Часть VI. ГОРИЗОНТЫ ОТКРЫВАЮТСЯ НА ЗАПАДЕ 1 страница

Глава 1. Переезд в Европу

В марте 1885 года Е.П.Б. отправлялась из Индии в Неаполь, ещё не зная, где она будет жить. В сущности, ей было всё равно, где обосноваться, — сейчас её занимала только работа над Тайной Доктриной. Больная, она не прекращала писать даже на пароходе. Мэри Флинн, Баваджи и Франц Гартман сопровождали её. Гартман рассказывает, что по утрам, прежде чем она садилась за работу, на её столе "нередко оказывалась кипа листов с записями" для книги [1].

23 апреля путешественники прибыли в Неаполь и сразу направились в расположенный поблизости городок Торредель-Греко, где остановились в отеле "Везувий", названном в честь знаменитого вулкана, высившегося вдали. Неподалёку находились руины Помпеи, погибшей при извержении Везувия ещё во времена Римской империи.

В Италии пришлось провести три утомительных месяца. Из Индии уезжали в такой спешке, что забыли уйму нужных вещей, в том числе и очки, без которых Е.П.Б. очень мучилась. Во влажном итальянском климате у неё обострился ревматизм. Условия для работы здесь были явно неподходящие, и тогда Е.П.Б. решает перебраться в северную Баварию, в Вюрцбург. Она пишет Пейшенс Синнетт:

«Я не хочу жить ни в одном из крупных европейских центров. Но мне нужно, чтобы в комнате было тепло и сухо даже в сильные холода... Вюрцбург мне нравится. Он расположен недалеко от Гейдельберга, Нюрнберга и других городов, где жил один из Учителей [К. X.], и именно Он посоветовал моему Учителю послать меня туда» [2].

К счастью, я получила из России несколько тысяч франков (за литературные сочинения. — C.K). Благодетели прислали из Индии 500, а потом ещё 400 рупий... Я намереваюсь снять хорошую квартиру, и да будет благословен тот день, когда я снова увижу вас за моим самоваром [3]. По пути в Вюрцбург Е.П.Б. задержалась на неделю в Риме и ещё одну неделю провела с Всеволодом Соловьевым и Эмили де Морсье в Сен-Серге, в Швейцарии. В середине августа они с Баваджи добрались до Вюрцбурга. Гартман и Мэри Флинн покинули их раньше. Из Вюрцбурга она пишет Синнетту:

«Что касается меня, то я твёрдо намерена остаться sub rosa*. Я смогу сделать гораздо больше для нашего движения, оставаясь в тени, чем если снова буду на виду у всех. Дайте мне укрыться в глухих местах и писать, писать, писать — и учить тех, кто хочет учиться. Учитель вернул меня к жизни, так уж позвольте мне жить и умереть относительно спокойно. Очевидно, Он хочет, чтобы я по-прежнему работала для ТО, так как не разрешает заключить контракт с Катковым, по которому я писала бы только для его газеты и журнала, — что давало бы мне не меньше 40 000 франков в год. Он не позволил мне подписать такой контракт в прошлом году в Париже, когда мне это предложили, не одобряет его и теперь, потому что — как Он говорит — моё время "должно быть использовано иначе"» [4].

Несмотря на то, что Е.П.Б. стремилась к уединению, вскоре стало известно, где она остановилась. В августе на несколько недель приезжал погостить Соловьев с младшей сестрой своей первой жены, в сентябре Франческа Арундейл и Мохини. В это же время её навещала Надежда Андреевна. Позже наведывались Гартман, профессор Селлен, Артур Гебхард и другие. Президент Теософского общества в Германии д-р Вильям Хюббе-Шлайден бывал у неё в Эльберфельде и Вюрцбурге четыре или пять раз. Этого приятного и остроумного человека охотно принимали повсюду. Учёный и писатель, Хюббе-Шлайден в молодости изучал юриспруденцию и политическую экономию, участвовал в географических экспедициях, был атташе при германском консульстве в Лондоне. В 1886 году он основал метафизический журнал Сфинкс и был редактором двадцати двух его томов [5]. Через несколько лет после встреч с Блаватской Хюббе-Шлайдена попросили поделиться своими воспоминаниями о том, как Е.П.Б. писала Тайную Доктрину. Вот что он, в частности, рассказал:

