Современное инвестиционное поведение Российского государства

Вот какова государственная концепция инвестирования, осуществлявшаяся в Рос­сии в 30-80-х гг. XX столетия.

1. Упор на норму накопления в народном хозяйстве. В результате доля накопле­ния возрастала, а доля личного потребления снижалась.

2. Приоритет инвестиций в производственную сферу, все остальное народное хозяйство объявлялось непроизводственной сферой. В западных странах инвестиции в человека (здравоохранение, страхование, науку и т. д.), сферу услуг и кредитно-финансовую сферу эффективнее, чем вложения в произ­водственные здания, машины и оборудование, так как без развития вышепе­речисленных сфер невозможно активизировать людские резервы к переходу на новый уровень эффективности в материальной области.

3. Среди секторов материального производства первоочередные инвестиции должны получать промышленность, сельское хозяйство и строительство. По­этому создавалось утяжеление'структуры экономики и накопление основных капиталовложений именно в этих секторах. Удельный вес промышленности, сельского хозяйства и строительства в ВВП России 63 %, в США — 31 %.

Недостаточное накопление основного капитала в непроизводственной сфере признается западными экономистами одним из главных факторов низкой эффек­тивности российского производства в настоящее время.

В 70-80-е гг. СССР занимал место одной из супердержав в мире, по ВВП уступая лишь США. Сообразно инвестиционной концепции СССР до перестройки пример­но половина добавленной стоимости доставалась ее непосредственным создателям. Другая же половина оставалась государству. Оно вкладывало средства, во-первых, в поддержание оборонного могущества государства (военно-промышленный комп­лекс и вооруженные силы). Во-вторых, в экономическую поддержку режимов ряда развивающихся стран, входящих в зону политических интересов СССР. В-третьих, в создание бюрократического аппарата. В-четвертых, в грандиозные инвестицион­ные программы («стройки века» — водохранилища, гигантские электростанции, железнодорожные магистрали и пр.).

Таким образом, основные тенденции государственного инвестиционного поведе­ния советского и царского периодов во многом сходны.

Ситуация внешне изменилась в ходе трансформации российской экономики. Государственные предприятия получили право самим использовать часть имеющих­ся у них средств на капиталовложения. Так, в 1994 г. в госпредприятия, находящиеся в федеральной собственности, собственности субъектов Федерации и муниципа-

литетов, было вложено 48 % всех средств, в предприятия со смешанной собственно­стью — 33 %, а в частные —19 %. Государство, начиная с 1990 г., прекратило тотальное инвестирование всех российских предприятий. Началась децентрализация инве­стиционного процесса. Если в 1990 г. удельный вес государственных инвестиций составлял 80 %, в 1996 г. - уже 9 %, а в 1998 г. - 5 % от ВВП.

Начиная с 1990 г. в России наблюдается устойчивая тенденция к снижению ВВП. Так, в 1990-1996 гг. он сократился наполовину. При этом мировой ВВП с 1994 по 1996 г. вырос с $ 23,6 трлн. до $ 31,8 трлн. В 1993 г. в стоимостном выражении объем ВВП в России был в 40 раз меньше американского (11,7 % от ВВП США).³⁹

С 1990 по 1994 г. объем валовых капиталовложений в основной капитал снизил­ся на 68 %. В нежилищном секторе снижение произошло на 72 %. Инвестиции в основные фонды промышленности и строительства уменьшились на 77 %. Объем промышленного производства с декабря 1989 г. по ноябрь 1994 г. уменьшился на 54 %. Начиная с 1992 г. чистые инвестиции в основной российский капитал пред­ставляют отрицательную величину. В производственной сфере отношение валовых капиталовложений к необходимым амортизационным отчислениям в 1990 г. соста­вило 170 %, а в 1994 г. - 40 %.

Для сравнения, в США в период Великой депрессии (1929-1933 гг.) валовые инвестиции в нежилищный сектор также сократились на 72 %, а в 1933 г. отношение валовых инвестиций к амортизационным отчислениям составило 41 %.

