На Западе интерес к модели человека в различных экономических теориях достаточно повысился начиная с 60-х гг. XX в. 6 страница

Разнообразие проявлений бессознательного в поведении человека можно объ­единить в следующие группы.

1) Надиндивидуальные подсознательные явления — это усвоенные субъектом типичные для данной группы (общности) образцы поведения и познания, влияние которых не осознается человеком. Эти образцы (например, этнические стереоти­пы), усваиваясь через механизмы социализации, определяют социально-типичные особенности поведения человека. Именно в социально-типических характеристи­ках поведения человека субъект и группа («я» и «не я») выступают как одно целое. В качестве другого примера здесь можно привести понятие менталитета — сово­купности принятых и в основном одобряемых обществом взглядов, мнений, стерео­типов, форм и способов поведения, которая отличает данное общество (общность) от других.

В работах К. Юнга разработано ключевое понятие архетипа высшего «я» как врожденной психической предрасположенности, определяющей поведение и мыш­ление человека и выражающейся в знаках, образах, символах. По сути архетипы сходны с инстинктами, но они детерминируют не только биологические, но и психо­логические, и социально-психологические формы поведения человека.17

Анализ надсознательных явлений проясняет проблемы передачи опыта от поко­ления к поколению, непрерывности — дискретности сознания. Идеи К. Юнга поло­жили начало новому направлению — трансперсональной психологии, развиваемой в последнее тридцатилетие С. Грофом и его учениками. Работы С. Грофа представ­ляют эмпирический материал опытов с наркотическими веществами, позволяю­щий исследовать динамику бессознательного. Несмотря на то что это строго научная литература, своей новизной и революционностью книги С. Грофа напоминают, ско­рее, фантастические романы.

Неосознаваемые мотивы поведения. О существовании этого класса явлений ста­ло известно благодаря исследованиям отсроченного постгипнотического внушения, приводящего к выполнению действия, импульс которого неизвестен самому совер­шившему это действие после выхода из гипнотического состояния человеку. Затем 3. Фрейдом было разработано понятие бессознательного — это нереализованные влечения, которые из-за конфликта с социальными запросами общества не допуска­лись в сознание или изгонялись, отчуждались из него с помощью такого защитного механизма психики, как вытеснение. Будучи вытесненными из сознания личности, эти влечения образуют скрытые аффективные комплексы, предрасположенности к действиям, активно воздействующие на жизнь личности и проявляющиеся в непря­мых символических формах (сновидениях, юморе, оговорках и т. д.).

Неосознаваемые резервы органов чувств. Речь идет о воздействии на поведе­ние подпороговых раздражителей. Такие явления были описаны еще И. Сеченовым как «шестое чувство» — что-то остановило, что-то заставило вздрогнуть. Психофизи­ческие исследования «субсенсорной зоны» позволяют говорить о подсознательном восприятии (раньше, чем происходит осознание), о «предвнимании» и т. п. Э. Эрик-сон показал, что человек обладает способностью распознавать появление эмоциональ­но-значимых стимулов на бессознательном уровне и изменять чувствительность к ним. Таким образом мозг защищает сознание — предотвращает проникновение трево­ги, беспокойства. Все анализаторы человека сохраняют, фиксируют в памяти значи­тельно больше информации, чем отражается в сознании.

Наиболее эффективно подпороговые стимулы могут выявляться в состоянии расслабления, что широко используется в практических технологиях психологии творчества (подпороговые мысли приводят к интуитивному решению), в активных методах обучения и лечения.

Известно, что подпороговая стимуляция выполняет роль внушения. Современ­ная реклама иногда использует приемы типа «25-го кадра», что официально запре­щено в цивилизованном мире как «манипулирование сознанием» (какая-то инфор­мация подается мельком на доли секунды, а потому — не осознается, но потом возникает в сознании человека как самостоятельное решение).

