Часть VI. ГОРИЗОНТЫ ОТКРЫВАЮТСЯ НА ЗАПАДЕ 5 страница

«Это был памятный визит, длившийся почти два часа (пока мы беседовали, доктора ждали пациенты, заполнившие приёмную). Разговор о моём здоровье был весьма непродолжительным... Но мы много говорили о Е.П.Б. Он рассказывал, как она вдохновляла его в работе на медицинском поприще; как много он узнал от неё о природе тела и о заключённых в нём силах — в особенности о мозге. Некоторые вещи, которые она продемонстрировала ему на примере своего организма, настолько превосходили всё дотоле известное медицинской науке, что бессмысленно было выносить их на врачебную коллегию... Он сказал мне, что как-то раз всё же представил им один случай, но это было встречено с таким безнадёжным и непреклонным скептицизмом, что больше на подобные эксперименты он не решался» [117].

Арчибалд Китли поведал, как однажды в присутствии Е.П.Б. произошло его исцеление. Он рассказывает, что перенёс рожистое воспаление, сопровождавшееся высокой температурой:

«Случилось так, что к г-же Блаватской зашёл врач. Заодно он осмотрел и меня. Я был в полуобморочном состоянии и не знаю, что он тогда сказал, но вдруг обнаружил, что г-жа Блаватская поднялась по лестнице, довольно крутой, на целых два пролёта — и это несмотря на то, что из-за невыносимых болей она без крайней необходимости не делала по лестнице ни шагу, — чтобы самой убедиться в правильности врачебного заключения. Она присела рядом и какое-то время смотрела на меня, потом заговорила со мной, зажав между ладонями стакан с водой. После я эту воду выпил. Потом она сошла вниз, велев мне следовать за ней. Я спустился по лестнице, и меня уложили на кушетку в её комнате и укутали одеялами. Я был в полудрёме, она работала над рукописью, сидя за столом в своём большом кресле, спиной ко мне. Не знаю, как долго я там пробыл, но вдруг рядом с моей головой сверкнула темно-малиновая молния. От неожиданности я приподнялся. Не оглядываясь, она успокоила меня: "Лежите и не обращайте внимания". Я повиновался и вскоре заснул. Затем меня отправили наверх, где я снова уснул. На следующее утро я проснулся вполне здоровым, если не считать небольшой слабости. Мои вещи были уже собраны, и меня отослали в Ричмонд, велев не возвращаться до полного выздоровления» [118].

Арчибалд Китли увлекательно описывает, как проходили собрания Ложи Блаватской на Ланздаун-Роуд:

«Дискуссии велись в непринуждённой обстановке. Все рассаживались и начинали задавать вопросы г-же Блаватской... Огромное удовольствие доставляли её ответы "по Сократу" — то есть вопросом на вопрос... Подход оказался очень эффективным, и часто случалось, что обратившийся с каверзным вопросом сам же попадал впросак. Если вопрос бывал продиктован искренним желанием что-то узнать, она прилагала все усилия, чтобы дать исчерпывающий ответ. Но если кто-то задавался целью поддеть её или сбить с толку, это обычно кончалось для него плохо. Такие встречи отнимали немало времени, но г-же Блаватской нравились подобные состязания умов. По четвергам, вечером, в этих комнатах собирались люди самых разных национальностей. Никогда нельзя было сказать заранее, кто придёт. Иногда появлялись даже незримые посетители, видеть которых могли только некоторые из нас. Случались и занятные истории. Г-жа Блаватская была чувствительна к холоду, и в её комнате всегда было натоплено — настолько, что на встречах зачастую бывало непомерно жарко. Как-то вечером, перед собранием, я спустился вниз и обнаружил, что, несмотря на горящий камин и зажжённые свечи, в комнате стоит ледяной холод. Я обратил на это внимание г-жи Блаватской. В ответ она рассмеялась: "О, это меня навещал один мой друг и, уходя, забыл убрать свою атмосферу". Помнится, в другой раз постепенно набралось столько народу, что свободных мест не осталось. На софе восседал важный гость-индус в традиционном одеянии, в тюрбане. Дискуссия шла своим чередом, наш гость с явным интересом прислушивался к мнениям, которые высказывали говорившие. Президент ложи*** появился в этот вечер очень поздно и, не найдя свободного места, уселся на софу — прямо туда, где находился достопочтенный индус, который удивлённо присвистнул и-исчез!» [119].

