека? С точки зрения пантеизма, Бог во всём. И прежде всего для человека – в домашних его. Требовать к себе исключительной, всепоглощающей любви мог только самовлюблённый, от гордыни дошедший до безумия человек. Но как упивается его юродством основная масса верующих!

Христос не ставит человека перед выбором: служить Добру или Злу. Его требование: «Или я, или домашние». Может ли подобное требование исходить от Бога?

Своим личным примером Христос подтвердил искренность этой своей установки. Так, в одном из синоптических евангелий мы читаем: «И пришли матерь и братья его и, стоя вне дома, послали к нему – звать его. Около него сидел народ. И сказали ему: “Вот, матерь твоя и братья твои и сёстры твои, вне дома, спрашивают тебя”. И отвечал им: “Кто матерь моя и братья мои?” И обозрев сидящих вокруг себя, говорит: “Вот матерь моя и братья мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот мне брат, и сестра, и матерь”» (Мк.3:31-35). В другом синоптическом евангелии эта сцена повторена почти дословно (Мф.12:46-50).* И чуть иначе – в третьем синоптическом евангелии: «И пришли к нему матерь и братья его, и не могли подойти к нему по причине народа. И дали знать ему: “Мать и братья твои стоят вне, желая видеть тебя”. Он сказал им в ответ: “Матерь моя и братья мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его”» (Лк.8:19-21). Здесь налицо прямое отрицание значения кровного родства, чуждое всему духу Ветхого Завета. Только ущербный фанатик может отречься от родных в пользу выдуманного им бога, так как истинному Богу такие жертвы не нужны, и Он никогда не поставил бы человека перед необходимостью делать такой выбор.

По-видимому, слово не расходилось у Христа с делом, и он исповедовал то, что проповедовал. Поэтому вполне последовательно на прямой вопрос его учеников: «если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться», он ответил: «Не все вмещают слово сие, но кому дано: ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Мф.19:10-12).

А чего же тут «вмещать», всё ясно: степень христианской «духовности» зависит от степени бесполости адепта, от степени его самокастрации. Что ещё можно сказать по поводу этой проповеди христовой?

Христос – просто чудовище! Вместо того чтобы осудить этот зверский античеловеческий обряд – оскопление (т.е. отрезание половых органов у людей), он не только его не осуждает, но говорит о том, что есть разные уровни этого героического действия. И самая высокая ступень – это когда человек сам себя оскопляет. Зачем? Для чего? Оказывается, для христова «Царствия Небесного», в котором с глазами, руками и ногами ходят только импотенты, педерасты и скопцы.

Оскопление действительно очень полезно для христианства. Кастрату, в отличие от семьянина, не надо заботиться о семье и детях. У него нарушена психика, он осознаёт своё физическое уродство, и он имеет больше времени для погружения в «веру». И система ценностей кастрата сильно отличается от системы ценностей нормального мужчины.

Но Христос поистине враг жизни, раз высшим духовным подвигом предлагает считать самооскопление, что, конечно, несовместимо с установлениями Ветхого Завета, где, например, устами Моисея сказано: «У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне» (Втор.23:1). Получается, что и сам Христос кастрат? Но ни у одного более или менее известного мiру деятеля из нехристиан мы наверняка не найдём утверждения, что кастрат ближе к Богу, чем семьянин. Никакое иносказание здесь вычитать невозможно. Так что изощрения христианских апологетов, вычитывающих в данном тексте проповедь монашества, не к месту. Ведь родить ребёнка ценнее для Бога и общества, чем отказаться от этого священного долга в пользу аскезы. Поэтому все монахи, принимающие постриг в репродуктивном возрасте, – человекоубийцы. Убивают возможность зарождения новой жизни, отказываясь выполнять первейшую заповедь Божию. В течение 2000 лет христианства наиболее доверчивые, по-детски чистые элементы европейских наций, искавшие Истину, тянувшиеся к духовному познанию, выпадали из генетического кода нации. Не давали потомства. Христос – символ духовного оскопления наций, заразившихся христианством. (Синявин, 2001, с.151).