«Когда я посетил её в октябре 1885 года... при ней было всего несколько книг, не больше полудюжины... Я видел, как она записывает предложения, будто списывая их с чего-то, что находится перед ней, но невидимого для меня... Я обнаружил в её рукописях много исправлений и пометок, синим карандашом, сделанных знакомым мне почерком К. X.; такие же пометки встречались в книгах, которые иногда лежали у неё на столе. Я замечал их главным образом утром, когда Е.П.Б. ещё не приступала к работе. Спал я на кушетке в кабинете, из которого она уходила вечером. Кушетка стояла всего в нескольких футах от её рабочего стола. Однажды утром, проснувшись, я с удивлением обнаружил множество страниц формата фулскап, лежащих поверх её рукописи и исписанных синим карандашом К. X. Непонятно, как они могли попасть сюда. Засыпая, я ничего не видел, и ночью в комнату никто физически не входил — я сплю очень чутко. Должен сказать, что моё мнение с тех пор не изменилось. Я никогда не судил и не буду судить о ценности какого бы то ни было продукта умственной деятельности в зависимости от способа, которым он был создан. Поэтому я говорил себе: "Нужно подождать, пока не будет закончена Тайная Доктрина. Тогда я смогу спокойно прочесть эту книгу; это и будет для меня единственным надёжным критерием"» [6].

Хюббе-Шлайден также упоминает, что при нём Е.П.Б. писала свою известную статью "Есть ли душа у животных?", опубликованную в трёх номерах Теософа за январь-март 1886 года [7]. Хотя на протяжении веков католическая церковь учила, что у животных нет души, Блаватская показала, что Св. Павел и ранние Отцы Церкви утверждали обратное. И дело тут вовсе ж в богословских теориях. Поскольку впоследствии Церковь отказала животным — как существам низшего порядка — в наличии души и бессмертии, то христиане не испытывали особых угрызений совести, нещадно эксплуатируя животных в сельском хозяйстве, охотясь на них для забавы или ради женских прихотей, не говоря уже о скотобойнях. В современном индустриальном обществе домашняя птица превращена в машину для производства яиц, в бесчисленных лабораториях подопытных животных ежечасно обрекают на страдания и мучительную смерть. В "Нью-Йорк таймс магазин" за 31 декабря 1979 года, например, сообщалось, что ежегодно в Соединённых Штатах проводятся эксперименты над 64 миллионами животных, среди которых 400 000 собак, 200 000 кошек, тысячи лошадей и пони. В 1982 году в октябрьском номере журнала Американского общества против вивисекции "AV" была помещена статья, посвященная работе Блаватской "Есть ли душа у животных?". Автор статьи Лайм Брофи, учёный из Дублина, считает, что [это] одно из самых глубоких и убедительных исследований вопроса о том, есть ли душа у животных, с привлечением материала из Библии, Отцов Церкви, священных книг Востока, схоластической философии и современной ей литературы... Елена Блаватская показала, что некоторые из высших христианских авторитетов, в том числе Св. Павел и Св. Иоанн Златоуст, верили в воскрешение душ животных... Она цитирует несколько текстов апостола Павла, свидетельствующих о том, что [он] верил в загробную жизнь животных и в то, что животное, равно как и человек, страдает на этой земле — "вся тварь (omnis creatura) совокупно стенает и мучится доныне" — в своём эволюционном восхождении к высшей цели... Возможно, некоторые будут удивлены, что выдающийся теософ приводит свидетельства того, что папа Бенедикт XIV верил в чудо особого воскрешения животных, которое было для него таким же достоверным, как и "Воскресение Христа". Следует отметить, что сторонники теософии на протяжении многих лет играли значительную роль в движении против вивисекции. Одним из таких людей был лорд Хью Даудинг, знаменитый маршал авиации, участник "Битвы за Англию" в годы второй мировой войны. Он выступал в защиту прав животных даже в палате лордов, где 18 июля 1957 года произнёс речь о безжалостных экспериментах над животными, получившую широкий общественный отклик. Говоря о месте животных во всеобщей эволюции, об особой ответственности человека, он рассуждает с позиций теософии:

«Я убеждён, что эксперименты, мучительные для животных, нравственно неприемлемы. Аморально творить зло, ссылаясь на возможные благие результаты, — даже если бы было доказано, что причиняемые животным страдания действительно приносят человечеству какую-то пользу... Я не могу считать эту тему завершенной, не затронув её эзотерической стороны, а именно — места животного царства в системе мироздания и ответственности человека перед животными, которую люди часто не осознают или же пренебрегают ею... Жизнь едина, и все проявления её, с коими мы соприкасаемся, восходят по одной эволюционной лестнице. Животные — наши меньшие братья и сестры, они на той же лестнице, что и мы, только несколькими ступенями ниже. Помогать им восходить, а не задерживать их развитие, жестоко пользуясь беззащитностью животных, — такова важная составляющая нашей ответственности».

