Каждый конец – это еще одно начало

Успеваю ли я отметить что-то про себя? Подчас мне кажется, что люди – вовсе не звери или живые существа, а некие безымянные сущности. На вопрос «Кто мы?», как подсказывает опыт, не всегда можно легко найти ответ. Потом я стираю и готовлю ужин под «Весну священную» Стравинского. Но под бульканье варящегося риса и льющуюся воду из-под крана ничего совсем не слышно. Но вот пошли фанфары из второй части, «Великой жертвы», такие громкие и отчетливые, что слыхать, наверно, даже на улице. Наконец, когда ужин был готов, мне оставалось только выпить чаю. Но я медлю что-то… Скоро я уеду, осталось два дня. Я покину тебя навсегда. Вероятность нашей встречи потом будет сведена к нулю. Так бывает. Люди теряют друг друга. Может быть, навсегда, может быть, на время. Но я не плачу расставаясь, нет! Просто наши безмолвные встречи иногда меня сводили с ума. Вот и все! А так все было прекрасно! Слишком скрыто от посторонних да и от меня… Была ли вообще любовь, то чувство?!! Тебе не понять, мне – тем паче. Но никаких слез, никакой боли – лишь вечная тишина в сердце. Покой, безмолвие, одиночество. Отпусти же меня словно птицу на свободу. Точно птицу на бесценную свободу. Там, в тех местах, меня почти никто не ждет, но когда я вернусь, я не позабуду. Я не забуду тебя в вечности….

И эти дни жизни, в которых ничего особенного не происходило, где ничто не случалось, были полны медитативного бриза. Эти дни жизни..

Танец под звездой

Ждать

Расскажи мне о человеке, который ждет. О том, кто ждет свою любовь из года в год, предпочитающему молчание звуку. Поведай мне о печалящемся скитальце, о грустящем иноходце. О несбывшейся любви, но которой все же был отпущен срок. О чувстве, захватывающем целиком по осени и весне. И вот ты смотришь вслед неизбежно прошедшему времени пустым взглядом. И отблеск и отзвук того времени вскоре будут неуловимы тобой ни в чем, ни в ком. Поведай о любви, от которой неизменно отводишь взгляд, ибо красота ее режет глаза. Жил человек. Он не верил в смерть. Он увидел по весне в городском порту яблоню в цвету. Он сорвал веточку и принес ее в дом, где любил и ненавидел. Он принес лилейную веточку в дом. Это было давно. Его назвали последним романтиком. Веточка отцвела, а человек покинул дом. Он ушел куда-то за горизонт, где ждала любовь. Где жизнь…. Где проходит жизнь.

Ледяные корочки застыли на старых выцветших подоконниках. Капельки от снежинок искрятся на оконных стеклах. Рассыпчатый снег блестит под фонарями, фарами и огнями витрин. Из одной зимы в другую одиночество прокралось неслышно, тихо, спокойно мерным светом промозглых вечеров, бессолнечных дней, бессонных ночей. На улицах, где разбросаны белые ковры снега, тут и там видны следы случайных прохожих, незнакомцев. В эту зимнюю ночь новый узор появится на лице у того, кто когда-то был влюблен в нее. Он перестал измерять свою боль, ибо любовь однажды прошла в том краю его юности, где-то вдали. Где-то, однажды в тени туманного августа. И остался в памяти только локон, ниспадающий в вечности.

Как улыбки тают, вьется душа голубя. Минувшее время, трава, поросшая былью. Мятежное столетие схваченных врасплох гномиков. Девственная причуда и мольба. Ветвистая изморось цвета лаки. И трава, гнущаяся на лету. Соленый запах предчувствий в ладонях серебра. Каменные сходни: круг сначала и круг в конце. И приблизилось время ощутимых утрат в западне улиц и арок. Терема свежевыжатой травы, склоны лет, ропот влюбивших, и мается за полночь безумный босяк из улицы вздрагивающих фонарей.  Лицо и улыбка, предвосхищение поры. И роса в размозженном об оскал стакане. Стершиеся столетия. Где времени и бытия полотно накрыло мерцающий ход.

Печальной осени дым,                                                 

Они повстречались снова,

Да Бог там и с ней и с ним,

А-а в чем бытия основа??

Шёпот черемух

Да нет, просто день тогда был такой: к биению сердца еще был примешан дождь. Теперь уже, казавшийся каплей, недоумевающе-огромной в их случайной встрече. Случайность резанула по сердцу каждого. И сизое облако, напоминающее смерть больше не снилось. И плакали мы все и смеялись бог весть о чем, и в глазах наших по сию пору рождаются взоры, взоры непонимания. Но кто-то расхристанный несмешливый стоял на пороге. Стоял, не решаясь переступить, спастись бегством или просто произнести слово. Лишь многовековое молчание ему вослед неслось. Неслось. Неслось. Оно опустошало сердце, заползало в уши, обезоруживало взгляд. Она смотрела в глаза, в глаза. Этот блеск, блеск и улыбка, улыбка и ясный взгляд. Всё то, на что можно было променять вселенную со всей её тлетворной скукой, тёмными разговорами, пошлыми объятиями. Крупицы былого. Что-то вечное заговорило в сердцах. И под эту музыку умолкла тишина. И дивное, дивное счастье услышано было далёкими звездами. И вот она сжимала его руку так просто. Так просто она сжимала. Да. И легко было на сердце. И тепло рук было нежным, отзывчивым и нежным. И такой нежности не было нигде в целом мире. Но что-то ворочалось, засыпая, завершалось на глубине чувства. И все мгновения умолкали разом. И потом она переступила порог, порог его жизни. Вновь растревожив и без того уже недоумевающе-равнодушный блеск в глазах. И он вспомнил себя на этих дурацких безразличных серых тротуарах, когда он шел все озираясь да озираясь. Шёл в никуда, в какую-то кромешную темноту, разлуку, одиночество. А она всё опять разворотила, - уже ближе к ночи – снова перевернула всё с ног на голову. С кем-то другим на следующий день так легко улыбаясь, и вовсе не замечая как теперь сложно стало ему не рыдать при каждом движении, сделанном без неё, без неё, без неё. Он был слаб уже, боже мой, как он был..

Жизнь в белом свете

Прошлое не камень, его нельзя бросить или подержать в руках. Оно представляет собой материю окостеневших возможностей, происходящих постфактум. Обернешься, а там - БЕЛЬ. Так я это называю. Перроны подскажут, как удаляют друг от друга поцелуи. Автобусы дали.
И сладкому соку травы посвящает свою песнь бродяга-ветер.

Лилий цвет

Подобное уподобляется подобному. Он виновато скатал в точку пластилиновый Земной шарик и гигикнул. Соседка пыталась проникнуть в контору, но её убило дверью. Карла важно вошла в вашу жизнь как сводка новостей… Колыбель сознания качается: тик-так, тик-так. Словно тень хороним, мы уходим строго на запад.

Лютик

Пока он юн, пока время терпит, пока ты стоишь, и догорает твоя память, а ветер сквозит. Пока он стоит на пороге и твое всепрощение в худых руках и в глазах цвета стали. Я прощаю, но ты незаметно уходишь прикрыть дверь. А ты выбегаешь в панаме и едешь к своим каналам и мостам. Потому что постой. Подыши со мной этим ветром. Ты еще встретишь из зачарованной дали и ломок твой след. Все равно ты странник. А то полотнище заката над головой. Пока надо мною ясное небо. Пока ты молода. И тебе не тридцать. Сквозь шум городов и гомон перронов я слышу твое имя. Они не вернутся - и ты у седой реки попросишь прощения на веки. Словно ушедшие в залив корабли, и наискось волны памяти завоевывают пространство, в котором я до сих пор слышу твой голос. Потому что история уже кончилась и птицы над городом поют на языке своих теней. А давным-давно в том лете жила-была любовь.

