СТОЯНКА ПОЕЗДА ВНЕ РАСПИСАНИЯ 2 страница

По мнению Джой, было храбро брать мертвую змею в руки, и она не захотела дать в этом перевес Кольберу. Взяв у нее змею, она обвила ею свою левую руку, отчего получилось подобие браслета. Змейка, смятая в нескольких местах каблуком Кольбера, отливала по смуглой коже Джой цветом старого золота.

– Бросьте, бросьте! – вдруг закричал Кольбер.

Он не успел сказать, как по безжизненному телу прошла едва заметная спазма. Змея ожила на мгновение, только затем, чтобы, почувствовав враждебное тепло человеческой руки, открыть рот и ущемить руку Джой. Это усилие совершенно умертвило ее. Кольбер схватил змею у головы и так сдавил, что она порвалась, потом сбросил с руки Джой остаток туловища и увидел две капли крови, смысл которых был ему понятен, как крик.

– Не теряться! – сказал он. – Помните, что смерть здесь. Его тело рванулось от дрожи, которую он сдерживал. Джой беспомощно смотрела на свою укушенную руку. Она испытывала гадливую боль, но ее воображение не действовало так быстро, как у Кольбера, и сознание конца еще не оглушило ее. Но резкость и приказания Кольбера вооружили всю самостоятельность, очутившуюся в опасности той крупной услуги, которую собрался оказать Кольбер.

– Пустите, – сказала она, бурно дыша. – Я сама. Дайте мне нож.

В такой момент время дороже жизни. Раскрыв нож, Кольбер старался схватить девушку, чтобы высосать яд. В то же время он быстро обвел языком десны и небо, чтобы установить, нет ли у него царапин во рту.

– Высосать яд! – кричал он. – Больше ничего не поможет! Джой, не спорьте!

Молча, стиснув зубы, она боролась с ним, предпочитая умереть, чем принять жизнь из его рук. Она отлично знала, чем это должно кончиться. У Кольбера был теперь шанс стать ее мужем – и, без слов, без мыслей, заключив все это в одном инстинкте своем, она отчаянно билась в его руках. Вне себя Кольбер подтащил ее к дереву с раздвоенным стволом и, протиснув в это раздвоение ее руку, причем ободрал кожу, зашел сам с другой стороны. Здесь он схватил Джой за кисть. Теперь ее рука была как в тисках.

Крепко сдавил эту, ненавидящую его руку у локтя, причем его огромная сила заставила посинеть ногти Джой. Кольбер глубоко просек тело в месте укуса и, припав к ране, наполнил рот кровью. Сплюнув ее, он сделал это еще раз и, отдышавшись, в третий раз отсосал кровь любимой девушки, которая, дернув руку раза два, наконец, затихла. Она стояла с другой стороны, прислонясь к дереву. Страх, унижение и гнев покрыли ее лицо злыми слезами. Она твердила:

– Кольбер, я все равно никогда не буду вашей женой. Пустите меня!

Кольбер молчал. Отпустив, наконец, ее руку, он понял, что она говорила, и ответил:

– Вы будете чьей-нибудь женой, а это главное. Чтоб быть женой, надо жить.

Его усы и подбородок были в крови, и он вытер их такой же красной от крови рукой.

Джой, мрачно протянув израненную руку, прижимала к ране платок. Оба дышали, как после долгого бега. Наконец, разорвав платок, Джой перевязала руку. Кольбер посмотрел на часы.

– Кажется, прошло пять минут. Теперь я спокоен.

Джой не ответила, стоя к нему спиной. Когда она обернулась, его не было на поляне.

Удивленная девушка позвала: «Кольбер». Ничего не прощая ему, все еще во власти внутреннего насилия, которым Кольбер окончательно одержал верх, девушка направилась по следу смятой травы и, заглянув в кусты, остановилась.

Кольбер лежал навзничь с черным и распухшим лицом. Это был совсем другой человек. Глаза его заплыли, усы и рот, вымазанные спасительной кровью, открыли весь ужас, от которого он избавил свою возлюбленную. Это отравленное лицо заставило, наконец, Джой испугаться, так как она увидела свой предотвращенный конец во всем его незабываемом ужасе, и она бросилась бежать, крича: «Спасите, я умираю!»

