Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Влияние государственной идеологии на инвестиционное поведение в СССР




С образованием СССР идея державности переродилась в идею коммунистического лагеря. Экстенсивная политика расширила интересы России до Кубы и Анголы. Од­нако удерживающие силы были доведены до предела. Концепция Советского Союза как центра единого и могучего коммунистического лагеря лопнула.

Необходимо отметить, что за почти 70-летнее существование СССР инвестици­онное государственное поведение оставалось практически таким же, как и во време­на Петра I, — тоталитарным и державным. Связь с народом была минимальной, забо­та о нем — слабой, да и то лишь с утилитарной целью. Народ был нужен для обслуживания государственных экстенсивных идей. Именно государство опреде­ляло инвестиционное поведение своих граждан. Вкладывать деньги было возмож­но только в Сбербанк. Само его название уже говорило о многом. В российской культуре народ не привык деньги превращать в деньги. Их только берегли «на чер­ный день». Название «Сбербанк» отвечало желаниям народа, хотя процент был ничтожным.

Идея о причастности народа к мощи и непобедимости Советского Союза имела столь сильное влияние, что даже после распада СССР осталась близкой и понятной многим.

Согласно исследованиям 3. В. Сикевича, главное, чем гордятся русские, — воен­ные победы 1812 и 1945 гг. Особый же стыд вызывают проигранная Афганская война и распад СССР. Автор утверждает, что на 1995 год 2/з россиян (67,8 %) убеждены, что страна должна сохранить статус великой державы, даже при условии ухудшения от­ношений с Западом и наведения порядка властью «твердой руки» (62,5 %). Противни­ков «державных» устремлений втрое меньше (соответственно 20,7 и 21,2 %).32

Если население относится к социальному и экономическому реформированию по-разному, то в ориентации на великодержавие России оно единодушно. Сторон­ники державности и авторитаризма явно превалируют над либералами «западного образца».

За статус великой державы для России ратуют 74,2 % людей, имеющих неполное среднее образование; 69,4 % специалистов с высшим образованием; 67,8 % студен­тов. К власти «твердой руки» призывают 81,5 % малообразованных граждан и 60,7 % интеллигенции, т. е. тех, кто составляет наиболее прочный электорат демократиче­ского движения. За «державность» в равной мере «голосуют» петербуржцы (67,3 %), мичуринцы (74,2 %), казаки (67 %), жители Черновцов (61 %). По ориентации на авторитарную власть различия между регионами не превышают 2 %.

Державное сознание воспринимает распад СССР как трагическое «сжатие» ис­торически освоенных территорий. Русские всегда гордились размерами своей стра­ны (Уб часть суши, подсчет, сколько Франций и Бельгии помещается в том или ином крае, и т. д.). Именно поэтому потеря статуса «сверхдержавы» ущемляет наци­ональное самолюбие значительно больше, чем бедственное состояние русской куль­туры или постыдное бездорожье.

Держава в понимании россиян есть антитеза не только западному образу жизни и мироощущению, но и благоустроенном}' нормальному государству с разделением вла­стей и законопослушной оппозицией. Большинство россиян мечтает о «твердой руке».

Такая идеологическая ориентация порочна. Как пишет R. Mebuhz,33 «все импе­рии имели в себе довольно глубокие духовные опоры. Причем они никогда не суще­ствовали сами по себе и базировались на военно-государственном могуществе. Эта связка в конечном счете была предпосылкой самораспада и истощения духовного кода и внутренней легитимности имперской системы».

Идеологический коллапс — одна из важнейших причин несостоятельности мно­гих проводимых экономических реформ (инвестиционных в частности).

Как справедливо замечает М. М. Решетников,34 исторический опыт показывает, что в каждой стране, ставшей на путь интенсивного экономического развития, суще­ствовал свой внутренний (идеологический по природе и сути и имеющий своих конкретных авторов) фактор, с помощью которого удалось коренным образом ре­формировать или модифицировать господствовавшую ранее идеологию.

