Является ли христианский бог Богом Истинным? 1 страница

ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС

Москва – Владивосток

«РУССКАЯ ПРАВДА»

2007

Брагин А.П. Русский ответ на еврейский вопрос. , 2007. – 521 с.

Содержание

Введение............................................................................................................................................3

Часть I. Иисус Христос и еврейский вопрос………………………………………………….29

1. Является ли христианский бог Богом Истинным?....................................................................30

2. Кто такой Иисус Христос, чему учил и кому служил?….… ………………………………...93

3. Возможно ли решение еврейского вопроса на основе

 христианства?................................................................................................................................308

Часть II. Русский ответ на еврейский вопрос………………………………………………342

Вместо заключения

А.А.Добровольский (Доброслав). Русский ответ на

«еврейский вопрос»………………………………………………………………………………504

Основная использованная литература…......................................................................................517

Иисус Христос называл себя Истиной: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). Что же эта истина несёт людям? Чему учит их?

В предлагаемой вниманию вдумчивого читателя книге автор делится собственным опытом постижения христианской «истины» и постепенного прозрения на путях её преодоления. Автор надеется, что это поможет нашим согражданам избежать многих ошибок в собственных поисках истины и изначально сделать правильный выбор на всю последующую жизнь. От этого будет зависеть не только дальнейшая судьба каждого вступающего в жизнь молодого человека, но и судьба всей России – или её окончательная гибель в тисках иудохристианского космополитизма, или новое возрождение на основе истинно русской идеологии.

Для широкого круга читателей.

Посвящаю моим детям и внукам,

родителям и прародителям,

всем родичам, ближним и дальним,

и всему Русскому Народу,

без разделения на великорусов,

малорусов и белорусов.

Введение

Я являюсь коренным русским дальневосточником в пятом поколении. Мои предки по отцовской линии, будучи первопоселенцами, стали крупнейшими землевладельцами на Среднем Амуре (в нынешней Амурской области), имевшими более 500 десятин земельных угодий, сотни голов скота, большое количество наёмных рабочих, обеспеченных русской и американской сельскохозяйственной техникой, и поставлявшими на рынок зерно, мясо, шерсть, шкуры, картофель, скот т.д. Неудивительно, что при Советской власти вся мужская половина рода подверглась жестоким репрессиям, спасаясь от которых мой дед, Илья Сергеевич Брагин, с молодой женой Надеждой Петровной, в девичестве Федосеевой, и детьми переселился в «новостройку коммунизма» – город Комсомольск-на-Амуре. Но и здесь его настигла «тройка НКВД». Моему ныне уже покойному родителю, Павлу Ильичу, было всего лишь восемь лет, когда он остался без отца и его семья получила клеймо «врагов народа». Оставленная «нашей дорогой» Советской властью с этим клеймом на произвол судьбы с пятью малолетними детьми, моя бабушка героическими усилиями смогла поднять их на ноги (кроме старшего сына, умершего в детстве) и обеспечить неплохое по тем временам будущее. Мой отец, например, закончил свой трудовой стаж в должности главного бухгалтера сернокислотного завода.

Детство моё прошло в шумной компании моих двоюродных братьев и сестёр в доме бабушки, которая, выйдя на пенсию после выработки трудового стажа в военном госпитале, практически превратилась в воспитательницу всех своих многочисленных внучат. Бабушка была искренне верующей в Бога женщиной, но я никогда не видел её стоящей возле икон за молитвой или ещё каким-либо иным внешним образом проявляющей свою набожность. В церковь она не ходила, да её в Комсомольске и не было. Её вера проявлялась только в её делах: в самоотверженном до самозабвения служении своей семье и исполнении всех заповедей Божиих. От бабушки и мы, её внучата, очень рано узнали о любящем всех нас Боге, сотворившем всё видимое и невидимое, и о некоем удивительном волшебнике (кудеснике) Исусе Христе, умевшем творить чудеса исцеления людей и за это распятом злыми людьми на кресте; но Бог воскресил этого праведника. Почитание моей бабушкой Иисуса Христа странным образом сочеталось с полным отсутствием всякого представления о каноническом христианском вероучении. Я, например, ни разу не слышал от неё о том, что Христос – это бог, а рассказывая нам, своим внучатам, о загробной жизни, она не делила её на рай и ад, а в полном соответствии с древними дохристианскими представлениями говорила об ожидающей всех нас радостной встрече со всеми родственниками, жившими до нас. И в общем-то вся «религиозная пропаганда» сводилась лишь к ежегодному празднованию Пасхи (или Паски, как у нас было принято говорить) с её крашеными в разные цвета куриными яйцами и пасхальными куличами, радостными приветствиями «Христос воскрес!» – «Воистину воскрес!», шумными застольями с песнями и плясками под гармошку, на которые собиралась вся наша многочисленная родня, ближняя и дальняя. Христосовались все, и взрослые, и дети, с объятиями и троекратными поцелуями, и все друг другу что-нибудь дарили; особенно перепадало нам, детям. Так и запомнился мне с детства этот праздник как праздник всеобщей любви.