Общеэкономическую ситуацию в России наглядно демонстрируют данные табл. 5.2. Они показывают, что общемировой ВВП по итогам 5 лет вырос на 17 % (при росте в промышленно развитых странах на 9 %, а в развивающихся — на 31 %). Резким контрастом выглядит положение в странах СНГ, где наблюдалось глубокое падение национального производства. В 1996 г. мировой объем ВВП в сравнимых ценах был на 60 % больше, чем 15 лет назад, в развивающихся странах — на 90 %, а в России он уменьшился почти на 40 %.

Таблица 5.2. ДИНАМИКА РОСТА РЕАЛЬНОГО ВВП (1980 г. - 100 %)

Как видно из табл. 5.3, Россия — единственная страна (в таблице приведены лишь некоторые страны), где уровень производства в 1996 г. ниже, чем 15 лет на­зад.⁴⁰

Таблица 5.3. ИНДЕКС ПРОМЫШЛЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА (1980 г. - 100 %)

К концу 1996 г. розничные цены на товары и услуги в России превысили уровень 1990 г. в 5227 раз (со средними темпами роста 317 %). За это время мировые потре­бительские цены выросли в среднем в 2,5 раза (в том числе в развитых странах — на 19 %, а в развивающихся — в 7,6 раза).

В последние годы государство продолжало вливать деньги в определенные объек­ты — так называемые олигархии типа «Газпрома». Как считает Ю. Латынина,⁴¹ се­годня государство превратилось в высокодоходный инструмент, доступный крайне ограниченному кругу лиц. Оно явилось естественной средой обитания олигархов, но в их погоне за прибылью вскоре оказалось истощенным. Объем возможностей государства оказался меньше суммы привилегий, дарованных паразитирующим субъектам. Неприкрытый паразитизм окончился дефолтом власти.

Ситуация с финансированием олигархов стала особенно ясной к 1998 г.⁴² У эко­номики сформировался олигархический промышленно-финансовый каркас с все возрастающим влиянием на высшее руководство страны. В нынешней экономике, по сути, осталось два гиперолигарха — «Газпром» и «Онэксим», поглотившие только в 1997 г. банки, промышленные гиганты, газеты и получившие миллиардные инвести­ции от западных стратегических партнеров.

В настоящее время подавляющее число директоров предприятий не в состоянии освоить инвестиции, следовательно, не получает их. Разрыв между финансовым рынком и реальным сектором экономики продолжает увеличиваться, несмотря на общее снижение ставок по кредиту.

Пространство под «Олимпом олигархов» почти пусто, в структуре экономики недостает предпринимательских объединений вторых и третьих порядков, которые передавали бы импульсы подъема от секторов-«локомотивов» в другие отрасли эко­номики.

При этом даже среди гиперолигархов отсутствует идеология экономического подъема. До сих пор не предложены масштабные экономические инновации, способ­ные толкнуть вверх всю экономику. Другими словами, не существует адекватной экономической воли, идейных лидеров предпринимательства. Некоторые из «олим­пийцев» демонстрировали настоящий предпринимательский дух в период агрес­сивного формирования своих империй, некоторые не демонстрировали его никог­да, строя империи варварского типа. Сегодня эти гиганты увлечены борьбой, аппаратной игрой, наведением мостов с правоохранительными органами, теневой экономикой и контрпропагандой. Это неудивительно в условиях, когда собствен­ность России находится в состоянии перманентного передела, налоговые недоим­ки Нависают дамокловым мечом над любым работающим производством, а госу­дарственная машина остается слабой, способной работать лишь в корпоративных и ведомственных, а не общеэкономических интересах. Можно добавить еще фео­дальную раздробленность нашей Федерации, и граничащую с самодурством эко­номическую политику, и откровенное воровство в некоторых регионах России.

