На Западе интерес к модели человека в различных экономических теориях достаточно повысился начиная с 60-х гг. XX в. 9 страница

Основным вопросом христианства является вопрос о спасении, специфическое значение которого выражалось определенной, навязанной религиозной идеоло­гией, картиной мира. Христианство четко отвечает на поставленный вопрос: от чего и каким образом надо и можно спастись. Конечно, от вечных посмертных мучений в аду. Известно, что картина мира формируется в результате избиратель­ности восприятия материальных и духовных ценностей. Одним из главных ориен­тиров в картине мира христианина явилась (со времен Лютера) идея превращения повседневной деятельности в призвание.

Различные христианские направления давали свое понимание праведности по­вседневной деятельности. Так, различное понимание этого вопроса наблюдалось у западного направления христианства, которое в свою очередь поделилось на като­ликов и протестантов, и у восточного направления, также поделенного на два крыла: православных новой веры и старообрядцев.

Праведность повседневной мирской жизни с точки зрения протестантизма за­ключалась в занятии предпринимательством. В своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» М. Вебер раскрыл основные постулаты протестантизма и их влияние на развитие предпринимательства. Он пишет, что самые богатые люди на Западе (имеется в виду начало XX в.) являются протестантами. Еще в студенческом возрасте они выбирают коммерческие, промышленные и торговые специальности, в то время как католики предпочитают гуманитарные специаль­ности. Так определенная форма религиозности, в которой растут протестанты, оказывает известное влияние на выработку в них определенного призвания к пред­принимательской деятельности. Католицизм отчуждает от мира своим аскети­ческим характером, высшие «идеалы» которого воспитывают безразличие к бла­гам земной жизни. Народная мудрость гласит: «Либо хорошо есть, либо спокойно спать».

В данном случае протестант предпочитает хорошо есть, тогда как католик — хоро­шо спать.

Заслуга М. Вебера состоит в том, что он выявил основные принципы духа капита­лизма. Он привел некоторые опорные пункты, на которые должен обращать внима­ние деловой человек:

помни, что время — деньги;

помни, что кредит — это деньги;

помни, что деньги плодоносны по своей природе и способны порождать новые деньги;

если ты прослывешь старательным и честным человеком, то это умножит твой кредит, и т. д.

Предприниматель должен нести, по Веберу, как черты предпринимательского, так и бюргерского духа. Основными чертами предпринимательского духа он счи­тает:

  - готовность к риску;

  - духовную свободу;

  - богатство идей;

  - волю и настойчивость;

  - умение соединить людей для совместной работы;

  - умение убеждать клиентов.

«Бюргерский дух» несет в себе прилежание, умеренность, расчетливость и дру­гие традиционные буржуазные добродетели. Заметим, что идеалом этой филосо­фии является кредитоспособный человек, а умножение капитала является самоце­лью и вопросом долга. Это уже своеобразная этика.

Итак, согласно М. Веберу, протестантская идеология имеет предприниматель­ский и бюргерский дух.

«Высшее благо» этой этики — накопление все новых денег — лишено стремления к счастью и получению удовольствия. Приобретательство становится целью жизни и перестает быть средством для удовлетворения жизненных потребностей.

Дух предпринимательства возникает как мировоззрение, имеющее в картине мира протестантов особо важное значение. Так религиозная идеология способству­ет отбору людей для занятия предпринимательством.

Данная этика, по словам М. Вебера, привела к тому, что «весь жизненный облик современного предпринимателя (начала XX в.) приближается к идеальному, носит отпечаток аскетизма, лишен роскоши. Самому предпринимателю подчас ничего не остается от его богатства, кроме ощущения исполненного "долга"».