Мать моя, Антонина Васильевна, урождённая Михалёва, происходила из старинного казачьего рода. Её прадед, Алексей Михайлович, появился на Нижнем Амуре в результате первого амурского сплава, организованного генерал-губернатором Восточной Сибири графом Н.Н.Муравьёвым-Амурским, и был старшиной Мариинского поста. Отец её, а мой дед, Василий Иванович, несмотря на то, что родился и вырос на Амуре, всю жизнь считал себя кубанцем, так как, согласно семейному преданию, его род происходил из линейных кубанских казаков. Во время Гражданской войны мой дед служил в «банде атамана Тряпицына», начавшего с освобождения Николаевска-на-Амуре от японских интервентов, а закончившего тем, что попытался освободить Нижний Амур от коммунистов. Попытка эта завершилась расстрелом Тряпицына и его начальника штаба Нины Лебедевой, а мой дед ещё несколько лет продолжал, как он выражался, «партизанить», пока не женился на Ольге Яковлевне Брагиной, дальней родственнице моего отца. В годы коллективизации он был народным волеизъявлением избран председателем колхоза «Новый быт», а в начале 1941 года был арестован за старые «грехи» и увезён в Хабаровск, где след его затерялся. Перед арестом он приказал жене укрыться от произвола энкавэдэшников с восемью детьми на своей охотничьей заимке в тайге, а с наступлением весны и вскрытием Амура ото льда расселить детей по прибрежным сёлам у родственников. Выжили эту зиму чудом, только благодаря тому, что старшему из детей, одиннадцатилетнему Якову, удалось убить заблудившегося колхозного коня, мясом которого и питались до весны. Маменьке моей было в ту пору только пять лет. Пожив вначале какое-то время у родственников, а затем – в школе-интернате, и получив восьмилетнее образование, она в семнадцатилетнем возрасте приехала вместе со старшей сестрой Зоей в Комсомольск, где и начала свой трудовой стаж. Здесь сестёр, отличавшихся общительным и весёлым нравом, заприметили два брата – Сергей и Павел Брагины – и стали за ними ухаживать. Но поскольку по русским законам нельзя родным братьям жениться на родных сёстрах, то моя бабушка благословила на заключение брака только старших – Сергея и Зою. Тогда мои будущие родители решили опередить своих конкурентов и зарегистрировать свой брак в тайне от всей родни, поставив всех перед свершившимся фактом. В результате таких решительных действий уже на следующий год появился на свет я, а ещё через год – моя сестра Ольга.