В настоящее время олигархи демонстрируют отсутствие долговременной страте­гии своего огромного бизнеса и наличие гигантских вассальных владений. На том месте, где должна быть стратегия, существует одна мысль: удержать то, что уже при­обретено! Не допустить перемен, поскольку они, наверняка, будут к худшему. Доми­нирование таких мыслей неизбежно ведет не к подъему, а к стагнации.

Исследователи Н. Кириченко и А. Привалов⁴³ объясняют данную ситуацию сле­дующим образом. Нынешние тузы выросли на захвате бывшей государственной

собственности или на «огораживании» промышленных активов и недвижимости, привилегий, финансовых потоков. Власть намеренно пошла на это, предполагая, что частная собственность эффективнее государственной, и после периода пер­воначального «хапка» люди, вышедшие победителями из общей свалки, должны демонстрировать преимущества капитализма хотя бы для того, чтобы в конкурент­ной борьбе не растерять собственность. Однако этого не произошло, так как первона­чальный «хапок» растянулся во времени, а угроза потери собственности не имеет ничего общего с конкурентной борьбой на рынках. Главная угроза потери собствен­ности — это кризис неплатежей, т. е. хорошо отработанная схема юридически чисто­го ее отъема, основанная на неплатежах. И то и другое только помогало увеличить владения олигархов. Однако и у них нашлась «ахиллесова пята» — неплатежи в бюджет. Поэтому даже тузы не уверены в прочности владения собственностью. Государство имеет прекрасно отработанную налоговую систему, по которой при лю­бом раскладе даже самый крупный туз ему должен. Поэтому в любом варианте каж­дый предприниматель ходит под дамокловым мечом государства.

Любопытный пример привели авторы статьи о справедливых правилах взаи­мозачетов между Минфином и предпринимательской структурой. Так, бюджет вам должен 10 трлн, а вы бюджету — 6 трлн. Кто кому должен? Ясное дело, Мин­фин организации. Если делается зачет, действительно Минфин должен 4 трлн. Но у организации возникло налогов в размере половины зачтенной суммы, т. е. 3 трлн (налог на прибыль — 35 %, НДС — 20 %). Теперь уже организация должна Минфину 3 трлн. Потом еще раз проводится зачет. Минфин должен теперь 1 трлн, а организация — 1,5 трлн налогов. Так что организация всегда должна Минфину.

Именно поэтому все силы собственников направлены на сохранение «честно при­ватизированной» собственности — тут уже не до освоения инвестиций. Чем ты бу­дешь владеть завтра из того, чем ты владеешь сегодня, сказать с уверенностью нельзя. Поэтому о стратегии и размышлять-то некогда. В законных рамках собственность удержать невозможно (всех налогов не заплатишь, а заплатишь — разоришься или развалишься из-за недоинвестирования), поэтому ее удержание ведется любыми средствами.

Со времен Ивана III в России наблюдается вотчинный тип регулирования эконо­
мики. В руках государства находится 90 % наших национальных богатств, и доля
государственных расходов в ВНП составляет 55 % (даже в Китае 45 %). Государство
при огромном дефиците государственного бюджета решило в 1994 г. (незадолго до
«черного вторника») привлечь средства предприятий и банков посредством ГКО.
Именно это спасло Центробанкрт набегов олигархов (так называемых заимствова­
ний). Государству не удалось удержаться в рамках разумной доходности по облига­
циям (доходность заимствований достигла 100 %, а накануне дефолта — 300 %).
Обуреваемые жаждой легкой наживы директора и банки кинулисьлпрать в ГКО.
В результате только за первую половину 1997 г. в ГКО пришло $ 8 млрд из-за грани­
цы. Всего запас государственных ценных бумаг составлял $ 45 млрд (с ежедневным
оборотом ГКО 5 трлн руб.). Российская экономика превратилась в цветочный гор­
шок, где вся «денежная вода» легко проходила через почву в «блюдце» — финансо­
вый рынок. Это «блюдце» заливалось деньгами, необходимыми для реальных инве­
стиций.⁴⁴ В результате с 1994 по 1998 г. никто ничего не производит, но все играют с
государством.                                           

Некоторые зарубежные банки также соблазнились легкой наживой и подключи­лись к этой игре (всего 25 американских, европейских и японских банков). Исто­щив ресурсы государства и населения, игры в ГКО довели общий долг государства до $ 213,8 млрд. Население же потеряло (по официальной версии) на скачке инфля­ции $ 45 млрд.