4) Неосознаваемые регуляторы способов выполнения деятельности (операцио­
нальные установки и стереотипы). Они возникают в процессе решения различных
задач — перцептивных, мнемических, моторных, мыслительных — и детерминиру­
ются неосознанно предвосхищаемым образом событий и способов действия, опи­
рающимся на прошлый опыт поведения в подобных ситуациях.

Произвольность всегда предполагает контроль со стороны субъекта за своим по­ведением, но для этого необходимо как минимум бросить взгляд на себя со стороны, отделить «я» от «не я». Там, где нет произвольного контроля, там нет противопостав­ления себя миру, а тем самым нет осознания.

Воля и саморегуляция поведения человека

Произвольные, т, е. сознательные и преднамеренные, действия и поступки человека называют волевыми. Проблема воли, произвольной и волевой регуляции поведе­ния и деятельности человека давно вызывает острые споры и дискуссии.

С античных времен наметились две крайние позиции в трактовке воли, которые, несмотря на многочисленные, но несущественные вариации, до сих пор сохранились и могут быть в общем виде сформулированы так:

Воля является надприродной силой, не связанной ни с деятельностью мозга, ни с окружающей средой; она никому и ничему не подчинена, свободна. Чело­век волен делать то, что хочет, все зависит от его свободной воли. Свобода духа определяет волю, которая обеспечивает свободу действий и поступков. К девятнадцатому столетию такая позиция получила название волюнтариз­ма, оформилась в трудах А. Шопенгауэра в самостоятельное философское направление, которое имело большое количество как сторонников, так и оп­понентов.19

Воля как регулирующая сторона сознания имеет условно-рефлекторную при­роду; проявляется и заключается в саморегуляции поведения, практической и познавательной деятельности человека. Человек связан с окружающей сре­дой и без осознания этих связей и соответствующих усилий не может ни поддержать, ни продолжить жизнь. Воля — это сознательное управление че­ловека своими чувствами и действиями, а также — воплощение мысли в дей­ствие. Свобода поведения человека обеспечивается способностью принимать решения со знанием дела.

В трудах видного российского психолога Е. П. Ильина воля определяется как «психологический механизм, позволяющий человеку сознательно управлять своим поведением».20

Функциональную структуру воли он представляет следующим образом (см. рис. 2.1).

Рис. 2.1. Функциональная структура произвольного управления

Таким образом, волю можно понимать как способность человека к самодетерми­нации и саморегуляции им своего поведения и жизнедеятельности.

Наиболее отчетливо волевое регулирование проявляется в преодолении трудно­стей или препятствий. Можно выделить два вида сопротивления:

1) внешнее (физическое или социальное);

■2) внутреннее — борьба мотивов, после которой следует выбор — решение и действие.

Человеку преодоление внешних препятствий (например, природной стихии или военного противника) часто дается легче, чем борьба с самим собой, со своими внут­ренними «драконами». В любом случае энергетика воли, так называемая «сила воли», есть затрата энергии на преодоление препятствий, на само воздействие — внешнее

или внутреннее. Волевое регулирование — это сознательное направление умствен­ных и физических усилий на достижение цели и на удержание от активности. Условно-рефлекторные механизмы такого регулирования рассмотрены выше.

С понятием самодетерминации мы также уже встречались при анализе гуманис­тического направления в психологии, сторонники которого подчеркивают также, что каждой личности присуще желание максимальной реализации своих возможно­стей. Если личность может свободно проявлять себя, реализовать свой потенциал, то она здорова, гармонична, находится в состоянии психологического комфорта, оптимальном для развития творческих свойств ( в том числе способности быстро и эффективно решать нестандартные жизненные задачи). И не надо тратить средства на лечение и психотерапевтические мероприятия, на переобучение и трудоустройство. Разумнее позаботиться о создании условий для самореализации личности в крити­ческие периоды ее развития (учитывая кризисы внешние, социальные и внутрен­ние, психологические).

