На Западе интерес к модели человека в различных экономических теориях достаточно повысился начиная с 60-х гг. XX в. 15 страница

патриотизм;

ощущение связи с крестьянскими корнями;

отсутствие «святости собственности»;

благотворительность.

Аристократия, считающая самым почетным занятием военное дело, не считается с материально обеспеченными «купчишками». Правительство опекает лишь виды предпринимательской деятельности, обогащающие казну и развивающие военно-промышленный комплекс.

Крестьянство относится к предпринимателям довольно терпимо, пока последние способствуют жизнеобеспечению общины. Духовенство игнорирует существование предпринимательской деятельности.

СконцаХ1Хв. происходит смена «кодекса поведения» предпринимателей. Спо­собствовали этому три момента: освобождение крестьянства от крепостного права, давшее бывшим крепостным возможность беспрепятственно заниматься предпри­нимательством; снятие ограничений с 1863 г. на запись в гильдийское купечество для всех слоев населения, в том числе и дворянства; государственная политика, в результате которой купечество перестало быть единственным классом, занимаю­щимся предпринимательством.

Итак, с конца XIX в. предпринимательская деятельность перестала связываться ; только с купечеством. Появилось новое понятие — буржуазия, объединившее все сословия, ею занимающиеся. Формирование «кодекса поведения» российской бур­жуазии, происходившее на основе синтеза разнообразных «кодексов поведения» практически всех слоев населения — от аристократии до крестьянства, а также рез­кое обогащение нового сословия благодаря акционерным формам промышленной и финансовой деятельности на фоне значительного обнищания народа в годы первой мировой войны оторвало буржуа от «низов». Это вызвало скрытое недовольство у низших слоев населения, несмотря на рост благотворительности в стране.

А. И. Бохонов приводит сведения о некоторых крупнейших пожертвованиях не­имущим в 1916 г. со стороны купечества. Бахрушины отдали 3,4 млн руб., Третьяко­вы — 3,1 млн, Медведниковы и Солдатенковы по 2 млн, Солодовниковы —10 млн руб. и т. д.53

Десятки миллионов рублей жертвовались на развитие национальной культу­ры. В конце Х1Х-начале XX в. появляется плеяда именитых предпринимателей-меценатов. Среди них Третьяков, подаривший народу знаменитую картинную галерею, Щукин и Морозов, пожертвовавшие собрание западной живописи, Ма­монтов, содержавший оперу и Московский художественный театр. По утвержде­нию П. Д. Боборыкина, предприниматели словно соревновались друг с другом в фи­нансировании больниц, богаделен, бесплатных квартир, родильных домов, клиник, школ и библиотек. На каждого призреваемого в благотворительном заведении трати­лось от 60 до 130 руб. (при заработной плате рабочего в 1913 г. примерно 200 руб.).54

В таких благотворительных акциях принимало участие купечество. Дворянство проявляло благотворительность, помогая, главным образом, своему деклассирован­ному собрату. По данным А. П. Карелина, московские дворяне использовали на эти цели 80 тыс. руб. в год. Расход на опекаемых составлял 12,5 млн руб. в год.55

Если раньше купечество считало за честь породниться с аристократической фа­милией, то в конце Х1Х-начале XX в. представители деклассированного дворянства считали самой оптимальной партией для своих детей — «родниться» с «твердо сто­ящим на земле» купцом. Как пишет Ф. М. Достоевский, если раньше купцу прихо­дилось зазывать особу к себе на «обед», то теперь он уже «роднится и "братается" с ней, так как он уже теперь сам лицо, сам особа».56

Несмотря на то, что буржуазия конца Х1Х-начала XX в. состояла из различных социальных слоев, именно купечество, по утверждению А. Н. Боханова, было стерж­нем.57 Это вполне естественно, так как буржуазия как класс только оформлялась, а купечество существовало уже несколько столетий. За несколько десятков лет не­возможно выработать традиции, правила, нормы поведения. Возможно только осмыслить основные ценности, на которых строятся нормы и правила поведения. Поэтому купечество, уже имевшее прочные этические установки, продолжало быть носителем предпринимательской этики в конце Х1Х-начале XX в.