«Подпитка» олигархов кончилась крупным финансовым кризисом страны. По­бочным эффектом данного вида «кормлений» явилось проявление еще одной осо­бенности государственного инвестиционного поведения.

Известно, что существует центр мировой торговли, который периодически про­странственно меняется. Сейчас им считаются США. Уровень жизни населения цен­тра очень высок. По мере отдаления от него уровень жизни падает; так, промежуточ­ные страны довольно зажиточны, а периферийные уже бедствуют.

В нашей стране со времен Ивана IV таким центром являлась столица страны. Она же была информационной и финансовой кормушкой. Далее от столицы идут проме­жуточные, а потом периферийные области.

В 1997 г. в Москве было сосредоточено более 80 % всех финансов страны и 60 % валюты. На 1 января 1998 г. в Москве и Московской области сосредоточено 43,6 % общего количества всех банков России, на которые приходится 84,2 % активов всей банковской деятельности. Центральный банк со штабом также в Москве в октябре 1998 г. монополизировал валютный рынок, т. е. 90 % всего валютного оборота. До сих пор (октябрь 1998 г.) доходность московских ценных бумаг достигает 400 % годовых. Практически все инвестиции в России (около 80 %) контролирует опять-таки Москва, а сумма прямых инвестиций в нее составляет 56 % от всех поступлений в Россию.

Как известно, чем ближе к «кормушке», тем более обеспеченной становится жизнь населения. И действительно, 41 % городского бюджета столицы социально ориентирован. Заработная плата простой секретарши может составлять $ 600-700.⁴⁵

В налоговых поступлениях московского бюджета около 20 % — деньги других регионов. Согласно существующему законодательству, предприятие может рабо­тать где угодно, но налоги платит в столице, если здесь находится его центральный офис. Один только трубопроводный транспорт дает 15 % доходов московского бюджета. Если посмотреть цифры, окажется, что в 1996 г. «Газпром» принес мос­ковскому бюджету 3,8 млрд рублей, «Ростелеком» и «Транснефть» — примерно по 0,6 млрд, РАО «ЕЭС» — 0,7 млрд. В 1997 г. «Транснефть» и «Ростелеком» снова дали по 0,6 млрд, РАО «ЕЭС» — 0,7 млрд, а Газпром — более 7,9 млрд руб.

Оберегая городскую собственность от приватизации, столичная администрация сохранила в своих руках и рычаги управления ею, а значит, и товарными, и финансо­выми рынками. У нее появилась уникальная возможность перераспределять финан­совые потоки, направляя их в инвестиционные проекты, различные социальные трансферты, закупки для бюджетных нужд товаров и услуг.

Перераспределительная экономика, как правило, базируется на механизмах бюд­жета и государственных заимствований. Не стала исключением и Москва. Пирами­да заимствований выстроена с характерным размахом. Обычно заимствования делают, когда необходимо финансировать бюджетный дефицит (в этом случае га­рантом возврата долгов выступает казна). В Москве бюджетозамещающие заим­ствования были сделаны в отсутствии дефицита городского бюджета. Зачем? Про-

сто схема заимствований чрезвычайно удобна для финансирования неэффектив­ных инвестиционных проектов, ведь ответственность по долгам лежит на бюджете. т. е. на налогоплательщике.