Коллектив американских политологов, социологов и экономистов Гарвардской школы бизнеса исследовал в 1981-1984 гг. девять стран, представляющих основ­ные регионы развитого капиталистического мира, на предмет воздействия идеологии на темпы экономического и научно-технического прогресса наций, на способность их адаптироваться к изменениям реальной действительности и выдерживать конку­ренцию на мировом рынке.35

Выяснилось, что каждая страна, ее народ имеют свою идеологию, а возможно, и несколько идеологий, представляющих набор верований и предположений относи­тельно ценностей, которых придерживается нация, оправдывая и придавая закон­ный характер цели и деятельности своих институтов.

Идеология может либо способствовать экономическому успеху нации, либо, на­против, содействовать ее застою. Эффективность идеологий как материальной силы, воздействующей на функционирование хозяйственного, политического и со­циального механизмов различных стран, определяется степенью согласованности провозглашаемых ею ценностей и спецификой внешних условий. Нация добивается успеха, когда ее идеология внутренне согласована и обладает свойством адаптации, когда дистанция между господствующей идеологией и действительной практикой институтов страны минимальна.

У россиянина сегодня отсутствует смысловое поле экономических реформ, а сле­довательно, и четкая система отсчета экономического, а тем более инвестиционного поведения. Следовательно, реформы так и не стали общенародным делом и остают­ся уделом небольшой группы реформаторов, полагающих, видимо, что народ все-таки прозреет и примет навязываемый ему рыночный образ мышления. Возможно, следовало не призывать к принятию нового образа мышления, а организовывать не столько экономический, сколько идеологический и правовой всеобуч, чтобы ры-

: ночная идеология овладела массами, став реальной материальной силой. В мировой практике имеются примеры организации такого всеобуча. Например, когда в Япо­нии произошел капиталистический «переворот» («революция Мэйдзи»), огромное число людей обучалось новому взгляду на жизнь в специально организованных фи-

1 лософских школах. Японцы обучались там не каким-то абстрактным воззрениям, а вполне конкретному «практическому учению», созданному философом Огю Сорай. Не отвергая традиционных ценностей (!), это учение за достаточно короткий срок позволило преодолеть различия в старой и новой трактовке экономического поведе­ния японцев. В результате граждане получили этическое обоснование для занятий теми видами деятельности, которые преследовали цель личной выгоды. Экономичес­кие последствия такой идеологической артподготовки всем давно известны.

В нашей же стране при принятии реформ никогда не учитывали ментальность (исключение в этом плане составляют большевики). Как правильно констатировал А. Ахиезер, «реформам в России всегда недоставало значимых знаний об обществе и человеке. Реформы всегда основывались на сочетании двух взаимоисключающих заблуждений. Речь прежде всего об основном 'заблуждении массового сознания, т. е. об убеждении народа, что начальство все может, если, конечно, захочет и не

I позволит одолеть себя порокам, корыстью, злыми силами и т. д. Следовательно, начальство якобы может посредством реформы достичь обещанных целей.

Второе заблуждение... заключается в том, что народ якобы может все, если его освободить от давящей, угнетающей силы власти, бюрократии, начальства, эксплуа­таторов и т. д... Поэтому все реформы в России опираются на два противоположных, отрицающих друг друга принципа. Во-первых, на стремление освободить народ, ко­торый тем самым все решит как надо... Во-вторых, на желание подчинить народ той программе освобождения, которую вырабатывает вождь, группа просветителей, выс­шая власть и т. д. Ни одно из этих представлений не может быть воплощено до логического конца... ибо доведение до конца иллюзорных принципов может привес­ти лишь к катастрофе».

Это и наблюдается в настоящий момент при изучении процесса инвестирования в России.36

Как известно, никаких специальных школ по выработке инвестиционного пове­дения на уровне государства до сих пор не создано. У потенциальных инвесторов существует лишь одна школа — жизненная практика, через которую россияне, наби­вая «шишки», обучаются адекватному российским условиям инвестиционному по­ведению.