До сих пор на Западе поддерживается протестантская буржуазная этика. На­пример, исследователь современной религиозной идеологии М. П. Медведев от­мечает, что протестантское учение неизменно, начиная с прошлого века и вплоть до последних лет, считает предпринимательство очень почетным занятием, а частную собственность — божественным институтом. Так, часто в церковных документах западных стран можно прочитать следующие строки: «Частная собственность га­рантирует независимость личности и семьи, обеспечивает право выбора и свободу деятельности, способствует умножению богатства общества и его развитию, от­сутствие ее вызывает всеобщую лень и бездеятельность». Лафарг в своих трудах о проповедях писал, что в Бостоне протестантский епископ публично заявил с кафедры, что «если бы Иисус снизошел теперь на землю, то он занимался бы опера­циями с ценными бумагами на бирже, ибо нет более почетного занятия». Ничего подобного в документах и выступлениях идеологов российского православия, а тем более в документах, отражающих социалистическую идеологию, не встреча­ется.

Откуда же тогда взяться убеждению о почетности занятия предприниматель-, ством и святости частной собственности у россиян? Раз неоткуда, значит, можно при удобном случае жечь барские усадьбы, грабить дворцы, залезать в чужие квар­тиры, а также безнаказанно с экрана телевизора называть сегодняшних банкиров «нуворишами» и «жирными котами». Недаром известный американский эксперт и советник по финансовым вопросам Рожер Бобсон говорил: «Ценности наших вкла­дов зависят не столько от солидности наших банков, сколько от влияния нашей церкви. Плохо оплачиваемые священники, а вовсе не хорошо оплачиваемые законо­датели, банкиры и биржевые маклеры, — те люди, на которых мы опираемся... Безо­пасностью всего, чем мы обладаем, мы обязаны церкви. Во имя всего, что нам дорого, будем ныне уделять церкви больше времени, денег и забот, так как от этого в конеч­ном счете зависит сохранение нашей собственности».70

Идеология западной ветви христианства идет в ногу с общественно-экономичес­кими запросами.

Для того чтобы принять идею целиком, сделать ее ориентиром в собственной картине мира, любому человеку, в том числе и предпринимателю, необходима ин­формация о том, какое место эта идея занимает в иерархической структуре ценнос­тей окружающих людей.

2.6. Динамика советской экономической культуры

Трансформация такого масштаба, которая проходит сейчас в России, — это не транс­формация экономики, а трансформация типа культуры. Любая такая трансформа­ция осуществляется людьми со сложившейся системой ценностей, правил и норм поведения, традиций и обычаев хозяйствования, которые не могут быть объектом произвольного конструирования.

Снятие идеологических, моральных и иных ограничений, действовавших в со­циалистической системе хозяйствования, и предоставление «советскому челове­ку» возможности стать субъектом хозяйствования (открыть счет в банке, самому решать, что производить, кому и по какой цене продавать, нанимать, увольнять и оплачивать персонал по произвольным правилам) может трансформировать эконо­мику в то, что теперь вполне можно назвать «российской моделью».

и в свое время основатель современной политической экономии Адам Смит мог утверждать: «Люди могут заниматься преследованием своих собственных ин­тересов без опасения, что это нанесет ущерб обществу, не только из-за ограниче­ний, предписанных законом, но также потому, что сами они являются продуктами ограничений, вытекающих из морали, религии, обычаев и воспитания», то скла­дывающаяся в настоящее время «российская модель» трансформации является примером того, какую экономику может создать человек, не имеющий таких огра­ничений. Не имеющий просто потому, что этики такого хозяйствования не существовало, моральных и религиозных ограничений не было, а насквозь пронизанная   идеологией система «трудового воспитания» готовила людей «для труда на благо и общества», а отнюдь не для организации хозяйственной

 деятельности с целью по­лучения прибыли.

В результате в России целенаправленно формировался так называемый дефицит рыночной экономической культуры, под которой понимается «не только отсутствие в сознании людей определенных остро необходимых знаний и опыта, которые оста­лись от прошлого и в изменившейся обстановке не только не работают, но и препят­ствуют выработке у личности новых рыночных моделей поведения».