Но весьма многие искренне верующие христиане воспринимали эти слова «Спасителя»-изувера не иносказательно, а буквально, и сознательно отрезали (и отрезают ныне) собственные тестикулы, добровольно превращаясь в скопцов. Так некогда поступил, например, не кто-нибудь, а сам великий учитель церкви Ориген (185-254). В России в XVIII веке по этой же причине зародилась влиятельная (в том числе при Дворе) секта скопцов, вполне буквально воспринявших вышеуказанный завет Христа. На основании этих же слов проповедует и митрополит Филарет в своём «Пространном христианском Катехизисе» (1995, с.84): «Девство лучше супружества, если кто может в чистоте сохранить оное».

В том же ключе развивает апологию безбрачия апостол Павел: «Хорошо человеку не касаться женщины. Но, в избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа… чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Впрочем, сие сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я… Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться… Относительно девства... за лучшее признаю, что хорошо человеку оставаться так… Остался ли без жены? Не ищи жены… Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мiрском, как угодить жене… Незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтоб быть святою и телом, и духом; а замужняя заботится о мiрском, как угодить мужу… Если же кто почитает неприличным для своей девицы то, чтобы она, будучи в зрелом возрасте, оставалась так, тот пусть делает, как хочет; не согрешит: пусть таковые выходят замуж. Но кто неколебимо твёрд в сердце своём и, не будучи стесняем нуждою, но будучи властен в своей воле, решился в сердце своём соблюдать свою деву, тот хорошо поступает. Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше» (1 Кор. 7:1-38).

Приведённые цитаты из Нового Завета ясно показывают, что настоящий христианин ни семьи, ни детей иметь не должен. Сохранение девства, а точнее, отказ от продолжения рода, влекущий за собой его неизбежное вымирание, – несомненно, одна из высших христианских добродетелей. Оправдывая тех женщин, которые не хотят создавать семьи и рожать детей, Христос кликушествует: «Дщери Иерусалимские!.. приходят дни, в которые скажут: “блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!”» (Лк.23:28-29).

Зачем же тогда Бог создал людей двуполыми? Почему это плохо? Почему соединение двух полов считается в христианстве первородным грехом? Ведь сексуальность человека существует не сама по себе. Её цель – размножение и создание новой жизни. Христианство же стремится скрыть от людей их естественную, Богом подаренную форму размножения, продолжения рода и развития жизни. Те, кто в стремлении к «Царству Небесному» призывают к отказу от продолжения своего рода, по сути ратуют за исчезновение человечества как вида, проповедуя СМЕРТЬ как конечный вывод христианства. Не значит ли это, что христианский бог Иисус Христос – это бог смерти?

Хороший христианин, согласно христианской морали, не может быть сексуальным. Естественная сексуальность людей стыдна, греховна, и её надо скрывать. Лучший христианин – это импотент и кастрат или, в худшем случае, раз в год совокупляющийся со своей женой для продолжения рода (естественно, без всяких там оргазмов и прочих половых «извращений»). Христианство стремится подавить естественную сексуальность людей, ограничить её и взять под жёсткий контроль. Почему оно это делает, ведь сексуальность – это самая главная биологическая функция для продолжения рода человеческого? А вот почему.

Дело в том, что, как пишет В.А.Истархов, для человека сексуальные переживания сильнее религиозных. Они естественнее, натуральнее и первичнее, а религиозные переживания вторичны, и если попам не удастся подавить сексуальность, то им никогда не удастся сделать человека рабом своей церкви.* Христианская религия имеет своей главной целью власть и господство над душами людей, а сексуальность является самой главной помехой в этом, почему её и называют в христианстве «первородным грехом».

Христианским попам нужны недоразвитые, закомплексованные, тупые и запуганные люди. Из них очень просто делать «РАБОВ Божьих». Сексуально неполноценный, закомплексованный человек с ущербной психикой – это как раз то, что надо для церкви, так как таким людям только в церкви или монастыре и место. Счастливые люди, по мнению В.А.Истархова, в церковь ходят редко. Она им ни к чему. Им интересней реальная земная жизнь.

Будучи религией смерти, христианство стремится подавить сексуальность как механизм естественного порождения новой жизни. Проповедники христианства активно пропагандируют институт противоестественной однополой жизни – монашество. Слово «монах» происходит от слова «монос» – один, одинокий. Монашество – это отсутствие семьи, отсутствие межполовых отношений. Этот уродливый институт однополой жизни может быть хорош, как утверждает В.А.Истархов, только для дегенератов-гомосексуалистов и лесбиянок. [Однополой лишь в реальной жизни (и то не везде и не всегда), в идеале же он должен быть бесполым. – А.Б.]