Вполне уместно добавить, что Фонд гуманных исследований лорда Даудинга выделил 400000 долларов десяткам учёных для разработки альтернативных методов исследований, безопасных для жизни животных [8]. Жена лорда Даудинга, леди Мюриэл, тоже теософ, организовала широкое движение под девизом "Красота без жестокости", которое поставило перед собой цель добиться отказа от испытаний косметических средств на животных и запрета на отлов зверей капканами, вызывающими медленную и мучительную смерть животного [9].

Статья Лайма Брофи, о которой говорилось выше, заканчивается цитатой из работы Е.П.Б. "Есть ли душа у животных?": "Когда мир поймёт и убедится, что животные — такие же бессмертные создания, как мы сами, то вивисекция и другие пытки, которым ежедневно подвергают несчастных животных, [прекратятся, поскольку правительства будут вынуждены] положить конец этой варварской и постыдной практике" [10].

Надежды Е.П.Б. на то, что в Вюрцбурге она наконец сможет уединиться и целиком сосредоточиться на Тайной Доктрине, не оправдывались. Хотя служанка Луиза и делала всё по дому, Баваджи явно не справлялся с корреспонденцией, приёмом посетителей, медицинским уходом и всеми бессчётными мелочами, которые обычно входят в обязанности личного секретаря... Е.П.Б. крайне нуждалась в человеке, который был бы больше чем слугой или просто компаньоном. Именно такого преданного и беззаветного друга она обрела в лице графини Констанс Вахтмейстер.

Графиня происходила из древнего французского рода, её отцом был маркиз де Бурбель. В 1863 году она вышла замуж за своего кузена, графа Карла Вахтмейстера, бывшего в то время посланником Швеции и Норвегии, аккредитованным при Сент-Джеймском дворе в Лондоне. Впоследствии он стал министром иностранных дел, и шведский король пожаловал его жене титул придворной статс-дамы. После смерти мужа в 1871 году, графиня заинтересовалась спиритизмом, но вскоре разочаровалась в нём11. Прочитав Разоблаченную Исиду, она в 1881 году вступила в Лондоне в Теософское общество, а три года спустя там же познакомилась с Е.П.Б., которая совершенно неожиданно приехала из Парижа. В Энгьене, пишет графиня, Е.П.Б. сообщила ей "много такого, что, как я считала, известно только мне одной, и под конец предрекла, что не пройдёт и двух лет, как я целиком посвящу свою жизнь теософии. В то время у меня были все основания полагать, что это совершенно невозможно..."[12].

Описанная далее история взаимоотношений графини с Е.П.Б. взята нами из её книги «Воспоминания о Е.П.Блаватской и "Тайной Доктрине"», увидевшей свет в 1893 году. Когда графиня покидала Швецию в 1885 году, у неё и в мыслях не было посещать Блаватскую в Вюрцбурге. Зиму она собиралась провести у друзей в Италии. Однако по пути графиня заехала в Эльберфельд, к Гебхардам. Жена Гебхарда, встревоженная недавно полученным письмом, в котором Е.П.Б жаловалась на своё трудное положение, попросила Констанс Вахтмейстер отложить поездку в Италию и навестить Е.П.Б. Графиня отправила "Старой леди" — так называли Е.П.Б. близкие ей люди — письмо, в котором предложила, что могла бы провести у неё несколько недель. Блаватская вежливо отказала ей, сославшись на то, что в доме нет комнаты для гостей, а сама она работает над Тайной Доктриной. Но перед самым отъездом из Эльберфельда, когда карета уже ждала графиню у подъезда, пришла телеграмма: "Приезжайте в Вюрцбург сразу же, вы нужны немедленно. Блаватская". Когда графиня приехала, Е.П.Б. объяснила: "Я должна извиниться за столь странное поведение... Здесь только одна спальня, и я подумала, что вы, дама утончённая, вряд ли захотите разделить комнату со мной... Но после того как письмо было отправлено, Учитель говорил со мной и сказал, что я должна пригласить вас" [13].