Во время так называемой «хрущёвской оттепели» начался процесс реабилитации жертв политических репрессий. Мои родители подали в соответствующие инстанции запросы о судьбе своих репрессированных отцов. На деда по отцу пришёл ответ о том, что он «пропал без вести», а дед по матери вдруг сам неожиданно приехал к нам в Комсомольск. Встреча была радостной и незабываемой. Оказывается, освободившись из лагерей после 15 лет заключения, он в возрасте 55 лет вторично женился на женщине почти вдвое моложе его и уже прижил с нею сына. Этот мой новый дядя был на пять лет младше меня. Попроведав всех своих детей и покаявшись в супружеской измене перед своей первой женой Ольгой (которая его так и не простила), он «сбаламутил» моих родителей перебраться к нему на жительство в Новосибирскую область в село Вторую Михайловку, где мы и прожили три года. Там я столкну­лся с древним казачьим бытом наших предков и сохранил его в своей памяти на всю жизнь. У деда был большой деревянный дом в несколько комнат с двумя русскими печками, огороженный вместе с прилегающим двором и надворными постройками высоким, в рост человека, забором с большими воротами. Весь двор был под навесом. В колхоз дед не всту­пал и жил за счёт своего собственного хозяйства, в котором были три коня со всей упряжью, включая телегу, карету, бричку, сани, конную косилку и т.д., три дойные коровы (одну из которых он подарил нам) с телятами первогодками и второгодками, свиньи, отара овец, большое стадо гусей и кур. Всё это гоготало, кудахтало, мычало, хрюкало и блеяло. С хозяйством дед управлялся сам вместе с женой и двумя её старшими ещё неженатыми сыновьями. Год делился на две части: с вес­ны до осени – непрерывные и разнообразные сельскохозяйственные работы, а с выпадением снега – такие же непрерывные народные гулянья всем селом по очереди в каждом доме, с застольями, песнями и плясками, скачками на конях и кулачными боями. И праздники, помнится, все были какие-то «языческие», звонкие и радостные: люди наряжались кто во что горазд, чем смешнее – тем лучше, устраивали какие-то театрали­зованные представления с хороводами, песнями и танцами, разжигали костры и прыгали через них, взрослые и дети вместе строили снежные городки, играли в разнообразные подвижные игры и так далее, и тому подобное. Не помню, чтобы у деда в доме висели какие-то христианские иконы и чтобы кто-нибудь молился возле них. Зато долгими зимними вечерами старики рассказывали нам, детям, о знахарях, ведунах, ведуньях и оборотнях, домовых, леших, русалках и водяных, о добрых и злых духах, которые помогают или, наоборот, вредят нам в обыденной жизни, и как с помощью древних заговоров и заклинаний бороться с не­чистой силой. Приводилось множество случаев из жизни, подтверждае­мых очевидцами. Христианские же попы всегда поминались с насмешками и в пренебрежительном тоне. И это при всём при том, что дед мой получил базовое образование ещё до революции в четырёхклассной церковно-приходской школе!

Как-то раз дед взял меня с собою в лес на охоту. Мы приехали уже к вечеру к старому, давно не топленному зимовью. При входе в него дед громко говорит: «Здравствуй, Хозяин! Извини за беспокойство! Позволь пожить в твоём добротном зимовье. А мы уж тебя не обидим». Я спра­шиваю: «Деда, с кем это ты разговариваешь?» А он отвечает: «С Хозяином. Когда к нему со вниманием, он добрый становится и во всём помогает. А когда без уважения – то такое может устроить, что дай Бог ноги отсюда поскорее унести». И так всё время, пока мы жили в этом зимовье, дед разговаривал с хозяином и всячески его ублажал: во время еды ставил ему отдельную чашку с лучшими кусками мяса и заваривал ду­шистый чай, а перед отъездом оставил ему на столе стакан водки. «Он хоть и не может это всё есть и пить, потому что дух бестелесный, но ему приятно наше внимание», – объяснял мне дед. И действительно, охота оказалась очень удачной, и домой мы привезли полные сани зайчатины.