Одной из главных норм купеческого поведения было проявление щедрой благо­творительности. Своеобразная форма «заглаживания вины» перед неимущими по­степенно превратилась в неадекватное нищелюбие, которое усугубило пассивное принятие богоугодными нищими «дармовых харчей». Со стороны же крестьянства и рабочих, опиравшихся на общинные, уравнительные ценности при оценивании жизненных ситуаций, возникало чувство зависти, а порой даже ненависти к пред­принимателям. Как считает М. Вебер, такое отношение к выделяющимся из общины людям было обусловлено мнением, будто материально обеспеченные являются «на­сильниками над божественным правом мира».58

' Под напором государственных реформ, направленных на уничтожение сельско­хозяйственных общин, крестьянство стало объединяться в кооперативы, успешно заменявшие старые формы совместного ведения хозяйства. К1917 г. насчитывалось 56,6 тыс. кооперативов, объединяющих 18,6 млн крестьян (с членами семей 90-100 млн человек), т. е. практически все крестьянство, проживающее в сельской местно­сти. Такое положение дел не способствовало проникновению индивидуалистичес­кого мышления в слои крестьянства. В результате принцип собственности имел сре­ди сельского населения значимость, только если выражал коллективное содержание. Государство не считало нужным участвовать в формировании у населения значимо­сти и необходимости принципа индивидуальной собственности. Министр финан­сов С. Ю. Витте писал: «...при освобождении крестьян весьма бесцеремонно обо­шлись с принципом собственности и нисколько в дальнейшем не старались ввести в самосознание масс этот принцип».59

Внедрение в массовое сознание необходимости индивидуальной собственности подрывали и труды А. В. Чаянова, Н. Г. Чернышевского и других сторонников тру­довых товариществ, красочно описывающих преимущества совместного ведения хозяйств.

Авторитет кооперации у населения был настолько высок, что после февральской революции лидеры данного движения вошли в состав Временного правительства. Неспособность признать основной массой населения преимущества индивидуаль­ного ведения хозяйства, а также принять и понять важность принципа личной соб­ственности, по мнению С. Ю. Витте, пагубно отражалась на благосостоянии государ­ства. Он писал, что если процесс перехода общинного владения в индивидуальную собственность замедлен, «как это было у нас, то народ и государство хиреют».60

Вследствие реформ конца XIX в. основным лицом, владеющим частной собствен­ностью, стал предприниматель (буржуазная элита). В результате он оказался пре­красным объектом для обвинений в плохой жизни народа.

Радикальная интеллигенция весьма способствовала укоренению в народе мысли, будто буржуазия является его прямым врагом. Чтобы выявить причину такого от­ношения класса интеллигенции к буржуазии, необходимо определить ее исходную идеологическую установку. Исследователи русской интеллигенции отмечают, что во второй половине XIX в. данный социум окончательно оформился как класс. В него вошли представители аристократических родов, известные промышленни­ки, купцы, люди гуманитарных профессий и «пролетарии умственного труда» — выходцы из низших слоев общества. Последние представляли сердцевину данного класса. По данным В. Шубина, С. Н. Булгакова, Ф. А. Степуна, Е. Богданова, они стали духовными лидерами русской революции. Если это так, то отношение ин­теллигенции к предпринимателям необходимо рассматривать сквозь призму пред-

ставлений данного класса о справедливой социальной структуре общества, в кото­ром, согласно мнению М. А. Протопопова — исследователя радикальной интелли­генции, — должно быть устроено так, чтобы соблюдался принцип: «все для народа, все в народ, все из народа. И ничего — вне народа».61 Результатом служения данному принципу стало суждение, что «интеллигенция защищала не столько ближайшие, насущные интересы народа, сколько свои представления о них. Эти представления о реальных интересах были не всегда реальны... Все это способствовало развитию в русской интеллигенции идеологической дальнозоркости и эмпирической, близору­кости».62

Одним из представлений, защищавшихся интеллигенцией, превращенных ею в символ веры, стал постулат о «благе народа, удовлетворении нужд большинства». Служение этой цели стало высшей обязанностью, а что сверх того, — «от лукавого». В свете этого предпринимательская деятельность рассматривалась лишь с точки зре­ния эксплуатации народа и личного обогащения буржуазии, как фактор ущемления нужд «большинства», а следовательно, как нечто весьма непочетное.63