Лоскут

В глубине ночи Яну ласкает слух только сизый ветер. Ожиданиям нет конца! И он как мышка затихарился в своей норке. Судя по всему, та, она, и была для него мышеловкой. Слишком красивой, слишком зовущей, опасной, но и слишком туманной. Так много красивых женщин в его жизни. И он думал-гадал, не началось ли все самое незыблемое для памяти в его 17-ую осень, которая крошилась, мокла и дробилась в его снах, в выражении глаз и лихорадочном потоке жизни. Прошло целое десятилетие, и утрами, такими вынужденными, он дрожал от страха потерять нить. Единственный волосок, связывающий его прошлого с ним настоящим. Зудя, прихрамывая, да еще и упиваясь собственным бессилием, он ел одну кашу жизни со всеми.

       Но, если оглянуться… Ноябрь здесь такой беспросветный.

       Ян, умчались твои кони разлуки! Ян, очнись, здесь жертвенник для бессильных душ.

       Калейдоскоп его промахов был очевиден только ему самому. И вот Ян застыл на пороге своих чувств, он не знает, что его ждёт. Замри здесь, Ян! И он не знает её имени, только птицам оно известно. Ян, повремени! Но он не хотел ждать, ибо тревожная память – это самая плохая снасть для ловли удивительных рыб души. Прощай, Ян! Тебя расплескали. Подземные черви и высота деревьев тебя волнует прежде, чем ты нырнёшь. Но пропасть разверзается, и Ян погружается в прошлое, в пучину былого.

       Ян, они придут, поздно ли, рано ли…

Напрямик

И позовёт ли меня кто-то из той дали когда-нибудь? Если эти люди вернутся… Как когда-то это случалось. Или, может быть, это только привиделось, что есть та даль. Мне всегда казалось, что будет время, ещё не поздно и останется что-то не высказанное мною. Или кто-то из них вернется, и всё будет сначала. Или та пора навсегда останется юностью в залитом солнцем пространстве. Бравада. Отрада. И твоя любовь ко мне. Те люди, те события, те годы. Они навсегда остались позади. И даже если найдётся хороший взломщик – их не вернуть. Там я навсегда среди теней и вечного солнечного дня. Я иду. И ты еще передо мной и твоя улыбка, и твой смех. И та пора. Вечный свет, вечный покой. Вечная тайна наших отношений. Мне не разобрать уже твоих слов, твоих следов – их стерло время. И я не вижу, на что смотреть во все глаза. И под вечным небом: я, твоя стать и переливающееся мироздание.

Свет души

Все было единым, словно остановилось время.

Обретение себя посреди ужаса и смерти вопреки. И нашедший прекрасное пристанище на берегу вечной реки. Цельный и несокрушимый дух любви божественной в вечном царстве добра и красоты. Извечной нежности. Так дай ему Бог спокойно умереть на берегу прекрасной реки. Ибо вечно мёртвые души остались навсегда позади. А вокруг тебя ждет лишь пламя любви, что разлито в бытии. И то, что невыразимо. Ибо путь уже пройден, и ужас, затмивший наши глаза, остался позади. И нет обратного пути в обстоятельства, отношения и в мимохождения теней живых и мертвых, обреченных плакать над последней вещью, которая оборачивается злом. Последние слова, последнее преданье, заповедна моя душа. Не нелепа только природа. И в ней сокрыта чистота наших душ. Город скорби и ненависти, неравенства и злобного равнодушия. Город отверженной любви, прощай! Прощай! Где не осталось ни отклика на твою безымянную нежность. И из круга к началу текут слова. Ибо дневник есть пустота, пустота пустот и тишина тишин. Как отвернуться, презреть в душе? Странное презрение, навсегда возникшее на стыке прощения и отчаяния. Кумиры и идолы издеваются над сокровенным бессилием. Кумир – возвышенный мёртвый идол. И у меня текут слезы, не решаюсь сказать чего. Ненависти. Это вечный страх. Язычество – очеловечивание природы и ее красоты. Как не страшно той, полюбившей нечто. Вечно живой! И дикая война у меня за спиной, за моими плечами. Исчадия ада и вечный ад. Набросок его сделан мылом, но я не помню себя. Здесь, где любая живость пресекается. Где мчит свой поток и хоровод пустота и вечное зияние. Я еще поведаю о тайнах несказанных, ибо то, что верну известно только мне. Любовь как эфир непознаваема и неописуема. Ничто меня больше не заставит туда прийти. Туда вернуться. Существуют люди без цели и без направления. Святой город, суета сует прейдет. Ибо была заплачена слишком большая цена за мою свободу. Чтобы вновь и снова соприкоснуться с прекрасным и тайным, которые и есть забвение и хлад. В тёплом краю и вышнем свете я обрету покой. Без оглядки, и, не принимая участия в этой сумасшедшей игре. Ибо слезы. Боже, как он ошибался, что люди могут сойтись. Сойтись навеки. Тень танцует вместе со мною. Священный вздор, священный танец, но в душе. Цивилизация – ловушка и западня для сознания. Это высший уровень разрухи. Трансцендироваться окончательно, как запредельный колобок и ни в чьих глазах не отражаться, не идти на компромиссы. Вечно смотреть из леса. На людях все ж таки слишком много бремени греха, наносного уродства. И существуют ли силы зла, которых я не боюсь? Вечная война вокруг и за спиной. Подчиненные злу и ужасу люди. Или мне приснилось? Чистота моей души. Главное – не испачкаться об их доброжелательность. Нелепость этих уродов стареющих. Я даже не отдаю себе отчета, но неба во мне. И я не боюсь выходить за пределы. Совершенно обессмыслиться. Существует ли человек или он пустое место? Относительно теней. Каждый ли, обладающий тенью, человек? Карусель разлук и встреч. Карусель нелюбви. Остаётся сделать последний шаг к остановке на Земле. Но не прекращению дыхания, а прекращения неизбывности страдания. Сквозь сутолоку, грязь и смрад этого мира, сквозь ужас крика, ибо мы с ним, как говорят, входим в мир. Сквозь плен городов и людей, и бред цивилизаций. Я давно там, на равнине, хочу увидеть чудесного никто. История мира иная, нежели деление на добро и зло. И если им неясен этот блеск, то пусть остаются на своих местах. Путь сансары и нирваны. Не существует святости – это лишь переход к блаженству звезды. Гармония живой души. Усопшие блаженны. Но буква мертва, истинен звук. И хотя вселенная молчит, остался нескончаемый гул. Слишком живая душа для места скорби. И все же еще есть тело. И совершенство не ведает предела. Грёзы об ином. Пятое время года. Сегодня идет наисвятейший дождь. Бог благ и милостив бесконечно. То, что стало прошлым - было войной. Человек, утративший лицо и имя, совесть и гнев, обретший покой. Главное – безмятежность. Другой человек не может быть, тем же, что и ты. И когда они смеются – получается, они высмеивают мою боль. У ада нет силы. Воистину тебе, Боже, поют славу ангелы. Стать пленником не только солнца, но и многих звезд. Созерцай безмятежность, все остальное – чужая игра. Думай о звездах. «Зачем идти к другим?». Оставайся собой на месте. Пусть они приходят, или будут нигде! Боже, но что делать с чистой душой, видящей славу твою?! Простое – это поверить в себя. Чужой ли свет? Или темноту чуждую? Важно то, что познала душа. Время отмерено и отвращено. Ты, брахмачарья, в самых темных местах цветет полынь, цветет. Я – человек, некогда напрочь утративший лицо. Мы просто будем пухом. Время торопит, пространство ускользает. И его благость неизмеримая. Бесшумность сосен. Ты еще будешь моим обновленным ангелом. Да, что-то с сердцем! Неведомо ли то, что ведает душа? Сердце ангела до сих пор. Но мне бы хотелось закрасить свое отсутствие и присутствие в этом мире. Круги текут сквозь нас… остановите движение!

