Потаенную игру ради достижения той же цели. 6 страница

форпосты подальше на север — за счет его владений?

Доверие — не этическая категория, это лишь очередной

маневр. Для Филиппа и доверие, и дружба были не более

чем товаром. Он смог снова приобрести их у Афин позднее,

став сильным, когда у него появилось что-то, что он смог предложить

им взамен.

Не уподобляясь Филиппу до конца, мы, однако, можем

рассматривать ситуацию переговоров, в которой на кон поставлены

ваши жизненные интересы, как место приложения

военной хитрости, другими словами — как войну. Завоевать

доверие переговорщиков, обмануть их бдительность — задача

в подобной ситуации скорее стратегическая, нежели

нравственная. Люди сплошь и рядом нарушают данное ими

слово, если того требуют их интересы, и можете не сомневаться

— они найдут любое моральное или правовое объяснение,

чтобы оправдать свои поступки, как в глазах окружающих,

так и в своих собственных.

Вы уже знаете, что перед боем необходимо занять самую

выгодную для себя, самую сильную позицию — точно так же

и в ситуации переговоров. Если вы слабы, используйте переговоры,

чтобы выиграть время, отложить бой до поры, пока

не будете готовы; идите на уступки не из благородства, а из

военной хитрости, ради того, чтобы получить свободу маневра.

Если вы сильны, старайтесь получить как можно больше,

как до начала, так и во время переговоров, — тогда со временем

можно будет вернуть назад часть захваченного: уступив

то, что вам меньше всего нужно, вы будете выглядеть щедрым

и великодушным. Не беспокойтесь о репутации или о том,

что вам перестанут доверять. Просто поразительно, как быстро

люди забывают о нарушенных обещаниях, когда вы становитесь

сильным и можете предложить им что-то, что отвечает

их интересам.

Разумный государь не может, следовательно,

и не должен держать слово, если верность слову

оказывается ему невыгодна и если отпали причины,

побуждавшие его дать слово. Если бы люди честно

держали обещания, такой совет был бы недостойным,

но люди, будучи дурны, обещаний не держат, потому

и тебе надлежит поступать с ними так же.

А в благовидных предлогах нарушить обещание

у государя никогда нет недостатка.

—Никколо Макиавелли (1469—1527)

ЧЕРЕПОК В ОБМЕН НА НЕФРИТ

В начале 1821 года русский дипломат, второй статс-секретарь

Министерства иностранных дел граф Иоанн Каподистрия

получил наконец новости, которых давно дожидался: группа

греческих патриотов подняла восстание против турецких поработителей

(в то время Греция входила в состав Оттоманской

империи), намереваясь выбросить их из страны и образовать

либеральное правительство. Каподистрия, грек по рождению,

страстно желал, чтобы Россия приняла участие в решении греческих

проблем. Россия в то время была на подъеме — ее военное

и политическое значение в Европе возрастало; помощь

повстанцам — при условии, что они победят, — не только предоставила

бы ей влияние в независимой Греции, но и открыла

бы для ее флота средиземноморские порты. Россия к тому же

рассматривала себя как покровительницу Греческой православной

церкви, а царь Александр I был человеком глубоко

верующим; поход против мусульманской Турции, таким образом,

отвечал бы не только политическим интересам России, но

и религиозным. Словом, все складывалось как нельзя более

благоприятно.

Существовало, однако, одно препятствие, не укладывавшееся

в стройную схему, разработанную Каподистрией: этим

препятствием был князь Клеменс фон Меттерних, министр

иностранных дел Австрии. За несколько лет до описываемых

событий Меттерних добился вступления России в союз с Австрией

и Пруссией, получивший название Священного союза.

Это объединение было призвано защищать страны-участницы

от угрозы революции и поддерживать мир в Европе после

того, как в ней прогремели наполеоновские войны. Меттерних

состоял в дружеских отношениях с Александром I. Почувствовав,

что русские готовят вторжение в Грецию, он стал

забрасывать царя посланиями, в которых доказывал, что революция

в этой стране есть пункт общеевропейского заговора,

направленного на то, чтобы свергнуть все монархии в этой

части света. Если Александр позволит себя обмануть и придет

Греции на помощь, то тем самым он окажется в числе пособников

революционерам, а главное — нарушит интересы

Священного союза.

