СТОЯНКА ПОЕЗДА ВНЕ РАСПИСАНИЯ 4 страница

2.Что заставило Александра Савицкого перед защитой диссертации разыскивать старую, всеми забытую работу Николаева.

Б. ЛАСКИН

НАСЛЕДСТВО

Еще издали Дюжев увидел на балконе жену. Она напряженно глядела вниз, и Дюжев почувствовал, что дома что-то случилось. Она даже вышла к нему на лестничную площадку.

– Ты что, Галя? …Что-нибудь случилось?

– Гена, только не волнуйся.

– Ну, говори, говори.

– Человек приехал из Подгорска. Тетя Маруся умерла.

– Сегодня?                  

– Две недели назад. Уже похоронили. Этот, который приехал, что-то нам привез.

– Он у нас?

– Да.

– Сколько же ей было лет? – спросил Дюжев.

– Он, наверное, знает.

– Ты тоже могла бы знать.

Товарищ из Подгорска сидел в комнате. В ногах у него стоял портфель. Хозяин квартиры вошел в комнату.

– Здравствуйте.

– Добрый день. Вы Дюжев Геннадий Никанорович, а я Кондратьев Федор Маркович. Художник-реставратор, живу и работаю в Подгорске.

– Ну что ж, очень приятно, будем знакомы. – С этими словами Дюжев сел на диван. – Слушаю вас.

Кондратьев начал не сразу, непросто прийти в незнакомый дом, да еще с печальным известием.

– Жене вашей я сообщил, – тихо сказал Кондратьев.

– Что? Что-нибудь случилось? – как раньше у жены, спросил Дюжев.

– Гена, помни, что у тебя сердце. Нас, и в первую очередь тебя, ожидает грустная новость.

С некоторой тревогой Кондратьев сказал:

– Дело в том, что в субботу двадцать второго мая скончалась Мария Матвеевна Румянцева.

Дюжев закрыл ладонями лицо. Жена его вытерла платком глаза. Несколько раньше это горькое известие Галина Юрьевна приняла поспокойнее.

– Когда же это произошло? – чуть слышно спросил Дюжев.

– Двадцать второго мая.

– Этого года?

Кондратьев не ответил. Понятно, первая реакция – растерянность. Жил человек на свете – и нет его. В такой ситуации у каждого человека голова пойдет кругом.

Галина Юрьевна вышла и вернулась, принесла мужу лекарство. Дюжев выпил таблетку.

Таблетка подействовала быстро. Дюжев глубоко вздохнул и сказал:

– Подумать только, в мае, когда все цветет, когда торжествует жизнь, Мария Матвеевна, наша дорогая тетя Маруся, покинула нас навсегда…

– Долго она болела? – спросила Галина Юрьевна.

– Совсем не болела, – сказал Кондратьев. – Вы же знаете, трудилась до последнего дня. Почти до последнего.

– Неужели еще работала? – удивился Дюжев.

– Да… Она, наверное, писала вам, что целые дни проводит в городской библиотеке, помогает молодым сотрудницам, а самое важное, беседует с читателями, советует, что им взять почитать, консультирует их…

– В ее-то возрасте?

– А что? Возраст позволял. Вы же прекрасно знаете, сколько ей было лет.

– Еще бы мне не знать. Федор Маркович, замечательная она бала женщина, – закончил Дюжев. Дюжев решил, что все хорошее, что он скажет сейчас о Марии Матвеевне, даст возможность понять Кондратьеву и Гале, что он, Дюжев, всегда любил и ценил тетю Марусю, хотя, честно говоря, мало, особенно в последние годы, вспоминал о ней, о родственном долге пред нею. 

Кондратьев продолжил разговор:

– Она в больнице скончалась.

– Да? Ну, если в больнице, то, возможно, не так уж я ей был нужен. Если медицина оказалась бессильна, нам что остается? Только посочувствовать по-родственному.

– А это иногда дорогого стоит, – сказал Кондратьев.

Дюжев молчал.