Но было уже поздно, так как она была спасена.

КОММЕНТАРИИ:

чахотка – болезнь легких (туберкулез)

сей (книжн., устар.) – этот

вопрос исчерпан – вопрос решен до конца, полностью выяснен

предполагать ловушку – считать заранее, что это хитрость

неприязнь – антипатия, недобрые чувства

колкость – насмешливые, неприятные для кого-либо слова

прихотливое – капризное

ящерица – животное из типа пресмыкающихся

браслет – женское украшение, надеваемое на руку

спазма– какое-то проявление жизни

вне себя – в крайнем волнении, возбуждении, теряя самообладание

одержать верх (над кем-либо) – победить, одержать моральную победу

(лечь, упасть) навзничь – лежать, упасть вверх лицом

избавить – спасти

ЗАДАНИЯ

1. Ответьте на вопросы:

1.Кто главные герои рассказа? Что вы о них узнали? Каковы их взаимоотношения?

2.Как вы можете объяснить следующие слова рассказа: «Джой Тевис с шестнадцати лет по сей день наносила рану за раной, и так как она не умела или не хотела их лечить, они без врача заживали довольно быстро»?

3.Что случилось с героями рассказа? О чем думает каждый из них в самый критический момент жизни?

4.В характере кого из героев рассказа присутствуют такие свойства, как эгоизм, самоотверженность, серьезность, легкомыслие, преданность, себялюбие, способность к самопожертвованию? Где они проявляются?

 2.Прочитайте следующие слова писателя Паустовского о произведениях Грина и подтвердите их, если возможно, содержанием рассказа «Змея»: «Он писал о самопожертвовании, мужестве… Наконец, очень немногие писатели так чисто, бережно и взволнованно писали о любви, как это делал Грин».

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ФУТОВ

I

   – Итак, она вам отказала обоим? – спросил на прощанье хозяин степной гостиницы. – Что вы сказали?

   Род молча приподнял шляпу и зашагал; так же поступил Кист. Рудокопы досадовали на себя за то, что разболтались вчера вечером, под властью винных паров. Теперь хозяин пытался подшутить над ними; по крайней мере, этот его вопрос почти не скрывал усмешки.

   Когда гостиница исчезла за поворотом, Род, неловко усмехаясь, сказал:

   – Это ты захотел водки. Не будь водки, у Кэт не горели бы щеки от стыда за наш разговор, даром, что девушка за две тысячи миль от нас. Какое дело этой акуле…

   – Но что же особенного узнал трактирщик? – хмуро возразил Кист. – Ну… любил ты… любил я… любили одну. Ей – все равно… Вообще был ведь разговор этот о женщинах.

   – Ты не понимаешь, – сказал Род. – Мы сделали нехорошо по отношению к ней: произнесли ее имя… за стойкой. Ну, и довольно об этом.

   Несмотря на то, что девушка крепко сидела у каждого в сердце, они остались товарищами. Неизвестно, что было бы в случае предпочтения. Сердечное несчастье даже сблизило их; оба они, мысленно смотрели на Кэт в телескоп, а никто так не сроден друг другу, как астрономы. Поэтому их отношения не нарушались.

   Как сказал Кист, «Кэт было все равно». Но не совсем. Однако она молчала.

II

   «Кто любит, тот идет до конца». Когда оба – Род и Кист – пришли прощаться, она подумала, что вернуться и снова повторить объяснение должен самый сильный и стойкий в чувстве своем. Так, может быть, немного жестоко, рассуждал восемнадцатилетний Соломон в юбке. Между тем оба нравились девушке. Она не понимала, как можно отойти от нее далее четырех миль без желания вернуться через двадцать четыре часа. Однако серьезный вид рудокопов, их плотно уложенные мешки и те слова, какие говорятся только при настоящей разлуке, немного разозлили ее. Ей было душевно трудно, и она отомстила за это.

   – Ступайте, – сказала Кэт. – Свет велик. Не все же будете вы вдвоем припадать к одному окошку.