Философично

Иногда, я спрашиваю себя, неужели я до сих пор живу в этом мире? Мною что-то владеет, движет и что-то кроме того движется вокруг меня? Но все, что происходит, движется вперед, никакого обратного движения вспять не существует! Существует протяженность во времени, извечные всевозрастающие толчки движущейся материи.
Но река жизни размывает берега памяти.

Уходящее вдаль поколение

Прощай, уходящее вдаль поколение. Я сжимаю свиток в руке о твоей подлинной вере. И машу им тебе вслед. Поколение беспрестанных мёртвых глаз и слишком живых ночей, где млеко вечеров разлилось в марево сладости и уюта. Поколение, грустно пинающее листья под ногами и, быть может, талый снег. Поколение ужимок и добрых глаз, слишком доверчивых к правде жизни. Поколение осколков, и ведёт тебя кто-то навсегда постарше, словно ты поколение «слепых котят». А также перечеркнутой любви. А также поколение, которому всегда смотрят вслед и удивляются, что же стрясется с радостью шумного утра?! К чему приткнётся поколение родничков и слишком-слишком суетливых ночей? Поколение уходит бесшумно, не прикрывая дверь. И лишь визгливо ждёт кто-то в тени, тени огня, тени солнца и луны, в тени человека. Властелин теней поёт свою прощальную хвалебную песнь убегающему, устремлённому вдаль поколению. Потому и полночь..

Вечернее утверждение

Мне еще не встречался истинный человек.

Ваша рука

Апельсиновые корки блестками разбросаны по двору. Как? Как Вас зовут? Откуда Вы? Почему? Вы положили свою руку на мою в тот самый миг, когда…. Вы прикоснулись…., когда прояснилось…. Столько лет в этих серых зданиях, Вы рассказали о смерти бабушки, а там, в далеком космосе, взорвалась звезда. Успокоить меня, чтобы все было схвачено и равноположено. Так тихо и покойно в этом тусклом мире, где Вы положили свою руку на мою. Сколько безутешных дней промчалось с тех пор? Сколько дуло ветров?!! Мы в потерянном во Вселенной пространстве, где время стало бесценным даром, враждой человеческих амбиций. В этом меркнущем мире Вы положили свою руку на мою!! Но мне не унять дрожь перед грудами летящего металла и беспокойных тел, именно поэтому Вы положили свою руку на мою?!! И пахло пылью, как обычно пахнут эти помещения банков. Этих банков помещения. Нездоровая очередь сутулилась и пыжилась, а Вы положили свою руку на мою!! И тепло стало и нежно на свете в приюте у Земли. Вечность расплескала этот миг!! Что ей до Вашего прикосновения?!! Не сказать, чтобы, не доказать, хотя, не рассказать, потому что, в то самое мгновение, когда мне стало легко: Вы положили свою руку на мою…!

Ты оставишь первую любовь твою…

Отче, да будут счастьем светиться их лица снова. Солнце на лицах людей. И вернётся та, которую оставил ветер. Аромат от тел, аромат душ. Люди улыбаются друг другу. И цветы радости расцветают в их руках. Ты улыбнёшься мне, и мы приоткроем дверь в долгое странствие вдали от мира. Я встану с колен в своих признаниях любви этому миру. Твоё лицо будет светиться ярче солнца. Ты будешь смеяться, а я горько плакать, что мы долго не знали тебя вдали от мира. В своем Средневековье. Когда ты обернёшься, я обернусь в ответ. С твоих губ сорвётся верное слово, и я подберу листок у твоих ног, долго хранимой любви. Ибо былое есть былое. Меня прожгло солнце, меня прожгли вечера. Светлой памяти моих давешних побед. Ибо это было сражение любви и горя. Я начинаю свой путь к тебе сквозь эти дни, я иду к тебе в наше новое странствие по святой земле.

Четвёртое одиночество

Только когда я удаляюсь, является тишина. Курлычет птица в этот поздний час. Из тени вещей рождаются твои черты. Слишком превознося сущее, я падаю в яму бытия. Только уединившись и приостановившись, я возвращаюсь к истоку. Ступени молчания, по которым нисходит нежность. Каждый пейзаж являет меня, но шепчет о тебе, о разлуке с мечтой. Ветви. Ветви смысла, страха и угасания. Параллели отношений. Пересечение плоскостей из чужих взглядов. Мимолетное волнение, словно всплеск чувств. Колыбель сознания. Ласки твоих вечеров. Посреди ночи возвращаются покой и слабость. «Вечное возвращение» бездонно. Безостановочно любя, по прямой и по кругу. Упираясь в суть вещей, или стремясь избегнуть их глубины. Плешивая идеология «кукол», где каждый сер и мелковат. Люди лезут как крючки в глаза, если не одариваешь их взглядом. В подворотне кто-то воет. Этот зверь столетий. Ноги в воде, и тополиный пух блестит на солнце, уносясь за облака. Только на Земле верят в эту святую благоухающую вечность. Безбрежность дали. Меня интересуют только кочки и пустыни. Заполняя эти клеточки, я никогда не опишу то, что приснилось моему прошлому. Благосклонность времени. Ты была славной кошкой в его объятиях. В этом мире всё на своих местах, и лишь между людьми возникают пустоты. Это брешь отношений. Это поиск неизведанного. Огонь. Костры полей. Шлейф аромата по всей окраине. Горящее сено. Но сколько можно лгать огню и поэмам водопада? Мокрый уж. Бабочка на закате.

В приоткрытую дверь проникает тень. Кто-то убит дверью. Зацелована до дыр одежда мертвеца. Какой-то человек хоронит своё прошлое. Слова точно лепестки нарцисса. Ветрено. У-а.

Течение дней – течения рек

Все в жизни повторяется, а затем возвращается на круги своя.

Этюд «Ожидание»

Нет, я больше не вдыхаю отравленный воздух подворотен! Стою здесь в ожидании, на этом гнусном куске пространства Финбана. Мимо проносятся люди, кружащие на карусели повседневной жизни. Вскоре их силуэты начинают напоминать ходячие скульптуры или статуэтки. Не сказать, что я - это нечто новое в их жизни. Они бегут и бегут куда-то с вытянутыми лицами и носами. И мне никогда не понять их и не постичь, что у них там в голове. Мимо продолжают звучать обрывки фраз и мелькать молчаливые взоры. Я не задерживаю взгляда, ведь тут непринято пристально рассматривать. И для меня эти люди даже не точки.. Скорей они видимые пустышки. Да, повсеместно. А потом, когда некоторые пустышки исчезают навсегда, от них остаются только портреты. Или, скажем, камни. А авто? Эти их колеса…. Не знаю, для меня это как заранее припасенные гробы.. Их владельцы – живые трупы на кладбище подобных им..

И мне всегда хотелось быть только проездом в этом городе, как и в остальных, но не сложилось. У меня есть мечта, неосуществленная мечта: быть проездом, на лету, не отсюда, «в вечном отпуске», парить.Быть нездешним человеком, нездешним!….Так и есть.

Встречались с отцом. Уехали куда-то вдаль, к озерам. Где слегка поблуждали. Он говорил «Ага!», пил водку с каким-то красным салатом из рыбы. Кивал головой, вздыхал, маялся, хохотал. Заходил в озеро по колено. А я? Так себе. На обратном пути качала головой под «WindofChange».

И что осталось от нашей встречи? Лишь пыль да ухмылка.

Мы каждый день ждем чего-то обыкновенного или чуда. Мы замираем в ожидании. Мы так привыкли ждать, что каждая секунда выглядит напрасной. Не напрасны только наш путь и наша вера. В ожидании человек возвращается к самому себе. Возвращение – это возврат нового неизвестного. Это как обернуться, но не увидеть при этом себя, а настичь вечно преходящее время. Взглянуть на свою тень, на отрезок пройденного пути и на самоочевидность вещей.