Кондратьев взял портфель, поставил себе на колени:

– По вопросу о наследстве вам сообщат из нотариальной конторы…

– О чем вы говорите? Не претендуем мы ни на какое наследство!

– А это уже дело не мое. По просьбе Марии Матвеевны передаю вам часть ее наследства.

Открывая портфель, Кондратьев на миг поднял глаза и перехватил внимательный, заинтересованный взгляд жены Дюжева.

– Еще до того, как Марию Матвеевну положили в больницу, был я у нее в библиотеке и сказал, что собираюсь в командировку сюда, в ваш город. Тогда она достала из ящика стола небольшой сверток и говорит: «Федор Маркович, у меня к вам просьба. Чувствую я себя не очень хорошо, случиться может всякое. Тут написан адрес. Зайдите, предайте вот это. Никаких лишних слов не говорите, просто передайте». Кондратьев отдал Дюжеву сверток.

– Значит, не чужие мы ей, если вспомнила про нас.

Дюжев стал развязывать веревочку на свертке. Внутри оказалась шкатулка. В ней – тонкая стопка писем. И тут Дюжев узнал на конверте свой почерк. Всего в шкатулке лежало три конверта, пронумерованных карандашом.

– Мои письма, – с радостью и удивлением в голосе сказал он. Этим он давал понять, что он, Дюжев, кое-что стоит как родственник и как человек, который, с трудом отрываясь от серьезных дел, все же нашел время написать несколько слов своей тете Марусе, которая в награду за оказанное ей внимание сберегла на память эти письма.

– Если вспоминать, то вспоминать! – несколько оживился Дюжев и вынул из конверта, помеченного единичкой, сложенный вдвое листок. – Вот, а теперь слушайте, что я писал. – И он начал читать негромко: – «Здравствуйте, тетя Маруся! Ваше письмо получил. Вы обижаетесь, что редко пишу. Последнее время работы много. Получил новое назначение. По секрету могу сказать: собираюсь жениться. Девушку зовут Галя. Замечательная девушка, симпатичная…»

– Дальше тут я рассказываю ей про свои планы. А конец такой: «Желаю здоровья, успехов в труде и личной жизни. Геннадий».

– Вот и получился день воспоминаний, – сказал Кондратьев. – Хорошо вы ей пожелали – успеха в труде и личной жизни.

Дюжев не понял – шутит Кондратьев или говорит серьезно.

– Если вы не возражаете, могу прочитать второе письмо.

– Мы не возражаем, – сказала Галина Юрьевна.

– Читаю… «Здравствуйте, тетя Маруся! Вы, я думаю, заметили – на конверте не наша почтовая марка. Это письмо я пишу на борту теплохода «Балтика». Мы в настоящее время совершаем круиз, то есть морское путешествие вокруг Европы. Всюду картины зарубежной жизни. Многое посмотрели. Больше всего нам тут нравятся простые люди. Завтра будем в Гавре. Как вы поживаете, тетя Маруся? Помните одно: здоровье – это все. Привет от Галочки. Геннадий».

Пока Дюжев смотрел третье письмо, Кондратьев сказал:

– Похвально, Геннадий Никанорович, что вы везде вспоминали о существовании близкого вам человека.

И опять Дюжев не понял: то ли в шутку говорит Кондратьев, то ли серьезно.

– На этом конверте дата – двенадцатого третьего семьдесят восьмого. Смотрите, какое безобразие допустил. Надо мне выговор объявить, что письмо машинистке продиктовал. Вот, слушайте… «Приветствую вас, тетя Маруся! Долго не писал. Причина? Очень много работы. Дела идут хорошо. В прошлом квартале добились хороших успехов, может, читали в центральной прессе? Как вы? Чем в настоящее время заняты? Забыл вас поздравить с Международным женским днем Восьмого марта. Поздравляю, лучше поздно, чем никогда. Галина посылает привет. Почти ее не вижу – готовится сдать на любительские права. А пока будьте здоровы, живите богато. Дюжев».