Каподистрия был достаточно проницателен, чтобы понимать,

каковы истинные цели Меттерниха. Австриец не хотел

допускать расширения влияния России в Средиземноморье,

так как это могло расшатать политическое равновесие в Европе,

чего Меттерних боялся больше всего. Для Каподист

рии все было очевидно: Меттерних — его соперник в этом

деле, между ними идет настоящая война, и победителем выйдет

тот, кому удастся подчинить царя своему влиянию. У Ка

подистрии было неоспоримое преимущество: он чаще видел

Александра I и мог противопоставить обольстительной силе

Меттерниха постоянное личное общение с царем.

Турки тем временем подавляли греческое восстание, их

обращение с населением становилось все более жестоким,

и казалось уже, что Россия, бесспорно, вмешается в происходящее.

Но в феврале 1822 года, когда страсти в Греции накалились

уже до предела, царь сделал то, что, на взгляд Каподистрии,

было роковой ошибкой: он согласился отбыть в

Вену, дабы лично обсудить кризис с Меттернихом. Князь

любил вести переговоры в Вене — на своей территории он

мог очаровать любого и уговорить на что угодно. Каподист

рия чувствовал, что инициатива ускользает из рук. Теперь ему

оставалось одно: отправить в Вену своего человека, снабдив

его подробнейшими инструкциями
Выбор пал на графа Татищева, который был прежде российским

посланником в Испании. Татищеву, опытному дипломату,

не раз приходилось вести переговоры, он изрядно

поднаторел в этом искусстве. Встретившись с Каподистрией

перед самым отъездом в Вену, он внимательно выслушал наставления

и предостережения: Меттерних будет стараться

произвести наилучшее впечатление на Татищева, очаровать,

обольстить его; чтобы отговорить царя от вторжения в Грецию,

он предложит уладить все с турками мирным путем; и,

конечно же, постарается созвать европейскую конференцию

для обсуждения этой проблемы. Подобные конференции

были любимой уловкой Меттерниха: он всегда играл на них

первую роль и всякий раз добивался своего.

Татищев не собирался

поддаваться его влиянию. От него требовалось лишь

передать Меттерниху ноту от Каподистрии, в которой декларировалось,

что Россия имеет полное право прийти на помощь

братьям-христианам, страдающим и притесняемым турками.

И уж ни в коем случае нельзя было соглашаться на участие

России в конференции

В первый же вечер по прибытии в Вену Татищева неожиданно

вызвали к царю. Александр был раздражен, нервничал,

колебался. Не подозревая об указаниях Каподистрии, он

велел Татищеву встретиться с Меттернихом и передать: он,

Александр, хотел бы действовать в согласии с договором Священного

союза и в то же время исполнить свой моральный

долг по отношению к Греции. Татищев уклончиво пообещал,

решив, однако, что постарается оттянуть, насколько возможно,

выполнение монаршего распоряжения, — уж очень оно

запутывало всю его работу

На первой встрече Меттерних показался Татищеву довольно

легкомысленным и поверхностным — австриец скорее

проявлял интерес к балам и юным дамам, чем к Греции

Меттерних был невозмутим, создавалось впечатление, что он

не так уж хорошо информирован; он почти не высказывался

о ситуации в Греции, а то немногое, что он говорил, выдавало

поверхностное знакомство с предметом. Татищев огласил

письмо Каподистрии, и Меттерних с самым беспечным видом

походя осведомился, не давал ли и царь каких-либо указаний

по этому поводу. Припертый к стенке, Татищев не мог солгать.

Оставалось уповать на то, что довольно противоречивые инструкции

царя еще сильнее запутают князя.

Несколько дней Татищев провел в праздности, наслаждаясь

красотами Вены. А потом была еще одна встреча с Мет

тернихом, который спросил, могут ли они незамедлительно

начать переговоры, основываясь на указаниях, полученных

русским дипломатом от царя. Не давая Татищеву времени собраться

с мыслями, Меттерних задал следующий вопрос —

какими могут быть требования России в данной ситуации.

Вопрос казался вполне законным, Татищев начал перечислять:

русские хотели бы взять Грецию под свой протекторат,

заручиться согласием Священного союза на русскую интервенцию

в эту страну и т. д. Меттерних отклонял одно условие

за другим, поясняя, что его правительство ни при каких обстоятельствах

не согласится на подобные требования.