А ответственность немалая. По двум траншам еврооблигаций Москвы в 1997-1998 гг. у иностранных банков было занято около $ 1 млрд. По облигациям внут­реннего займа — свыше 5 млрд руб. По облигациям московского сберегательногс займа — более 0,5 млрд. Итого в расчете на душу населения московская пирамида заимствований «весит» лишь вдвое меньше пирамиды ГКО. В свое время по требо­ванию депутатов Московской городской думы предполагалось либо отделить заем­ное финансирование инвестиционных проектов от бюджета, либо создать залого­вый фонд из объектов принадлежащей городу недвижимости, чтобы гарантировать возвратность заимствований помимо бюджета. Ни то, ни другое сделано не было, В этой связи особенно курьезно звучат речи мэра Москвы против строителей пира­мид от «МММ» до ГКО, требования найти и судить их.

Полученные в виде займов средства (к ним следует добавить и банковские кре­диты) направлялись на финансирование амбициозных, но малоэффективных и пло­хо просчитанных с точки зрения окупаемости проектов (Манежная площадь, Гости­ный двор, Нагатинский парк развлечений и пр.). Они осуществляются не только для прославления московского мэра. Заимствования на них были пропущены через сче­та Банка Москвы — монополиста в обслуживании городских займов. И заинтересо­ванные лица — от банковского комплекса до строительного — припали к перераспре­делительному потоку. Выплачены зарплаты, премии, дивиденды и пр. Бюджет же не получил практически ничего, ибо все «припавшие» платят налоги неохотно и неаккуратно. Расплачиваться городу надо, а брать деньги неоткуда: заимствования в условиях кризиса практически невозможны.

Экономика перераспределения в условиях высокого спроса ведет к «перегреву» рынка недвижимости, создавая иллюзию, что можно извлекать из него финансовые ресурсы до бесконечности. Собственно говоря, на этой иллюзии и построена «мос­ковская особая приватизация». Ее суть — поменьше приватизации, но побольше недвижимости в руках администрации и арендных платежей. Мало того, что этс очередное перераспределение, увод денег предпринимателей из сферы инвестиций в бюджет (где они тоже могут быть направлены на инвестиции, но заведомо гораздо менее эффективные). Это, конечно же, вредит рационализации бюджетной полити­ки, что особенно остро ощущается во время спада. Завышение цен, характерное для стадии перегрева, моментально сменяется их занижением. Платой за перегрев стано­вится переохлаждение.⁴⁶

Попадавшие в центр ответственные лица, принимающие решения, оказывались перед необходимостью подстроиться под нормы и правила поведения сильных мира сего. Опубликованы сведения о том, что в аппарате правительства не так давно суще­ствовали следующие «тарифные ставки»: резолюция «прошу рассмотреть» стоила $ 1000, «прошу рассмотреть и внести предложения» — $ 2000, «рассмотреть и по­мочь» — $ 4000, «рассмотреть и решить» — $ 5000.⁴⁷

Видимо, искоренить взяточничество на Руси (и то ненадолго) можно только очень жесткими мерами. Данная особенность взаимодействия с начальством — лишь доказательство близости России с Востоком, где инвестировать деньги в подноше­ние или купить должность является делом чести. Например, имеются сведения, что

министерский портфель в Дагестане стоит $ 250 тыс., должность замминистра — $ 100 тыс., чтобы возглавить крупное предприятие, необходимо отнести чиновнику, который его курирует, $ 25-30 тыс. и т. д.⁴⁸

Итак, современное государственное инвестиционное поведение по характеру до­статочно близко к поведению в XVIII-XIX вв. Это все то же неумелое распределе­ние финансовых средств, манипулирование инвестиционным поведением населе­ния, высокое сосредоточение капиталов в столице, упование на иностранных инвесторов или абстрактные махинации типа ГКО и т. д. Можно отметить, что все это отражается в девиантном инвестиционном поведении современного государ­ства, которое привело большинство населения к нищете, а экономику — к развалу.