   Говоря так, думала она вначале, что скоро явится веселый, живой Кист. Затем прошел месяц, и внушительность этого срока перевела ее мысли к Роду, с которым она всегда чувствовала себя проще. Род был большеголов, очень силен и мало разговорчив, но смотрел на нее так добродушно.

III

   Прямой путь в Солнечные Карьеры лежал через смешение скал. Здесь были тропки, значение которых путники узнали в гостинице. Почти весь день они шли, придерживаясь верного направления, но к вечеру начали понемногу сбиваться. Самая крупная ошибка произошла у Плоского Камня – обломка скалы, некогда сброшенного землетрясением. От усталости память о поворотах изменила им, и они пошли вверх, когда надо было идти мили полторы влево, а затем начать восхождение.

   На закате солнца, выбравшись из дремучих дебрей, рудокопы увидели, что путь им прегражден трещиной. Ширина трещины была значительна, но в общем казалось, на подходящих для того местах, доступной скачку коня.

   Видя, что заблудились, Кист разделился с Родом: один пошел направо, другой – налево; Кист выбрался к непроходимым обрывам и возвратился; через полчаса вернулся и Род.

   Путники сошлись и остановились в том месте, где вначале увидели трещину.

IV

   Так близко, так доступно коротенькому мостку стоял перед ними противоположный край пропасти, что Кист с досадой топнул и почесал затылок. Край, отделенный трещиной, был сильно покат и покрыт щебнем, однако из всех мест, по которым они прошли, разыскивая обход, это место являло наименьшую ширину. Забросив веревку, с привязанным к ней камнем, Род смерил расстояние: оно было почти четырнадцать футов.

   Они могли бы вернуться, потеряв день или два, но далеко впереди, внизу, блестела тонкая петля Асценды. Одолеть трещину – значило сократить путь не меньше, как на пять дней. Между тем обычный путь с возвращением на старый свой след и путешествие по изгибу реки составляли большое римское «S», которое теперь предстояло им пересечь по прямой линии.

   – Будь дерево, – сказал Род, – но нет этого дерева. Нечего перекинуть и не за что уцепиться на той стороне веревкой. Остается прыжок.

   Кист осмотрелся, затем кивнул. Действительно, разбег был удобен: слегка покато шел к трещине.

   – Надо думать, что перед тобой натянуто черное полотно, – сказал Род, – только и всего. Представь, что пропасти нет.

   – Разумеется, – сказал Кист рассеянно. – Немного холодно… Точно купаться.

   Род снял с плеч мешок и перебросил его; так же поступил и Кист. Теперь им не оставалось ничего другого, как следовать своему решению.

   – Итак… – начал Род, но Кист, более нервный, менее способный нести ожидание, отстраняюще протянул руку:

   – Сначала я, а потом ты, – сказал он. – Это совершенные пустяки. Чепуха! Смотри.

   Действуя сгоряча, чтобы предупредить приступ простительной трусости, он отошел, разбежался и, удачно поддав ногой, перелетел к своему мешку. В зените этого отчаянного прыжка Род сделал внутреннее усилие, как бы помогая прыгнувшему всем своим существом.

   Кист встал. Он был немного бледен.

   – Готово, – сказал Кист. – Жду тебя с первой почтой.

   Род медленно отошел на возвышение, рассеянно потер руки и, нагнув голову, помчался к обрыву. Его тяжелое тело, казалось, рванется с силой птицы. Когда он разбежался, а затем поддал, отделившись на воздух, Кист, неожиданно для себя, представил его срывающимся в бездонную глубину. Это была подлая мысль – одна из тех, над которыми человек не властен. Возможно, что она передалась прыгавшему. Род, оставляя землю, неосторожно взглянул на Киста – и это его сбило.

   Он упал грудью на край, тотчас подняв руку и уцепившись за руку Киста. Вся пустота низа почувствовалась им, но Кист держал крепко, успев схватить падающего на последнем волоске времени. Еще немного – рука Киста скрылась бы в пустоте. Кист лег, скользя на осыпающихся мелких камнях… Его рука вытянулась и помертвела от тяжести тела Рода, но, царапая ногтями и свободной рукой землю, он удерживал сдавленную руку Рода.