Этюд «Замирание»

Да, он простил тебе еще до того как ты разозлилась, впала в ярость. Еще до того, как ты стала швыряться гнусными ругательствами и криками. Он простил тебе как бы наперед. В мире было что-то еще, например, уличные фонари. Я припоминаю теперь уличный шум. Потом он резко закрыл окно.

Жизнь – это река, а течение дней – это течения рек.

Моси – моси

«У каждого есть свой пуп!»

Раритет

Спасибо за чистую, ангельскую душу и за то, что провел меня, не покинул, не оставил. Странно жить не любя, тогда как я всего лишь обиженный, глубоко обиженный ребенок здесь без любви. О чем ты спрашиваешь, ведь ты любишь. Ты и я обрели Бога. Наши души – божественно чисты. Но я не могу больше, поэтому нечего любить также сильно, как тогда. Сегодня мы живем без надежды. Только бесконечно отдаляет человека друг от друга время. И было время уходить. Вечно бежать и бесконечно сближаться, и всего страшиться. Жизнь стоит любви. Это видно по сердцам и душам. Земная любовь – скорби. Человек – печать непокорности: ни государству, на Земле слишком слаб, а ангелам человеку…. Слишком чист. Весь город в огне. Он в сердцах, умах, душах людей. Странно обрести Рай, и не встретить Беатриче на круче горной. Но почему она? И у этой и той безумной любви был Свидетель. Бог такой, каким мы его оставили в нас самих, в нас самих. Кто-то, кому до Рая не добраться уже никак.

Клубничный клоун

Ты так часто заходил в кофейню за углом! Но я не сожалею об утратах, находясь на верном пути, пусть и мятежном, и печальном. Ты так часто был в кофейне за углом, и время там текло согласно сердцу, согласно твоей любви. И я теперь нигде. Я не знаю точного направления. Позволь мне войти в твою жизнь. Позволь мне быть рядом с тобой. Позволь мне любить тебя, не спрашивая, не отвечая, не засматриваясь на самое дно жизни людей, предавших любовь. Ты часто бывал и захаживал в кофейню за углом. Ты больше не замираешь при виде неё, ты ее просто не видишь. Она навсегда осталась за плечами. И плывя по жизни в полудрёме, ты пишешь на адрес, которого давно нет. Ты звонишь туда, где не отвечают. Ты ищешь тех, кто уже не отзовется. Вот что значит обнаружение сущей любви, маленький радостный тряпичный коленкоровый клубничный клоун.

Воспевая бытие

Сорные травы, хранящие заповеди и истину тех, кто однажды оступился в недрах ада.

Возвращение домой

И неважно, что мне осталось совсем немного дней тут пробыть. Руки опять в пыли, придётся вымывать. Я целую твои локоны на берегу реки, в которую дождь льёт и льёт слёзы. О, где ты мечта? Где явленность мечты? Сижу на радуге, вокруг играют дети, и думаю о том, что еще вернусь на берега Днепра, в тополино-рябиновое Запорожье. Как в детстве выводятся слова вкривь да вкось, нескладно. Так и теперь. Но что же позабыто? А именно: радость! Но разве можно пересказать жизнь, её мгновения, ведомые одним лишь светлым ангелам?!

Однажды

Жил себе большой человек, и он от души хохотал надо всем маленьким. Надо всем мелким и незатейливым хохотал большой человек. Но, однажды к нему пришла крошечная смерть и сказала: «Хочу дружить с тобой!». А большой человек нисколько не испугался и убил ее. Эту смерть! Но вскоре маленькие вещи и маленькие люди устроили ему бунт. Потому что убийство смерти противоречило положению вещей и логике людей. А большой человек, представьте, почесался и только…. А потом…., потом подул сильный ветер, он сломал вещи и растерзал людей. Только один-одинешенек остался на белом свете большой человек, грустя и плача. С тех пор к нему никто не приходил. Он больше не хохотал. Авскореисчезвпустоте.

Confession

Somewhere away from here, where trees and flowers blossom.

And eternally blessed sky above a head.

Whether and there was you in my life, or it only not come true dream?

You stood there and I was a near to you.

And your eyes shined love.

And the God looked at us with love.

I do not know.

When my life will break..., but I would like eternal pleasure and flowering,

Eternal unsunset lives.

Eternal - white milk, evergreen grass, the eternal - blue sky, the eternal - young God.

Eternal pleasure and serenity.

Calms only creation of the God.

I need to repent in perfective.

And the God has not left me, he is here.

His clemency is infinite.

In the world all can be learnt, for the world has the end.

And any thing in the world is final.

And only in that Kingdom of Heaven which reaches and breathes outside of him, the world, limits - is not present criteria and speeds.

There fragrant eternity.

There, first of all, light and love.

There pleasure, there - pleasure.

There from time immemorial - PARADISE!

So, my way to the world, God was rebellious.

The world seen closely, has brought bitterness and odiousable,

Suit of a sin has again attacked on me as it is not bitter.

The hell close, it is a cage and shameness for sinners.

The world is arranged so, that in it nothing piously.

All is sold, bought, all on the use.

And their any political formation not that other as next intrigue prince of this world.

Though at times not want to be angry, let they to themselves are rumpled.

But nevertheless.

Nevertheless.

And only my childhood is covered by not coming Sun,

For it shined and inside me.

It gave light, and warmed the heat.

Also that to me that while I have not achieved anything in this world.

But I have no right to condemn near.

Of all try to make mark, candy.

Any thing of the seen world now brings the capital.

People become swollen eyes, blink, but were once simple and sincere.

But simplicity not in the price.

Sincerity not in the price.

And my confession for Heavens.

And with all my heart.

Simplicity in this adult world is knocked down.

I write that I see.

I do not penetrate in a fabric of events.

It is a pray to Heavens.

Clouds are not sold.

Even it is terrible to think.

The evil has fascinated heart and soul of people.

Their souls on the use.

Their belief on gramme.

But forgive to me, My God, my sins.

I believe.

I kiss sacred love in all eyes,

Which you commanded to us from the beginning of times.

Yes it will be thrown light!

Amen!

ТЕНИ АВГУСТА

посвящается тебе

«Здравствуй, Лиза! Ты снова здесь…. Ворота рая открыты, но мы забыли, как теперь их затворить..»

из сна

Лепестки ириса бесшумно осыпаются в ночи.

--------------------------------------------------------------------

Мне хотелось из последних сил написать повесть, но получились только отрывки воспоминаний. Только обрывки. Два дня на поезде. Случай или случайность? Это лето еще не закончилось. И какая-то женщина. Одна из…. Он вычитал в книге, что только любовь делает женщину прекрасной, а потом, словно сквозь сон, наткнувшись во внешней тьме на проводницу, решил подпалить любимую и сжечь свою тоску. Ветер едва-едва доносил запах диких трав, отчего становилось легче на душе и в сердце. Он так решил просто. Решил для себя. Однажды нарвавшись в ночи на ее злобный и нервный ответ. Конечно, она сопротивлялась этой идее, но все безвозвратно прошло…. Страх ее подпалил, не любовь. И очистит ли этот адский вагонный огонь наши души? Нет, как кажется, она сама начала это все. Ему уже давно никто не улыбался. А потом - ничего. Только поезд навсегда уехал во тьму времен. За окном проносились города, пейзажи и ничего не значащие лица. Слишком рано и поздно одновременно все понимать. Ничего не произошло. Просто незначительное событие. И никто из них не полюбил, безбрежно пропадая в своей задумчивости.

Он выходил в промежутки этих северных улиц бездарно-промозглых, и ему совсем не хотелось быть как эти бессильные прохожие, на которых не остановишь, не задержишь взгляда, но которые все идут и бредут, и мчатся куда-то. Ему кроме всего казалось, что она везде. Ведь все как началось с бессмысленности, так и должно ею закончиться. Да, ему все казалось в этой своей немоте, что она повсюду. В кафе за столиком, в несущемся мимо автомобиле, причем в каждом, в случайной прохожей девушке, вечно любопытно вперившейся в тебя, и даже в тех едва обозначенных случайных местах, где человеку-то по существу не место. Так незаметно он позабыл прежнюю любовь. Переболел ею и выбросил из головы. И если я совершаю перед тобой тайное преступление, Боже, то прости меня,…. Но все позади.