В промежутках между собраниями и в течение дня Ложа Блаватской напоминала улей. Об этом вспоминает ирландский теософ Клод Фоллз Райт, сотрудник, живший при штаб-квартире.

«Кроме посетителей, которые шли потоком, в доме постоянно присутствовали добровольные помощники. Однажды они собрались вместе и принялись обсуждать какую-то неотложную, на их взгляд, проблему. Не найдя ответа, одна из самых юных волонтёров постучалась в дверь к Е.П.Б. с просьбой разрешить возникший у них вопрос: — Госпожа, — спросила она, — что важнее всего при изучении теософии? — Здравый смысл, милочка. — Госпожа, а что второе по важности? — Чувство юмора. — А третье? — Терпение Е.П.Б., видно, было уже на исходе. — Ну ЕЩЁ НЕМНОГО Здравого смысла!» [120].

В это время Е.П.Б. редко покидала дом, но в начале января 1889 года графиня Вахтмейстер и американский художник Эдмунд Рассел [121] настояли на посещении студии известного лондонского фотографа Энрико Реста, сделавшего несколько её снимков. Среди них и знаменитая фотография, именуемая "Сфинкс" (см. фото 28). Много лет спустя сам Реста рассказал об этом визите в письме к тогдашнему президенту Теософского общества в Лондоне Джону Коутсу:

«Однажды утром (8 января 1889 года)... я был в своём ателье... когда ко мне подошёл помощник и шёпотом сказал, что некая дама желает сфотографироваться по возможности скорее, поскольку у неё очень мало свободного времени... Вошла г-жа Блаватская в сопровождении графини Вахтмейстер. Первая из дам сразу же присела у маленького столика, опустила правую руку в карман и скрутила сигаретку, которую Вы видите на фотографиях... Г-жа Блаватская пожелала сняться без всяких "студийных ухищрений" и предстала перед камерой в той же естественной позе; глубоко очарованный её личностью и выражением лица, я сделал шесть снимков, которые, к счастью, оказались удачными. Г-жа Блаватская поднялась, поблагодарила меня за то, что я столь быстро справился с задачей, добавив, что меня порекомендовал ей один художник. Я отправил ей пробные отпечатки, она их вернула, выразив удовлетворение результатами. Как Вам известно, не одна тысяча этих фотографий была напечатана для Теософского общества... Время от времени эта великая дама приглашала меня заглянуть к ней. Мы беседовали о жизни во всех её проявлениях: то мы говорили о безграничной силе добра, а бывало, что она проявляла милый интерес к моему любимому делу. Когда через несколько лет я закрыл своё ателье, то решил сохранить только эти шесть негативов. Я очень дорожу ими, и они в отличном состоянии. Но мне уже 85 лет, и я чувствую, что эти правдивые изображения великой личности не должны более храниться у такого старика» [122].