Так, исследования психологического факультета МГУ37 показали, что люди, вкладывавшие деньги в первые финансовые пирамиды типа «Хопер», «МММ» и др. (пышным цветом расцветшие в 1993-1995 гг.) считают себя проигравшими. Только 10 % полагают, что выиграли, а 90 % понесли материальный и моральный ущерб. Гигантские финансовые пирамиды типа «Хопер» обворовали 50 млн человек, т. е. 40 % наших соотечественников, на сумму 50-70 трлн неденоминированных руб­лей. Люди при этом тщательно скрывают факт своего участия в таких компаниях, так как не хотят прослыть простаками (лохами). Средства же массовой информа­ции, ранее принадлежавшие государству и вещавшие, по мнению граждан, неоспо­римую информацию, сначала призывают население доверить свои деньги «пира­мидам», а затем неожиданно выставляют вкладчиков в виде халявщиков и дураков, польстившихся на легкую добычу.

Население в этой игре получило хороший урок. У массового инвестора есте­ственным образом вырос уровень подготовленности и информированности. В на­стоящее время начинает складываться новый, адекватный рыночным реалиям мен­талитет частного инвестора. Более того, население, имеющее свободные средства, не утратило интереса к инвестированию, но стало более критично относиться к финан­совому рынку. Так, количество инвесторов, уверенных в том, что получит обещан­ные проценты по вкладам (согласно исследованиям психологического факультета МГУ), составляет сегодня 58 % (пенсионеров 72 %). В то же время количество инве­сторов, осознающих риск по вложениям, составляет 41 % всех вкладчиков (25 % -пенсионеры, 51 % — лица с высшим образованием).

Итак, основная задача реформаторов инвестиционных процессов, на наш взгляд, сегодня такова. Во-первых, не только выявлять потенциальных инвесторов (т. е. тех, кто и сколько может вкладывать), но и реципиентов (т. е. тех, кто будет распоря­жаться деньгами). Во-вторых, создать адекватную ментальность инвесторов, инвес­тиционную идеологию, способную подсказать, куда и во имя чего вкладывать день­ги. Данная идеология должна базироваться на ценностях, которые не входят в противоречия с традиционными и одновременно способны возродить российскую экономику. В-третьих, необходимо также организовать механизм данной инвести­ционной идеологии.

Инвестиционная идеология России не должна опираться на идеи, принятые в других обществах. Тем более нельзя механически переносить их из прошлого в на­стоящее.

Прежде всего необходимо провести социальную терапию российских граждан и общественных отношений, возродить доверие россиян к власти и государственным институтам. Для этого также нужна конкретная концепция. Если таковой не будет, «пациент» (совокупности граждан) либо начнет искать другого «врача», либо обра­тится к «знахарям», которые нередко оказываются проходимцами.

Идеологи, пытавшиеся найти замену советской идеологии с помощью возрожде­ния концепции «народа-богоносца» или «русской идеи», опиравшиеся на правосла­вие и корону Российской империи, ошибались, несмотря на их архетипичность. Национальные феномены являются весьма динамичными и скорее напоминают жи­вой организм, чутко реагирующий на любые внешние воздействия, чем некую абст­рактную и неизменную сущность. Но выхолащивать национальную идею из идео­логии, подменяя ее общечеловеческими ценностями, было бы еще большей ошибкой, которая, похоже, еще не осознана. Понимание ментальности позволяет реально распознавать историю народа и государства как следствие особенностей духовного склада, реализующегося тысячелетиями в достаточно традиционном варианте, лишь слегка видоизменяющемся в соответствии со спецификой более динамично меняющейся социально-экономической, а теперь еще и более дина­мичной информационной среды.

Попытки реформирования ментальности на основе привнесения эталонов во всех случаях будут восприниматься любым народом как оскорбительные для него (вели­ким народом — тем более).