Графиня отказалась от отдыха в Италии и осталась в Вюрцбурге. Она устроилась в одной спальне с Е.П.Б., которую разделили ширмой. Так завязалась их дружба. Не считая одной-двух деловых поездок, графиня оставалась с Блаватской до самой её смерти.

Вот как описывает графиня работу над Тайной Доктриной:

«Когда я начала помогать г-же Блаватской, исполняя обязанности её личного секретаря и тем самым получив возможность наблюдать, как создавалась Тайная Доктрина, меня в первую очередь заинтриговала и крайне удивила скудость её дорожной библиотеки. Рукописи её изобиловали сносками, цитатами, ссылками на множество редких и мудрёных книг по самым разным областям знания... Вскоре после моего прибытия в Вюрцбург она поинтересовалась, не знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы сходить для неё в Бодлианскую библиотеку [в Оксфорде]. К счастью, у меня был один такой знакомый. По моей просьбе он сверил отрывок, прочитанный Е.П.Б. в астральном свете, и оказалось, что название книги, глава, страница и цифры были записаны совершенно точно...

Однажды мне было поручено очень непростое задание — сверить отрывок из рукописи, хранящейся в Ватикане. У одного из моих знакомых нашёлся там родственник. С некоторыми трудностями отрывок удалось сверить. Неверными оказались два слова, а всё остальное совпало. И странное дело, мне сообщили, что слова эти неразборчивы и с трудом поддаются прочтению. Это лишь несколько примеров из множества им подобных. Если для работы над книгой Е.П.Б. крайне требовались какие-либо конкретные сведения, то тем или иным способом они приходили к ней непременно: в письме ли издалека от кого-то из друзей, в какой-нибудь газете или журнале; а иногда мы натыкались на необходимые сведения, случайно просматривая книги. Это происходило настолько часто и своевременно, что не могло быть простым совпадением. Однако, если была возможность, Е.П.Б. всё же предпочитала сверхобычным способам обычные, чтобы не растрачивать свои силы без особой на то надобности» [14].

Шли дни; гости приезжали и уезжали. Графиня заметила, что у Блаватской для "каждого человека была особая манера":

«Я не припомню, чтобы она одинаково обращалась с двумя разными людьми. Она мгновенно распознавала слабые стороны характера любого человека. Было крайне любопытно наблюдать, какими необычными способами она испытывала посетителей. Люди, видевшиеся с ней ежедневно, постепенно познавали собственное Я, и тот, кто воспринимал практическую сторону её учения, делал очевидные успехи. Но для многих её учеников процесс самопознания был не слишком привлекательным — кому приятно оказаться лицом к лицу с собственными слабостями! Поэтому многие отходили от неё. Но те, кто выдерживал это испытание и оставался ей верен, обнаруживали в себе признаки внутреннего развития — этого непременного условия на пути к оккультизму».

О себе графиня Вахтмейстер рассказывает так:

«Когда я впервые встретилась с г-жой Блаватской, я была светской женщиной и, что называется, баловнем судьбы. Благодаря положению мужа, я имела вес в обществе; поэтому прошло много времени, прежде чем я осознала пустоту того, чего желала когда-то всеми силами души. Мне пришлось немало над собой поработать и выдержать нелёгкую борьбу, чтобы преодолеть самодовольство, порожденное лёгкой жизнью, праздностью и высоким положением. Из меня пришлось "выбивать многое", выражаясь языком Е.П.Б.» [15].

В конце декабря 1885 года был обнародован отчёт Ходжсона. К тому времени графиня прожила с Е.П.Б. меньше месяца. Под Новый Год профессор Селлен привёз Е.П.Б. экземпляр этой публикации [16]. Что отчёт будет неблагоприятным, ожидалось, но он оказался просто разгромным: две сотни страниц сплошных "свидетельств" о мошенничествах Е.П.Б. "Вы не должны оставаться рядом с женщиной, чья жизнь разрушена... — сказала Блаватская графине, — на меня повсюду будут указывать пальцем как на мошенницу. Уезжайте, пока мой позор не запятнал вас" [17].