Одним из гостей Е.П.Б. в Лондоне был богатый испанский аристократ Хосе Шифре, близкий друг королевы Изабеллы II и короля Альфонса XII. Передают, что на смертном одре король проронил, что у него был только один бескорыстный друг – Шифре[123]. Вспоминая свою первую встречу с Е.П.Б., Шифре рассказывает, что "её взгляд проник в меня и разрушил прежнюю мою личность", при этом "идеи, наклонности и предрассудки, укоренившиеся во мне более или менее глубоко, исчезли... Не стану даже пытаться объяснить этот кажущийся поразительным факт, [но он], как и все прочие, основан на великом законе кармы... Ей я обязан всем, что знаю... Я обрёл покой и душевное равновесие благодаря знакомству с ней" [124]. Он утверждал, что Е.П.Б. дважды спасла ему жизнь. Первый раз, когда он уезжал из Лондона. Она сказала: "Сегодня вы не поедете". Шифре ответил, что он должен ехать. Когда Блаватская стала настаивать, что поездку следует отложить, он объяснил: "Но я должен ехать, это абсолютно необходимо, я не могу отложить отъезд". "Вы не поедете, вы останетесь ночевать в Лондоне", — велела она. Шифре неохотно, но всё же подчинился. На следующий день газеты сообщили, что вечерний почтовый поезд, которым он собирался ехать, потерпел крушение [125]. Несмотря на противодействие со стороны католической церкви, Шифре с несколькими своими сподвижниками активно распространял теософское учение в Испании. К концу 1889 года были сделаны переводы на испанский книг Разоблаченная Исида, Эзотерический буддизм, Свет на Пути и Ключ к теософии [126]. В университетах, библиотеках и клубах по всей Испании распространялась брошюра "Что такое теософия?". В мае 1893 года в Барселоне и Мадриде начал выходить ежемесячный теософский журнал Sophia, всего было выпущено семнадцать томов. Б. Цырков считал, что "вероятно, самый значительный и долговечный итог неутомимой деятельности Хосе Шифре и нескольких преданных друзей и сотрудников — это издание превосходного перевода Тайной Доктрины на испанский. Первый том этого труда вышел в 1895 году". Но в конце концов Шифре пришлось свернуть эту работу на ниве теософии, поскольку он лишился своего состояния. Он считал, что его разорение было подстроено церковниками [127]. В Великобритании англиканская церковь пыталась запретить продажу Люцифера. Очевидно, особенно оскорбительной для себя церковь сочла редакционную статью в номере за декабрь 1887 года под названием: "Люцифер приветствует архиепископа Кентерберийского". В ней приводились доказательства того, что "почти по каждому пункту церковные доктрины прямо противоположны учению Иисуса". Статья заканчивалась следующими словами:

«Таким образом, ваше высокопреосвященство примас, мы почтительно представили вам главные различия и расхождения между теософией и христианскими церквами и поведали вам о тождестве теософии и учения Иисуса. Вам теперь известен наш символ веры, а также то, на что мы жалуемся и сетуем и в чём обвиняем догматическое христианство. Мы — горстка простых людей, не обладающих ни богатством, ни влиянием в свете. Но мы сильны своим знанием, едины в надежде выполнить ту работу, которую, как вы говорите, завещал вам ваш УЧИТЕЛЬ, но которой христианская церковь — этот богатый и деспотичный колосс — прискорбно пренебрегает. Как ответите Вы на это? Заклеймите как наглость? Удостоите всё той же анафемы, которую Церковь держит про запас для любого реформатора, — в стране, где провозглашена свобода мнений, свобода слова и свобода действий? Или мы можем надеяться, что горькие уроки подобной церковной практики прошедших лет очистили сердца и просветили умы её управителей? И что в наступающем 1888 году мы станем свидетелями того, как христиане протянут нам руку дружбы и доброй воли? Это было бы лишь справедливым признанием того, что относительно небольшая организация, именуемая Теософским обществом, не прокладывает путь Антихристу, что она не дьявольское отродье, как воспринимает нас Церковь, но выступает в роли практического помощника, может статься спасителя, христианства. И что она всего-навсего берётся за работу, которую Иисус, равно как и Будда, а также другие "сыны Божьи", ему предшествовавшие, завещали всем своим последователям, но на которую церкви, увязшие в догмах, совершенно неспособны. Если же Ваша светлость сможет доказать, что мы несправедливы к популярной теологии или к Церкви, глава которой — Вы, мы обещаем публично признать свою ошибку. Но "МОЛЧАНИЕ — ЗНАК СОГЛАСИЯ"» [128].