В периодической печати того периода стали появляться многочисленные публи­кации о низкой престижности предпринимательской деятельности. Так, историк С. С. Ольденбург приводит ряд убедительных высказываний, подтверждающих, что «русское общество имеет сильное предубеждение против предпринимательской де­ятельности». Ссылаясь на А. М. Рыкачева, историк пишет, что «честнее быть агроно­мом на службе землевладельческого земства, землевладельцем, статистиком у про­мышленника, чем самим промышленником».64

Представители предпринимательских кругов находились в конце Х1Х-начале XX в. одновременно в двух процессах. Первый заключался в осмыслении пагубности для страны того, что большинство народа не имеет и не желает иметь личный опыт индивидуального владения собственностью. Второй выразился в череде политиче­ских актов, доказывающих «генетическую связь» предпринимателей с народом.

П. П. Рябушинский — крупнейший московский финансист, промышленник, ду­ховный вождь русского старообрядчества. Его единомышленники — известные куп­цы-фабриканты Н. Д. Морозов, А. И. Коновалов, С. Н. Третьяков, С. И. Четвериков, П. А. Бурышкин считали, что «народ... никогда не являлся врагом купечества, а помещики и чиновники — да». Они заявляли, что народ в России не имел опыта индивидуального владения собственностью, а поэтому отнимать все у богатых и передавать бедным «является мечтою, которая лишь многое разрушит. Россия в этом смысле еще не подготовлена».65

Неприемлемость принципа собственности в сознании русских пагубным обра­зом сказалась на купечестве, которое так яростно с политической трибуны напоми­нало всей стране о своей «генетической связи» с народом. Недаром именно в России социалистические идеи нашли огромное количество поклонников среди всех слоев населения, и даже купечества. Известно, что миллионер Савва Морозов скрывал в своем имении видных революционеров, прятал нелегальную партийную литературу, на издание которой выделял крупные суммы. Племянник С. Морозова, Н. П. Шмидт, завещал все свое состояние социал-демократической партии, а кроме того вступил в нее и стал революционером.

Большую помощь революционерам оказывал и пермский судовладелец Н. Меш­ков. Миллионер В. Т. Тихомиров стал организатором газеты «Правда», поддержи­вал большевиков и Ленина.66

Если учитывать последние исследования архивных данных о революции 1917г., необходимо принять во внимание психологическую готовность в сочетании с внут­ренней потребностью предпринимательского сословия к уничтожению самого себя, своего дела и собственности во имя «справедливости», диктуемой общинным мыш­лением и принципом православного покаяния. Неприлично быть богатым на Руси, поэтому комплекс неполноценности купцы проявляли кто в разгулах и пьянстве, кто в щедрой благотворительности, кто в аскетическом воздержании, а некоторые даже в партии большевиков.

Отказ от святости принципа собственности сделал невозможным защитить ин­ститут предпринимательства после 1917 г. Малочисленная буржуазия позволила себя ликвидировать как класс. Наиболее богатая часть купечества, около 400 человек, эмигрировала во Францию. Они организовали в Париже ассоциацию «ТоргПром» под руководством П. П. Рябушинского, писавшего: «Мы наивно считали, что ком­мунистическое правление изживает себя, готовились вернуться, чтобы участвовать в возрождении России».

Спустя годы политический лидер бывшей либеральной партии России писал, сколь слабыми были попытки буржуазии противостоять большевикам, обвиняв­шим «буржуа» в разрухе, голоде и безработице. «Частное предпринимательство, благодаря которому расцвела экономическая жизнь к 1913 г., в момент кризиса ас­социировалось у народа с бандой спекулянтов, наживающихся на народном горе».