И все же, несмотря ни на что, перед ним так живо стоит та картина, хотя прошло время, и в мутном потоке дней он расплескал свою любовь. Другие же ржали и похохатывали из своей усредненности, а вы, вы еще не шептались ни с кем обо мне…. И в те другие часы, когда еще было не понять существует ли между нами чувство. Но, возможно, пройдет время и рана заживет, а единственное, что он будет чтить в этой жизни – это низенькие черничные кустики, рассыпанные в комаровском лесу повсюду.

Надо бы остановить время. К чему его поспешный бег? Надо бы остановить все, чтобы вернуть тебя. Чтобы приблизиться к тебе вновь. Но этот шаг навстречу столь труден, опасен и неизвестен, что уже ничто ничего не значит. Ни твоя улыбка, ни все бывшее с нами, ничего. Ночной ветер согревает и остужает лес где-то за чертой города. О, vitanouva, я ищу твой след посреди ночи и в безумных содроганьях дня.

Часто он представляет, как кричит от ужаса, возникшего перед ним лица в маске. В ужасной маске. Как скоро от книжек с детскими картинками, он перебрался в книги размышлений и суждений. Голых, только с текстами, где все лишь черным по-белому, и только между строк являются чудесные мечты. Крик – это не молчанье. Это хоть что-то…. Такое ледяное одиночество, в него он упал.. В нем затерялся и пропал.

Вот уже и лето подходит к концу. Август. Скоро осень. Лета как такового не было в этом городе, все время шли промозглые дожди. Он решил для себя, что будет чаще выбираться за город в этом месяце, не смотря на погоду, чтобы отдышаться и надышаться последними летними денечками в этих серых краях. Остается только запастись рюкзаком и найти к сентябрю астры для мамы, она их очень любит. Астры значит звезды…. Сегодня был день железодорожника…. Лучше ничего…. Он часто думает о том, что ну пройдет еще много-много времени или немного, и он забудет. Он снова переболеет или опять кого-то повстречает. И все начнется сначала. Так и мыкается от одной судьбы к другой. Ведь все мы, в конце концов, умрем, и о некоторых не останется даже воспоминаний. Только потому, что некому будет вспомнить. Ну и сама память, как известно, штука не вечная.

Но он ошибся. С кем-то ее перепутал. Он не будет больше ее искать нигде. Достаточно того, что она была.  В него снова проникает печаль. И теперь, теперь ему кажется, что это была, как бы это выразиться, третья проводница поезда дальнего следования, которая не должна была быть там…., но он все напутал. Конечно. Он по-прежнему не знает, как ее зовут…. Она ему всего лишь улыбнулась. Другие бы сказали, не стоит делать из этого шума, но другие есть другие, а он только всего лишь по свежему следу пытается разобраться в себе. Скоро осень. Какой будет жизнь? Может, странной до неузнаваемости? Может быть, в лице третьей проводницы его навестил Бог? Ночь и пока ничего не понять ему. Но может такое случится, что он ее все-таки повстречает. Может быть.

Достаточно. Мы все расточили сполна и вдохновение, и улыбку Бога. Но твоя любовь, словно птица – миг и не успеешь даже разглядеть лица. И что-то решаешь для себя, и что-то решается о тебе в глубине жестокой безмолвной неизбывной ночи. Глубина, которой неизмерима. Но ночь еще есть очищение и причащение тайны бытия. Об одиночестве любящего сговариваются боги на небесах и подвешивают, словно куклу, его судьбу над пропастью времени. О подлом одиночестве, неприкаянном, посвященным одному Богу. Об одиночестве, в которое швыряют злость, равнодушие, камни и насмешки. Да, осмеянное одиночество. И только любопытствующие злорадные женщины желают, чтобы в сердце одинокого любящего поселилась еще и ненависть. Ибо «одни» из толпы напали наодинокого при свете дня своими грязными, оболганными, болтливыми ртами, обсасывающие его, словно мухи. Вот, что значит – шаг в сторону, который грозит смертью и тленом души.. А для одинокого есть одна отрада – его способность любить…. Бога или женщину!

Я люблю только вечера, их легкость такова же, как легки мои мечты до потери рассудка. Но все вокруг тревожно, мой друг, и когти ночи вновь впиваются тебе в спину. Он любит ее, потому что она ему улыбнулась, но не знает ее имени. Для него у нее нет имени. Она прекрасна и без него. Люди вокруг, которых пожирает время и люди, которые устремлены в будущее – это тени тлена, того праха, той смерти, которая однажды навестит их в настоящем. Но все ли в этом мире взаимосвязано, сплетено и как-то едино? Я думаю, нет, но существует гармония в природе, безусловно существует, но она непостижима для человека. Человек – вне ее, и тем самым он лишен качества бытия или своего подлинного дома. Пустая дорога. Пряный запах леса. Небеса.

Таясь в предвкушении, в желании без движения исчезнуть, в своей пропащей устремленности, он не понимал, что утратил ту, другую свою любовь, навсегда. Она исчезла из его жизни без следа. В памяти он рисует их образы, тех двух женщин, которые ему более недоступны и которые, возможно, неприступны по своей природе. Если бы еще было бы время, и его бабушка была жива, он бы уехал в деревню и прочел бы там семь романов Кнута Гамсуна…. Но только бессилье осталось, а не время. Его сердце любило да, день ото дня. Куда его деть, свое сердце? Ведь его призвание на Земле – писать….

Все так быстро происходит в жизни. Сегодня он вспоминал события двадцатилетней давности…. Никогда не думал, что столько придется прожить. Время. В свое 12-ое лето он пристрастился к куреву, и можно сказать, оно-то и погубило в нем всю детскость и невинность. Вот. Двадцать лет назад ему было тринадцать лет, и он плохо понимал происходящее, мыкаясь на севере у бабушки и кое-как учась в долбанной школе. Учебник физики за восьмой класс он так и не открывал. Ночью на трибунную лестницу за ним гналась дворняжка. На физкультуре он кое-как пробежал круг. Намотал с отдышкой. Все было: и голубое небо и желтое солнце. Вечера в тех краях наступали после 12 дня. Бабушка однажды принесла ему ужин: консервированную кукурузу и куриные ножки. Бабушка! Ему ее не хватает теперь.. Это был уютный северный городок, где в ту пору жизнь как-то приостановилась, замерла будто бы для новых свершений. Но время все сотрет, всех уравняет. Господи, на все воля твоя!

В дальнейшем же – все зыбко и зябко, сплошная неопределенность. Ну, а что, если ему предъявят ложные обвинения – и тогда ему крышка?!! Каюк! Как в детстве он не знал и не осознавал границы территорий. А потом…. Следом все как испорченные фрукты. Празднество осени, но, сколько всего невыразимого позади. Осень словно брызжет кровью, рассыпая повсюду красные листья. Это смерть «природы»..