Ответа от архиепископа не последовало. В Люцифер пришло множество писем в поддержку этой смелой статьи. Журнал разошёлся тиражом в пятнадцать тысяч экземпляров****129, и уже одно это прозвучало как требование к церкви о необходимости реформировать себя изнутри. В том же декабрьском номере Люцифера появилась вторая из трёх частей работы Е.П.Б. "Эзотерический характер евангелий" [130], также вызвавшей неприятие со стороны тех, кто исповедовал лишь букву учения Иисуса... Е.П.Б. указывает, что в самих евангелиях можно найти свидетельства тому, что Иисус учил апостолов эзотерической, или тайной, доктрине: "И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним всё бывает в притчах" (Map. 4, II). "И таковыми многими притчами проповедовал им слово, сколько они могли слышать; без притчи же не говорил им, а ученикам наедине изъяснял всё" (Map. 4, 33-4). Все мы читали такие притчи в Новом Завете, но кто понимает их потаённый смысл? Блаватская говорила, что это эзотерическое учение хранили и передавали христианские гностики, которые, в свою очередь, получили это знание от учеников Иисуса. Легко представить, как такое утверждение могло шокировать ортодоксальных христиан, её современников, ведь им всегда внушали, что гностицизм — это опасная ересь, которая зародилась внутри христианской церкви во втором веке. Отцы Церкви на протяжении нескольких веков уничтожали все гностические тексты, какие только попадали им в руки. Часто сама принадлежность к гностикам каралась смертной казнью, и единственным доступным источником сведений об этом религиозном направлении были весьма далёкие от объективности описания христианских авторов. На многие века слово гностик стало равнозначно понятию "зачумлённый". Беспристрастные историки, например Эдуард Гиббон, считали иначе. Е.П.Б. цитирует Гиббона, который утверждает, что гностики "были наиболее учёными из христиан" и не довольствовались одной только верой. Как не довольствовались они и одной лишь учёностью, но искали непосредственного, личного познания Гносиса [131]. Слово гностик восходит к греческому слову "гносис" — знание. Со времени Е.П.Б. непредвзятые исследователи всё больше и больше убеждаются в ценности гностической литературы. Один из таких учёных, преподобный А.А. Ламплу, во вступлении к сделанному им переводу гностического труда Codex Brucianus, который был опубликован в 1918 году под названием "Гносис света", писал:

«Недавние исследования заставляют усомниться... в общепринятых "фактах". Уже сегодня некоторые — а завтра таких людей будет гораздо больше, — задаются вопросом вовсе не о том, каким образом в недрах церкви зародилась эта глупейшая и не считающаяся ни с какими правилами ересь, но — каким образом сама эта церковь выросла из великого гностического движения и как динамичные идеи Гносиса превратились в застывшие догматы?» [132].