Понятие самореализации объединяет различные психологические категории. В первую очередь — это самооценка как фактор сформированности сознания лично­сти. Отношение к себе играет особую роль в поведении, так как оказывает влияние на уровень притязаний и мотивацию, постановку жизненных задач. Непосредственное же достижение этих задач, будь то профессиональное мастерство, учебная успеш­ность, умение взаимодействовать с людьми или управлять собой, зависит как от воли человека, так и его отношения к себе и к миру или к другим людям (ценностных мировоззренческих ориентации). Следовательно, воля — способность человека со­знательно направлять свои действия или регулировать свою жизнь в соответствии с определенными задачами и ценностными ориентациями. Волевые действия связа­ны с осознанием ситуации и принятием решений.

Внутренним условием самореализации личности является ее самоорганизация как осознанная совокупность мотивационно-личностных свойств, согласующаяся с индивидуальными (природными) особенностями субъекта, оптимально воплощае­мыми в приемах и результатах деятельности.

Выработка индивидуальных способов самоорганизации включена в длительный процесс формирования социально-психологической и творческой зрелости чело­века.

Осознанные и неосознанные регуляторы и интеграторы человеческого поведения

Жизненные задачи и цели человека, организующие его поведение, определяются усвоенными в период социализации ценностными ориентациями и сформирован­ным представлением о себе и мире. Пока новая информация, поступающая извне, поддерживает сложившуюся у человека «картину мира» и сформированную само­концепцию (образ «я»), он живет в согласии с собой. Но вновь поступающие сведе­ния могут потребовать серьезных коррективов сложившихся взглядов и представ­лений человека вплоть до полной их перестройки, изменения ценностных критериев. Система ценностных критериев постоянно влияет на восприятие, запоминание, суж­дение, принятие решения — т. е. на все этапы переработки информации, продвиже­ния ее от сенсорных входов к двигательной или ментальной реакции на нее. Роль фильтра, не допускающего или какимнибудь способом устраняющего информацию из сознания человека, выполняет уровень самоуважения, чувство собственного достоинства, самооценка, самоотношение человека. Стоит только наметиться расхож­дению между тем, что с точки зрения человека «должно быть», и тем, что есть на самом деле, — возникает внутреннее напряжение, которое может выразиться в тре­воге, страхе, депрессии, чувстве вины — эмоциональных нарушениях при неврозе. Невроз — это болезнь личности, которая неспособна разрешить внутренний конфликт. При неврозе всегда есть переживание, которое неосознанно, но хранится в памяти человека и создает внутренний очаг напряжения. Осознание внутреннего конфликта всегда сопровождается тяжелыми переживаниями, которые, так же как и внутреннее напряжение, часто ведут к психосоматическим заболеваниям (сердечно­сосудистой, пищеварительной системы и т. д.). Как говорили в древности, «если болит душа, плачут внутренние органы». Справляться с угрожающими здоровью ситуациями, не осознавая внутреннего конфликта, не заболев и не переживая, по­зволяет человеку система психологических защит.

Психологическая защита — неосознанная регулятивная система стабилизации личности, не допускающая глубоких изменений сложившихся взглядов человека и направленная на устранение или сведение до минимума неприятных, травмирую­щих личность переживаний. Психологическая защита реализуется в виде таких защитных механизмов, как вытеснение и проекция (блестяще описанных 3. Фрей­дом) или, например, отрицание и рационализация и др.

Отрицание — это стремление избежать новой информации, несовместимой со сложившимися представлениями человека, путем ее игнорирования, уклонения от нее еще на входе. Человек оказывается просто не восприимчив к сведениям, кото­рые могут его травмировать, «не видит и не слышит» их. Так, верующий человек избегает литературы и зрелищ, которые могут поколебать его веру; отец оказывается не в курсе четвертных «двоек» своего сына, несмотря на ежедневные жалобы жены на его плохие оценки; а умирающий от тяжелой и длительной болезни человек ниче­го не знает о своем диагнозе.