Для чего жрецы христианства придумали «непорочное» зачатие?

Для того, чтобы внушить мысль, что естественное зачатие всегда порочно. На самом деле естественное зачатие не только не порочно, оно есть великое божественное чудо жизни. Оно порождает новую жизнь. И это прекрасно! Только христианская религия смерти может ненавидеть естественное зачатие** (Истархов, 2004, с.28-29).

Не удивительно, что женщина, через посредство которой мужчина только и может порождать новую жизнь, представлена в христианстве каким-то исчадием ада. И это несмотря на то, что эмоциональные женщины даже и в нашу эпоху научно-технического прогресса остаются, как и всегда, главными помощницами церкви! Предшественники же современных церковных проповедников в течение пятнадцати и более веков позорили женщин с каждой церковной кафедры! Ранние отцы церкви осуждали женщин как вредных животных, обязательно злобных и представляющих опасность. Неистовые ругательства, направленные против слабого пола, составляли значительную часть сочинений «святых отцов», учивших тому, что женщина, в тайном сговоре с дьяволом, является создательницей греха, который вызвал падение человека. В IV веке священнослужители весьма серьёзно обсуждали вопрос, следует ли вообще называть женщину человеческим существом. Но предоставим слово самим отцам христианской церкви.

Тертуллиан, например, обращается к женщинам в следующей весьма лестной манере: «Вы – врата дьявола, вы – открыватели запретного древа, первые нарушители божественного закона. Вы совратили того, на кого не осмеливался напасть сам дьявол. Вы разрушили образ Божий – человека».

Климент Александрийский говорит: «Становится стыдно при размышлении о том, какова природа женщины».

Григорий Чудотворец говорит: «Один человек из тысячи может быть чистым; женщина – никогда».

Св. Бернард: «Женщина – это орган дьявола».

Св. Антоний: «Её голос – это шипение змеи».

Св. Киприан: «Женщина – это инструмент, который дьявол использует, чтобы завладеть нашими душами».

Св. Бонавентура: «Женщина – это скорпион».

Св. Иоанн Дамасский: «Женщина – это дочь лжи, страж ада, враг мiра».

Св. Иоанн Златоуст: «Из всех диких животных самое опасное – это женщина».

Св. Григорий Великий: «Женщина обладает ядом кобры и злобой дракона» (Блаватская, 2003в, с.281).

На Третьем Вселенском (Ефесском) Соборе в 431 г. отцы церкви долго спорили – есть ли у женщины душа или нет. После жарких дискуссий перешли к голосованию, и большинством всего в один голос признали, что душа у женщины всё-таки есть. Сейчас это может показаться смешным, однако смешного здесь мало. По христианству, женщина – существо неполноценное, и по поводу существования у неё души нигде явно не сказано. В процессе сотворения человека, согласно еврейско-христианскому мифу, Господь Бог создал «из праха земного» мужчину «и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт.2:7), а уж потом «сотворил ему помощника, соответственного ему» (Быт.2:18), то есть даже не человека, а только «помощника» ему, для чего «навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из рёбр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку» (Быт.2:21-22). Так что женщина, согласно библейскому учению, – и не человек вовсе, и происходит не «из праха земного», а всего лишь от мужского ребра, что гораздо прозаичнее, и о её душе явно ничего не говорится. Ислам и поныне наличие души в женщине не признаёт. Если по Талмуду мужчина может обращаться со своей женой, как с куском мяса от мясника, то Библия и, в частности, евангелия, недалеко от Талмуда ушли. Достаточно посмотреть на занудное христианское родословие: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова…» и далее ещё 40 подобных «родов» (Мф.1:2-16). Женщины как будто никак не участвуют в этих процессах рождения, или их роль в этом настолько ничтожна, что и говорить об этом нет смысла.

Это историческое решение о наличии у женщин души (с перевесом всего в один голос) было принято не с помощью доказательств из «святых» текстов (в этих текстах таких доказательств нет), а из низменных прагматических интересов христианских попов. Женщин ходит в церковь как минимум в пять раз больше, чем мужчин, и терять такую паству попам было невыгодно (Истархов, с.261-262).