– Содержательное, бодрое письмо, – сказал Кондратьев, и снова осталось непонятным – шутит или нет, хорошо это или плохо? Скорей – хорошо, а то бы промолчал.

Кондратьев закрыл свой портфель и встал:

– Ну что ж, спасибо за гостеприимство.

– Что вы, вам спасибо, – сказала Галина Юрьевна, думая о том, что наконец-то кончается этот не очень приятный визит. Человек приехал, сообщил, о чем его просили, а в результате у Геннадия сильно испортилось настроение оттого, что услышал, и от этих писем. А что? Письма как письма. Помнил он про нее? Помнил. Вернее, вспоминал. В материальном отношении не помогал, но она у него ни разу не просила, не намекнула даже. Если бы тетя Маруся, когда жива была, случайно приехала, своими глазами бы увидела, какой Гена занятой человек. Мелкие бытовые вопросы мимо него проходят. Почему? А потому, что он выше всего этого. Когда молодой был, становился на ноги, ему тетя Маруся помогала, поддерживала. Он ей за это неоднократно «спасибо» говорил. А после и жизнь вперед ушла, и все изменилось. Тут уж ничего не поделаешь.

Кондратьев попрощался с супругами Дюжевыми. Руки у него были заняты – в одной плащ, в другой портфель.

Дюжевы вышли на балкон и увидели, как он появился из подъезда и зашагал по тротуару. Вдруг он обернулся. Геннадий Никанорович с женой помахали ему, но Кондратьев не ответил.

У него были заняты руки.

КОММЕНТАРИИ:

Гена – разговорная форма от имени Геннадий.

Маруся – разговорная форма от имени Мария.

художник-реставратор – специалист по восстановлению старых или разрушенных произведений искусства, памятников старины.

помни, что у тебя сердце – помни, у тебя больное сердце, тебя нельзя волноваться.

голова пойдет кругом – в такой ситуации от волнения и переживаний человек теряет способность ясно понимать, думать.

медицина оказалась бессильна – врачи ничем не могли помочь.

это иногда дорого стоит – сочувствие родных, близких, друзей в трудную минуту человеку важнее, чем лекарства.

наследство – имущество, остающееся после смерти владельца и переходящее в собственность к новому лицу.

нотариальная контора – юридическое учреждение.

не претендуем мы… на… наследство – мы не предъявляем права на наследство, не добиваемся его.

 сверток – предмет или несколько предметов, завернутых в бумажную обертку, пакет.

шкатулка – небольшой ящик с крышкой для хранения мелких вещей.

стопка писем – письма, положенные одно на другое.

новое назначение – новая должность или новое место работы.

похвально – выражение одобрения.

безобразие допустил – некрасиво, нехорошо сделал.

квартал – четвертая часть года (три месяца).

лучше поздно, чем никогда – лучше поздравить человека с праздником с опозданием, чем совсем не поздравить.

любительские права – документ, разрешающий какому - либо лицу управлять автомобилем, мотоциклом в свободное время, не как профессионалу.

письма как письма – обычные, нормальные письма.

намекать – говорить, писать слова или выражения, в которых не полностью высказанная мысль может быть понята только по догадке.

  ЗАДАНИЕ.Ответьте на вопросы:

1.Кто является действующими лицами рассказа Б. Ласкина «Наследство»?

2.Каким Дюжев предстает перед нами в начале рассказа? Как письма помогают глубже раскрыть его характер?

3.Как реагировал Кондратьев на содержание писем, которые читал Дюжев?

4.Почему Мария Матвеевна попросила только передать шкатулку с письмами и ничего лишнего не говорить?

5.Как вы думаете, почему автор так необычно назвал свой рассказ – «Наследство»? Что, по вашему мнению, входит в это понятие?

В. РАСПУТИН

УРОКИ ФРАНЦУЗСКОГО

  Эта история произошла в 1948 году. Недавно кончилась война, народ жил тогда трудно и голодно.

  В тот год я уехал из деревни в город, чтобы продолжать учиться, так как в нашей деревенской школе было только четыре класса.