   Род хорошо видел и понимал, что Кист ползет вниз. «Отпусти!» – сказал Род так страшно и холодно, что Кист с отчаянием крикнул о помощи, сам не знаю кому. «Ты свалишься, говорю тебе, – продолжал Род, – отпусти меня и не забывай, что именно на тебя посмотрела она особенно».

   Так выдал он горькое, тайное свое убеждение. Кист не ответил. Он молча искупал свою мысль – мысль о прыжке Рода вниз. Тогда Род вынул свободной рукой из кармана складной нож, открыл его зубами и вонзил в руку Киста.

   Рука разжалась…

   Кист взглянул вниз, еле удержавшись от падения сам, отполз и перетянул руку платком. Некоторое время он сидел тихо, держась за сердце, в котором стоял гром, наконец, лег и начал трястись всем телом, прижимая руку к лицу.

   Зимой следующего года во двор фермы Карроля вошел прилично одетый человек и не успел оглянуться, как, хлопнув внутри дома несколькими дверьми, к нему, распугав кур, стремительно выбежала молодая девушка с независимым видом, но с вытянутым и напряженным лицом.

   – А где Род? – поспешно спросила она, едва подала руку. – Или вы одни, Кист?!

   «Если ты сделала выбор, то не ошиблась», – подумал вошедший.

   – Род… – повторила Кэт. – Ведь вы были всегда вместе…

   Кист кашлянул, посмотрел в сторону и рассказал все.

КОММЕНТАРИИ:

фут – русская устаревшая и английская мера длины, равная 30.5 см

рудокопы– рабочие, которые добывают руду

миля – путевая мера длины

акула – большая морская рыба, здесь: человек-хищник, стремящийся к наживе

трактирщик– хозяин трактира

сроден – здесь: близок

Соломон – мудрец, умник, подобный библейскому царю Соломону, отличавшемуся умом, мудростью, рассудительностью

Солнечные Карьеры – вымышленное название гористой местности у Грина

скала – каменная гора, не покрытая растительностью

сбиваться– терять дорогу, правильное направление, заблудиться

дремучие дебри – густые, непроходимые леса

пропасть– здесь: глубокий обрыв, трещина в горах, падение в которую – верная гибель

щебень – мелкие камни

Асценда – вымышленное название реки

будь – если бы было

полотно– здесь: кусок ткани

действовать сгоряча – действовать под влиянием чувства, внезапно возникшего желания, не раздумывая

зенит– самое верхнее положение

срываться– здесь: падать, не удержаться

схватить на последнем волоске времени – в самый последний момент, в последнюю долю секунды

искупать свою мысль – заслужить прошения за свою плохую мысль, стараться загладить свою вину

в сердце стоял гром – сердце очень громко стучало

ЗАДАНИЯ

1. Ответьте на вопросы:

1.Кто главные герои рассказа? В какой ситуации они находятся в начале рассказа? Каким было их отношение друг к другу?

2.Что произошло около пропасти? Какой из героев оказался благороднее и сильнее духом? Значит ли это, что второй герой лишен благородства, честности и мужества? В чем они проявились?

3.Можно ли определить точно время и место действия рассказа?

2. Объясните, почему рассказ носит название «Четырнадцать футов».

3. Вспомните слова писателя Паустовского о произведениях Грина и, если возможно, подтвердите их содержанием данного рассказа: «Грин населил свои книги племенем смелых, простодушных, как дети, гордых, самоотверженных и добрых людей».

В. АЛЕКСАНДРОВ

АЛЬФА ЦЕНТАВРА

Когда я впервые увидел ее? Наверное, в тот день, когда нас – учеников седьмых классов – повели в обсерваторию. Нам разрешили посмотреть в главный телескоп. Мы думали, что увидим огромные звезды, но они были такими же маленькими и далекими, как всегда.

– А почему звезды не увеличиваются? – спросил кто-то.

– Оптический угол практически равен нулю, увеличения не может быть,

ответил Виктор, мой друг.

– Правильно. Звезды находятся так далеко, что даже самый сильный телескоп не дает увеличения, – сказал молодой сотрудник обсерватории.

Мы все с уважением посмотрели на Виктора. Он всегда знал больше, чем все ребята, и я был рад, что Виктор мой друг.