Создавая новую идеологию, полезно помнить, что в массовом сознании россиян глубоко сидят три архетипические идеи.38 Первая — «российская историческая гор­дыня», зародившаяся, по мнению М. Решетникова, в эпоху первых попыток сотворе­ния «третьего Рима». Перенос в Москву центра православия в 1448 г. олицетворял не только культурное, научное, технико-экономическое и военное лидерство прак­тически во всех областях, но и закрепление за Россией византийского типа полити­ческой организации страны — строгой иерархии, централизации и соединения по­литики и религии. Неудача многовековой попытки сделать из страны духовного лидера явилась основой создания (имеющего компенсаторную природу) мифа об особой «русской душе», на основе которого возникли в дальнейшем понятия «Свя­той Руси», «непоколебимого русского духа», а позднее «непобедимой русской ар­мии», затем — «советского характера» и т. п.

Вторая архетипическая идея — «историческая российская экспансия», обуслов­лена принятием на себя, а затем целенаправленным культивированием особой «мес­сианской» роли России по отношению к близлежащим государствам (а в советский период — ко всем народам мира). Как видно, первая и вторая идеи тесно взаимосвя­заны.

Третья идея заключена в ориентации на первое лицо государства независимо от его официального наименования, провозглашаемых им исторических ориентиров или декларируемых нравственных идеалов и ценностей. Например, Николай II, Ле­нин, Сталин или Горбачев. Каждый из них в какой-то исторический период был не только выразителем идеалов, но и кумиром нации.

Объединение вышеперечисленных идей способствовало формированию специ­фической ментальности россиян. Так, если Русь является Святой, почти каждый русский несет в себе часть святости. Именно поэтому практически все наши войны на протяжении многих столетий являлись «священными», а наличие в стране сверх­мощного военно-промышленного комплекса негласно поддерживалось основной массой населения. Преемственность идеологии великодержавности, несмотря на смену лозунгов, прослеживается до конца 80-х гг. (начиная с гордости русско-право­славных до особой «новой» гордости русских советских). В результате сутью наци­ональной идеи является национальная гордыня.

Известно, что главный элемент в структуре любой идеологии — ее пафос и цент­ральная парадигма. Поэтому, видимо, в инвестиционной идеологии придется опи­раться на идею российской гордыни (мы самые богатые, святые, рыночные, непобе­димые и т. д.).

При разработке инвестиционной идеологии придется столкнуться с тем, что хотя любой мыслящий человек принимает необходимость согласования картины мира, формирования консолидирующих социум образов, целей и средств их достижения, приемлемых для различных социальных групп, однако сам феномен идеологии в России традиционно ассоциируется в этическом плане с чем-то сомнительным. По­следнее замечание неудивительно, так как идеология в любом обществе (не только в России) выполняет функции и сглаживания общественных противоречий, и сокры­тия истины. Ведь известно, что государственная идеология всегда отражает взгляды лидирующих общественных классов, в основе которых лежит их материальный ин­терес, а не интересы всех социальных слоев. В этом был убежден К. Маркс. Однако только В. Ленин проявил способность изобрести научную идеологию на основе сти­рания различий между классами и создания бесклассового общества, что впослед­ствии обернулось полным крахом.

Сегодня перед создателями инвестиционной идеологии стоит задача формиро­вания приемлемых для России представлений о правилах совместной деятельности и системе ценностных ориентиров. Ныне россияне, хранящие «в чулке» более $ 20 млрд, представляют нерешительную, инертную массу, проявляющую активность только в том, чтобы подойти к «обменнику» и купить еще валюты на «черный день». Такое массовое инвестиционное поведение объясняется только отсутствием у наших со­граждан целеполагающей веры. Актуальность создания инвестиционной идеологии в виде системы представлений, посредством которых инвесторы будут принимать решения, чрезвычайно велика. Если будет идеологическая опора для инвестирова­ния, то страна выйдет из инвестиционного кризиса. Если же не появится идеологи­ческой опоры, состояние инвестиционной комы продлится.










Последнее изменение этой страницы: 2018-04-12; просмотров: 235.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...