К христианству я сознательно пришёл через русский патриотизм. В 1990 г. началось возрождение казачества, и я активно включился в этот процесс. В моём понимании возрождение казачества неразрывно долж­но было быть связано с возрождением русской государственности в форме православной самодержавной монархии с её девизом «За Веру, Царя и Отечество!» Следовательно, начинать надо было с веры. И летом 1990 г. я с женой и тремя своими детьми принял крещение в Свято-Ни­кольском храме города Владивостока. Мне тогда казалось, что Русская Православная Церковь представляет собой тот духовный стержень, во­круг которого должен объединиться весь русский народ в борьбе с сио­но-масонской оккупацией России. В этом мнении меня укрепили публи­кации митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Сны­чёва). Я старался внешне во всём соответствовать требованиям, предъя­вляемым церковью к православному христианину, усвоив лишь их вне­шнюю, обрядово-бытовую сторону и не вдаваясь в суть христианского вероучения, будучи всецело поглощён своей деятельностью по национа­льно-патриотическому просвещению жителей города. Стараясь воспитывать своих детей в православном духе, мы с женой обеих своих доче­рей после окончания средней школы определили продолжать учёбу в Москве в Православном университете им.Иоанна Богослова и в Свято-Тихоновском богословском институте, а сына – на теологический факу­льтет Дальневосточного государственного университета (правда, впоследствии, поближе ознакомившись с христианством, наши дети отвергли навязанное им учение и сделали собственный выбор). Периодически, два-три раза в год, я навещал дочерей в Москве, попутно осуществляя закупки патриотической литературы для распространения во Владивостоке.

После того, как дети закончили школу и поступили в высшие учебные заведения, у моей супруги появилось много свободного време­ни, которое она стала использовать для своего религиозного образова­ния. Я не видел в этом ничего плохого, так как считал, что Церковь Христова ничему плохому научить не может. Я любил свою жену самой чистой и искренней любовью, так как она была первой и единственной женщиной в моей жизни, и старался во всём идти ей навстречу, доверяя на все сто процентов и надеясь на взаимность. Поначалу у неё действи­тельно не было никаких тайн от меня: я знал, что она регулярно ездит во вновь созданный в селе Раздольном, где жила её мать, женский монас­тырь, в котором исповедуется и причащается у иеромонаха Варнавы. Иногда она привозила домой своих новых приятельниц, часто после первого же знакомства, среди которых, между прочим, не было ни од­ной достаточно культурной и образованной или даже просто умной от природы женщины, и они подолгу оставались у нас жить. Меня это, конечно, раздражало, но мир в семье был для меня дороже. Наконец, одна­жды моя благоверная супруга заявила, что мы с ней, оказывается, невенчаны, и что если мы не обвенчаемся, то она уйдёт от меня. «Хоро­шо, – сказал я. – Если для тебя это так важно, то после окончания Великого поста мы обвенчаемся». Но вскоре у меня появилась возможность съездить в очередную поездку в Москву, чтобы повидать дочь и привезти новую партию литературы, и венчание пришлось отложить до моего возвращения.

Вернувшись домой через полтора месяца, я увидел, что с женой происходит что-то неладное. Она всячески избегала оставаться со мной наедине, пропадая целыми днями неизвестно где; на мои же недоумённые вопросы отвечала, что у неё какие-то дела в монастыре. Наконец, она исчезла без предупреждения на всю ночь, чего раньше никогда не бывало, и заявилась домой лишь к десяти часам утра. Встретив её на пороге дома, я спросил:

– Танюша, где ты была всю ночь?

– У бабы Лены, – сказала она с блаженной улыбкой, не глядя в мою сторону.

– И что же ты там делала?

– Мы молились, – ответила она, стараясь не смотреть мне в глаза и отворачивая голову, когда я стал её к себе поворачивать.

– Смотри мне в глаза, не отводи взгляда! И скажи мне по совести: тебе не стыдно?

– Нет.

И тут началась истерика с упрёками в мой адрес, сводящимися к тому, что никакой я ей не муж, потому что мы не венчаны. И это при всём том, что мы прожили в мире и согласии 22 года, родили и воспитали троих прекрасных детей, и все эти годы я безропотно нёс свой семей­ный крест, выполняя по мере сил и способностей свои супружеские и от­цовские обязанности, старался по мере возможности помогать жене в её домашних хлопотах, постоянно делился с нею всеми своими радостями и печалями.