Рационализация — это осознание и использование мышлением только той части воспринимаемой информации, благодаря которой собственное поведение выглядит позитивно. Человек находит убедительные доводы для оправдания своих желаний и действий. Например, по типу «зелен виноград» — могу поступить в институт, но мне это не интересно, не надо, не хочется и т. д.; или по типу «сладкий лимон» — как хорошо, что меня уволили с работы, — наконец-то смогу заняться здоровьем, спортом и т. д. Рационализация — это эффективная защита, помогающая сохранить психиче­ское здоровье. Она лежит в основе многих психотерапевтических техник (например, в позитивной психотерапии, помогающей отыскать в минусах ситуации плюсы).

Система защитных механизмов психики формируется с накоплением жизнен­ного опыта; можно выделить защиты, которые чаще встречаются у женщин, мужчин или у детей, а также эффективные или неэффективные типы защит. Наблюдать можно только внешние проявления психологической защиты. Обычно поведение человека внешне кажется неадекватным: получив неприятную информацию, он мо­жет либо умалить ее значимость, либо проигнорировать ее, либо снизить свой уро­вень притязаний и т. д.

Неосознанные механизмы психологических защит и осознанные «роли» и «мас­ки» человеческого поведения не помогают, однако, человеку в его поисках смысла человеческого бытия. С точки зрения В. Франкла, мотивация самореализации — это ослабление напряжения, вызванного разрывом между тем, чем человек является, и тем, чем ему следовало бы стать, разрывом между существованием и сущностью, между бытием и смыслом. Именно потребность в преодолении такого разрыва де­терминирует поведение человека, но ее невозможно отнести ни к биологическим, ни к социальным детерминантам. С. Талкер, например сформулировал это так:« Я по­нял, что во мне не только биологичность и социальность, но и другие "измерения" — нравственные принципы, которые сильнее остальных детерминант. Одна нравствен­ность — это социальные нормы, другая нравственность (духовность) обладает само­стоятельным существованием». Как подчеркивает В. Франкл, человек не свободен от условий биологической и социальной природы, но способен всегда противосто­ять им, он всегда сохраняет свободу выбора своего к ним отношения — в этой его свободе открывается новое его измерение — духовное. Самоактуализация приносит человеку счастье и удовлетворение, если является следствием осуществления смыс­ла. Человек не реализует себя полностью, если игнорируется духовное его «измере­ние», смысловое.

Человек волен в преодолении своей зависимости от внешних и внутренних обсто­ятельств, в выходе за круг социально-биологической детерминации. Свобода поведе­ния человека зависит от смысла, который он находит в мире; в смысле скрыты меха­низмы самодетерминации человека. Принцип целостности в подходе к человеку требует рассмотрения человека и на биологическом, и на психологическом, и на ду­ховном уровнях. Только тогда становятся понятны механизмы интеграции человека, помогающие ему, несмотря на все «против», сохранять свой нравственный стержень, проявлять «силу духа» или «силу воли». Духовный мир человека, его нравственность черпаются им из той социокультурной среды, в которой он стал личностью, получил социализацию, в том числе и экономическую. Поэтому перейдем к рассмотрению механизмов регуляции поведения более высокого уровня — социокультурным.

2.3. Эволюция социокультурных механизмов регуляции поведения

Вплоть до XVIII в, культура не была предметом научной рефлексии, пока в ней не была усмотрена некоторая целостность, объединяющая ее разнородные составные части, а также сверхсуммативные законы ее развития. Ощущение целостности тво­римого человеком мира получило обоснование в представлениях Лейбница-Воль­фа о трехстороннем строении духовных способностей человека — сущностно разли­чающихся друг от друга и взаимно дополняющих энергиях разума, воли и чувства, которые порождают ценностную триаду «истина—добро—красота» и реализуются в таких плодах деятельности, как наука, нравственность и искусство, представляю­щих в совокупности целое поле человеческой деятельности — культуру. При этом культура поглощала и экономику, и политику, и в сущности все, что не есть природа, давая основания для ценностных ориентации, являющихся основой социального (в том числе и экономического) поведения человека. На Западе логическим продол­жением этих воззрений были учения Гегеля, Ницше, Шпенглера, в России — Дани­левского, Розанова и Бердяева.