Становление советской экономической культуры может быть представлено как попытка реализации утопических идей. Люди, взявшие власть в стране в 1917 г. пришли к ней на идеологии «борьбы с капитализмом» и создания справедливогс общества, в котором не будет «богатых и бедных». В качестве практического руко­водства для построения такого общества они имели в руках только футурологию марксизма (если в европейской экономической науке К. Маркс известен всего лишь как аналитик капитализма, то в советском обществоведении он был известен как «основоположник теории построения нового общества»).

Главным ценностным постулатом марксистской теории, использованным на пер­вом этапе, была идея построения бесклассового общества. Идея была реализована с помощью физического уничтожения буржуазии как сословия.

Можно отметить, что буржуазия как социальная группа со своей культурой толь­ко начала складываться в российском обществе, а если учитывать менталитет этого сословия с его православным пониманием греховности богатства и эксплуатации, то никакого реального сопротивления физическому уничтожению она противопоста­вить не могла. Одновременно с физическим уничтожением буржуазии были унич­тожены основные экономические институты общества — банки, биржи, торговые дома.

По данным В. С. Дякина, численность крупнобуржуазной верхушки накануне революции 1917 г. составляла 30 тыс. человек (с членами семей 250-300 тыс.). Малочисленная монополистическая буржуазия конца XIX в., распоряжавшаяся ко­лоссальными финансовыми средствами, не имела прочной социальной базы в виде средней буржуазии. По данным общероссийской переписи 1897 г., средняя прослой­ка составляла всего 23,1 млн человек, беднейших мелких хозяйственников было 35,8 млн.человек, пролетариев и полупролетариев — 63,7 млн человек, а крупней­ших буржуа, дворян, высших чиновников — только 3 млн человек.

Поразительная легкость уничтожения института собственности в такой огром­ной стране может быть объяснена не только малой численностью владельцев соб­ственности, но и неукорененностью института собственности в культуре. «В России частная собственность так легко, почти без сопротивления была сметена

     вихрем социалистических страстей... потому, что слишком слаба вера в правду частной собственности, и сами ограбляемые собственники, негодя за грабителей по личным мотивам, в глубине души не верили в свое право, не сознавали его "священности", не чувствовали своей обязанности его защищать, более того, втайне были убеждены в нравственной справедливости последних целей социалистов».

Произошла «демаркетизация» экономики. Был реализован второй ценност­ный постулат марксизма — общество (в лице государства) может непосредствен­но распределять товары и услуги, не нуждаясь в рыночных механизмах распреде­ления.

После того как закончился этап разрушения старого, должен был начаться этап созидания. Этап становления новой экономики, затянувшийся на 10 лет (с 1917 по 1928 г.), заложил основы новой системы социально-экономических отношений, структуру и функции новых экономических институтов общества, нормативные основы взаимодействия в хозяйственной системе, а заодно и те «подводные камни», которые предопределили относительно небольшой срок существования социально-экономической системы социализма.    

В ценностном плане одним из таких «камней» была беспощадная, доходившая до абсурда борьба с любой собственностью, кроме собственности государственной. В основе этой борьбы лежали как экономические, так и социальные и психологичес­кие причины.

Эта борьба воплощала в жизнь высший идеал русского жития в миниатюре, как его можно встретить в восточных христианских монастырях: «Истинное монаше­ство, — пишет проф. Голубинский, — есть строгое и безусловное общежитие — со­вершенное отсутствие всякой собственности, одна и та же со всеми из монастыр­ской казны одежда, один и тот же со всеми и оттуда же весь домашний обиход»,75 и подтверждала господствовавшее в массовом сознании отношение к собственности как краже. Эта особенность национального менталитета была широко использована большевиками в политической пропаганде. Достаточно вспомнить утверждение В. И. Ленина, объяснявшего любое более успешное хозяйство «присвоением чужого труда».