В эмиграции П. П. Рябушинский признает, насколько безвольными были потуги буржуа установить в стране политику «сильной руки» под руководством Л. Г. Кор­нилова. Эту политику готовил старообрядческий съезд в Москве. Но, как известно, мятеж был подавлен. Причину несостоятельности генерала Корнилова объясняет А. И. Деникин: «В последний момент все отвернулись от генерала. Распыленная фи­зически и духовно буржуазия терялась во враждебной стихии. Некоторые, из чув­ства самосохранения, присоединились к шествовавшим за победной колесницей».67 Миллионер А. И. Гучков — руководитель октябристской фракции и председатель III Государственной Думы — горячо поддерживал А. И. Деникина, Н. Н. Юденича, А. В. Колчака в их борьбе с большевиками. Наделе же выделил в 1918 г. ничтожную сумму (10 тыс. руб.) лишь белогвардейскому генералу М. В. Алексееву.

В великом противостоянии 1917 г. российская буржуазия проявила свою не­жизнеспособность. П. П. Рябушинский объясняет причину этого так: «Русская бур­жуазия, численно слабая, не в состоянии была выступить в ответственный момент той регулирующей силой, которая помешала бы событиям идти по неверному пути. Обстановка прошлого не способствовала нашему объединению. В роковой момент стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила»,68 По мнению Ю. А. Петрова, именно социальная изоляция и отсутствие поддержки в народных низах, генетической связью с которыми так гордились российские пред­приниматели, обусловили малую престижность их деятельности и парализовали капиталистическую альтернативу в стране.

Итак, зависть низов, с одной стороны, и эффект «кающихся» за наличие индиви­дуальной собственности предпринимателей, с другой, обеспечивали партии боль­шевиков прочный плацдарм для внедрения социалистических идей на всех уровнях жизни.

А. Н. Боханов, исследователь русской буржуазии, указывает на такие ее специ­фические черты, как слабость и бесперспективность. Он пишет: «Легкость, с кото-

рой имущие "сошли на нет" в России, произошла из-за специфики народного созна­ния, сами собственники не имели "собственнического миросозерцания", бескорыст­ной веры в святость принципа собственности, в то время как русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржу­азным добродетелям и нормам».69

До октябрьского переворота 1917 г. в развитии культурных факторов можно выделить ряд следующих этических и психологических особенностей.

Прежде всего, наблюдались такие нормы и правила поведения предпринимате­лей, которые базировались на «кодексе поведения» буржуазии, сочетавшей различ­ные социальные слои общества — от аристократии до крестьянства:

своеобразная политическая активность, направленная на поддержание «гене­тической связи» с народом;

щедрая благотворительность, доходящая до неадекватного нищелюбия;

проявление «комплекса вины» и неполноценности перед неимущим населе­нием;

отсутствие «святости» индивидуальной собственности;

нежизнеспособность буржуазии, выразившаяся в готовности к уничтожению себя, своего дела и своей собственности во имя справедливости, диктуемой общинным мышлением и принципом православного покаяния.

Предприниматель оказался одинокой фигурой, не пользующейся симпатией со стороны населения. Предпринимательская деятельность оказалась непрестижной и воспринималась как эксплуатация народа.

Правительство продолжало опекать виды предпринимательской деятельности, обогащавшие казну и развивавшие военно-промышленный комплекс. Духовенство, I как и прежде, игнорирует существование предпринимательства. Сама буржуазия, не имеющая «собственнического миросозерцания», отличалась отсутствием «гор-I дости и понимания того, что без ее труда не было бы в обществе главного — богат­ства». Вследствие этого можно предположить, что сама буржуазия не считала пред­принимательскую деятельность почетной. ■

Аристократия, из-за своего массового обнищания, видела в занятии предприни­мательством лишь средство для поддержания материального благополучия. О по­четности предпринимательства среди дворян говорить также не приходится.

Крестьянство и пролетариат, не имеющие опыта индивидуального ведения хо­зяйства, отягощенные уравнительно-общинным мышлением, относились к буржуа­зии завистливо, а к предпринимательской деятельности как к средству приобрете­ния богатства за счет трудового населения.

Радикальная интеллигенция открыто выражала свое презрение буржуазии, счи-I тала ее эксплуататором народа и призывала крестьянство и рабочий класс «сверг­нуть эксплуататоров».