атищев

поинтересовался, каковы же встречные условия. Вместо

ответа Меттерних пустился в отвлеченные рассуждения о

революции, о том, как важно сохранить Священный союз, и о

других делах, не имеющих прямого отношения к делу. Татищев

был смущен и раздосадован. Он хотел как-то прояснить

ситуацию, уточнить позиции, однако, несмотря на все усилия,

русскому дипломату никак не удавалось придать беседе

желаемое направление

атищев

поинтересовался, каковы же встречные условия. Вместо

ответа Меттерних пустился в отвлеченные рассуждения о

революции, о том, как важно сохранить Священный союз, и о

других делах, не имеющих прямого отношения к делу. Татищев

был смущен и раздосадован. Он хотел как-то прояснить

ситуацию, уточнить позиции, однако, несмотря на все усилия,

русскому дипломату никак не удавалось придать беседе

желаемое направление

Прошло еще несколько дней, и Меттерних вновь пригласил

к себе Татищева. Он казался смущенным, если не сказать

огорченным: ему только что передали ноту турецкой стороны,

вздохнув, сообщил он. В ней турки выразили резкий протест

против вмешательства России в дела Греции и просили

сообщить царю: они-де исполнены решимости ценою жизни

отстаивать то, что считают своим достоянием. В официальной,

даже торжественной манере, позволяющей предположить,

что лично он удручен недипломатичным поведением

турок, Меттерних заявил: он полагал бы позором для своего

государства передавать русскому царю столь недостойное

заявление турок. Он добавил, что Австрия считает Россию

своим вернейшим союзником и будет выступать на стороне

России при разрешении возникшего кризиса. В конце концов

если дело дойдет до того, что турки откажутся признать свое

поражение и будут упорствовать в притязаниях, Австрия порвет

с ними отношения.

Татищев был невольно тронут неожиданным проявлением

солидарности. Ему показалось, что они заблуждались относительно

князя — Меттерних, кажется, полон неподдельного

сочувствия, он на их стороне. Боясь непонимания со стороны

Каподистрии, он направил отчет о встрече только Александру

I. Царь вскоре ответил, что ему, Татищеву, надлежит

и впредь информировать о происходящем только и исключительно

его, Каподистрию же следует выключить из процесса

переговоров.

Переговоры Татищева с Меттернихом продолжались.

Как-то само собой получилось, что обсуждались исключительно

дипломатические пути выхода из кризиса; о том, что

Россия может ввести в Грецию войска, более не было и речи.

Наконец Меттерних пригласил Александра I принять участие

в конференции по урегулированию кризиса, созвать которую

он предполагал несколькими месяцами позже в итальянском

городе Верона. России в этой дискуссии отводилась ведущая

роль; она, несомненно, будет в центре внимания, ведь

Александра I почитали по всей Европе как освободителя, избавившего

континент от угрозы революции. Царь охотно принял

предложение

Петербурге Каподистрия пытался хоть как-то изменить

ситуацию, но в скором времени, по возвращении в столицу

Татищева, статс-секретарю было предложено принять отставку.

Позднее, на Веронской конференции, все произошло

именно так, как предсказывал граф Каподистрия: греческий

кризис был разрешен в полном соответствии интересам

Австрии. Царь действительно был в центре внимания,

но при этом по неведению или небрежению подписал документ,

фактически отрезавший России путь на Балканы, проложить

который так долго и настойчиво пытались все русские

самодержцы, начиная с Петра Первого. Меттерних одержал в

войне против Каподистрии победу более полную и блистательную,

чем мог вообразить себе бывший статс-секретарь

иностранного ведомства

ТОЛКОВАНИЕ

Задачи, которые ставил перед собой Меттерних, всегда полностью

отвечали интересам его родной Австрии. В данном

случае эти интересы, по его мнению, не ограничивались тем,

чтобы предотвратить вторжение России в Грецию. Необхо-

димо было еще и убедить русского царя навсегда отказаться

от права вводить войска на Балканы, так как это служило постоянным

источником нестабильности в Европе. Поэтому

прежде всего Меттерних внимательнейшим образом изучил

соотношение сил с обеих сторон. Его интересовало, существуют

ли какие-то рычаги для того, чтобы воздействовать на

русских? Ответ был неутешительным — почти никаких способов

воздействия на русских не имелось; по сути дела, их

расклад был выигрышным. Однако у Меттерниха была на руках

козырная карта: на протяжении многих лет он близко общался

с русским царем и превосходно изучил его противоречивую

натуру. Александр был человеком весьма эмоциональным

и подчас действовал и принимал решения под влиянием

сиюминутного настроения.