Я прекрасно понимал, что венчание – это всего лишь повод (что и оказалось в действительности), ибо будь мы венчаны, нашлась бы какая-нибудь другая причина для ухода из дома. Ведь сам по себе обряд венчания совершенно ничего не меняет, и вера в его спасительность не имеет никакого отношения к разуму и законам природы, установленным самим Богом. Если в годы Советской власти венчали только тех, кто официально регистрировал свои брачные отношения в соответствую­щем государственном учреждении, то теперь – всех подряд, только пла­ти! И свидетельство о венчании, выдаваемое церковью, никого ни к че­му не обязывает, так как не является юридическим документом гражда­нского права, ибо церковь в нашей стране отделена от государства. И фа­милию мужа на его основании принимать не надо. Богу обряд венча­ния также не нужен: Он и так знает, что происходит в наших головах и душах, так как всевидящий и всезнающий. И какая семья будет милее Богу – венчанная, но погрязшая в разврате и других грехах, или невен­чанная, но исполняющая все Его нравственные установления? Двух мне­ний по этому вопросу, думаю, быть не может. Ибо главное для Бога – не обряды, а вера, подтверждаемая делами. И если муж и жена создали семью в девстве и чистоте, ведут благочестивый образ жизни, не изменяют друг другу, имеют детей и совместно, во взаимной любви их вос­питывают, то такой брак освящается Богом и находится под Божьим благословением независимо от обрядов. Ибо спасают не обряды, а дела. Сам же по себе обряд венчания не является достаточным основанием для крепкой семьи, если супруги безнравственны. Очень часто бывает, что брак, освящённый церковью, поддаётся разложению даже в боль­шей степени, чем гражданский. На что же тогда претендуют служители церкви, говоря о законности перед Богом только церковного брака? Только на то, чтобы не лишить себя дополнительного куска хлеба и при­влечь к себе как можно больше прельщённых ими доверчивых или про­сто безграмотных людей. Именно для этого и поддерживаются ими все те грубейшие суеверия, которым подвержены почти все 100% так назы­ваемых «православных» христиан. Например, если съешь кусочек хлеба с вином, то будешь в будущем счастлив и избавишься от наказания за совершённые тобой преступления. Если помажешься ароматическим маслом, то выздоровеешь, если совершишь ряд ни к чему не ведущих обрядов, то можешь заключить брачный союз с женщиной, в противном случае – нельзя. Эти суеверия ничем не отличаются от веры в сны, в число 13, в почёсывания и в разные другие приметы. Они составляют такой же позор человечества, как и все безрассудные поступки. Такие люди ничем не отличаются от безумных, потому что отрицают знание и разум. Ведь Бог сотворил человека разумным, по образу Своему и подобию.

Исходя из элементарной логики, я пытался разъяснить своей помутившейся разумом супруге, что если брак заключается по любви, то в венчании теряется всякий смысл только из-за того, что венчание, с точки зрения истинного христианства (как я его тогда понимал), – не самый идеальный способ достижения любви к ближнему и зачастую может приводить к прямо противоположным результатам. «А поскольку я и без венчания люблю тебя больше всех на свете, – разъяснял я ей, – то ты как была, так и остаёшься моей женой, данной мне от Бога, независимо от обряда венча­ния».

Но все мои доводы, обращённые к её разуму, так и не были услышаны (в религиозных вопросах апеллировать к разуму бессмысленно). В этот же день она опять сбежала из дому, но теперь уже безвозвра­тно. И вот тогда-то я и задумался над тем, что же это за вера такая, которая разрушает семьи. От Бога ли она? Чтобы разобраться в этом, я стал тщательно изучать Библию – книгу, которая лежит в основе христиан­ского вероучения и которую христиане почитают за священную. Помогли мне в этом нелёгком деле работы уже потрудившихся на этом поприще исследователей, выводы которых и послужили основой для мое­го самообразования.

Итак, что же говорит Библия по поводу семейных и брачных отноше­ний?

Первая же ветхозаветная святая заповедь, данная Богом людям, гла­сит: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт.1:28). Бог дал эту заповедь людям сразу же, как только создал их, и при­том дал лично, без всяких посредников. Дословно эта заповедь была повторена в уши Ною и сынам его (Быт.9:1), спасшимся после потопа и на­чавшим новый цикл жизни и истории на Земле. Таким образом, осно­вной, первостатейный божественный закон, изложенный в первой же главе первой же книги Ветхого Завета, требует от человека одного: обязательного оставления после себя потомства, для чего и существует институт брачных отношений, основывающийся на ревностном исполнении супружеского долга. И народы, в основе религии которых лежит Ветхий Завет (иудеи, мусульмане), свято испол­няют эту заповедь. Талмуд утверждает: «Тот, кто отказывается выпол­нять эту заповедь, – подобен убийце, проливающему кровь» (Прот. Иоанн, 2003, с.113-114).