Также и Карл Юнг был убеждён, что "центральные идеи христианства уходят корнями в гностическую философию" [133]. Тот, кто знаком с его работами, знает, насколько глубоко изучал он гностическое учение и его символы. В Исиде Блаватская отмечает, что Евангелие от Иоанна и Деяния святых Апостолов в Новом Завете изобилуют гностическими выражениями [134]. Современные учёные подтверждают это наблюдение. В протоколах Ложи Блаватской за 1889 год есть две записи на эту тему: сообщается, что 12 октября Е.П.Б. говорила о Евангелии от Иоанна, а 24 октября она обращалась к теме Иисуса и Св. Иоанна. Сенсационные подтверждения теософской точки зрения о том, что ранние гностики изучали и бережно хранили сокровенное учение Иисуса, были получены в середине XX века. В 1945 году близ города Наг-Хаммади, расположенного на реке Нил примерно в трёхстах милях от Каира, арабский крестьянин Мухаммад Али и его братья сделали удивительную находку. Объезжая окрестности на верблюдах, они искали плодородную почву, чтобы перевезти её затем на свои поля. Они срыли землю вокруг огромного камня, лежавшего на старом коптском кладбище, и наткнулись на глиняный кувшин высотой почти в три фута. Мухаммад никак не решался откупорить кувшин, опасаясь, что внутри затаился джинн. Но потом он подумал, что там может оказаться золото, и разбил кувшин. К его разочарованию, в кувшине оказалось тринадцать книг, переплетённых в кожу, и множество разрозненных исписанных листов папируса. Вернувшись домой, он свалил найденное у очага, и многие из этих листов пошли на растопку. Как книги попали в поле зрения египетских властей, а затем и учёных всего света — история в высшей степени драматичная. В христианской академической среде развернулось соперничество за право первым сделать их перевод [135]. Широкая общественность практически ничего не знала об этом открытии вплоть до 1979 года, когда Элейн Пейджелс опубликовала работу "Гностические евангелия". Она изучала коптский язык в Гарвардском университете и затем была послана в Египет для изучения рукописей из Наг-Хаммади. Её книга получила самое широкое признание. В ней Пейджелс отмечает: "Люди, распространявшие [наг-хаммадийские] писания и почитавшие их, считали себя не еретиками, а гностиками — то есть христианами, обладающими знанием (гносисом) тайного учения Иисуса. Это знание оставалось сокрытым от большинства верующих, пока они не доказывали свою духовную зрелость". Кроме этого, Пейджелс отмечает, что "идеи, которые мы связываем с восточными религиями, получили хождение среди гностиков на Западе уже в первом веке. Эти идеи, однако, подавлялись и осуждались полемистами вроде Иренея". Важнейшее место среди гностических воззрений отводилось идее перевоплощения, которая не была заимствована из восточных религий, но, согласно гностикам, изначально присутствовала в самом христианстве. Профессор Геддес Магрегор утверждает в книге "Перевоплощение в христианстве", что "идеи о перевоплощении были обычными в той гностической атмосфере, в которой развивалось христианство" [136]. Как сообщает французский египтолог Жан Доресс, в наг-хаммадийских текстах содержится учение о том, что "человек должен пройти ряд последовательных рождений, прежде чем достигнет цели" [137]. Элейн Пейджелс ссылается также на Pistis Sophia — ещё один труд на коптском языке. Он был обнаружен в середине восемнадцатого века, и в нём немало мест, когда сам Христос разъясняет ученикам различные вопросы, связанные с перевоплощением и с другими таинствами, имеющими отношение к жизни после смерти. Дж.Р.Мид, учёный секретарь Е.П.Б., первым перевёл Pistis Sophia с латинского на английский [138]. Но прежде чем перевод вышел отдельной книгой, почти половина этого материала была напечатана в Люцифере. Причём комментарии Е.П.Б. к этому тексту занимают в её Собрании сочинений 75 страниц [139]. Работа теософов в области эзотерического христианства отмечена в статье о христианстве, которую написал для Британской энциклопедии специалист в области истории церкви Эрнст Вильгельм Бенц. В раздел "Современные течения эзотерического христианства" Бенц включает теософию и определяет её как направление, для которого "характерно, прежде всего, сочетание традиций и учений христианства и высших религий Азии". Раздел заканчивается неожиданным замечанием: "Многие учёные убеждены, что XX век нуждается в эзотерическом христианстве, которое призвано сыграть положительную роль в качестве противовеса процессу утраты духовности в нынешнем институте церкви, с его застывшими догмами, окостенелой структурой и консервативными формами общественной деятельности" [140].