Кому он теперь нужен? Он теперь один, совсем один. Иногда это одиночество леденит ему душу. Даже мертвые, наверно, не так одиноки, как он. Мысли роятся в голове унылой вереницей. А что, если он заболеет и сляжет?! То, что? Будет ли он посмешищем после своей смерти? Но нет, это все еще жизнь, ее права. Образ той женщины постепенно исчезал, отступал в прошлое. Рассеивался словно краткий сон. А ведь было время, когда реалии этого мира внезапно пораженные сдавались и уступали место мгновенной нежности. И мы были с вами наедине, и, казалось, вселенная распростерта у наших ног. Мы были свидетелями, но не завоевателями. И мы порой мчались в будущее без оглядки, а над головой было чистое синее небо, и никто не спрашивал, что было вчера. Все было «сейчас». И мы те, кто жили на земле…. Нас она выносила, исхоженная и, к несчастью, исполосованная рельсами и дорогами. Ему сказали, что он – одиночка.. Глупости! Но лучше быть одному, чем с толпой ущербных, ненасытных и чванливых. Гордых и жадных. Да, он один и никто не вправе ему запретить этого. Этого одиночества, этой одинокости. Всего лишь. Но только одного желает моя душа быть ближе к тебе, моя любовь. А значит, быть ближе к Богу. И это время, что дано как дар, когда он несся сломя голову от людей, но не находил даже себя…. А искал Бога, но не видел…. Плакал без слез, разрасталась тоска и в своей задумчивости постигал, что время и любовь, жизнь и смерть, ад и рай, ненависть и счастье – все это лишь прах, в который обратились камни вечности. Камни забвения. А смерть – лишь предел и придел для самых несчастных, которых уничтожает время. Это самозабвенная тишина в сердце, это часы разлуки.

Почему он стал таким «с течением времени», которое отпущено? Там всегда что-то да происходит. Все игры. Все пустое! Тяжело заболел отец. Это безмерная боль его! Он привез ему однажды из командировки игрушечного яка…. Детство! Ничего не изменить в том мире, где каждый гребет под себя. Вчера было ветрено и упадок сил. Да -да я – не полый сосуд. Время. Оно дано-дано. Что мною движет во тьме еле освещенной комнаты? Может быть, Бога любви и вовсе нет? Тогда его надо придумать! Изобрести как-то.. Но возникают трудности. Новизна, например, или ноябрьский грипп. Одно расстройство. Предчувствия меня все никак не обманывают. Или пытаются, но у них ничего не получается. Все равно, если отца не будет (чего бы вовсе не хотелось!), он, наверно, привыкнет быть само-стоятельным, на-чеку, од-ним и полу-свободным…. И его кто-нибудь спросит: «Вы теперь одни?». Вечно они «выкают», словно его много или двое! Много их, он – один. Как сосна на берегу озера, как скала в море, как кораблики, как океан. Будь то книга или дом. Но самое одинокое в нашем мире – это солнце. Его блики. Жизнь все-таки прекрасная ловушка для тамошних зверьков. Ода сырью для песнопений и танцев. Ода бытию! Свинцово-низкое и акварельно-далекое небо. Непроглядная лесная даль. Туманные рассветы и лиловые закаты. Радость всего про-исходящего. Пепел. Поэтический стиль для будней. Живой папа. Рай.

Индия признала, что все есть игра. Они с отцом так и не побывали на литераторских мостках. Он не так давно заметил, что у окружающих «мертвая хватка». А еще цели, которым они служат. А еще амбиции. Существует ведь еще осень, желто-прекрасная. Сладкие конфеты. Вскоре беспросветный ноябрь. Трубы. Дымки. Но отец никогда не знал и не ведал о том, что время его изничтожит. Хватит о времени. Это тень на песке. Это сам песок. Глиняный храм на пустыре. Помнишь, волдыри в детстве, всякие прыщики, он платил за его обучение, покупал книги, кинофильмы коллекционировал. Просто сейчас его жизнь зашла в тупик. Тупичок. Гул и гам на той Лиговке. Нет.

Остаться в дураках. Папа много пил. Пел. А мелом он однажды напишет, что папа был. И водил его когда-то в детский сад, в школу, «в дурдом», и они ездили с ним загород. Папу Бог любит. Да!

Но время прошло, сотканное из разочарования и одиночества, утрат и несчастий. Время прошло с тех пор, как он покинул тебя. Прошло время, а девственная красота Волги и ее окрестностей остались в памяти таинственной мечтой. Потому что время проходит; оно, будто стекает ручейком по оврагу твоей молодости, по ложбинке незабвенности. Я – в своей комнате, сейчас в полном недоумении и растерянности. Это так удивительно теперь писать строки. Ведь этому учат в детстве, заслоняя смерть; еще учат гордости, жажде знаний и …. любви. Время уходит! Уходит навсегда. В чем смысл? Кто поведает тебе о нас, любивших, в ночной тиши новых времен?!! Новых стремлений, но того же яркого «яростного» солнца?!! Скажи! Все безвозвратно. И все будет испепелено, подобно пустынному камню, иссохшему, вот-вот обращенному в пыль. Книги. Корабли. Закаты. Плотные довлеющие стены города, который, в сущности, тюрьма. Пепел городов. И повсюду пустыня… и всюду синяя вода… и везде страх… и еще надежда! Вера. Ведь он верил, Господи, на Земле не из страха превзойти или ниспасть. Он верил из любви. Любовь – только она была источником его веры. Куда он уйдет? Что ему отмерено? Но ежесекундно вершится его судьба…. Прости мои прегрешения, Господи, я в ночи молю тебя от всей души..! Поезда. Ветры. Легкомысленные проводницы поезда дальнего следования. Города росли стеной за окном. Ветры. Может, мне не о чем шептать в ночи? Может, мне по существу нечего сказать?!! Мама говорила, что в балке, в «нашей» «детской» балке разрослись деревья. Это так хорошо деревья! Или. Видеть пределы чистого рая. Предчувствовать задолго до этого в кромешной тьме его границы. Но завтра, завтра будет день, и он рискнет пройти навсегда стороной. Потому что он покинул свою любовь и никогда уже не вернется к той прежней.. Прощай. А ведь сердце может так растревожиться, что хочется сказать тебе нежные слова.. Но облетели те липы. И ночью пусто и темно в аллее! Он «сошел с катушек» - и больше не любит. Романтика пригородов и парков пленила его. Поезда. Корабли. Помнишь? Трава на лугу. Первые лучи новых дней. Горы Кубани, куда не вернуться. О чем она думала все те дни, что он был рядом? Он покинул ее навсегда - и Слава Богу….! Все, что не происходит, случается в вечности! Теплоходы моего детства. Желание поскорее покинуть этот мир. Прошло уже 33 года с момента моего рождения в степях Украины. Душистая сирень под окном, детские сандалии, песочницы, двор, взросление, не внушают ничего кроме любви священные тополя, школа…. Другая жизнь!

Здесь…., я по-прежнему чужой человек…. Остановка красного трамвая была на углу, неподалеку бабушки продавали козинаки. На родине даже деревья роднее и милее, чем в чужой стране. В детстве же на дачу мы плавали на теплоходах, которые в назначенный час отправлялись из городского порта. Мы плыли почти через весь Днепр, иногда и других берегов не было видно, совсем как на море. Мне кажется, любой ребенок всегда ближе к Богу, чем взрослые. Например, я в детстве…. Я помню некий белый свет, нечто светлое, непостижимое для меня теперь, то, что теперь утрачено с годами. Некая способность осознавать принадлежность к первозданной чистоте, надмирной ясности и радости бытия. Я помню нашу дачу, особенно в летнюю пору. Я помню тесные каюты и просторные залы для возвращающихся дачников. В то время, как кажется, люди все-таки в чем-то были равны и доброжелательней что ли….

К речке вела узенькая каменистая дорожка, и я часто бегала по ней босиком. Летняя прохлада, а по соседству бесконечно поливали участки. В саду росла «китайская вишня», очень сладкая на вкус. Кусты смородины, малины и крыжовника. Вишни, черешни, раскидистый персик, сочный абрикос и грядки клубники. Мышиные «отходы» валялись возле моего детского столика и табуретки, на старых матрасах в доме. Надоедливо-жужжащие осы обживали подоконники.

Беспечность, но «слишком поздно» для свершений…. Молчание и одиночество – все, что осталось. И время, что нас испытывает….

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Мы – только тени августа, неповторимые и одинокие..