После октябрьского переворота наступает второе по счету «смутное время» ре­прессий и идеологического неприятия предпринимательства. Время с 1917 по 1953 г. явилось инкубационным периодом «кодекса поведения» предпринимателей. Нет I смысла говорить о процессах развития предпринимательской культуры за несколь­ко лет существования нэпа. Ибо практически все предприниматели, «засветившие­ся» в этот период, были физически уничтожены, начиная с 1929 г. Социализм

«с корнем» выдернул всю дореволюционную предпринимательскую культуру, но не смог уничтожить предпринимательство как деятельность.

|!   О факте уничтожения дореволюционной предпринимательской культуры красноречиво

11 пишет В. Солоухин: «Если и сейчас можно иногда встретить недорезанного дворянина,

j |  если и в тридцатые, и позже можно было встретить дореволюционного интеллигента, то

11 купечество Владимир Ильич искоренил начисто, ни одного купца в России нет, как

11 будто их никогда и не было». И далее: «Владимир Ильич купечества не любил, оно не

11 укладывалось в политические утопические догмы человека, оказавшегося диктатором в

|!   стране, и поэтому было уничтожено, ликвидировано, искоренено. Погрузилась в ледя-

j    ные воды истории целая своеобразная "Атлантида" со своим жизненным укладом, со

1j  своими нравами, со своим бытом, представлением о достоинстве и чести, со своими

1! богатствами».70

«Хрущевская оттепель» создала условия для проявления тех людей, которые согласно механизму поисковой активности компенсировали свои предприниматель­ские способности в деятельности, сходной по некоторым позициям с предпринима­тельской. К таким видам деятельности можно отнести работу в комсомоле, в струк­турных органах КПСС, номенклатурную.71

Другой областью, где с начала 60-х гг. смогли проявить себя обладатели пред­принимательских задатков, явилась «теневая экономика». Существует большое количество авторов, считающих, что предпринимательство до 1990-х гг. существо­вало именно в такой форме. Это В. И. Королев, А. И. Агеев, А. И. Гуров и многие другие.72

Вероятно, некоторых людей, имеющих предпринимательские задатки, поиско­вая активность заставила уходить в старательские артели, геологические экспеди­ции, строительные «шабашки». Некоторые превратились в заядлых посетителей мест под названием «галера», где любили скапливаться «фарцовщики» — перекуп­щики товаров.

В настоящее время трудно описать «кодекс поведения» предпринимателей, функционировавших с конца 60-х до 90-х гг. Начиная с 1990 г., когда предпринима­тельство становится официально разрешенной деятельностью, наступает новый этап в формировании его культурных тенденций. Первоначальные капиталы «теневи­ков» стали хорошим стартовым началом для создания акционерных обществ, бан­ков, бирж и т. д. Изменились условия игры в бизнес, в результате чего приходилось менять и «кодекс поведения». Доступ в ряды российских предпринимателей попол­нился молодыми и не очень молодыми кадрами, которым не надо в настоящее время включать поисковую активность для поиска деятельности, компенсирующей необ­ходимость приложения своих сил в предпринимательстве. «Кодекс поведения» мо­лодого российского предпринимателя только формируется.

Лабораторией социальной психологии НИИКСИ в начале 90-х гг. было прове­дено исследование по проблеме совершенствования духовно-нравственной культу­ры личности.73

На вопрос: «Согласны ли вы, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому войти в рай?» только 12,5 % предпринимателей ответили «да». Против оказались 15,7 % из общей выборки, представляющей интеллигенцию.

Предприниматели больше, чем интеллигенция, верят в возмездие за злые дела и вознаграждение за добрые. В первое верят около 69 % предпринимателей против 55 % интеллигенции, а во второе — 60 % предпринимателей против 46 % интеллиген-

ции. Основными ценностями, составляющими этическую основу современных пред­принимателей, являются по шкале теста Рокича:

Эти ценности отличаются от общей выборки тем, что на 2-м месте у интеллиген­ции стоит чистая совесть, тогда как предприниматели данную ценность поставили лишь на 8-е место.