В заключение ещё одно соображение относительно находок Pistis Sophia и рукописей из Наг-Хаммади. При поверхностном взгляде как бы очевидно, что их обнаружили совершенно случайно. Тот же вывод напрашивается и в отношении рукописей Мёртвого моря, которые вызвали такое волнение в учёной среде. В Разоблаченной Исиде Е.П.Б. приводит следующее высказывание Макса Мюллера:

«Наука о религии только-только зарождается... В течение последних пятидесяти лет подлинные документы важнейших религий мира были обретены вновь самым неожиданным и почти чудесным образом. Нам теперь доступны канонические книги буддизма; Зенд-Авеста Зороастра перестала быть книгой за семью печатями; и гимны Риг-Веды явили состояние религий, предшествовавших истокам той мифологии, которая уже у Гомера и Гесиода предстаёт в виде рассыпающихся руин».

 Е.П.Б. добавляет в сноске:

«Нам представляется совершенно поразительным, что серьёзным исследователям не приходит в голову связать часто происходящие "неожиданные и почти чудесные" открытия важных документов — притом в наиболее подходящие моменты — с заранее обдуманным планом. Разве так уж странно, чтобы хранители языческой премудрости, видя, что время настало, сделали бы так, что необходимый документ, книга или реликвия как бы случайно попали в руки нужному человеку?» [141].

Сколько же ещё документов, книг и реликвий лежат сокрытыми в ожидании нужного часа, чтобы явиться на свет!

Глава 7. «Кармические видения»

Рассматривая пророческое сновидение Карла Юнга относительно первой мировой войны [142], Льюис Мамфорд писал в газете "Нью-йоркер" 23 мая 1964 года: "Это поразительное сновидение, которое вскоре подтвердилось всем ходом событий, можно поставить в один ряд с более ранними и ещё более реалистичными видениями г-жи Блаватской..."

Автор имеет в виду рассказ Е.П.Б. "Кармические видения" (1888) [143]. Рассказ был написан в то время, когда Европа уже два десятилетия подряд не знала больших войн. Мир не нарушался ещё четверть века. Европейские обозреватели предрекали, что грядет тысячелетие мира, процветания и научного прогресса. На фоне такого всеобщего умиротворения Е.П.Б. пишет рассказ, в котором предрекается начало мировой войны и появление оружия, способного мгновенно уничтожать миллионы людей.

"Кармические видения" открываются повествованием о Хлодвиге* правителе пятого века. Затем Хлодвиг рождается вновь, монархом европейского государства. В рассказе у него нет имени, но он очень напоминает несчастного и любимого многими кронпринца Фридриха. Старший сын короля Пруссии Вильгельма, ставшего после франко-прусской войны 1870-71 гг. первым императором объединённой Германии, он после смерти отца, 9 марта 1888 года, восходит на престол под именем Фридриха III. Но, пробыв у власти всего девяносто девять дней, умирает от рака горла в июне 1888 года — как раз тогда, когда были напечатаны "Кармические видения". В редакционной статье, открывавшей новый 1889-й год, Люцифер так откликнулся на эти события:

«Год назад было сказано, что 1888-весьма мрачное сочетание цифр. Так оно и оказалось... Почти каждый народ постигло какое-то ужасное бедствие. Среди других стран выделялась Германия. В 1888 году пошёл восемнадцатый год со дня создания Империи. В результате фатального сочетания четырёх восьмёрок она дважды теряла императоров, и были посеяны семена многих зловещих кармических последствий».