Идеология борьбы с собственностью имела свои цели.

Среди них можно выделить следующие:

на основе владения собственностью могут формироваться социальные груп­пы, обладающие самостоятельной программой деятельности и преследующие собственные экономические интересы;

обладание собственностью означает обладание возможностями и средствами для политической деятельности;

обладание собственностью «на средства производства» означает возможность найма работников и тем самым ведет к эксплуатации других людей;

собственность формирует особый тип личности — человека, ответственного перед собой и независимого от государства.

В течение семидесяти лет ни один человек в стране, начиная с домашней хозяйки и кончая Генеральным секретарем ЦК КПСС, не мог сказать, что он чем-либо вла­деет. Правом распоряжаться обладали многие, но правом владеть — никто.

Этот шаг заложил основы советской экономической системы, а заодно и все проблемы, связанные с попытками ее трансформации в сторону рыночной эконо­мики.

Во-первых, борьба с собственностью на начальном этапе была доведена до борьбы с вещами вообще. Вещный мир советского человека был крайне мал.

В ценностном плане идеалом существования стал человек, не обремененный соб­ственностью и вещами и готовый в любой момент «по зову партии» поехать в любую точку Вселенной. Была предпринята попытка сформировать отношение к собствен­ности как к «общенародной».

Любой советский учебник по политической экономии социализма гласит, что фактически вся собственность на средства производства считается неделимым об­щественным достоянием, что открывает возможность планомерно управлять всем народным хозяйством из единого центра. Любые затраты, включенные в план, счита­ются общественно необходимыми. Основная масса ресурсов определяется путем фондирования. Товарно-денежные отношения, в том числе и кредит, рассматрива­ются как инструменты плана, а цена выступает как плановый норматив, предполага­ется, что плановость обеспечивает одновременно бескризисное поступательное

развитие экономики и полную занятость, научно-технический прогресс и высокие темпы экономического роста. «Упор в стратегии экономического роста осуществ­лялся, в первую очередь, на тяжелую промышленность и в целом на производство средств производства, опережающее развитие которого возводится в ранг объективного закона. При этом легкая промышленность получает около 1 % всех центра­лизованных капиталовложений, а доля промышленной продукции отраслей группы "Б" десятилетиями не поднималась выше У4, что не мешает говорить о подчинении всех хозяйственных деяний высшей цели повышения материального благосостоя­ния и всестороннего развития людей. Просто более полная реализация этой цели постоянно отодвигается в будущее».

 Во-вторых, были заложены основы для формирования бюрократической элиты, способной распоряжаться собственностью, но никогда не владевшей собственностью. Отсутствие права владения при наличии права распоряжаться сформировало особый тип властного отношения к собственности, который может быть назван «без­ответственное распорядительство».

Необходимо отметить, что отношение к собственности в России было весьма своеобразно и до становления советской экономической культуры. Новый хозяй­ственный порядок лишь проявил имеющуюся тенденцию. А именно: замечено, что люди, получившие высокие должности и прежде обладавшие устойчивыми мораль­ными качествами, неукротимо скатывались к взяточничеству и «безответственно­му распорядительству» вверенной им собственностью, зная, что это грозит строгим наказанием. Беспощадную борьбу с этим явлением вели Петр I, Екатерина II и дру­гие государственные деятели. Но, надо отметить, безуспешно. Если же собствен­ность доставалась в наследство, то она, как правило, не увеличивалась, а проматыва­лась и прогуливалась ее новым обладателем. Если же не проматывалась, то шла на благотворительность. Врезультате в дореволюционное время сложилась ситуация, . когда любой купеческий род сходил на нет за 2-3 поколения. Что касается отноше­ния дворян к собственности, то и они проявили ту же тенденцию отторжения от собственности. Так, в расцвете своего блеска дворянство в 1861 г. приняло всем известную крестьянскую реформу, после чего огромное число дворянских родов разорилось и сошло опять-таки на нет. Как только в России человек сталкивался с проблемой обладания собственностью, большей, чем ему было необходимо для жиз­ни, то начинался процесс саморазрушения. Это характерно как для отдельно взятого индивидуума, так и для социальной группы.