Каково же назначение женщины согласно этому божественному за­кону?

Вскоре за изречением, определяющим общее назначение человека: «сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт.1:26), Бог указы­вает и на частное предназначение женщины: «не добро быти человеку единому: сотворим ему помощника по нему» (Быт.2:18). Это значит, что самим Богом дарована мужчине жена-помощница. Не муж дарован жене, а жена мужу. Это назначение не унизительно для женщины: она не ни­же мужчины, потому что она не только помощница мужу, она помощ­ница, «подобная ему», и при этом только условии равенства может оказывать ему помощь, в которой он нуждается. Однако же место это второстепенное, зависимое: жена сотворена после мужа, создана для мужа. Как взятая от него, она «кость от кости его, плоть плоти его» (Быт.2:23) и столь тесно соединена с ним, что он не может унизить её, не унижая са­мого себя. Любящий муж видит свою жену так: это другой человек, но в то же время это я сам. «Любящий свою жену любит и самого себя». Это следует из ветхозаветного установления: «Сего ради оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей, и будут два в плоть едину» (Быт.2:24).

Следствием единства тела и душ любящих друг друга супругов является то, что их любовь вечна. Всё, что не может быть вечным, не имеет права называться любовью. Истинный брак должен быть вечным. В идеале верность своему супругу хранят всю жизнь, даже после смерти одного из супругов. И если мы знаем, что душа человеческая бессмертна, то то единение душ, которое возникает у супругов при земной жизни, будет иметь место и после смерти тела, поскольку вечность любви распространяется не только на земную жизнь, но и на последующую, переходя границу смерти.

На Руси такие представления о единстве тела и душ верных друг дру­гу супругов существовали с древнейших, ещё дохристианских времён. Доказательством этого является сложившаяся у нас чёткая система подсчёта степеней родства, основывающаяся на числе восходящих и нисходящих поколений до общего предка. Так, например, между матерью (или отцом) и ребёнком – первая степень родства, между внуком и дедом – вторая, между братом и сестрой – вторая, дядей и племянником – третья. А между мужем и женой, как пишет священник Илия Шугаев, – нулевая степень родства. Что это зна­чит? А какая у меня степень родства с моей ногой? Никакой степени! Она – моя, она – часть моего тела, а не родственница. И при подсчёте степеней родства связь между мужем и женой не учитывается. Например, между мужем и сестрой жены тоже вторая степень родства, как и у жены со своей сестрой. Поэтому сестра жены называется свояченицей.

Это только сейчас людям непонятно, что муж роднее сына, а жена роднее дочери. А сто-двести лет назад это было известно любому крестьянину. Если вдруг жена захотела бы уйти от мужа и вернуться к сво­им родителям, её бы просто не приняли: «У тебя есть муж, иди и вернись к нему! Если ты от мужа ушла, то мы тебя и знать не хотим!»

Раньше распад семьи по причине развода был совершенно немыс­лим. Просто это и в голову никому не могло прийти. Раньше в вопросах семейных отношений в головах у людей было всё правильно, и люди знали, что уходить от мужа или же­ны – это ещё хуже, чем разводиться с сыном или дочерью. Ведь если одна нога заболеет и не может ходить, мы же не бежим к хирургу: «Доктор, скорее отрежьте ногу, я на гвоздь наступил». Мы попытаемся лечить её всеми силами, и только в том случае, если нога поражается стра­шной болезнью (например, гангреной), мы решаемся на операцию, чтобы болезнь не передалась всему организму. Также и с разводом – всеми силами должны мы сохранять семью, ибо «что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк.10:9), и только когда есть опасность, например, что ве­чно пьяный муж покалечит сына или вовлечёт его в свои страшные грехи, тогда только женщина может уйти от своего мужа (Шугаев, 2002, с.11-13).