Одним из таких последствий стало восшествие на престол кайзера Вильгельма II, сына Фридриха III. Именно этому монарху было суждено сделаться одним из главных действующих лиц в той ужасной бойне, какой стала первая мировая война (Вильгельм II был наполовину англичанином — его мать, жена Фридриха, была старшей дочерью королевы Виктории). "Кармические видения" начинаются сценой в военном лагере Хлодвига, незадолго перед тем крещенного в Реймсе. Он только что нанёс жестокое поражение другому германскому племени — алеманнам. К нему приводят пленников, чтобы он решил их участь. И вот перед ним предстаёт языческая пророчица: она бесстрашно говорит ему о многих преступлениях, совершенных им ради господства над франками. Она пророчествует о германском племени, только что им разгромленном: "Ты будешь вновь рожден средь нынешних твоих врагов и испытаешь муки жертв своих. Вся власть и слава, что отнял ты у них, твоими стать должны бы, но их тебе не обрести вовек!.." С ужасным проклятием король швыряет её оземь. Когда же он заносит над ней смертоносное копье, пророчица успевает выкрикнуть: "Проклинаю тебя! Пусть мои мучения к тебе вернутся удесятерёнными!.." Копье пронзает горло жертвы, пригвоздив её к земле. Хлынувшая из раны кровь обагряет доспехи Хлодвига и его воинов. Затем мы встречаем душу-эго (Хлодвига) уже в другой жизни; теперь он сын и наследник европейского монарха. Дальше приводится, в сокращении, текст "Кармических видений":