– А кто скажет, почему эта звездочка, слева – она называется Альфа Центавра, – особенная? – спросил сотрудник.

– Потому что это самая близкая к Земле звезда, – опять ответил Виктор.

И вот тогда я увидел ее глаза. Она посмотрела на Виктора, а потом долго смотрела на эту звезду. Ее звали Инна. Обыкновенная девчонка, каких много в нашей школе. Но я на всю жизнь запомнил, как она смотрела тогда. Запомнил, сколько радости было на ее лице. А Виктор ничего не заметил.

Ребята полюбили бывать в обсерватории. Но время шло, и в десятом классе в обсерваторию продолжали ходить только трое  – Виктор, я, Инна.

Однажды, когда я стоял с Инной перед телескопом, она вдруг сказала:

– Я думаю, скоро люди полетят к звездам. А кто-нибудь будет смотреть за их кораблем отсюда. Знаешь, куда я хочу полететь? Туда, на Альфу Центавра.

– Конечно, потому что она самая близкая, – согласился я.

– Да, – грустно сказала она, – самая близкая…

– Куда это вы собрались лететь? – вдруг услышали мы голос Виктора, который неожиданно вошел в комнату. – На Альфу Центавра? А вы знаете, что, когда вы долетите до нее, вам будет каждому по 80 лет? Эх, вы, космонавты! – Я хотел что-то сказать, но Инна вдруг выбежала из комнаты.

– Что с ней? – удивился Виктор.

– Дурак! Она ведь любит тебя… – Как это я сказал, сам не знаю. Но когда через несколько дней я увидел их на школьном вечере, они танцевали. Она смотрела ему в глаза. На лице ее было такое счастье, что я ушел из зала. Сердце мое болело.

Потом я все время видел Виктора с Инной: вместе они шли в школу, ходили в кино, бывали на школьных вечерах. А на выпускном вечере Виктор сказал мне, что они с Инной решили поступать на геофизический факультет.

Прошло пятнадцать лет. Я стал писателем. Однажды я приехал в один из больших городов на юге страны. Выступал там по телевидению. Когда я вернулся в гостиницу, услышал звонок. Это звонил Виктор, о котором я так долго ничего не знал. Виктор пригласил меня в гости. Я шел к нему и думал, что рядом с ним я обязательно увижу Инну. Но около Виктора стояла незнакомая мне полная женщина с красивым, властным лицом. Это была его жена. Мы прошли в комнату. Виктор попросил меня рассказать о себе, а у меня почему-то не было желания говорить. Испортилось настроение, и я никак не мог понять, о чем я должен рассказывать.

– Как живу? Вот пишу, езжу… Сегодня по телевидению выступал, устал… Виктор, ты чем занимаешься, где работаешь? Я же ничего не знаю…

Виктор рассказал, что он работает в институте, на кафедре астрофизики. Потом он начал вспоминать школу, обсерваторию, наш город. Он не вспомнил только Инну, и тогда я спросил:

– Ты Инну помнишь?

   – Помню… Детство это было… Расстались мы давно. Еще на втором курсе.

– Где она?

– Не знаю. Говорили, в Крыму, на горной станции. Но это давно было. Может быть, и сейчас там. Идеалистка она…

Он посмотрел на вошедшую женщину. Увидел ее твердый взгляд и сказал мне:

– Напиши в газете об одном человеке!

– Что написать?

– Знаешь, работали мы на кафедре хорошо, тихо. А потом пришел на кафедру новый сотрудник, и все ему не нравится. Говорит, что я не понимаю новые теории. Покритикуй его, а?

Я сказал, что в газете давно не работаю. Потом вспомнил, что у меня еще должна быть деловая встреча, и быстро ушел.

… Автобус остановился недалеко от горной станции. Я вышел из автобуса и пошел к небольшому домику.

– Инна Михайловна? Да, она здесь работает, но сейчас она в экспедиции, вернется месяцев через пять. – Так ответил на мои вопросы человек, стоявший у входа в домик. Я пошел обратно к автобусу, но он остановил меня:

– Простите. А вы кто? Что ей передать?

– Передайте, что приезжал старый школьный товарищ.