"Одно утешает, — пишет вскоре Е.П.Б. знакомому теософу в Соединённые Штаты, — вся тяжесть обвинений легла на меня, поскольку Учителя объявлены вымыслом. Тем лучше. Их имена осквернялись слишком долго и слишком часто".18

6 января 1886 года в Вюрцбург пришло письмо от Хюббе-Шлайдена. Его обеспокоили свидетельства Ходжсона, что в работах Блаватской встречаются те же выражения, что и в письмах К. X.; на этом основании Ходжсон и сделал свой вывод, что автором этих писем была она. Странное совпадение: предыдущей ночью, сообщает она Синнетту, сновидение вернуло её к тем дням в Тибете, когда Учитель К. X. ежедневно учил её английскому языку. А когда утром пришло письмо от уважаемого доктора, смысл сновидения стал понятен. Совершенно естественно, что Блаватская пользовалась некоторыми выражениями К. X., — ведь он учил её! [19]

Хюббе-Шлайден вскоре посетил Е.П.Б. в Вюрцбурге, а по отъезде с удивлением обнаружил в своём экземпляре отчёта Ходжсона два конверта, а в них — следующие "осажденные" свидетельства:

«Если это может хоть в чём-то пригодиться или помочь д-ру Хюббе-Шлайдену — в чём я сомневаюсь, — я, скромный нижеподписавшийся факир, удостоверяю, что Тайная Доктрина диктуется Упасике [Е.П.Б.] частично мною и частично моим Братом К. X. М

И другое:

Интересно, заслуживает ли эта моя записка того, чтобы занять почётное место среди воспроизведённых [Ходжсоном] документов и какие особенности "Блаватскианского" стиля письма отразились в ней более всего? Настоящая записка послана лишь затем, чтобы Д-р убедился — "чем больше даётся доказательств, тем меньше в них верят". Пусть же он последует моему совету и не предаёт огласке эти два документа. И только ради того, чтобы удовлетворить его лично, нижеподписавшийся счастлив заверить его, что "Тайная Доктрина", в готовом виде, будет произведением троих — М.'., Упасики и покорнейшего слуги Доктора. К. X.».

Семь лет спустя эти два свидетельства были опубликованы в журнале Путь [20]. Графиня Вахтмейстер так вспоминает о событиях, последовавших за появлением отчёта Ходжсона:

«Казалось, Обществу нанесён смертельный удар. Изо дня в день поступали заявления о выходе из Общества от людей, которые считались гордостью Общества, или же оскорбительные письма от тех, кто прежде носил личину друзей. Оставшиеся члены Теософского общества были в той или иной степени парализованы и думали лишь о том, как бы остаться в стороне, чтобы грязь не коснулась и их. Но несколько ярких звёзд продолжали светить и во тьме — драгоценные друзья, преданные и верные несмотря ни на что. И только благодаря их сочувствию и любви Е.П.Б. продолжала жить» [21].

Одним из таких проявлений участия было письмо Уильяма Джаджа из Нью-Йорка от 5 февраля, в котором он говорит об отчёте ОПИ:

«Итак, о Вас составлен отчёт. Вы труп. Вы уничтожены. Вы не более чем махатмическая выдумка. Но они также отдают Вам должное, ведь Вы навсегда останетесь главной, самой интересной и выдающейся, самой замечательной и талантливой из всех самозванцев-организаторов великих движений, которые появляются в каждом столетии как благословение или проклятие. Даже Калиостро не удостоился такой чести! Что ж, честь Вы вполне заслужили; если бы только не эта низкая ложь и грязь в Ваш адрес... Ещё до того, как Вы получите это письмо, я напишу в "Бостон индекс", который перепечатал этот отчёт. Вы наверное заметили, что Ходжсон обо мне умалчивает. И всё-таки меня не сбросишь со счетов. Я там был. Я взял расследование в свои руки, обследовал всё, и заявляю, что за "киотом" не было никакого отверстия. Теперь о письмах от .'. — Вы знаете, что у меня много таких писем от него, в которых почерк напоминает мой собственный. Как они это объяснят? Что же я — обманывал сам себя? И так далее. Я готов оказать любую помощь, которая только потребуется. Вы, наверное, помните, что я был в Энгъене свидетелем одного из феноменов. И до них не дошли те случаи, когда письма с вложенными в них посланиями я получал из рук обычного почтальона... Но здесь отчёт никого особенно не смутил. Люди понимают, что всё наше движение пронизано истиной, и они не настолько узколобы, чтобы принимать на веру отчёты и авторитет, как это случилось в других местах... В Бостоне и Цинциннати интерес к нам всё возрастает. Здесь знают, что я вернулся из Индии не утратив веры и по-прежнему в состоянии объяснить то, что именуется Вашим "обманом"» [22].