В-третьих, у основной массы населения страны сформировалось безучастное, незаинтересованное отношение к обладанию собственностью. Простой российский люд никогда не питал симпатий к обладателям какой-либо собственностью, и поэто­му самосохранение требовало незаинтересованности в ней.

Своеобразное отношение к собственности породило не менее своеобразные тру­довые отношения. С конца 20-х гг. трудящийся не мог считаться наемным работни­ком в строгом смысле этого слова. Советский гражданин был ограничен в выборе места приложения своего труда как по объективно экономическим, так и по право­вым условиям. Тут можно вспомнить о прямом наследии крепостного права — пас­портной системе с разрешительной пропиской, введенной в конце 1932 г. Поэтому трудящегося можно было считать как по социальному положению, так и по психоло­гии скорее крепостным, чем наемным работником.

Заметим, что система сохранила все заложенные при ее основании социально-экономические отношения. Именно эти отношения лежали в основе попыток при­дать хоть какое-то экономическое содержание советской хозяйственной системе, а затем привели ее к трансформациям такого типа, который реализован в настоящее время.

Для мотивации труда был взят ценностный постулат марксизма о том, что в но­вом обществе «производительный труд из тяжелого бремени превратится в наслаж­дение». На этой основе была разработана теория трудового воспитания. Основопо­ложник этой теории А. С. Макаренко писал: «И об успехе человека, о его ценности, о его моральной высоте, о его трудовом значении мы теперь судим не по его заработку, а судим по его общественному значению. К такому труду, к труду как моральной категории, а не как категории узкого расчета, мы должны готовить наших людей».

Наряду с соответствующей системой воспитания начала складываться широкая система моральных стимулов к труду, соединенная с патерналистской полити­кой государства. Именно такое сочетание обеспечивало в дальнейшем (вплоть до 90-х гг.) устойчивую производительность труда.

Систему мотивации, построенную на моральных стимулах, можно считать са­мым сильным достижением идеологии социализма.

В основу нормативной культуры нового общества были положены идеалы пре­данности и верности социализму.

Поскольку законодательные основы прошлого были отброшены, а новые еще толь­ко начали формироваться, то нормативная культура общества начала складываться на основе групповой морали членов партии, прошедших школу подпольной борьбы с прежним режимом.

Можно отметить следующие особенности, заложенные этим фактом в норматив­ную культуру советского общества:

♦ ориентация не на Конституцию, закон или любой другой нормативный акт, а на властные распоряжения вышестоящего руководителя, не всегда даже оформленные в виде какого-либо документа;

партийная ответственность за выполнение принятых решений и система партийных санкций за их невыполнение (вплоть до 1991 г. исключение из партии означало конец карьеры руководителя любого ранга);

выделение особой нормативной культуры «партийно-хозяйственных руко­водителей», обладавших, как правило, большей информацией, и противопо­ставление ее нормативной культуре остального общества, что и придало в конце концов хозяйственным отношениям корпоративный, плановый характер.

Вся эта ценностно-нормативная система начала реализовываться при создании советских организаций. Как уже отмечалось, поскольку производство носило не товарный, а вещный характер, то для обеспечения народного хозяйства той или иной вещью закреплялся ее единственный производитель — завод или фабрика, на кото­рую назначался «красный директор»* — человек, имевший опыт партийной работы и пользовавшийся доверием «товарищей».

* Надо отметить, что среди этих директоров было немало действительно талантливых менеджеров, способных организовать производство.