Такие ценности, как искусство, общение с природой, физическое самосовершен­ствование, общественная активность, одинаково заняли последние места как у пред­принимателей, так и в общей выборке. Эти данные говорят о духовной деградации нашего общества, что хорошо сформулировал заведующий лабораторией В. Е. Се­менов, озаглавивший статью в Санкт-Петербургских Ведомостях «Возрождение или вырождение».74

По мнению других исследователей, в настоящее время в стране сложилась такая ситуация, что существующая «этика хозяйственных и правовых отношений, сформи­ровавшаяся в годы командно-административной экономики, непригодна на этапе фор­мирования рынка, не имеющего своего этического базиса. В нынешней ситуации как все россияне, так и российские предприниматели пребывают в специфическом этическом и духовном вакууме».75 Такая ситуация, по мнению авторов, требует ско­рейшего разрешения. В противном случае продвижение к рынку будет резко тормо­зиться.

Работа В. Шокарева (ВЦИОМ) позволяет выявить картину отношения народа к предпринимательству и предпринимателям без деления его населения по социальным слоям. Выяснилось, что россияне относятся негативно не к самому факту богатства, а к тому, какими путями оно приобретено. При этом большинство не связывает обогащение ни с трудолюбием, ни с талантом, ни с образованностью. Достичь его, по мнению опрошенных людей, можно в том случае, если у человека есть связи, если он ведет нечестную игру и если повезет. На вопрос, какие способы обогащения есть в России, ответы распределились следующим образом: 45 % считают, что основным является нечестный путь — через спекуляцию, воровство, грабеж и махинации, 13 % полагают, что к богатству приводит большое наследство, 10 % утверждают, что только взяточничество помогает обогатиться и лишь 7 % уверены, что основным способом является предприимчивость. При этом 18 % не против миллионеров, неза­висимо от того, каким путем они нажили свое состояние, 40 % не имеют негативного отношения к данной прослойке, если богатство нажито честным путем. А вот 5 % в любом случае против. 29 % полагают, что такие деньги честно заработать невоз­можно.

Исследуя качества, приписываемые отечественным и западным бизнесменам жителями России, В. Шокарев пишет, что «отечественный бизнесмен выглядит как разбойник с большой дороги». Ему 58 % опрошенных приписали в качестве харак­терной черты жажду наживы, 40 % считают, что все бизнесмены склонны к жульни­честву, 31 % полагают, что предприниматели не желают трудиться, 22 % уверены в неразборчивости в средствах достижения богатства этих людей, 18 % приписывают отечественным бизнесменам низкий уровень культуры. Лишь 6 % опрошенных ука-

зали, что российские предприниматели — в основном честные и порядочные люди, 4 % уверены, что данная прослойка имеет высокий профессионализм, 3 % — склон­ность к благотворительности и 2 % — обладают хорошим уровнем культуры.

Автор исследования резюмирует, что «до тех пор, пока наши бизнесмены и мил­лионеры не сумеют объяснить своим согражданам, как можно честно заработать миллионное состояние, те не будут питать к ним ни любви, ни сочувствия».76

Итак, система ценностей современных российских предпринимателей только формируется. В этике предпринимательства наблюдается неустойчивость норм и правил поведения. Такое положение уже нашло себе название — «этический ваку­ум». Поэтому говорить о «кодексе поведения» современных предпринимателей пока еще нет смысла. Однако можно выделить ряд отдельных ценностей, на которые в основном ориентирована данная социальная группа:

вера в причинно-следственную связь между жизненными поступками и их результатами, т. е. ответственность за свои действия;

наличие богатства и собственности не считается препятствием для того, что­бы «войти в рай». Иными словами, богатство не дает повода для чувства не­полноценности и вины перед неимущими, в отличие от дореволюционных предпринимателей;

здоровье, семья, дети и работа являются основными ориентирами в жизни предпринимателя;

чистой совести придается небольшое значение, так как в стране имеются не­благоприятные условия для развития предпринимательства только честным путем;

искусству, общению с природой, самосовершенствованию отводится одно из последних мест в шкале жизненных ценностей.

У основной массы населения прослеживается негативное отношение как к пред­принимательству, так и к самим предпринимателям, считающим свою деятельность самой значимой из всех имеющихся.

Подводя итоги, рассмотрим сформировавшееся на различных этапах развития предпринимательства отношение к нему представителей основных сословий обще­ства (см. табл. 3.1).

Таблица 3.1

Продолжение табл. 3.1

Продолжение табл. 3.1