Однако полноценным человеком женщина признана всё-таки не была. И в соответствии с учением своих главных идеологов ещё и в начале ХХ века церковь исходила из тезиса о нечистоте женщины и именно в женщине видела средоточие всего мiрового зла. Она ограничивала женщину во всём, считая её разрушительным, демоническим началом. Эта идеология проникала во все слои общества и в течение веков формировала соответствующее отношение к женщине и к семье. Мужской части общества разрешалось (предписывалось) не только презирать женщину (мать, жену, дочь, сестру), но и наказывать её физически вплоть до увечья. Доводы с христианской точки зрения представляются весьма «убедительными»: Ева, созданная, согласно Библии, после Адама, первая поддалась обольщению и совершила преступление. Так появился «первородный грех», источником которого является женщина. А поскольку женщина является причиной первородного греха человечества, причиной всех его страданий, то всё, что она совершает, может обернуться грехом.

Бог, создав людей, сказал им: «Плодитесь и размножайтесь» (Быт.1:28), иначе жизнь прекратилась бы. Но поскольку, согласно христианскому учению, первая женщина согрешила, то интимная близость мужа и жены с целью рождения ребёнка считается страшным грехом. Церковь считает грехом то, что люди исполняют закон Бога! Поэтому супружеские отношения считаются не священной обязанностью человека, а уступкой его греховной природе, которая оскверняет Бога, а родившую женщину церковь считает осквернившимся сосудом. Мало того: осквернены и нечисты также и родившийся ребёнок, и все, прикоснувшиеся к роженице, и те, кто находились при родах. К страданиям женщины во время родов не может быть сочувствия, поскольку эти страдания – отражение приговора, который Бог вынес Еве, а значит и всем женщинам: «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твоё, и он будет господствовать над тобою» (Быт.3:16).

Это ни что иное, как проклятие женщин всех племён и народов во все времена. Каждая женщина рожает детей, «зачатых во грехе и беззакониях». Поэтому роженице никто не помогал. Если роды были особенно тяжёлыми, то виновата в этом была только сама роженица. Она или мало молилась, или мало ходила в церковь, или же имела другие грехи. Спасать женщину и помогать ей при родах церковь не разрешала. Разрешалась только помощь повитухи. Считалось грехом употребление при родах акушерских приборов. Церковь, исходя из греховности и нечистоты женщины, вновь и вновь напоминала «дочерям Евы» о проклятии, которое обрушилось на них в ветхозаветные времена. Исходя из такой установки, многие повитухи считали даже грехом облегчить чем-нибудь страдания роженицы.

На основании Ветхого Завета (книга Левит) родившей женщине предписывалось проходить обряд очищения. Если родился мальчик, то такое очищение проводилось через 40 дней после родов. Если родилась девочка, то этот срок удваивался. По истечении этого срока священник «очищал» женщину молитвами «от сладострастного и нечистого рождения». До очищения женщина не допускалась в храм и не причащалась. Священнослужители дошли до того, что спорили, можно ли причащать рожениц, умирающих сразу же после родов. Они ведь ещё не очищены!

На восьмой день после рождения ребёнка должны были крестить. Его, независимо от пола, сравнивали с «преступником, сознающим свою вину», с «нищим, не имеющим куска хлеба». Поэтому новорождённого заставляли некоторое время ждать, пока его внесут в храм. Так он должен был ожидать милости от Бога. Святые отцы сокрушались при этом, что новорождённый не в состоянии осознать всю свою виновность, как и тяжесть своего положения как «грешника и преступника перед Богом». Свою виновность перед Богом должен был чувствовать не только ребёнок, но и его родители. Младенец родился «заражённым ядом греха». В течение семи дней от рождения до крещения он должен был терзать сердца родителей, как «стон преступника перед Богом». Матери в течение этих дней запрещалось есть мясо и пить молоко.

Полагали, что первородная нечистота женщины может заразить окружающих. Когда священник крестил ребёнка, он старательно подвязывал рукава так, чтобы на его одежду не попала ни одна капля воды из купели. В помещение, где родила женщина, запрещалось входить в течение трёх дней. Святые отцы объясняли это так: «Ибо как другие нечистые сосуды следует старательно мыть, так и это жилище должно быть прежде очищено молитвами».