Прагматизм, возникший в конце прошлого века в США как течение философ­ской мысли, ознаменовал новую ступень в осмыслении культуры. У. Джеймс, понимавшии истину как полезность идеи для достижения той или иной цели, которую ставит и которую осуществляет человек, принципиально изменил ценностную три­аду, поставив на один уровень с истиной, добром и красотой, которые являлись целями человеческой деятельности, пользу, которая сама является порождением неких поставленных человеком целей. По времени это научное событие совпало и с расцветом социологической мысли, задававшейся вопросом изменения и проекти­рования обществ.

Еще одно явление рукотворного характера, порожденное научно-технической революцией и урбанизацией, — массовая культура, превратившая мировое сообще­ство, вступающее в XXI в., в огромную разноязыкую аудиторию, объединенную средствами массовой коммуникации и информации, достигшими небывалой мощи и технического совершенства. Становится возможной и привычной все большая экспансия массовой культуры в различные социокультурные среды, а также разви­тие не просто рефлексии или управления массовой культурой, но ее индустрии, претендующей среди прочих отраслей отнюдь не на последнее место.

Важно отметить, что все отмеченные выше явления социокультурного характера принесли с собой новые механизмы регуляции поведения человека, «работающие» в разных социокультурных составляющих: собственно культуре, цивилизации, мас­совой культуре (табл. 2.2).

М. Вебер утверждал, что культура возникает с переходом от аффективно-нор­мативного к ценностно-рациональному регулированию человеческого поведения в обществе. При этом регуляторами поведения становятся не внешние табу, а внут­ренний мир. Чисто ценностно-рационально действует тот, кто не считается с по­следствиями, а действует в соответствии с требованиями, которые считает предъяв­ленными к себе. Это вытесняется целерациональным регулированием, абстрактным смыслом, поддающимся исчислению, учету и контролю. М. Вебер считал целераци-ональное поведение основным для буржуазной экономики принципом. «Дух капитализма — закат культуры, превращение ее в цивилизацию». Массовая культура несет мозаичное сознание, представление о нормальном как наиболее часто встреча­ющемся и конформном типе поведения.

Итак, в недрах любой культуры содержатся и элементы собственно культуры, и элементы цивилизации, и элементы массовой культуры. Способ социальной регуля­ции поведения является одним из их отличительных признаков.

Известно, что религиозная этика, являясь основным ценностным элементом куль­туры, на протяжении огромного отрезка времени определяла поведение людей. Рас­смотрим такой регулятор экономического поведения, который основывается на эти­ке православия, — религии, наиболее распространенной в России, и протестантизма, давшего основу западной хозяйственной нравственности.

Таблица 2.2. ПРИЗНАКИ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ СОСТАВЛЯЮЩИХ

Искусственная среда

2.4. Психология хозяйственной деятельности, основанная на этике православия

Существует множество отечественных работ конца Х1Х-начала XX в., посвященных изучению религиозно- этических основ поведения. К таким работам можно отнести труды Н. М. Никольского, А. П. Ковалевского, А. П. Щапова, Е. Г. Голубинского, Миловидова, Н. И. Костомарова, В. В. Андреевой, В. Дружинина, В. Осипова, Л. Е. Шапошникова, В. С. Соловьева, Е. Н. Трубецкого и др.