ТАНЕЦ ПОД ЗВЕЗДОЙ

Возникновение

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

О, танец, рожденный ветрами и травами,

Небом, рекою, мечтой и забавами

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

Пребывание

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

Со мною, с Богом и с тобой

Танцует каждый под звездой

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

Исчезновение

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

Покидает твой танец стихию Творца,

Мне немного осталось допеть до конца

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

***

Дин-дон, дин-дон, дин-дон

Ты замираешь. Над тобой звезда.

Станцуй еще.

Как будто время вышло

Как будто дни умчались навсегда

И словно ты меня теперь не слышишь.

Моей любви каскад,

Любви страница

И душу нежную бросает в дрожь…

Тебе моя любовь случайно снится,

Танцуй под звездами, пока не упадешь.

Дин-дон

Адрес тишины

Vale

И я полюблю что-то сияющее вдали

в той стороне, в том краю

куда стремительно уплывают вдаль корабли

пока я – в тех стенах

где гнездится печаль

рухнули нервы, покой; кто-то погиб случайно

а впереди за тоской, угасающая любовь невзначай

она тревожит камни

белым сном, сорванные цветы

возвращаются легкокрылые птицы с юга

время вышло и смерть за плечами

за чертой этих дней, за приютом недуга

одиночество белой розы чайной

молчи – и отчаянье красной лентой

слетит с волос твоих дивных

потому что прощай. Я люблю строго-старше-невинных

прощай. Лентой вьется печаль

прости. Корабли покидают гавань.. Не жаль..

Don’t believe me

I can’t love you

Because I’m dead

But dead mans can’t love.

I can’t love you

Because I’m out of time

But in the out of time it’s impossible to love.

I can’t love you

Because it’s no place

But if no place it’s no love.

I can’t love you

But you ask consolation

But I’m all the same don’t love you.

Verlassen

Поток, в который уже не ступишь

Солнце, которое редко видишь

Новые тени смущают преступно

В темные ночи свет цедишь

Все неприметней время проходит

Блоковской поступью стихотворений

Вечность, от суетности отстраняя

В дали далекие нежных мгновений

Но надо уехать, от всего отрекаясь

Уйти – забыть эту пошлую нежность

Под ноги себе конфетти бросая

В туманное утро густой пустоты

Покинуть и этот тревожный город

Оставить взгляд в окне незнакомом

Странным смятением: кто кому дорог

И увидеть, наконец, пустой вокзал

Чуда от Цезаря не дождаться

И салютуют ему ночь напролет дураки

Моя решимость: уехать, добраться

До безлюдных берегов Волги-реки

Вскоре, возможно, все переменится

Время ничтожно, а вечность нетленна

Будут ли кони нестись навстречу?

Выдыхаясь, на полпути к весне

Уеду, забуду, ни слова не проронив

И пусть отчаяние мое и тревога останутся здесь

Я так и покину все это, нежности не сохранив…

Сгину на край света, куда не доходит весть..

Unheilbar

«О, как давно умер ты, Элис»

Г. Тракль

Теперь ты – «тише воды, ниже травы», а я – на своем безумном острове.

Но рассыпаны по земле могилы как кусты земляники.

Твои пределы, просторы, странник, одни расставания.

И вздыхают в своей ослепительной одинокости прекрасные женщины.

Их красота вскоре истлеет тоже. Испепелится.

Но останься на пустой дороге извечной хранить тайну заповедных мест.

Ты, уставший и оскорбленный, мерзлотой мира.

Тропы не проторены. Дым полей. Дар свыше.

Слепые люди связали привычкой твои уста.

Но знак небес – и синева. Беспечность времени?

Восходи же в дальние дали, в горние горы.

Отступись от насильниц и хищниц. Твоя история любви как сбежавшее молоко.

Нет счета дням. Не убегай от себя. Снег нежный вечности исцелит твою рану.

Тебе милее опавший лист, чем человек.

Во мраке дня, из серого времени смотрит печаль.

В бесконечности секунд утратить покой и обаяние.

Странник, «иди и неси весть обо мне»….

Лакуна

Я оставлю все как есть – и выйду из круга,

Мрачный мир людей больше не встревожит меня,

Не ищи одиночества, врага или друга,

Отыщи в себе пламя фиолетового огня.

Просто все расступились, и время течет рекою,

В этот ясный августовский ветреный день,

К очищению путь свободен, я опять за чертою,

Отыщи в себе младость и белую тень.

Формы жизни, мечты, прохождения мимо,

Это мутный призрачный иллюзорный сон,

Это все развеется сизым дымом,

Обратившись в лучистую праведность икон.

В перспективе – космос, внутри – стыд и досада,

То, чего уже не оплакать вовек,

Это тихость покойность святого сада,

Где расправив крылья, живет человек.

Столько раз, приближаясь к божественному чуду,

Обнаруживаешь вдруг, что душа пуста,

Позовешь Будду, вблизи увидишь Иуду,

Где та вершина, святая простота?

Я оставлю все как есть – и проникну в лакуну,

Там, в листовой щели, запредельности суть,

Кликнешь Данте, в руках обнаружатся руны,

Я не знаю, чей освящаю путь….

Двор

Я смотрю на двор издалека,

Облака – это души умерших,

Здесь, на родине моей, тянется река,

И садится солнце за орешник.

Глубока жизнь или высока,

Не жалея дней навек прошедших,

Тянется к тебе моя рука,

И к толпе погибших и ушедших.

Старый двор, подъезды без замка,

Не зови и не суди тут здешних,

Вдаль меня дорога увлекла,

По пути воспоминаний вешних.

Старый двор весною в облаках,

Там и тут чужой ты и нездешний,

И Земля одна везде для чужака,

Ты чужак везде и в этом вечность.

Твоя нежность, как и ноша, нелегка,

Так иди своим путем в густой орешник,

Дворик пуст: «И что тебе она?»,

Ангел мой, ведь это тайна женщин.

В одиночестве в своем грусти слегка,

Потому что жизнь для самых-самых меньших,

Над Землей прошли-пройдут века,

Но, а ты к ней не вернешься, вестник.

И неси мою благую весть о том,

Что во мне есмь свет для всех последних,

Будет полон радости и верности твой дом,

Если Царства моего ты есть наследник.

Старый двор, там клен уж облетел,

А над ним в густом и синем небе,

Тают и клубятся облака,

И прошепчет кто-то: «Где б ты не был!»..

Вдали

Белое облако висит над горой,

Море ласкает прибрежную гальку,

Непременно, небо едино над головой,

Безусловно, тебя мне немного жалко.

Первый раз в этом краю, в этих местах,

А ты где-то там, у прозрачного океана,

Даже в бегущем муравье присутствует страх.

Улетел теплый ветер - и надеяться странно.

Возвращаясь, позабудь имя, голос, слова,

Потому что по-прежнему мне некуда деться,

В синеве как прежде будет светить звезда,

Мне бы вернуть тебя и немного согреться.

Навсегда покидая, ты оставишь нежность,

Ветер каждую былинку сочтет тебе вслед,

Потому что у этой жизни своя бесконечность,

Чтобы уйти; отдаться простору, заметая след.

Бабочки порхают: им ни до слез, ни до смеха,

Где-то меня давно уже нет,

Ветер слегка твое имя нашепчет,

И снова вернет в негасимый свет.

Но вот все небо в белых перьях облаков,

Кто знает, где они растают в итоге?

И уже столько над Землей проплыло веков,

Что даже в чащобах этого мира существуют дороги.

Скоро, очень скоро я исчезну из вида,

Но тебя не вернуть, я это вижу ясно,

Тишина и море, даль и моя, моя обида,

Я пытаюсь забыть, но это напрасно, напрасно.

А из дали прекрасно видно душу ранимую,

Углы, краткие взгляды; то место, где мы любили,

Вдали ты по-прежнему помнишь и проходишь чужих мимо,

Вдали от надежды, веры, любви и …. Гибели.