– Я, кажется, знаю, кто вы. Пойдемте со мной. – Он повел меня в дом, открыл дверь комнаты.

– Это ее комната. Заходите. Она ждала вас все время. Знала, что когда-нибудь придете. А это вам. – Он дал мне конверт.

– Сколько лет она здесь, на этой станции?

– Лет пятнадцать. Раньше нас всех. Но дело не в том, что раньше. Посмотрите… Весь мир ее знает, нашу Инну Михайловну… – Он показал на столик с журналами.

Я взял несколько журналов, посмотрел. Всюду ее имя на разных языках.

Когда сотрудник вышел, я взял конверт, вынул из него письмо и прочитал: «Здравствуй! Я знала, что ты придешь. Знала, что ты не забыл меня. Спасибо тебе! А я? Сколько писем я написала тебе, сколько сказала самых лучших слов, сколько раз вместе с тобой решала, как поступить. И, кажется, решала правильно. Сейчас я уезжаю надолго. Другие звезды будут надо мной.

Другая вода, и небо – все будет другое. Но наша звезда, наша Альфа Центавра всегда со мной. Прощай!»

Была уже ночь. Но я не мог спать. Я читал и читал письмо, в котором столько счастья и грусти. Потом я открыл пишущую машинку, стоявшую на столе, и напечатал: «Преклоняюсь перед тобой». И подписался: «Виктор».

ЗАДАНИЯ

1. Дайте новое название тексту. Как вы думаете, почему текст (рассказ) называется «Альфа Центавра»? Какой смысл вложил автор в это название? Выберите наиболее точный ответ из следующих:

1.Альфа Центавра – самая близкая к Земле звезда. Возможно, работа Инны связана с изучением этой звезды, поэтому рассказ называется так.

2.Альфа Центавра – звезда. Виктор и Инна стали астрофизиками, изучают жизнь звезд, поэтому рассказ называется так.

3.Альфа Центавра – звезда, далекая, как все звезды, и самая близкая к Земле. Альфа Центавра – мечта, которую смогла сохранить в своей душе Инна. Она сама – как эта звезда, свет от которой неизменно доходит до Земли.

2. Ответьте на вопросы:

1.Когда герои рассказы впервые увидели Альфу Центавра? Как сложилась их жизнь после окончания школы? Где, кем и как работают герои? Есть ли у каждого из них семья?

2.Как вы думаете, когда Инна полюбила Виктора? Любил ли Виктор ее? Если нет, то почему он встречался (был рядом) с ней несколько лет? Почему они расстались? Какую роль в этом могла сыграть будущая жена Виктора – властная женщина? Любил ли Инну автор рассказа? Найдите в тексте предложения, которые подтверждают это.

3.Однажды Инна сказала, что хочет полететь к Альфа Центавра и что кто-нибудь на Земле будет смотреть, как летит корабль. О ком, по-вашему, она думала? Почему она выбежала, когда услышала слова Виктора?

4.Почему через много лет Виктор захотел увидеть старого друга, ставшего писателем? Кто, на ваш взгляд, решил пригласить писателя в гости – Виктор или его жена? Почему вы так думаете? Восстановите разговор Виктора и его жены после того, как они посмотрели телепередачу, в которой участвовал писатель.

5.Почему друг Виктора удивился, когда узнал, что Виктор не женился на Инне? Кому Инна написала свое последнее письмо? О чем оно говорит? Почему писатель преклоняется перед этой девушкой? Почему он подписался: «Виктор»?

6.Определите, как через поступки автор раскрывает внутренний мир Инны и Виктора.

7.Понравился ли вам конец рассказа? С чем вы не согласны? Дайте свой вариант окончания этой истории первой любви.

3. Что такое, по-вашему, настоящая любовь? Существует ли она в мире? Может ли любовь к одному человеку продолжаться всю жизнь или она обязательно кончается? Приведите примеры, которые подтверждают вашу точку зрения. Какие качества, по-вашему, необходимы человеку, чтобы любить и быть любимым? Какую роль здесь играет внутренняя красота человека и его внешность? Составьте (напишите) рассказ по теме: «Первая любовь».

