Легальное дозволение недобросовестности авторов.

Фундаментальная для континентального авторского права доктрина неотчуждаемостии неразмениваемостиличных неимущественных прав, недопустимости отказа от них и от их осуществления, вне всякого сомнения, открывает возможности для недобросовестного поведения авторов, которые могут воспользоваться ими вопреки эксплицитно выраженному в договорном условии намерении воздерживаться от их осуществления.Действия по осуществлению этих прав, предпринятые авторами после совершения таких сделок, могут быть протестированы на предмет признаков злоупотребления, причём первым из этих признаков, конечно, как раз и будет недобросовестность автора: ведь налицо коллизия между правопритязательным интересом, выраженном в действии по осуществлению права, и тем интересом, который был явлен в заключенном им прежде договоре, и суть которого заключалась в намерении это право не осуществлять.

Примеры, в том числе постоянно присутствующие в судебной практике, многообразны и касаются всех без исключения прав этой категории. Некоторые были приведены в нашей монографии в разделе, выделенном под изучение злоупотребления моральными правами[8], а также в кандидатской диссертации[9]. Здесь ограничимся наиболее показательными случаями для каждого из них.

Автор, заключивший договор с организацией, осуществляющей использование его произведения, впоследствии объявляет о своем намерении «авторствовать» под своим подлинным именем, ничем не способным напомнить то, что предусматривалось для атрибуции его произведений в этом договоре; возражения организации, поставленной перед угрозой значительных убытков ввиду критического падения спроса на произведения под никому неизвестным или крайне неудачным для этого рынка именем, и основанные на прямом указании договора, отводятся автором со ссылкой на то, что это указание лишено правовой силы: содержание права на имя устанавливается императивным режимом закона, и автор не может быть ограничен в усмотрении по его использованию условиями даже добровольно заключенного соглашения.

Право на неприкосновенность произведения также может стать предметом недобросовестных манипуляций. Предприниматели, осуществляющие использование произведения не могут быть безучастны к тому, в каком виде их «продукт», при всей его специфике, предстанет перед потребителем. Эта заинтересованность часто находит соответствующее выражение в договоре авторского заказа: пользователь получает разрешение вносить те изменения, которые сочтёт нужным, но границы объёма правки не просто невозможно заранее очертить, их, самое важное, трудно совместить с абсолютным характером права не неприкосновенность, и этим не преминет воспользоваться иной автор в конфликтной ситуации, – как из принципиального нежелания допускать несанкционированные им изменения в произведении, так и в виде предлога для того, чтобы заблокировать возможности его использования.

Классическая коллизия – со времен казуса Уистлера, первого известного дела, где она исследовалась судебной практикой[10], – осуществления автором права на обнародование возникает между объявлением автором своего произведения незавершённым, а то и вовсе неподлежащим обнародованию, и обязательством из ранее заключённого им договора заказа передать произведение заказчику в установленный этим договором срок. Важно подчеркнуть, что в отличие от правового режима гл. 38 ГК, где условие о реальном исполнении в части достижения результата работ несовместимо с каузой, как она следует из ст. 769, и потому включение такого условия просто устраняет квалификацию договора как вида, описанного в гл. 38, условие авторского договора заказа об обязательности реального исполнения не перечёркивает его квалификацию в качестве такового и не противоречит каким-либо предписаниям как его собственного легального режима, так и положениям договорного права субсидиарных уровней. И в то же время, основанное на таком условии требование реального исполнения, как это ясно следует из ч. 3 ст. 1289 российского ГК, а во многих других юрисдикциях – из устойчивой практики, не подлежит удовлетворению, что опять-таки не только уберегает творческую самовзыскательность автора, но и открывает возможности для давления на заказчика.

Наконец, осуществление права на отзыв, по исходной своей природе – права на раскаяние[11], может, по причине этого права имманентной абсолютности, если та не ограничена, как в некоторых юрисдикциях[12], эксплицитным запретом, предшествовать заключению нового авторского договора, ожидаемо с другим издателем, в каковом случае издателю предыдущему оставляется возможность строить догадки, насколько аутентичным было раскаяние автора в отношении первой публикации.

Очевидно, что во всех перечисленных случаях имеет место недобросовестность автора, открывающая шлюз для теста на злоупотребление, но отнюдь не предрешающая его итоги. В первых трёх автор, опираясь на специфическую природу личного неимущественного права, двурушничает по отношению к своему контрагенту по договору, отказываясь от исполнения добровольно принятых обязательств, т. е. заявляя намерения, полярно противоположные тем, что были им выражены в этом договоре; в последнем случае его двурушничество обнаруживается, напротив, в совершении сделки, подразумевающей правопритязание, которое тождественно отрицанию интереса, стоящего за ранее имевшим место осуществлением неотчуждаемого права.

И во всех этих случаях доктрина гражданского права, нормативная или правоприменительная, отнюдь не основывает квалификацию указанных коллизий на факте недобросовестности perse. Она неизбежно, при том уровне самовзыскания, на которую юридическую мысль воздвигает над академическими размышлениями практическая необходимость разрешения конфликта, видит в этой недобросовестности лишь основание для запуска теста на злоупотребление, то есть на изучение значимости противостоящих интересов и приведения их в баланс, что и составляет, в сущности, задачу частного права. Вследствие этого, как уже говорилось, ответы на тест могут быть разными.