Русская православная церковь стремилась подчинить себе брачно-семейные отношения и добиться того, чтобы брак обязательно был церковным: венчание в церкви было обязательным. Так, митрополит Фотий в своём послании от 29 августа 1410 г. предписывал разлучать тех, кто совершил брак без венчания. В Византии же, откуда христианство перебралось на Русь, церковное венчание не было обязательным, так как церкви там противодействовало гражданское римское право: венчание могло совершаться только по желанию новобрачных. В византийских законах (Прохирион Василия Македонянина) IX века не содержалось никакого постановления относительно обязательного венчания. Но в России ещё и в начале ХХ века брак имел юридическую силу только в случае венчания.

В XVI в. брачно-семейные нормы на Руси были закреплены в Стоглаве, согласно которому церковь не разрешала венчать второй брак. Если духовенство обнаруживало второй брак, то своей властью расторгало его и обязывало второбрачных вернуться в свои прежние семьи. Их не упрашивали, а заставляли. И серьёзно наказывали, вплоть до того, что строптивых ссылали в монастыри. При этом проводили полное дознание: кто и когда венчал, в каком селе и церкви, по венечной ли памяти от «старосты поповского» или без оной. Результаты дознания в письменном виде поступали в патриарший разряд.

Можно представить, в какое положение попадал по предписаниям церкви молодой вдовец. Он оказывался практически на обочине жизни. Судите сами: если у молодого женатого человека через полгода после свадьбы вдруг умирала жена, то ему не полагалось иметь никаких сношений не только с девушками, но и со вдовами. Оставалась одна возможность – тайные любовные связи. Повторные браки были своего рода привилегией имущих классов, так как за них взыскивались в пользу церкви большие денежные взносы. Поэтому в непривилегированных слоях городского и сельского населения повторное вступление в брак производилось, как правило, в обход церковного права.

Венчать запрещалось во время постов: Рождественского, Великого, Петровского и Успенского. Кто из церковнослужителей нарушал этот запрет – лишался своего сана. Но церковь этим не ограничивалась. Она хотела дать понять, «кто в доме хозяин». В XIX веке ограничения на венчания выглядели так. Нельзя было венчать в период от недели мясопустной до Фоминого воскресенья, то есть первого воскресения после Пасхи. В Петров пост – от первого воскресения после Троицы до 29 июня. В Успенский пост – от 1 до 15 августа. В Рождественский пост – с 14 ноября по 6 января. Не разрешалось венчать в однодневные посты (то есть в среду и пятницу), в субботу, в воскресенье, а также в праздничные дни и накануне праздников. Кроме того, запрещалось венчать в канун храмовых и приходских (местных) праздников, а также накануне дней коронации и восшествия на престол российского императора. Если все запретные для венчания дни аккуратно подсчитать, то окажется, что можно было венчать только в течение одной трети года.

Церковь делала всё для того, чтобы усложнить саму возможность заключения брака. Очень жёсткие ограничения на брак, помимо кровного родства, накладывало также и родство духовное, т.е. по крещению. У каждого крещёного в дополнение к кровным родителям появляются и родители духовные – крёстные отец и мать. Духовное родство юридически считалось сильнее кровного. Нельзя было вступать в брак лицам, находящимся как в кровном, так и в духовном родстве, вплоть до седьмой степени родства. Но если кровнородственные ограничения находят объяснение с генетической точки зрения, то ограничения по так называемому духовному родству вообще не имеют никакого отношения к здравому смыслу.

Запрещалось венчать не знающих «Закона Божия». Даже во второй половине XIX в. часто священник отказывал в венчании тем, кто не знал основных молитв. Но были и другие сложности, и немалые. Так, даже при соблюдении всех предписаний и запретов молодые не могли быть обвенчаны своим приходским священником. Для того чтобы священник имел право совершить обряд венчания, молодожёны должны были предъявить ему соответствующую бумагу. Она называлась «венечная память». Эта бумага представляла особый указ архиерея на имя того священника, который должен был венчать жениха и невесту. Зачем было введено такое требование? Затем, что за каждую такую бумагу надо было платить. Чем брак был более предосудительным, тем больше надо было платить. Строго предписывалось вести во всех приходах розыск крестьян, которые «живут не по правилам святых апостолов и святых отцов, а держат у себя наложницы без молитвы…» (это означало, что живут в гражданском браке, без венчания). О найденных следовало доносить наверх. В грамоте от 1687 г. предписывалось взыскивать с приживших «беззаконно» (т.е. в гражданском браке) детей штраф в размере 2 рублей 8 алтын и 2 денег. Таким образом, часть потерянных доходов возвращалась церкви.