В целях идеологического контроля за его деятельностью и помощи в управлении персоналом в каждую организацию численностью более 10 человек назначался ос­вобожденный от другой работы парторг. Все вопросы в области управления персона­лом решали эти два человека. В больших организациях ситуация дублировалась: начальник подчинялся вышестоящему начальнику, парторг по партийной линии — вышестоящему руководителю.

Практически эта структура заложила основы управления персоналом на совет­ских предприятиях.

На начальном этапе было создано и мифологическое оформление социально-экономической системы. Все остальные поколения воспитывались уже на основе мифологии построения коммунистического общества. .

В целом, завершая обзор начального этапа, можно отметить:

♦основы социально-экономических отношений нового общества были хорошо продуманы во всех своих деталях: разработана мифология — под нее создана система воспитания; воспитание, обучение и профессиональная подготовка реализовывались в социально-экономических институтах общества, отноше­
ния в которых до последних этапов не противоречили мифологии и системе воспитания;

♦такая тесная увязка всех основных элементов хозяйственной жизни общества
сделала практически невозможной трансформацию какого-либо одного элемента без риска развалить всю конструкцию;

♦использование в качестве исходной идеи «построение бесклассового общества, в котором никто не владеет собственностью»,заложило на начальном этапе феномен «хозяйственной бюрократии», распоряжающейся, но не владеющей собственностью; эта же идея послужила основой для безразличного отношения к собственнос­ти основной массы населения и недоверия к любым реформам, связанным с изменением статуса собственности;

в связи с тем, что партия, взявшая в руки власть, использовала систему трой­ных моральных стандартов (для руководителей партии, для членов партии и для всех остальных), то эта нормативная культура оказалась перенесенной и на хозяйственную деятельность, что привело к сосуществованию двух эконо­мических культур — культуры партийно-хозяйственных руководителей и экономической культуры остального населения, построенной в основном на мифологии;

созданная на начальном этапе модель управления персоналом на предприяти­ях воспроизводила в миниатюре ценностно-нормативную культуру хозяй­ственного управления в стране;

были заложены генетические основы советских предприятий: предприятия создавались под выполнение определенной задачи и не имели каких-либо экономических критериев оценки их деятельности;

предприятия играли важную роль в распределении властных функций в об­ществе, так как были последним звеном в цепи реализации экономической и политической власти и осуществляли патерналистскую функцию государ­ства по отношению к населению.

Как пишет В. Радаев, по мнению демократов, построенное в это время общество являлось административно-командной системой, «несущей в своем облике многие черты современного азиатского деспотизма» с всепрощающей государственной властью, ядро которой составляет подобие нового эксплуататорского класса — но­менклатура или партократия: «Устанавливается жесткая иерархическая система управления. Эксплуатируемые производители лишены всякой хозяйственной са­мостоятельности и отчуждены фактически от любой собственности на средства про­изводства. Сама рабочая сила обращена в собственность всемогущего государства.

Распределение по труду является чистой декларацией. Господствует система, сочетающая уравниловку (при общей недоплате за труд внизу социальной лестни­цы) с должностными привилегиями наверху...» Данная система критикуется за «вопиющую неэффективность».

Второй этап развития советской экономической культуры относится к периоду между 1928 и 1956 гг. Он характеризуется тем, что основные ценностные постулаты построения нового общества были институционализированы, т. е. были созданы основные институты, обеспечивающие функционирование социалистической эко­номики, и отработаны правила их взаимодействия. Структуры отделов ЦК КПСС, Совмина, Госплана и других организаций приобрели тот вид и то значение, которое сохранили с небольшими изменениями до 1991 г.

К сожалению для происходящих сейчас трансформаций, все эти структуры взаимодействовали не на экономической (стоимостной) основе, а на основе администрирования, скорректированного на сис­тему партийной ответственности.