К. ПАУСТОВСКИЙ

ТЕЛЕГРАММА

Октябрь был холодный, ненастный. По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать.

Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам и видеть все то же: комнаты с нетопленной печью, пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. На картинах ничего нельзя разобрать. Катерина Петровна только по памяти знала, что вот эта – портрет ее отца, а вот эта – маленькая – подарок Крамского.

Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном ее отцом – известным художником.

В старости художник вернулся из Петербурга в свое родное село. Писать он уже не мог: зрение ослабло, часто болели глаза

Дом находился под охраной областного музея. Но что будет с этим домом, когда умрет она, последняя его обитательница, Катерина Петровна не знала.

А в селе – называлось оно Заборье – никого не было, с кем бы можно было поговорить о картинах, о петербургской жизни.

Не расскажешь же об этом Манюшке, дочери соседа, колхозного сапожника, – девочке, прибегавшей каждый день, чтобы принести воды, подмести полы, поставить самовар.

Изредка заходил сторож Тихон. Он еще помнил, как отец Катерины Петровны приезжал из Петербурга в село, строил дом.

Тихон был тогда мальчишкой, но уважение к старому художнику сохранил на всю жизнь. Глядя на его картины, он громко выражал одобрение.

Тихон помогал по хозяйству: рубил в саду засохшие деревья, пилили их, колол дрова. И каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:

– Катерина Петровна, Настя пишет или нет?

Катерина Петровна молчала.

– Ну, что ж, – говорил он, не дождавшись ответа. – Я пойду, Катерина Петровна.

– Иди, Тиша, – шептала Катерина Петровна. – Иди!

Он выходил, осторожно прикрыв дверь, а Катерина Петровна начинала тихонько плакать. Ветер свистел за окнами в голых ветвях. Огонек настольной лампы вздрагивал на столе. Казалось, он был единственным живым существом в пустом доме, - без этого слабого огня Катерина Петровна и не знала бы, как дожить до утра.

Ночи были уже долгие, тяжелые. Рассвет все больше медлил, все запаздывал.

Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.

Катерина Петровна знала, что у Насти свои дела, интересы, свое счастье. Лучше не мешать. Поэтому Катерина Петровна очень редко писала Насте, но думала о ней все дни.

Писем от Насти тоже не было, но раз в два-три месяца веселый молодой почтальон Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей.

Когда Василий уходил, Катерина Петровна сидела, растерянно, с деньгами в руках. Потом она надевала очки и перечитывала несколько слов на почтовом переводе. Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать письмо.

Как-то в конце октября, ночью, кто-то долго стучал в заколоченную уже несколько лет калитку в глубине сада.

Катерина Петровна оделась, впервые за этот год вышла из дому.

Шла она медленно. От холодного воздуха разболелась голова.

Около калитки Катерина Петровна тихо спросила:

– Кто стучит?

Но на ее вопрос никто не ответил.

– Наверное, послышалось, – сказала Катерина Петровна и побрела назад.

Она остановилась отдохнуть у старого дерева, взялась рукой за холодную, мокрую ветку и узнала: это был клен. Его она посадила давно, еще девушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший.

Катерина Петровна пожалела клен, потрогала ствол, побрела в дом и в ту же ночь написала Насте письмо.

«Ненаглядная моя, – писала Катерина Петровна. – Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба оттого, что тяжело мне не только ходить, а даже сидеть и лежать. В этом году осень плохая. Так тяжело. Вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».

Настя работала секретарем в Союзе художников.

Письмо от Катерины Петровны Настя получила на работе. Она спрятала его в сумочку, не читая, – решила прочесть после окончания рабочего дня. Письма от матери вызывали у Насти вздох облегчения: если пишет – значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором.

После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева, посмотреть, как он живет, чтобы потом сообщить об этом правлению Союза.

Открыл сам Тимофеев.

– Проходите, – сказал он.

Настя прошла в мастерскую художника.

– Покажите мне вашего Гоголя, – попросила Настя.

Художник снял с одной из фигур мокрые тряпки.

– Ну вот он, Николай Васильевич! Смотрите! – сказал художник. Настя вздрогнула. На нее смотрел человек так, как будто знал ее очень давно.