Экспромт

В ожидании чуда сухая трава этой зимы замирает

Это случится под новый год, вопреки молчанию и тишине сердца

Уже ветер сквозит из всех щелей, и снег отдает пряным холодом

Там, где вдали блещущие в ночи огни серых новостроек

Манят и вздрагивают, а время темное и так без конца

Великая любовь – это, когда провожаешь долгим взглядом

Женщину средних лет. Она вернулась. Нет, ушла навсегда

Но это случится все равно, хотя одиночество впилось в спину

И прохожие рыскают, чтобы заглянуть в твои опущенные глаза

А год за годом все тревожней, и смерть подкрадывается ближе

Тогда, если будут потом помнить тебя, но кто вспомнит их?

Тогда, вспомни, как шелестят липы у залива и везде на земле

Вспомни, древесность и как девственно кружится снег за окнами

Лед и осенние костры, весенние трели, летние дожди

А еще сумрак тех мест, где живешь, где остановился

Иней на стеклах, рябину в снегу, вишни в цвету под окном

А еще одно утро где-то в провинциальном городке

И то, как ты ушел однажды, чтобы выжила любовь

Но ты ошибся: она погибла где-то в другом предместье

Я так хочу уехать далеко отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться сюда

Чтобы покинуть, оставить то, что сберечь, уже нет надежды

Потому что эти камни суть нечеловеческие, а адские крики, стенания

Можно ли простить тех, что разрушил гармонию в твоей душе и тайну?

Нежность, стыдливость детства отступают, и со сжатыми кулаками умирают сильные

А под окном бродит вечер, а в небе темном светятся далекие звезды

Удел отрешенных, отрекшихся от зла – это бегство в туманную даль

А теперь не нравится никто и что уходить – это лишь иллюзия

Это тень на песке, речная волна, помнишь, колосья в поле, слива в саду

Жизнь – это провожать долгим взглядом женщину средних лет, идущую по двору, исчезая в ночи

Последняя надежда

1

В ноябрьском мутном блеске..

Тела их быстро сгорали в печах,

В чаду, в ничтожности, в дыме резком

Тлели надежда, страданье и страх.

Вечная светлая им память,

Хоть боль и тревога прошли,

Они, безымянные, в вечность канули,

И в мир иной отошли.

Мрачен ноябрь в парке Победы,

Будто даже земля скорбит,

А в городе сером - чужие беды,

И сбитый с толку рахит..

Их прах развеян под твоими ногами,

На газонах, в прудах, там повсюду,

В аллее весенней и моногамной,

Ты встретил ожившее чудо.

И ты полюбил уже мертвую деву,

Ее средь живых не ищи!

И знай, ты будешь подвластен ее гневу,

Когда ту живую разлюбишь в тиши..

И что тебе до невинно-мертвых,

Им несть числа, они - за чертой!

Ты сам - мертвец, оживше-продрогший,

Там ты никто, но и не свой.

Ветер колючий, день промозгло-унылый,

Над городом тучи, все в муторном сне.

Пусть прах усопших и врагов постылых

Рассеется в сумраке веков.

Ты вспомни Ее, свою Беатриче!

Ибо время пришло.. Семь лет назад.

В апреле. Навсегда-навсегда пограничном.

Она, свет любви, затворяла ад..

Она. Она коснулась души твоей могучей.

И ей стала подвластна твоя душа.

Ведь ты скорбел о живых-живучих.

Ты вслед обернулся. Она шла не спеша.

Пойми, наконец, что это не чудо!

Это вечная и святая любовь!

Лжецы и глупцы гибнут повсюду,

Растерзавши по полной твою душу в кровь..

Она, она, она так говорила в своей святой немоте:

"Ангеле, стой! Не падай духом.. во тьму! Вот моя любовь!"

Она все вернула тебе не напрасно.. Миг ничтожности.

Божественный свет. Боже, она прекрасна! Вновь, снова и вновь.

Послушай теперь, ибо час настал, забудь о живых и мертвых,

В ветреном сквере на углу разбросаны граненные стаканы,

Это ранняя обманчивая зима! Кто-то не выдержал вида смерти..

А современные люди в парке пьют колу, жрут, развлекаются как тараканы.

Ты знаешь, их души полны грязи, они бредут в темноте до своей смерти,

На ходу они хохочут, безобразничают, обезьянничают, - и душу твою калечат.

А ты не уверен в себе мой друг!

От прежней гордости ничего не осталось..

Ангеле, ангеле, это талый снег, это снега талость....

Это птичий клин улетает на юг.

2

Такова судьба. И с каменным лицом я смотрю в глаза камням.

Ветром тревожным развеялся прах. Путь позади, впереди – вечность.

Как слабый росток смиренно тянется к тенистым могучим растениям,

Так я, содрогаясь, едва дыша, вплетаю свою стезю во времени бесконечность.

Я скоро уеду, сбегу или пропаду,

Стремительно автобус увезет меня к дому,

А вы останетесь гнить в счастливом хмельном аду,

А я от сизого дыма одурею в истоме.

Я дам себе слово никогда больше не палить.

Мрачный день памяти о тех, кто ступал здесь прежде.

И чтобы время одиночества и страха затмить:

Я придумаю себе последнюю надежду.

Это место такое – бывший крематорий.

Печи.. Голубиные стаи взмывают над сумрачным парком.

Прах невинных развеян над огромной территорией,

И святые деревья воистину светят во мне ребенку.

Я взгляну на все это детскими чистыми глазами:

Вера истинная молчалива и беспрекословна,

Бесстрашная, светлая; «Вечная им память»

Ухожу стороной.. ранимой и крещусь на иконы.

Господи, где же они теперь, сожженные?

Они уже никуда не вернуться, их развеял ветер..

Печально и больно бродить там отрешенно,

И сознавать, что все мы – глупые безумные дети!

Напоследок

Поезда, самолеты не собьются с пути,

Корабли доплывут, куда им было нужно.

 Я теряю тебя навсегда, не грусти,

Дивный ветер осенний поет простуженно.

Я смотрю вблизь, а вовсе не вдаль,

Вслед ушедшим больным

Ранней юностью, сладкой немой печалью

В этот день, что пребудет вовек выходным.

Может, много на свете похожих разлук,

Может, многое сказано, смолчано, спето.

Я гуляю по ветру, что рвет из рук

Эту осень, тебя; время кануло в лету.

Не гордись, что вот так я тебя покидаю,

Разродится пусть осень эта новой зимой,

Пусть дожди отплачут по мне, где витаю

В мечтах и борюсь с тоской.

Леденит одиночество пространства большие,

Комнаты, в памяти, сады осенние,

Эти люди, что волки, до боли паршивые,

И еще напоследок напой мне песню.

Да, о грусти, о грусти прощальной и нежной,

Много лет прошло, но мне невдомек,

Скоро парк осенний станет зимним и снежным,

Этой жизни бег, ее новый урок.

Отчего покидаю тебя я без слез?

Корабли, поезда, самолеты дошли до предела,

Посмотри на тот клен, что в тихую тихость врос,

А до большего мне в этом мире нет дела.

А когда я умру, то взойдет то же самое солнце над миром,

Я умру без любви, но и ты не придешь на мою могилу,

Будет все по-прежнему: народ шнырять по квартирам,

И никто не вспомнит, что между нами было….

Последнее прости

Так мало времени в горсти,

Еще проси прощения у Бога,

Достаточно произнести: прости меня, прости.

Прости за зло, за раннюю тревогу,

Прости меня, прости.

Прости за нежные слова,

За дальнюю и верную дорогу,

Прости душой, меня прости.

За одинокую печаль, которую не вместе нам нести.

До светлых звезд никак не добрести.

И за божественную красоту прости.

Я ничего не знаю о тебе,

Но издали, увидев и приметив твою любовь,

Мне радостно, что есть еще на свете

Прекрасная любовь без слов,

Прости меня, прости.