Ценности, выдвинутые на этапе создания новых социально-экономических отно­шений, были достигнуты:

было создано социально однородное общество, в котором никто не владел собственностью, не получал доходов от собственности, не мог передать ка­кую-либо собственность по наследству. Этот последний пункт, как оказалось, имел существенное значение для правящей элиты общества. Невозможность создать что-либо прочное в личностном плане заставляла людей, обладавших властью, постоянно искать какие-либо варианты сохранения достигнутых материальных возможностей;

доведенная до совершенства идеология ценности труда на пользу общества, опирающаяся на хорошо разработанную систему трудового воспитания и сильную социотехнику моральных стимулов к труду (система правитель­ственных наград, присвоения почетных званий и поощрений за результаты труда, во многом опередившая все, что считается достижениями в концепции «человеческих отношений» и японском менеджменте, вместе взятых), давала на этом этапе превосходный результат по производительности труда.

Осуждение эгоистических мотивов к труду, этики «накопительства» и «приоб­ретательства» вещей сделало проблему удовлетворения материальных потребностей человека не слишком сложной задачей — выпускалось расчетное количество вещей, способных удовлетворить заранее рассчитанный уровень потребления. В удовлет­ворении потребностей значительно больший акцент делался на патерналистской по­литике государства. Основными направлениями патерналистской политики госу­дарства были:

бесплатное здравоохранение;

бесплатное образование;

гарантированная занятость;

стабильность цен (возможность только их снижения).

Патерналистская политика «работала» на мифологическую картину нового с:» щества, подтверждая тезис пропаганды о «самом справедливом обществе, в котор: л каждый получает по труду».

Люди, прошедшие систему воспитания в советских школах и успевшие отраб i тать 5-6 лет в советских организациях до начала перестройки (а это практически б а население страны старше 40 лет), мало что смогут изменить в этой системе ценностей

Самым уязвимым звеном системы на этапе ее расцвета была нормативная кули тура партийно-хозяйственногоуправления. Имея практически неограниченна право распоряжаться ресурсами от имени государства, бюрократия не прекращал попыток извлечь непосредственную выгоду из тех возможностей, которые дава.: занимаемое положение. В связи с этим была разработана чрезвычайно жестка система санкций, каравшая за использование служебного положения в лйчнья целях.

Мы уже отмечали, что нормативная культура хозяйственного управления ски­дывалась на основе партийной морали, предполагавшей возможность разделен:!? нормативных культур.

Реализация такого подхода означала разведение партийного (властного) и х: зяйственного управления. Очевидно, что полностью разделить управление не пред­ставлялось возможным — аппарат партийного управления пополнялся за счет хо­зяйственных руководителей. В связи с этим существовала постоянная угро:-: перехода от бюрократических к клановым, корпоративным, а при полном срасташгз и к мафиозным методам управления."

Для предотвращения этой угрозы была разработана техника постоянной рбтацвя партийных руководителей, которая держала их «в форме» и не давала обрастать местными связями. Второй секретарь обкома партии в Ленинграде через два-трз года становился первым секретарем где-нибудь в Караганде. Это было норме i партийной жизни.

Одновременно партийно-хозяйственное управление было объектом постоянн:-го контроля со стороны специальных органов (КГБ, партийный контроль, государ­ственный контроль и пр.), которые осуществляли жесткую репрессивную политик по отношению к хозяйственным руководителям. Существование этой постояннс з угрозы было главным сдерживающим фактором, препятствовавшим переходу эк номики к корпоративным методам управления.

Эта постоянная борьба практически не затрагивала массовую экономическу:? культуру. Более того, поскольку в силу идеологических постулатов партия всегтз выступала в роли «выразителя и защитника интересов рабочих и крестьян», то -любой советской организации обращение работника в партком с жалобой на рук: водителя означало серьезную угрозу для карьеры последнего.

Таким образом, на этапе расцвета советской экономики хозяйственное управле­ние существовало под двусторонним давлением: со стороны партийного и госудат -ственного контроля и со стороны персонала организаций, достаточно часто испол; -зовавшего парткомы в борьбе с администрацией.