Достаточное внимание уделяли этому вопросу и зарубежные авторы. Например, Э. Фромм указывал, что «ни одна культура прошлого или настоящего, да, по-види­мому, и будущего, не может рассматриваться как культура без религии».21 История не знает такого периода времени, когда большая группа людей существовала без твердой опоры на веру, будь то вера в Бога или множество божеств, абстрактное «светлое будущее» или какая-то другая идея. При этом всякая конкретная религия коренится в специфической структуре характера того социума, который выбрал ту или иную религию. При этом религия начинает выполнять весьма важную функцию. Она объединя­ет в одно целое не только различные социальные группы, но и их деятельности. Так, C. Н. Булгаков утверждает, что «хозяйство было бы невозможно... вне предположе­ния о том, что существует такой трансцендентальный носитель хозяйственной функ­
ции, вносящий единство и связность в разрозненные аспекты хозяйства, их органи­
зующий. Все предпосылки о таком субъекте, все эти отдельные хозяйственные акты
рассыпались бы, как ничем не связанные, и не интегрировались бы в целое, оставаясь
лишь в своей обособленности».

В современной печати также опубликован ряд работ, в которых авторы подчер­кивают значение духовного начала в экономической жизни. Например, религия, по мнению социолога и экономиста Т. Парсонса, является «универсальным феноменом и имеет существенное значение в обосновании и реализации различных принципов народохозяйственной деятельности, включая развитие индивидуалистических и коллективных начал».

Аналогичные выводы мы встречаем у известного физика А. Энштейна, амери­канского социолога и экономиста Р. Нисбента, философа Ю. Мольтмана, экономи­ста Д. Голдторна, социолога Э. Дюркгейма и мн. др.

Попытаемся теперь определить, каковы были духовные ориентиры в России в различные исторические периоды.

Языческие духовные тенденции прослеживаются в истории российского пред­принимательства до конца XVII в. Славянское язычество формировалось на протя­жении многих тысячелетий и оказывало огромное влияние не только на верования простых людей, но и на первых предпринимателей: гостей и купцов.

Мировоззрение славян IX-X вв. можно определить как анимизм — веру в то, что все явления природы, неодушевленные предметы, представители растительного и животного мира живут такой же жизнью, как и человек.

Особое место в древних верованиях занимали души умерших людей (духов), многочисленные божества полей, лесов, воды, которые покровительствовали раз­ным областям хозяйства, и, конечно, пантеон языческих богов. Древние славяне верили, что существуют два верховных начала: доброе и злое. При этом в верховный божественный пантеон входили добрые боги: Перун, Хоре, Даждьбог, Стрибог, Симорг, Макош, Сварог и Белее. Особо славяне поклонялись Перуну — богу-воину, которого «они больше боялись, чем любили... и иногда приносили ему человеческие жертвы». Нередко эти боги появлялись то в мужском, то в женском обличьи. Но, как подчеркивает Е. В. Аничков, каждый бог «пребывал в известном месте и знал только свою специальность; но в то же время не прочь был вмешиваться в чужие дела».

Кроме богов верховного пантеона славяне поклонялись как многочисленным бо­гам общественного признания, так и домашним божкам, которых почитала только одна семья. Кроме того, существовало множество так называемой «нечистой силы», которую известный путешественник С. В. Максимов классифицировал по 12 видам.

Например: черти, домовые, кикиморы, лешие, полевые, водяные, русалки, обо­ротни и т. д. Каждая из этих сил, отмечает исследователь, отвечает за свою область «пакостного» (если не знаешь, как ее умилостивить) воздействия на человека. Сла­вяне тысячилетиями вырабатывали способы защиты от вредности «нечистой силы», которая до сих пор осталась в массовом сознании как часть системы суеверий. Кро­ме «нечистой силы», как утверждает СВ. Максимов, русскому человеку следовало знать правила взаимоотношений с «неведомой силой», которая была ни злой, ни доброй. Сюда относятся царь-огонь, вода-царица, мать-сыра земля и священные рощи.