  В городе я поступил в пятый класс. Учился я хорошо, по всем предметам имел «пятерки», кроме французского.

  С французским языком дела у меня шли плохо из-за произношения. Чтобы исправить его, Лидия Михайловна, учительница французского, много раз объясняла мне, где должен находиться язык для получения правильного звука. Но все было напрасно: язык меня не слушался. Была и другая печаль. Когда я приходил из школы и оставался один, я думал о своем доме в деревне. Я скучал по матери, по брату и сестре, по своим друзьям. Я очень похудел, и мать, когда приехала посмотреть, как я живу, с трудом узнала меня.

  Но похудел я не только потому, что скучал по дому. Я был все время голоден. Мать иногда посылала мне хлеб и картошку с людьми, которые ехали в город, но этого мне было мало. А больше я не мог просить у нее, потому что дома были еще брат и сестра. Раза два мать посылала мне по пятьдесят копеек, чтобы я мог купить молоко. Я покупал молоко у соседей.

  И вот однажды соседский парень Федька спросил меня: «Ты играешь на деньги?» – «Как – на деньги?» – «Ну, если деньги есть, пойдем сыграем». –  «Нет у меня денег». – «Ну, так пойдем посмотрим, как играют». Мы пошли к школе. За школой стояли ребята. «Зачем ты привел этого?» – недовольно спросил самый старший  из них Федьку. – «Ничего, Вадик, пусть посмотрит, он свой», – ответил Федька. «Играть будешь?» – спросил  меня Вадик. – «У меня денег нет». – «Ну, так смотри, не скажи кому-нибудь, что мы здесь играем».

Больше на меня не обращали внимания, и я стал смотреть. Понять игру было нетрудно. Ребята нарисовали на земле небольшой квадрат и положили туда деньги, каждый по десять копеек. Потом они отошли метра на два и начали бросать монету. Если монета попадала в квадрат, человек брал все, что там находилось.

Мне казалось, если бы я играл, я бы тоже смог выиграть. И вот, когда мать прислала мне пятьдесят копеек в третий раз, я не пошел за молоком. Я пошел играть. Сначала я проиграл тридцать копеек, потом двадцать выиграл, потом выиграл еще пятьдесят. Было уже поздно, мне хотелось домой, но Вадик сказал: «Играй!» Он бросил монету, она немного не долетела до квадрата. И я увидел, как Вадик подвинул ее. «Ты подвинул монету!» – сказал я. – «Что-о? Ну-ка, повтори!» – крикнул он. – «Ты подвинул монету!» Он ударил меня. Я упал, из носа побежала кровь. «Подвинул, подвинул!» Он бил меня, пока я не заплакал. Тогда он оставил меня в покое. Я с трудом встал, пошел домой.

Утром я со страхом посмотрел на себя в зеркало: нос был огромным, под левым глазом синяк.  «Сегодня у нас есть раненые», – сказала Лидия Михайловна, когда я вошел в класс. – «Что случилось?» – «Ничего», – ответил я. «Ха, ничего! – крикнул вдруг Федька. – Это его вчера Вадик побил. Они на деньги играли!» Я не знал, что сказать. Всем нам было хорошо известно, что за игру на деньги могут исключить из школы, и вот Федька рассказал все учительнице!  – «Я тебя не спрашивала, но если ты хочешь что-то рассказать, иди к доске и расскажи текст», – остановила его Лидия Михайловна. А мне сказала: «Подождешь меня после уроков».

После уроков Лидия Михайловна подошла ко мне.

«Это правда, что ты играл на деньги?» – спросила она. – «Правда». – «Ну и как, выиграл или проиграл?» – «Выиграл». – «Сколько?» – «Сорок копеек». – «А что ты хочешь делать с этими деньгами?» – «Молока куплю». – «Молока?» – Она внимательно посмотрела на меня. – «И все же надо играть на деньги. Знаешь что? Нам с тобой надо позаниматься французским, приходи ко мне домой вечером», – закончила она разговор.