«Среди миллионов прочих душ, возрождается душа-эго. Для счастья или горя, кто знает! Пленница в своей новой человеческой оболочке, душа растет вместе с ней, и наконец они обе осознают своё существование. Счастливы годы их цветущей юности. Но приходит день, когда заносчивый и неистовый враг посягает на отцовское королевство. В душе-эго просыпаются дикие инстинкты древнего воина и побуждают эго-во-плоти обнажить солдатский меч, уверив его, что это делается во имя защиты родины. Поправ врага, они расширяют границы маленького королевства своих предков — теперь это огромная империя. Они торжествуют, они завоевали всё, о чём мечтали, и теперь можно опять уединиться в родном доме, милей которого нет ничего. Но для каждого из участников драмы бытия наступает свой чёрный день. Некогда сильное тело распростёрто на тернистом ложе страданий. Душа-эго даже во сне не знает покоя. Её телесная оболочка, снедаемая внутренним огнем, мечется в нескончаемой муке. В умственных и психических муках души преображается человек. [Перед ним проходят видения (франко-прусской) войны.] Он видит тысячи искалеченных трупов, усеявших землю, разорванных в клочья смертоносным оружием, изобретённым наукой и цивилизацией и благословленным слугами его Господа. Он видит старых матерей, утративших свет очей своих; видит семьи, потерявшие кормильцев. Он видит молодых вдов, выброшенных в этот холодный бесприютный мир; слышит стенания тысяч сирот, вынужденных просить подаяние на улицах. Он видит, как юные дочери его старых храбрейших солдат меняют траурные одежды на пёстрые тряпки проституток. Душа-эго содрогается в своей спящей оболочке. Сердце разрывают стоны голодных; дым горящих деревень и городов, больших и малых, превращенных в пепелища, застилает его взор. В этом ужасном сне ему вспоминается миг безумия из его ратной жизни, когда, [в облике короля (франков)], стоя на груде мёртвых и умирающих, размахивая мечом, обагрённым дымящейся кровью, и сжимая в левой руке знамя, подхваченное из рук воина, испускающего дух у его ног, он громовым голосом возносит хвалу к трону Всевышнего, благодаря за только что одержанную победу! "Что дали тебе и твоему отечеству эти кровавые победы?" — шепчет в нём душа и отвечает: "Подданных, закованных в железную броню. Каково же твоё будущее королевство? Легион вооружённых марионеток, и вместе они подобны огромному хищному зверю — зверю, который забылся в тяжёлой спячке... но готов обрушиться с ещё большей яростью на первого же указанного ему врага. Указанного — но кем? Словно бессердечный и высокомерный Демон, внезапно дорвавшийся до власти, воплощение Честолюбия и Властвования, железной рукой зажал сознание целой страны [144] (Курсив наш. — С. К). Весь мир замер, затаив дыхание. Нет такой жены или матери, которую не преследовал бы один и тот же сон: чёрное грозовое облако, нависшее над Европой. Облако приближается... Оно всё ближе и ближе... О горе и ужас! Я предвижу, что земле ещё раз предстоят все те страдания, свидетелем которых я уже была. Я читаю роковую судьбу на лицах тех, кто составляет цвет европейской молодёжи! Но если я буду жить и у меня будет власть, то никогда, о, никогда моя страна не станет участвовать в этом снова!" И вот длань Судьбы простёрлась над ложем страданий. Час пробил наконец, исполнился закон природы. Нет больше старого [короля]. Отныне на престоле более молодой монарх. Немой и беспомощный, он всё равно могущественный самодержавный властелин миллионов своих подданных. Жестокая Судьба воздвигла для него трон на краю отверстой могилы и манит славой и властью. Истерзанный страданиями, он вдруг обретает корону. И мчится опустошённая оболочка с благоуханного юга на морозный север. Он спешит царствовать — спешит умирать. Движущийся дворец [роскошный вагон поезда] уставлен экзотическими растениями. Мягкое покачивание убаюкивает изнурённого пассажира. Он засыпает. Он путешествует через эпохи, обретая жизнь, чувства и дыхание в самых разнообразных формах и обликах. Так "смерть" становится ничего не значащим словом, пустым звуком. "Каково моё прошлое? За что я страдаю?" — вопрошает душа-эго. И разворачивается перед нею длинный пергаментный свиток, являя длинный ряд смертных существ, в каждом из которых душа-эго узнаёт одно из своих прежних обиталищ. Когда очередь доходит до предпоследнего, она видит обагрённую кровью руку, творящую неисчислимые жестокости и предательства, и содрогается. "Каково моё будущее? — в отчаянии вопрошает душа-эго. — Неужели слёзы и безысходность — мой вечный удел?" Ответа нет. Но сновидец чувствует, как мчится в пространстве. Душа-эго ощущает себя сильной и здоровой как прежде. Всё вокруг странным образом переменилось. Нет более честолюбивых замыслов, всепоглощающей жадности или зависти — ложно именуемых патриотизмом. На смену жестокому эгоизму пришёл праведный альтруизм. Войны больше невозможны, поскольку армии распущены. Солдаты стали усердными тружениками-земледельцами. Весь мир восторженно и радостно вторит его песне. Сопредельные королевства и страны живут как братья. Великий и славный час наконец настал! То, на что он едва смел надеяться в тиши своих долгих, мучительных ночей, ныне осуществилось. Великое проклятие снято, и вокруг него освобожденный и прощенный, возрожденный мир! Вдруг он ощущает, что тело покинуло его или, скорее, сменилось новым... Да, теперь это не та высокая и статная оболочка, с которой он свыкся, но тело кого-то ещё, о ком он ничего не знает... Что-то чёрное проходит между ним и ослепительным светом, и он видит на волнах эфира тень огромного хронометра. На его зловещем циферблате он читает: "НОВАЯ ЭРА: 970 995 ЛЕТ ПОСЛЕ МГНОВЕННОГО УНИЧТОЖЕНИЯ ПОСЛЕДНИХ 2 000 000 СОЛДАТ НА ПОЛЕ БОЯ, в ЗАПАДНОМ ПОЛУШАРИИ, В РЕЗУЛЬТАТЕ ПРИМЕНЕНИЯ ПНЕВМОДИНОВРИЛА.145 971000 СОЛНЕЧНЫХ ЛЕТ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЗАТОНУЛИ ЕВРОПЕЙСКИЕ КОНТИНЕНТЫ И ОСТРОВА..."145 Он делает огромное усилие — и снова становится самим собой. По внушению души-эго — помнить и ДЕЙСТВОВАТЬ соответственно — он простирает руки к Небесам и пред ликом всей природы клянётся хранить мир до конца дней своих — по крайней мере в своей собственной стране.