Зная об этом, Меттерних с самого

начала балканского кризиса начал внедрять в его сознание

идею о том, что самой благородной целью является не

отпор христианского мира туркам, а крестовый поход европейских

монархий против революции.

Меттерних отчетливо понимал и то, что самый сильный и

опасный его враг — это Каподистрия, поэтому необходимо

постараться вбить клин между царем и дипломатом. С этой

целью князь выманил русских в Вену. В переговорах, которые

велись один на один, Меттерних был истинным гроссмейстером,

не знающим себе равных. С Татищевым он справился

легко — так же, как и со многими другими противниками.

Прежде всего он рассеял подозрения русского относительно

себя, мастерски изобразив пустого и недалекого светского

фата. Следующим шагом было затягивание переговоров,

которые, его стараниями, носили характер оторванных от

действительности, правоведческих дискуссий. Такой ход переговоров

еще больше запутывал Татищева, сбивал его со

следа, но мало того — возмущал и выводил из душевного равновесия.

А человек, участвующий в переговорах, если он сбит

с толку и раздражен, начинает допускать промахи — он выдает

себя, не в силах скрыть от соперника своих намерений.

Нередко эта ошибка становится роковой. Кроме того, если

переговорщик нервничает, его нетрудно ввести в заблуждение

показной демонстрацией чувств. Зная об этом, Меттерних

использовал ноту турецкой стороны, разыграв целый

спектакль, в котором якобы позволил себе открыть свои истинные

симпатии. Это было последней каплей — отныне Татищев,

а следовательно, и царь полностью подпали под его

влияние.

Теперь направить переговоры в другое, угодное Меттер

ниху, русло было делом техники. Предложение принять участие

в конференции, где Александру I была уготована роль

звезды, стало тем соблазном, которому трудно противостоять,

к тому же конференция, казалось, открывала для России

еще более широкие возможности влиять на политику в Европе

(цель, весьма желанная для русского царя). На деле, к

сожалению, случилось обратное: в результате соглашения,

подписанного Александром, Россия навсегда утратила доступ

к Балканам — этого-то и добивался Меттерних с самого начала

блистательно проведенной им операции. Зная, как просто

люди поддаются на обман, австриец постарался, чтобы

царь почувствовал себя сильным (ведь на конференции он

был в центре внимания), хотя на самом деле позиция силы

принадлежала Меттерниху (он добился подписания документа)

. Все было проделано с виртуозной ловкостью — китайцы

в подобных случаях говорят: выменял раскрашенный черепок

на драгоценный нефрит.

Как нередко демонстрировал Меттерних, успех переговоров

зависит от предварительной подготовки. Если, приступая

к процессу переговоров, вы имеете лишь смутное

представление о том, чего хотите добиться, знайте: вас будет

бросать из стороны в сторону, в зависимости от того, какие

карты выложит на стол противник. Возможно, вас прибьет

куда-то, возможно, эта позиция даже покажется вам удовлетворительной,

но в конечном счете вы своего не добьетесь.

Следует всесторонне проанализировать ситуацию, определить

свои возможности. В противном случае высок риск, что

все ваши маневры приведут к обратным результатам.

Первым делом нужно определиться, предельно четко

сформулировать для себя отдаленные цели и понять, какими

возможностями располагаете вы для их достижения. Ясность

цели поможет вам сохранять невозмутимость и спокойствие.

Кроме того, вы сможете идти на небольшие уступки — они

будут казаться окружающим проявлением щедрости, а по

сути дела, ничего не будут для вас стоить, не вредя истинным

целям. До начала переговоров как следует изучите оппонентов.

Информация о слабостях и затаенных несбыточных желаниях

соперников даст вам различные рычаги воздействия

на них: теперь вам известно, как вывести их из равновесия,

взволновать, заставить хвататься за глиняные черепки. По

возможности старайтесь казаться проще и даже глупее, чем

вы есть: чем меньше люди понимают, что вы собой представляете

и чего добиваетесь, тем больше у вас возможностей

маневрировать и загнать их в угол.\

Всякий стремится к чему-то, не имея ни малейшего

представления о том, как этого добиться, а самое

занимательное в этой ситуации то, что и никто,

в сущности, не знает, как достичь желаемого.

Однако благодаря тому, что мне известно, чего хочу я и

на что способны другие, я полностью подготовлен.