В то время очень немногие спешили засвидетельствовать подобное доверие. Это явствует из письма графини Синнетту от 18 февраля, к которому она приложила это письмо Джаджа:

«С утренней почтой, как обычно, к Вам ушло несколько гадких писем. Но, благодарение Небесам, наконец-то я могу послать вам одно действительно хорошее письмо; оно ободрило нашу Старую леди после всей этой грязи и тех камней, что брошены в неё в последнее время. У м-ра Джаджа десятилетний опыт наблюдений её феноменов, и однако он не кричит ОБМАН, как Баваджи. Г-жа Б. хочет, чтобы Вы прочли это письмо ему и Мохини» [23].

Баваджи и Мохини, жившие тогда в Лондоне, оказались среди тех, кто выступил в то время против Е.П.Б… Вахтмейстер отмечает, что нет "ничего удивительного в том, что во время такой бури работа над Тайной Доктриной практически остановилась". Когда же наконец Е.П.Б. снова принялась за работу, столь необходимые отрешённость и сосредоточенность давались ей с трудом. Графиня продолжает:

«Однажды вечером Е.П.Б. сказала мне: "Вы не можете себе представить, каково это — ощущать все дурные мысли и потоки злобы в свой адрес. Тебя будто колют тысячи игл, и приходится постоянно воздвигать вокруг себя защитную стену". Я спросила, известно ли ей, от кого именно исходят враждебные мысли. Она ответила: "Да, к несчастью известно, и я всё время стараюсь закрыть глаза, чтобы не видеть и не знать". И чтобы доказать, что дело обстоит именно так, она пересказывала мне письма, уже написанные, приводя выдержки из них, и такие письма действительно приходили через день-другой — и я сама убеждалась, до чего точно совпадали фразы. В один из тех дней, зайдя в кабинет Е.П.Б., я увидела, что пол усеян испорченными листами. Я спросила, отчего такой беспорядок, и услышала: "Вот, двенадцать раз я пыталась правильно написать эту одну страницу, и всякий раз Учитель говорит, что всё не то. Я, верно, с ума сойду от этих переделок; но оставьте меня. Буду работать, пока не справлюсь, — хоть всю ночь напролёт". Я принесла ей чашечку кофе, чтобы хоть немного поддержать её силы, и ушла, оставив её за этим утомительным занятием. Через час она позвала меня, и когда я зашла, оказалось, что отрывок благополучно завершен. Работа была изнурительной, а результаты в то время часто оказывались незначительными и неопределёнными. Она откинулась в кресле и закурила, отдыхая после долгого напряжения. Я облокотилась на ручку её большого кресла и спросила, почему могут происходить ошибки, когда она записывает то, что ей даётся. "Видите ли, — объяснила она, — я делаю это так. Я создаю в воздухе перед собой нечто вроде вакуума, если так можно выразиться, и сосредоточиваю на нём взгляд и волю. И тогда передо мной проходят сцена за сценой, как картины в диораме. Если же мне нужно сослаться на сведения из какой-то книги, я концентрирую внимание, и появляется астральный двойник книги, из которою я беру то, что мне нужно. Чем меньше в уме смятения, огорчений, тем больше в нём энергии и целенаправленности, и тем легче мне это удаётся. Но сегодня меня так расстроило письмо от X., что я никак не могла сосредоточиться, и сколько ни пыталась воспроизвести цитаты, получалось не то. Учитель говорит, что теперь всё правильно, поэтому пойдёмте пить чай"» [24].

В семь часов конец рабочего дня отмечался чаепитием. После чего, как вспоминает графиня:

«...мы обычно приятно проводили вечер вместе. Е.П.Б. усаживалась поудобнее в своём большом кресле и раскладывала пасьянс. Она говорила, что при этом ум её отдыхает. Похоже, механическое раскладывание карт давало ей возможность умственно расслабиться после дневного напряжения. По вечерам она никогда не заговаривала о теософии. Она настолько утомлялась за день, что нуждалась только в отдыхе. Поэтому я набирала как можно больше журналов и зачитывала из них статьи или отрывки, которые, как мне казалось, могли заинтересовать или развлечь её. В девять она отправлялась в постель, где раскладывала вокруг себя русские газеты и читала их допоздна» [25].