Само слово ПОЛ в русском языке, как отмечает А.А.Добровольский (Доброслав), означает именно пол-человека, по­ловину полноценной, совершенной человеческой сущности. Магическая сила и волшебство половой любви, преодолевающей саму смерть, – это неодолимое стремление двух разобщённых половинок к слиянию в изначальное единое целое. Ясновидцы утверждают, что ауры любящих друг друга мужа и жены словно магнитом притягиваются, проникают друг в друга и единым нежно-розовым облаком окутывают обоих.

Таким образом, я уяснил, что, согласно Ветхому Завету, брачный со­юз мужчины и женщины установлен самим Творцом после создания первых людей, которых Бог благословил словами: «Плодитесь и размно­жайтесь, и наполняйте землю, и владейте ею» (Быт.1:28). Поэтому отноше­ния супругов в естественном (без христианского венчания) брачном союзе не являются греховными по своему существу. Аналогичные воззре­ния сложились и у наших отдалённых предков в дохристианской Руси. Народы же, принявшие христианство (Новый Завет), столкнулись с совершенно противоположным отношением к браку и деторождению. Им оказалось привито представление о «первородном грехе», о «порочнос­ти» естественного зачатия и т.д. В отличие от праотцов еврейского народа (Авраама, Исаака, Иакова-Израиля) и многих пророков, включая Моисея и Магомета, Иисус Христос, зачатый и родившийся, как учит христианская церковь, «непорочным» (внеполовым) способом, не имел ни семьи, ни женщин, ни детей. И к браку он относился если и не вполне враждебно, то снисходительно-свысока, не как к священной обязанности, а как к простительной человеческой слабости, которая хотя и ху­же безбрачия, но всё же лучше внебрачного блуда. Заявив при этом: «Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сер­дце своём» (Мф.5:28), Христос заведомо поставил столь высокую планку, что нормальному, здоровому и традиционно ориентированному мужчине преодолеть её просто невозможно. И это само по себе свидетельствует о нём определённым образом. Завершается же предыдущая фраза следующим наставлением: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя… И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну» (Мф.5:29-30).

Так может проповедовать либо сознательный демагог, прикрывающий высокопарными пустыми словами свои корыстные цели, либо явный женоненавистник, гомосексуалист и садомазохист. Взглянуть бы на общество, в котором были бы воплощены эти заветы. Только импотенты ходили бы зрячими, с руками и прочими членами. Остальные представляли бы обрубки человеческие. Но почему-то Христос забыл упомянуть главный соблазняющий член тела. Видимо, тот никогда его не беспокоил.

Иисус жил в доме своих родителей по меньшей мере до тридцатилетнего возраста, но те, видимо, и не пытались его женить. А ведь это должно было считаться, по законам иудаизма, тяжким грехом! Согласно тогдашним иудейским обычаям, мужчина должен был вступать в брак в обязательном порядке. В конце I века один еврейский автор даже сравнивал намеренное безбрачие с убийством, и, похоже, он не был одинок в своей позиции по этому вопросу. Обязанность найти своему сыну жену была для отца-еврея такой же существенной, как и обязанность проследить за тем, чтобы его сыну вовремя сделали обрезание (Байджент и др., 1997, с.233). Поэтому неженатый Иисус должен был резко выделяться на общем фоне своих современников.

В то же время Иисус со снисхождением относился к женскому блуду, являющемуся одной из основных причин распада семейных связей. Не случайно христиане открыто заявляют, что именно грешницы и блудницы могут прийти к ним. В Евангелии от Иоанна рассказывается о женщине, которую толпа в соответствии с законом Моисеевым хотела побить камнями за прелюбодеяние, но Иисус остановил избиение словами: «Кто из вас без греха, первый брось в неё камень» (8:7). Правда, в данном случае, защитив блудницу, Христос обличил ханжеское рвение мнимых праведников. Но в Евангелии от Луки есть эпизод, как блудница омывает ноги Иисуса дорогим благовонием; правоверные иудеи были возмущены, что он позволяет такой женщине касаться себя, на что Иисус ответил: «Прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много» (7:37-47).