—Князь Клеменс фон Меттерних (1773—1859)

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ

Конфликт и конфронтация — дела пренеприятные, и вполне

объяснимо, что у большинства людей они вызывают отрицательные

эмоции. Желание избежать подобных событий часто

диктует нам линию поведения: мы пытаемся быть со всеми

хорошими и сговорчивыми, надеясь, что окружающие ответят

нам тем же. Но, как свидетельствует опыт, подобная тактика

далеко не всегда оправдывает наши ожидания: со временем

люди привыкают к деликатности, любезности и воспринимают

ее как должное. Доброе отношение кажется им признаком

слабости — оно говорит о том, что вас можно использовать!

Вы щедры? Это не вызывает благодарности, а порождает

либо реакцию избалованного ребенка, либо неприятие

и обиду со стороны людей, ошибочно трактующих вашу щедрость

как милостыню.

Тот, кто вопреки очевидности верит, что любезность и

доброта принесут ему ответную доброту окружающих, обречены

на проигрыш в любых переговорах, не говоря уж о

такой азартной игре, как жизнь. Люди бывают милыми и

услужливыми лишь в ситуациях, когда им это выгодно и когда

им нужно так поступать. Ваша цель — вынудить их к этому,

сделав борьбу мучительной и тягостной для них. Если вы

ослабите давление из желания быть помягче и так завоевать

их доверие, то тем самым лишь предоставите соперникам возможность

тянуть с решением, обманывать и пользоваться

вашей добротой. Удивляться тут нечему — это свойственно

человеческой природе. Из века в век те, кому приходилось

вести войны, на собственном горьком опыте усваивали этот

жестокий урок

Когда этот принцип нарушали, результаты порой бывали

трагическими. В июне 1951 года, например, военная администрация

США приостановила чрезвычайно удачную наступательную

операцию против Народно-освободительной армии

Китая в Корее из-за того, что Китай и Северная Корея дали

понять: они готовы вступить в переговоры. Вместо этого они

Урок истории прост: продолжая наступление, не ослабляя

напор, вы вынуждаете своих противников заколебаться

и в конце концов пойти на переговоры. Если вы каждый день

продвигаетесь хоть понемногу вперед, попытки оттягивать

переговоры только ослабляют их позицию. Вы демонстрируете

решимость и уверенность, причем демонстрируете не

отвлеченно, не делая символические жесты, а причиняя реальную

боль. Вы продолжаете атаку не ради того, чтобы захватить

чужую территорию или завладеть имуществом неприятеля:

у вас иная цель — занять более сильную позицию и

выиграть войну. Заставив их начать обсуждение, вы сможете

пойти на уступки и вернуть часть того, что захватили.

В процессе переговоров можно будет позволить себе выглядеть

любезным и сговорчивым

Бывает в жизни и так, что противник намного сильнее вас,

на его стороне неоспоримое превосходство, а у вас на руках

ни одного козыря. В таком случае атаковать и не останавливаться

даже еще важнее. Демонстрируя силу и решимость,

продолжая давить, можно скрыть слабость и попытаться

нащупать почву под ногами; ну а твердая почва — это уже

преимущество, и нужно постараться тут же им воспользоваться

Важно осознать: если вы слабы и просите немного, то и

получите меньше малого. Но если в ваших поступках чувствуются

сила, твердость, возможно, даже чрезмерная настойчивость,

вы производите совсем иное впечатление: окружающие

подумают, что за вашей требовательностью что-то стоит,

она должна иметь некую реальную подоплеку. Вы заслужите

уважение, которое обернется силой. Если вам удастся занять

сильную позицию, удерживайте ее, не идите на компромиссы

и уступки, давая ясно понять, что не боитесь выйти

из-за стола переговоров, — эффективная мера воздействия.

Противная сторона может называть вас твердолобым упрямцем,

но пусть знают, что даром такая недоброжелательность

им не пройдет — их ждет расплата, например, дурная слава.

А если под конец вы и уступите немного, это все же будет

потеря неизмеримо меньшая, чем те компромиссы, которых

они добились бы от вас, если бы смогли.

Известный английский дипломат и писатель Гарольд Ни

колсон отмечал, что можно разделить переговоры на два

типа, в зависимости от того, ведут ли их военные или торговцы.

Военные относятся к переговорам как к способу выиграть

время и занять более сильную позицию. Торговцы

полагают, что важнее добиться доверия, умерить притязания

обеих сторон и прийти к взаимовыгодному решению.

Будь то в дипломатии или в бизнесе, проблемы возникают,

когда торговцы вступают в переговоры с тем, кого считают

таким же торговцем, но неожиданно оказывается, что имеют

дело с военным.