В погоне за прибылью церковь сама спилила сук, на котором сидела. Она преступила все разумные пределы в поборах с тех, кто хотел создать семью. И в 1765 г. был издан царский Указ, отменявший поборы за венчание. Правда, церковь находилась в растерянности не очень долго. Кому-то пришло в голову, что потерянные доходы можно возместить за счёт тех же венчаний. Для этого достаточно было найти какую-либо провинность у тех, кто хотел вступить в брак. Были заведены соответствующие книги, в которые записывались возраст жениха и невесты, указание на добровольность брака, ниличие согласия родителей, очерёдность брака (первый, второй, третий), степень кровного и духовного родства, принадлежность к религиозному исповеданию. Все эти сведения должны были быть подтверждены подписями поручителей. За недосмотр или ложные показания поручителям угрожали жестокие наказания.

В сентябре-октябре или весной, вскоре после Пасхи, – в основные периоды приготовления к свадьбам у крестьян – их можно было увидеть простаивающими днями в сенях, в передней, на лестнице или даже на улице у консисторского дома. Пригорюнившись, они обменивались сведениями о том, сколько потеряно времени и денег на испрашивание разрешения на брак. Такой повсеместно была картина в России в конце XIX века. Церковный причт получал за свадьбу плату в два раза больше, чем при елеосвящении или погребении. Боясь проволочек и обременительного во всех отношениях хождения в консисторию, крестьяне соглашались на чрезмерные для них требования причта. Например, сибирским крестьянам Курганского округа Тобольской губернии необходимо было за получение метрической справки о возрасте невесты заплатить в пользу причта от 4 до 10 рублей. Это были очень большие деньги, особенно для крестьянина. За само венчание надо было уплатить 20 и больше рублей. Для церковного причта крестьянские свадьбы были золотой жилой. Таким путём принудительно изымались средства из крестьянского сословия в пользу церкви.

Церковь держала под контролем всю личную жизнь каждого человека. Этот контроль сопровождал человека от рождения до его смерти и похорон. Семейная жизнь, включая браки и разводы, была под особо пристальным вниманием церкви. Особенно рьяно церковь боролась с гражданскими браками. Однако все усилия церкви так и не прекратили их существования. Так, на Дону у казаков вплоть до XIX века был распространён обычай гражданского «венчания». Жених и невеста, желающие вступить в брак, приходили на площадь (майдан) во время казачьего круга и кланялись на все четыре стороны. Жених, громко и внятно называя невесту по имени, говорил: «Будь мне женой». Невеста в ответ кланялась будущему мужу в ноги и говорила: «Будь мне мужем». После этого жених и невеста целовали друг друга. Все дружно их поздравляли. Для брака больше ничего не требовалось, тогда как по церковным правилам требовалось очень многое: и немалые деньги, и терпение при прохождении инстанций, и ограничения во времени, и многое другое, в частности ограничения по духовному родству, которые по церковным правилам были бесчеловечно жестокими. 

Кстати, в казачьих областях очень долго, местами вплоть до начала ХХ века (русско-японской войны), сохранялись и традиции многожёнства, являвшиеся правилом в дохристианской Руси. Связано это было с тем, что изначально казаки не входили в юрисдикцию официальной государственной церкви, и на их землях действовали древние ведийские законы, позволявшие быстро восстанавливать численность населения после кровопролитных войн, в которых иногда гибло более половины мужчин репродуктивного возраста. После таких войн уцелевшие казаки могли иметь по 2-3 и более жён, чтобы ни одна женщина детородного возраста не оставалась бездетной. Все дети от таких незаконных с точки зрения христианской церкви браков считались у казаков законнорождёнными и пользовались всеми правами. Отсюда и поговорка: «Казачьему роду нет переводу».