Как мы видим, древнему славянину приходилось почитать не только своих за­щитников-богов, но и «ублажать нечистую и неведомую силу». Свое почтение ко всем могущественным силам славяне выражали с помощью разнообразных культо­вых обрядов. И если с «нечистой силой» дела обстояли довольно просто — нужно было знать специальные приемы, ублажающие чертей, домовых и т. д. (например, лешему надо класть под пень хлеб, а водяному — кидать весной скот в воду), то с богами было все намного таинственнее и сложнее. Ублажение богов четко увязыва­лось у славян с календарем земледельческих работ. Причем каждый праздник со­провождался жертвенным обрядом богу, которого олицетворял каменный или дере­вянный идол. Обряд производился у сельских жителей «в таинственной чаще леса, у источника, на берег реки... у жертвенников перед чудовищными истуканами на­род воздавал божествам своим хвалу и благодарение, испрашивал у них всяких благ, умилостивлял, совершал жертвоприношения и гадания, исполняя религиоз­ные и обрядные песни и пляски, предавались шумным игрищам, пирам и попойкам». Городские жители исполняли обряды почитания богов по той же схеме, что и селя­не: «общались» с богами, приносили им жертвы, пели песни, плясали и пировали.1" Единственным отличием здесь служили жертвенники, которые превращались в кг пища, потрясающие огромными размерами как идолов, так и жертвенников.

Неотъемлемой частью всех ритуальных обрядов поклонений богам и божества: было резание скота. При этом важным моментом было поедание части мяса сами:, жертвователем. Этот акт был связан с «освящением себя... и служил также очище­нию от грехов». Соответственно чем больше принесешь в жертву скота, тем больше удавалось самому съесть, чтобы «очиститься». Следовательно, еда и «очищение у славян увязывались в единое целое посредством божественного акта. Можно пред­положить, что обряд жертвоприношения прочно вошел в суть русского человека стал его неотъемлемой чертой. В дальнейшем он превратился в культ жертвенности.

Одним из интересных моментов культовых обрядов славян изучаемого период; было равенство участия в них всех присутствующих. В них участвовали «стар в млад, богатый и нищий», «множество мяс от скота и от зверины поедалось бояришж и гридью, и съетским, и десятским, и нарожтым мужем...» Даже христианство не смогло справиться с языческим духом обильных пиршеств, где обильное истощение и широкое гостеприимство не обходило ни нищего, ни богатого.

Жизнь военно-купеческого сословия, оторванная от лесов и болот и тесно свя­занная с полуразбойничьими путешествиями, наложила свой отпечаток на верова­ния и культы. Появились новые обряды, отличные от обрядов жителей, занятых земледелием или ремеслом. Однако это отличие проявлялось скорее в форме про­ведения обряда, а не в его содержании. Купцы оставались по-прежнему суеверными. полностью доверяли проверенным тысячелетиями магическим обрядам для разных случаев жизни, свято соблюдали молитвенные общения с богами, жертвоприноше­ния, игрища с дикими плясками и употреблением алкоголя. В то же время купцы выбрали себе из языческого пантеона собственных покровителей, наделенных осо­быми свойствами: Перуна — бога военно-торговых людей и Велеса — бога скота и богатства. Идолов этих богов купцы брали с собой из родных мест. А вырезали их из священных деревьев по специальной технологии, с выполнением специальных обря­дов только волхвы — славянские жрецы.

Единицей стоимости в то далекое время служил скот, поэтому именно Белес служил посредником между продавцом и покупателем, и тот и другой ждали от него пользы и выгоды.

Историк А. С. Фомицин пишет, что «купцы при заключении договоров произно­сили клятвы имени Бога Небесного и Перуна или Перуна и Велеса. А для того, чтобы сделка совершилась, предлагали в жертву быков и других животных, также всегда приносились жертвоприношения в благодарность за избавление от опасности и смерти, которым купцы подвергались в дальних походах».