Так начались для меня эти уроки французского. Почти каждый вечер я приходил к Лидии Михайловне заниматься. А после урока она приглашала меня поужинать. Но тут я вставал, говорил, что не голоден, и быстро убегал домой. Так повторялось несколько раз, а потом Лидия Михайловна перестала приглашать меня к столу.

Однажды мне сказали, чтобы я зашел в школу за посылкой. Я думал, что это мама опять прислала с кем-нибудь картошку, но в посылке были макароны. Макароны! Где только мать купила их? В нашей деревне они никогда не продавались. Письма в посылке не было. Если бы посылку прислала мать, она бы обязательно положила в нее письмо, в котором рассказала бы, откуда такое богатство. Значит, это была не мать. Я взял посылку и пошел к Лидии Михайловне. «Что это ты принес? Зачем?» – спросила она, когда увидела посылку. – «Это вы сделали, вы прислали мне это», – сказал я. – «Почему ты думаешь, что это я?» – «Потому что у нас в деревне не бывает макарон, надо знать». – Тут Лидия Михайловна засмеялась: «Да, надо было знать. А что у вас есть?» – «Картошка». – «А у нас на Украине яблоки. Там сейчас много яблок. Ну, ладно, возьми эти макароны. Тебе нужно больше есть, чтобы учиться». Но я уже убежал.

На этом уроки наши не кончились, я продолжал ходить к Лидии Михайловне. Нужно сказать, что я уже делал успехи и поэтому занимался французским с удовольствием. О посылке мы больше не вспоминали.

Однажды Лидия Михайловна сказала мне: «Ну, как, не играешь больше на деньги?» – «Нет», – ответил я. – «А что это была за игра? Расскажи!» – «Зачем вам?» – «Интересно! В детстве мы тоже играли. Расскажи, не бойся!» – «Чего мне бояться!» Я объяснил ей правила игры.

«Давай, сыграем…» – вдруг предложила она. Я не поверил своим ушам: «Вы же учительница!» – «Ну и что? Учительница – другой человек? Нельзя только, чтобы директор узнал, что мы играем. Ну, давай начнем, не понравится – не будем». – «Давайте», – нерешительно сказал я.

Мы начали играть. Лидии Михайловне не везло, и вдруг я понял, что она и не хочет выигрывать! Она бросала монету так, чтобы та упала как можно дальше от цели. «Все, – сказал я, – я так не играю. Зачем вы специально проигрываете?» – «Совсем нет, смотри!» – сказал она и бросила монету. Монета опять упала далеко, и тут я увидел, что учительница подвинула монету! «Что вы делаете?» – закричал я. – «А что?» – «Зачем вы подвинули монету?» – «Нет, она здесь и лежала», – радостно ответила Лидия Михайловна. Я сразу забыл, что она специально проигрывала мне. Я смотрел, чтобы она меня не обманула.

С тех пор мы играли почти каждый вечер. У меня опять были деньги, и я опять покупал молоко.

Но однажды все кончилось. Как обычно, вечером мы играли и громко спорили. – «Что здесь происходит?» – вдруг услышали мы твердый голос. Перед нами стоял директор. «Я думала, вы постучите, прежде чем войти», – медленно сказала Лидия Михайловна. – «Я стучал, но никто не ответил. Что здесь происходит? Я имею право знать как директор». – «Мы играем на деньги», – спокойно объяснила учительница. – «Вы играете на деньги… с учеником?!» – «Да». – «Ну, знаете… Я… Я двадцать лет работаю в школе, но такого… Это преступление!».

Через три дня Лидия Михайловна уехала. Перед отъездом она сказала мне: «Поеду к себе на Украину. А ты учись спокойно, никто тебя не исключит. Тут виновата я. Учись». Она ушла, и больше я никогда не видел ее.

Зимой, уже после каникул, я получил посылку. В ней лежали макароны и три больших красных яблока. Раньше я видел яблоки только на картинке, но сразу понял, что это они.