Образ:Большая дубинка. Вы можете мягко и приветливо

разговаривать, но пусть противник видит у вас в руках нечто

грозное и устрашающее. Никто не причиняет ему боли и не

бьет по голове; он просто помнит о присутствии дубинки,

знает, что она постоянно наготове, что вам уже приходилось ею

пользоваться и что бьет она пребольно. Лучше уж прекратить

пререкания и любой ценой добиться соглашения, чем подставлять

голову

под удар.

Авторитетное мнение:Не стоит объявлять себя победителем

ранее чем на другой день после битвы, и признавать

поражение ранее чем через четыре дня после

нее. ...Будем всегда держать в одной руке меч, а в другой

— оливковую ветвь, всегда проявлять готовность

идти на переговоры, но переговоры наступательные.

— Князь Клеменс фон Меттерних (1773—1859)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА

На переговорах, как на войне, нужно быть начеку и не позволять

себе увлекаться: существует опасность, что вы продвинетесь

вперед слишком далеко, захватите слишком много, так

что неприятелю уже некуда будет отступать и он начнет

мстить. Нечто подобное случилось после Первой мировой

войны, когда союзники навязали Германии крайне жесткие

условия мирного договора; не исключено, что именно это в

какой-то степени заложило фундамент Второй мировой. Столетием

раньше, когда Меттерних вел переговоры, он всегда

заботился о том, чтобы не дать противной стороне почувствовать

себя обиженной. Какое бы соглашение вы ни вырабатывали,

у вас одна цель. Эта цель — не удовлетворить свою

алчность и не наказать соперника, а защитить свои интересы.

Со временем всегда оказывается: карательные меры приносят

лишь только одно ощущение, что вы в опасности и надо

думать об обороне.

НАУЧИСЬ ПРАВИЛЬНО

ЗАВЕРШАТЬ НАЧАТОЕ:

СТРАТЕГИЯ УХОДА

В этом мире о нас судят по тому, насколько успешно мы доводим

до конца то, что начали. Брошенное на полпути дело —

отзвуки подобной неудачи долгим эхом могут отдаваться

годы и годы и бесповоротно испортить вашу репутацию. Искусство

доводить начатое до конца заключается в том, чтобы

вовремя осознать необходимость срочного завершения дела,

а не тянуть, выматывая себя, теряя силы и попутно наживая

серьезных врагов, которые еще дадут о себе знать в будущем.

Речь идет не просто о том, чтобы выиграть войну, а о том,

каким образом ее выиграть, о том, как эта победа скажется

на следующем витке. Вершина стратегической

мудрости — избегать любых конфликтов

и препятствий, если не видишь из них

приемлемого выхода.

ТОЛКОВАНИЕ

Известный немецкий генерал Эрвин Роммель однажды так

определил различие между риском и авантюрой. И в том и в

другом случае речь идет о затее, в которой шанс на успех не

превышает одного процента, но этот шанс повышается благодаря

решительным и смелым действиям. Различие состоит

в том, что в первом случае, если вы проиграете, то сможете и

оправиться: ваша репутация не пострадает необратимо, вы

не истощите полностью все свои ресурсы и сумеете вернуться

на исходные позиции, понеся приемлемые потери.

Но во

втором случае, проиграв, вы рискуете потерять все, так как

ситуация выйдет из-под контроля и проблемы посыплются,

нарастая, как снежный ком. Слишком много существует обстоятельств,

грозящих настолько осложнить картину, что все

покатится в тартарары. Более того: столкнувшись с трудностями,

возникающими в ходе авантюрного предприятия, вы

обнаруживаете, что выйти из игры становится все труднее:

вдруг выясняется, что ставки слишком высоки и вы не можете

позволить себе проиграть. С необычайным рвением вы

пытаетесь спасти положение, распутать этот гордиев узел

проблем, но в итоге запутываетесь еще сильнее и проваливаетесь

в яму, выбраться из которой нет сил.

Как правило, люди пускаются на авантюры, поддавшись

эмоциям, — они видят только сияющие перспективы, но не

хотят подумать о том, какими могут быть для них последствия

в случае неудачи. Рисковать нужно, даже необходимо; пускаться

в авантюры — непозволительная беспечность, чтобы

не сказать безрассудство. Годы могут уйти на то, чтобы

оправиться от последствий необдуманного шага, если вообще

удастся оправиться

Наихудший и самый болезненный способ окончить что-