Нам трудно представить, какой была Е.П.Б. в эти часы отдыха. Фотографии запечатлели её только серьёзной. Графиня говорит, что в такие минуты "она часто проявляла лучезарную непосредственность ребёнка, лицо её светилось весёлым лукавством и излучало такое обаяние, какого я не встречала ни в ком за всю свою жизнь" [26]. Об этой стороне её натуры хорошо сказал Уолтер Олд:

«Она была очаровательной собеседницей. Особенно привлекала её непосредственность. При мне однажды кто-то сказал, что самая прекрасная женщина Англии выглядела бы невзрачной дурнушкой рядом с этой замечательной личностью... Я никогда не видел, чтобы женщина в зрелом возрасте так смеялась — как ребёнок» [27].

Глава 2. «Яго теософии»

Описание вюрцбургского периода будет неполным, если не остановиться подробнее на визите Всеволода Соловьева в августе-сентябре 1885 года. Он познакомился с Блаватской в Париже весной 1884 года. Через несколько недель она писала одному из своих корреспондентов:

«Тот незнакомый господин, который навестил Вас, хорошо известен в России. Это мой друг и соратник по теософии. Его зовут Всеволод Сергеевич Соловьев, он автор многих исторических романов. Он настоящий теософ, а не просто член Теософского общества. Для меня между этими двумя понятиями — огромная разница» [28].

А два года спустя, в письме к Синнетту от 3 марта 1886 года, Е.П.Б. назовет Соловьева "Яго теософии" [29]— по имени злодея из трагедии Шекспира, чья ложь и интриги довели Отелло до того, что он задушил свою прекрасную и добродетельную жену Дездемону. Соловьев изложил свою версию отношений с Е.П.Б. в серии статей в Русском вестнике за 1892 год, через год после кончины Е.П.Б., под общим заглавием "Современная жрица Изиды". В следующем году они вышли отдельной книгой, с посвящением «Лондонскому "Обществу для психических исследований" и всем внимательным читателям», а в 1895 году ОПИ издало в Лондоне английский перевод под редакцией Уолтера Лифа. С тех самых пор западные критики Е.П.Б. пользуются этим переводом как основным источником информации о её жизни, хотя добросовестному биографу следовало бы прежде убедиться в достоверности излагаемых в этой книге сведений. Во вступительной статье профессор Сиджуик — президент ОПИ и глава соответствующей комиссии — объясняет, почему ОПИ финансировало издание этой книги. Поначалу предполагалось опубликовать в Трудах ОПИ только отдельные фрагменты, касающиеся психических исследований, говорит он, однако:

«При дальнейшем рассмотрении нам показалось желательным, чтобы большая часть увлекательного повествования Соловьева стала доступной английскому читателю. Ибо те, кто хотел бы узнать что-то новое о г-же Блаватской, интересуются не столько дополнительными доказательствами её шарлатанства — этот вопрос уже решен однозначно, — сколько тем, почему её обман пользовался таким успехом. Соловьев живо описал многосторонние способности этой женщины: её тонкое лукавство и безоглядную дерзость, её интеллектуальную энергию и поразительную жизнестойкость, искреннее добродушие, страстность и убедительный — временами — пафос. Эти важные детали помогают прояснить общую картину, и сообщить их, вероятно, мог только соотечественник. Я не знаю, как долго ещё просуществует Теософское общество. Но даже если оно в следующем году исчезнет, всё равно двадцатилетнее его существование будет представлять определённый интерес для тех, кто изучает историю европейского общества в девятнадцатом веке. И, похоже, ни одна книга не расскажет об обстоятельствах его возникновения лучше, чем "Современная жрица Изиды"..» [30].

Коль скоро Сиджуик утверждает, что особую достоверность книге придаёт то, что написана она соотечественником Е.П.Б., небезынтересно послушать, что думали о книге Соловьева и о самой Елене Блаватской два других её соотечественника. Первый из них — известный математик Петр Демьянович Успенский, близкий ученик Гурджиева. Вот цитата из его книги "Четвёртое измерение", которая вышла в 1918 году в России: