Часть IV. АМЕРИКА – СТРАНА НАЧИНАНИЙ 9 страница

Когда возникло Мадрасское ТО, встал вопрос, не перенести ли штаб-квартиру из Бомбея в Мадрас. Наконец такое решение было принято, и 17 ноября 1882 года — ровно через семь лет после основания ТО в Нью-Йорке — было приобретено поместье в Адьяре, пригороде Мадраса.

Ещё до переезда туда у Е.П.Б. обнаружилась брайтова болезнь (воспаление почек). Она жалуется родным:

«Кровь моя превратилась в воду: просачивается наружу, образуя мешки a la kangaroo*. Всё это мне доставил, primo**: бомбейский жар и сырость; а, secundo***: вечные мои раздражения, беспокойства и волнения. Я. стала такая нервная, что лёгкая поступь босых ног Бабулы производит сердцебиение. Я заставила Дёдле [врача] признаться, что могу умереть в каждую секунду, от каждой тревоги; а без них могу протянуть год, два... Возможно ли это при моей жизни?.. М. хочет, чтоб я ехала в конце сентября... Куда — я не знаю! Но, вероятно, куда-нибудь в Гималаи...» [95].

Немного окрепнув, она едет в Сикким. В письме князю Дондукову-Корсакову в Россию можно найти некоторые подробности этой поездки96:

«Сикким — Гхум

1 октября [1882 г.]

13000 футов под облаками

...Как видите... я нахожусь сейчас в уединении Гхума. Что такое Гхум? Это гора в Сиккиме**** и монастырь, в котором ламы останавливаются по пути в Тибет... По настоянию врачей пришлось покинуть Бомбей — в начале сентября я буквально умирала от болезни печени и почек, — и я поехала в горы. Проезжая через Бенарес, я забрала Ваши бронзовые вещицы и, упаковав их, отослала в Аллахабад. Затем через Калькутту и Чандернагор я отправилась в Куч-Бихар (где местный раджа — теософ). Там три дня пролежала в лихорадке — таков результат резкой перемены погоды: ужасная жара сменилась холодом, дождём и туманом. Меня сопровождали дюжина бабу-теософов***** из Калькутты, три буддиста с Цейлона и Бирмы. Вся эта босоногая и полуодетая братия из тропических долин Индостана тотчас же простудилась. И только я, человек русский, собралась с духом, и всё обошлось. Но вместо пятнадцати человек за мной в Сикким последовали только четыре буддиста теософа и один непалец — все остальные слегли. Как Вы знаете, Сикким — это независимое государство, расположенное между Тибетом, Куч-Бихаром и Бутаном... Я просила в Министерстве иностранных дел пропуск в Сикким. Мне отказали. Министр написал в ответ на мой запрос: «Мы не возражаем против вашей поездки в Тибет и проезда туда через британскую территорию, но за её пределами мы не отвечаем за вашу безопасность...» Тогда я сказала: «Вы не дали мне пропуск, ну и чёрт с вами. Поеду всё равно».

В Шигадзе, столицу Таши-ламы, ехать было уже слишком поздно, и я решила отправиться в ламаистский монастырь, что в четырёх днях пути от Дарджилинга (вторая Симла), на границе собственно Тибета. Пришлось идти пешком, потому что в повозке там не проедешь, разве только на яке, и мы карабкались и ползли не четыре, а целых восемь дней. Время от времени меня несли в «данди», нечто вроде кресла-паланкина, несколько раз чуть не опрокинув в пропасть; но мы всё равно добрались, если и не вглубь Тибета, то хотя бы до его границы.

Но здесь начинается самое смешное. Граница представляет собой быстрый горный поток, через который перекинут шаткий бамбуковый мостик; на другом берегу — казармы для солдат пограничной охраны, ламаистский монастырь и деревушка. Это узкий проход, где десять человек, став плечом к плечу, едва могут протиснуться. На бутанской стороне мы повстречали двух англичан, переодетых нищенствующими монахами. Я тотчас же признала их и ещё нескольких местных индийцев из Топографической службы — целый караван. Мы узнали, что вот уже неделю эти люди тщетно ожидают разрешения переправиться на другую сторону...

Кто-то сказал мне: «Вы зря приехали, они вас не пропустят». «Посмотрим», — ответила я, и послала на ту сторону бирманца-теософа с письмом от ламы Пха Луэн Уган Ятча из монастыря Памиончи, адресованным настоятелю того самого ламаистского монастыря, который находится на противоположном берегу (он называется Пе-ма-ин), и его пропустили. Через час сам главный лама, похожий на высохший скелет, вышел ко мне и гелонги принесли дары: чай с маслом и различные яства. После этого тёплого приёма с чаепитием они с почестями препроводили меня через мост к себе домой вместе с тремя сингалезцами; англичане же где были, там и остались! Я боялась только, что они не отпустят меня назад. Я провела в монастыре три дня, жила в маленьком домике у самых монастырских стен и круглые сутки беседовала с гелонгами и настоятелем (воплощенцем Сакья-Будды); я часами просиживала в библиотеке, куда женщины не допускаются, — трогательное свидетельство того, сколь безобидна моя красота, и настоятель публично признал во мне женское воплощение одного из бодхисаттв, чем я очень горжусь. Затем пришло письмо от Кут-Хуми, и проводники отвели меня к мосту другой дорогой... и проводили до Сиккима и через его территорию, где я и нахожусь, в другом монастыре, в 23 милях от Дарджилинга».

Путешествуя по Сиккиму, Е.П.Б. останавливается в ашраме своих учителей. Вернувшись в Дарджилинг — в связи с состоянием здоровья ей посоветовали задержаться здесь месяца на два, — она 9 октября пишет Синнетту:

«О, два блаженных, блаженных дня! Совсем как в старые времена... та же деревянная хижина, коробка, поделенная на три отделения вместо комнат, стоящая посреди джунглей на четырёх пеликаньих ногах; те же бесшумные жёлтые чела; то же самое вечное «буль-буль-буль» неугасимой трубки моего Xозяина [97]; давно знакомый милый голос вашего К. X. (голос его стал ещё нежнее, а лицо — ещё тоньше и прозрачней); та же обстановка — шкуры, подушки, набитые хвостами яков, блюда для соли и чая и т.д. А когда меня отослали обратно в Дарджилинг — «подальше от чела, которые могут плениться моей красотой», как выразился мой деликатный хозяин, — то на следующий же день я получила письмо от чиновника здешних колониальных властей с запрещением ехать в Тибет!! Он запер дверь конюшни, когда лошадка уже ускакала» [98].

В Дарджилинг на лето выезжали чиновники вместе со своими семьями. Одна из его достопримечательностей — величественная панорама Гималаев, начинающихся милях в сорока оттуда. Е.П.Б. проживала там вместе с теософами, специально приехавшими туда с юга. Среди них был и Мохини Чаттерджи, адврокат из Калькутты и потомок великого индийского реформатора Раммохана Рая, один из первых теософов-индийцев. В статье «Гималайские Братья — существуют ли они?» Мохини описывает свои впечатления того времени:

«В Дарджилинге я жил вместе с несколькими теософами... и почти все мы, и я в том числе, сомневались, действительно ли существуют Гималайские Махатмы. Я встречался в Дарджилинге с людьми, которые называли себя чела Гималайских Братьев и утверждали, что не только неоднократно видели их, но даже жили рядом с ними по нескольку лет. Они смеялись над нашими сомнениями. Один из них даже показал нам изумительно выполненный портрет человека, не иначе как святого. Мне сказали, что это Махатма Кут-Хуми (ныне мой почитаемый учитель), которому посвящена книга Синнетта «Оккультный мир».

Через несколько дней после моего приезда к нам забрёл тибетский коробейник, по имени Сандук. Уже много лет подряд он регулярно обходил Дарджилинг и его окрестности, торгуя тибетскими безделушками. В дом, где мы остановились, он заглядывал не раз. Своей простотой, достоинством и приятными манерами он производил впечатление прирождённого джентльмена. В нём не было и намёка на ту первобытную дикость, какую обычно приписывают тибетцам европейцы».

Е.П.Б. тогда не было в Дарджилинге, и теософы решили, что неплохо бы воспользоваться случаем и самим получить через Сандука сведения о Махатмах Тибета. Мохини продолжает:

«В первый раз мы задали ему несколько вопросов о Тибете вообще и о школе гелугпа, к которой он, по его словам, принадлежал. Его ответы вполне соответствовали рассказам Богля, Тёрнера и других путешественников. На второй день мы спросили, не приходилось ли ему слышать в Тибете о людях, обладающих необыкновенными силами, помимо великих лам. Он сказал, что такие люди есть. Что они не обычные ламы, они гораздо выше их и, как правило, живут в горах, за Шигадзе и около города Лхаса. Эти люди, сказал он, совершают удивительные феномены или «чудеса», а некоторые их чела, по-тибетски лоту, лечат больных рисом-сырцом, который они лущат собственноручно, и т.д. Затем одному из нас пришла в голову блестящая идея. Не говоря ни слова, мы показали Сандуку вышеупомянутый портрет Махатмы К. X. Несколько секунд он разглядывал его, а потом, как будто узнав, почтительно поклонился изображению и сказал, что оно напоминает ему одного Чохана (Махатму), которого он встречал...

Он сказал, что видел этого Махатму в прошлом году, примерно в то же время (в начале октября 1881 года), в местечке Гьянце, в двух днях пути от Шигадзе, куда Сандука привели торговые дела. Махатму сопровождали многочисленные гелонги. К нашему великому удивлению, на вопрос, как зовут Махатму, он ответил: «Их зовут Кутхум-па». Мы принялись дотошно выяснять, что значит «они», то есть имел ли он в виду одного человека или нескольких, и он сообщил нам, что Кутхум-па много, но только один человек, главный над ними, носит это имя; учеников же всегда называют по имени гуру. Таким образом, если имя последнего Кутхум, то его учеников будут называть Кутхум-па. Тибетский словарь окончательно прояснил этот вопрос. Слово «па» означает «человек»; «Bod-pa», к примеру, — «человек из Bod, или Тибета», то есть тибетец, и т. д. Соответственно, Кутхум-па означает — человек (ученик) Кутхума или Кутхуми...

Узнав [от теософов], что индийцы отказываются верить в существование людей, называемых в Тибете «Братьями», Сандук предложил провести в эту страну любого желающего и таким образом убедить нас, что Братья существуют... Увидев особенные чётки, принадлежавшие г-же Блаватской, торговец сказал, что подобные вещи могут быть только у тех, кому подарил их Тешу [Таши] — лама, ибо раздобыть их другим способом невозможно ни за какие деньги» [99].

***

Почему же, когда китайцы вторглись в Тибет в 1950 году и целиком захватили его, Учителя не были обнаружены? Также Александра Давид-Нил, побывавшая в тех краях в 20-е годы, говорит, что ей ни разу не довелось увидеть индийских Махатм. Николай Рерих, который путешествовал по Тибету в те же годы, что и Давид-Нил, записал свою беседу с ламой-странником, многое поведавшим ему о подлинном Тибете.

В ходе беседы Рерих спросил его: «Лама, встречал ли ты Азаров и Кутхумпа?»

«Многим из нас в жизни доводилось встречать Азаров и Кутхумпа и снежных людей, которые им служат. Только недавно Азары перестали появляться в городах. Они все собрались в горах. Очень высокие, с длинными бородами, они внешне напоминают индусов...

Кутхумпа теперь больше не видно. Раньше они совершенно открыто появлялись в области Цанг и у Манасаровара, когда паломники ходили к священной горе Кайласа. Даже снежных людей теперь редко увидишь. Обычный человек, в своём невежестве, ошибочно принимает их за призраки. Есть глубокие причины, почему именно теперь Великие не появляются так открыто. Мой старый учитель много рассказывал мне о мудрости Азаров. Мы знаем несколько мест, где жили эти Великие, но в настоящее время эти места опустели. Какая-то глубокая причина, великая тайна!

Тогда Рерих спросил: «Лама, значит это правда, что Ашрамы удалены из окрестностей Шигадзе?» На что лама ответил: «Не надо произносить эту тайну. Я ведь уже сказал, что Азаров больше не встретишь в Цанге».

Из замечаний ламы следовало, что в те годы Тибет находился в нисходящем цикле. Он говорил: «Много лам носят ламаистское одеяние, но их внутренняя жизнь гораздо хуже, чем у мирянина. Нередко из многих тысяч лам найдётся лишь несколько отдельных лиц, с которыми можно беседовать на возвышенные темы и ждать достойного ответа. Но разве не то же самое и в вашей религии?» [100].

***

В середине ноября, вернувшись из Дарджилинга, Е.П.Б. отправляется в Аллахабад к Синнеттам, а потом снова в Бомбей. Вскоре её постоянным местом жительства становится Мадрас.

Глава 9. Новая штаб-квартира в Адьяре

Большую часть года в Мадрасе невыносимо жарко и влажно, но в декабре город прекрасен. Именно в декабре 1882 года, 19-го числа, Блаватская и Олкотт прибыли в новую штаб-квартиру Теософского общества. Е.П.Б. писала Надежде в Россию:

«Здесь мне чудо как хорошо! Какой здесь воздух! Какие ночи!.. И какая чудная тишина. Нет городского треску и уличных криков. Сижу себе, пишу и смотрю на океан, блестящий, безбрежный, словно живой — право!.. когда он тих и ласков, не может быть в мире красоты обаятельнее!.. Особенно в лунную ночь. Луна здесь на глубоком тёмно-синем небе кажется вдвое больше и вдесятеро блестящей вашего европейского перламутрового шарика» [101].

В 1884 году Джадж зарисовал Адьярскую штаб-квартиру ТО в Мадрасе. Так она выглядела, когда там жила Е.П.Б... Её спальня находилась на втором этаже. Позже в этом доме размещалась библиотека Теософского общества, но потом для неё выстроили отдельное здание. Е.П.Б. упоминает об этом в статье "Последние достижения теософии" (1890):

«Адьярская библиотека102, основанная стараниями нашего президента полковника Г.С.Олкотта, — венец и гордость Теософского общества. Созданная всего три года назад, она уже имеет бесценное и огромное — в 3046 томов — собрание восточных трудов, а также более 2000 книг на европейских языках и ряд редких манускриптов на пальмовых листьях» [103].

В наши дни Адьярское ТО более всего известно именно своей библиотекой. Почти век спустя, как утверждает профессор Харолд Кауард, заведующий кафедрой религиоведения университета Калгари в Канаде, она превратилась в "огромное, хорошо систематизированное собрание, включающее около 17 300 рукописей и 160 000 книг", а известнейший специалист по санскриту из Гарварда Дэниел Инголлс называет эту библиотеку "одним из главных мировых хранилищ санскритских рукописей" [104]. Целью Олкотта было "возрождение исконных индуистских и буддийских традиций в Индии и на Цейлоне... Поэтому столь большое значение придавалось буддийским и индуистским текстам в то время, когда индийское национальное наследие отступало под натиском британской культуры" [105].

Любопытно отметить, что Субба Роу, самый блестящий и эрудированный из теософов-индийцев, до встречи с Е.П.Б. и Олкоттом вообще не был знаком с литературой на санскрите. Он получил именную стипендию лорда Элфинстона, учась в Мадрасском окружном колледже, позже — премию Элфинстона за эссе, написанное на английском, ещё одну награду за успехи в области психологии [106] и был совершенно равнодушен к мистике, метафизике и священным писаниям Индии. После смерти Субба Роу (он умер незадолго до своего 34-летия) Олкотт специально расспрашивал об этом его мать, весьма образованную госпожу из касты брахманов:

«Она сказала мне, что её сын впервые заговорил о метафизике, когда познакомился с основателями Теософского общества; знакомство, начавшееся с переписки между ним — и Е.П.Б. и Дамодаром, перешло в личную дружбу с нашим приездом в Мадрас в 1882 году. Словно кладовая давно забытого оккультного опыта распахнулась перед ним; он вспомнил своё предшествующее воплощение; он узнал своего Гуру и с тех пор общался с ним и другими Махатмами, с одними — непосредственно в нашей штаб-квартире, с другими — в иных местах и посредством писем. Он говорил матери, что Е.П.Б. — великая йогиня и что в её присутствии происходит много необычного» [107].

Близкому другу Субба Роу писал:

«В оккультных братствах во всех частях света стало теперь правилом принимать новых членов только через "Теософское общество". Я не открою тайны, если скажу вам, что мне лично известно немало примеров, когда гуру указывали своим чела — один из них был очень высоким чела — вступить в Общество, говоря, что в противном случае откажутся от них» [108].

Это согласуется с тем, что писал Синнетту один из Учителей: "Движение это шире, чем вы когда-либо предполагали, и работа ТО связана с подобной же работой, которая скрыто ведётся во всех частях света" [109]. К сожалению, сам Субба Роу через несколько лет постепенно отошёл от участия в Теософском движении из-за несогласия с тем, что разглашались учения, традиционно доступные лишь избранному кругу посвященных брахманов, к коим принадлежал он сам. В начале 1885 года Субба Роу заявил Блаватской:

«Вы виноваты в самом страшном из всех преступлений. Вы выдали наиболее священные и сокровенные из наших оккультных тайн. Лучше пожертвовать вами, нежели тем, что никогда не предназначалось для европейцев. Люди слишком верили вам. Поэтому настало время посеять в них сомнения. Иначе они бы вытянули из вас всё, что вы знаете» [110].

В более счастливые для него времена — в канун 1883 года — Субба Роу стал свидетелем беседы одного незнакомца с Е.П.Б. А между тем ещё год назад трудно было ожидать, что этот человек когда-нибудь переступит порог штаб-квартиры теософов. Звали его Рангампалли Джаганнатхья. Мы приводим здесь его собственный рассказ в изложении:

«С Е.П.Б. меня познакомил Дамодар К. Маваланкар, сообщив ей при этом, что я и есть тот самый "Р.Дж." и "Veritas" из "Философик инкуайерер". Мы расположились в холле Теософского общества. Е.П.Б. сидела в кресле, окруженная своими почитателями. Больше всего мне запомнились её яркие и грозные глаза под резко очерченными дугами бровей. Казалось, она не принадлежит этому миру. Обликом — женщина, речью — мужчина, на вид — вполне земная, в действительности — божественная... "О! — воскликнула она. — Я ждала, что вы когда-нибудь ко мне придёте". Я сказал, что этого не может быть, ведь она — теософ, а я — атеист. Тогда она попросила Дамодара принести её альбом и показала мне вырезки из моих лекций о Капиле, Будде и Шанкаре, сказав при этом, что внимательно следит за моими публикациями в "Философик инкуайерер" и очень даже приветствует их, потому что в них чувствуется живой дух поиска Истины. Поскольку секуляризм не мог удовлетворить мои высшие устремления, она резонно заключила, что я приду к ней за ответом на вопрос вопросов — о тайне жизни и смерти.

Потом Е.П.Б. спросила, что я хочу узнать. Я задал ей несколько весьма каверзных вопросов, которые тщательно сформулировал накануне вечером. Будучи членом Национального секуляризационного общества Англии, я тешил себя иллюзией, что затронутые мною проблемы неразрешимы и помогут испытать сей замечательный философский ум.

К моему великому удивлению, она разбирала один вопрос за другим, очень подробно, и её ответы меня полностью удовлетворили. Чтобы ответить на мои вопросы в тот день, ей понадобилось около трёх часов. Множество исторических, философских и научных фактов, которыми она подкрепляла свои и без того сильные аргументы, повергли в смущение мой скромный ум.

Аудитория была зачарована. Я не могу не отметить одну её особенность: она так превосходно разбиралась в самых разных предметах, что своими ответами одновременно предвосхищала множество второстепенных вопросов. На второй и третий день мы проговорили ещё по нескольку часов в присутствии той же аудитории; интерес слушателей подогревался тем, что мои вопросы становились всё сложнее, а её ответы — всё точнее и подробнее... На третий день, ответив на все вопросы, которые я долго и тщательно готовил, мобилизовав для этого весь арсенал своих атеистических познаний, она весело осведомилась, нет ли у меня чего-нибудь ещё. Я охотно и легко признался, что "иссяк", и несколько минут вся компания дружно смеялась. Я исходил из того, что теософия подобна большинству религий мира, и что знания и способности Е.П.Б. ненамного выше, чем у обычного исследователя. С этим-то поспешным заключением я и "отправился стричь, а вернулся бритым". Но я рад своему поражению, ведь оно позволило мне увидеть всю зыбкость той основы, на которой я тогда стоял. В три дня она расправилась с багажом атеистических теорий, накопленных мною за семь лет... И этот великан интеллекта, мудрости и силы поинтересовалась, что я думаю о теософии и не хочу ли теперь вступить в Теософское общество, чтобы помочь движению, коль скоро я убедился в истинности теософии. Она сказала, что основала Теософское общество по указанию своего гуру, индийского Махатмы, Риши, и занимается распространением знания Брахма-видьи, Религии Мудрости. Но, к сожалению, многие интеллигентные и образованные индусы держатся в стороне и относятся к ней с подозрением из-за её западного происхождения и принадлежности к чуждой расе. Я тут же заявил, что готов присоединиться к движению и трудиться и умереть ради священного Дела, пока в моём теле останется хоть искра жизни... С тех пор я работал для Теософского общества, свято помня об обещании, которое дал тогда Е.П.Б., открывшей мне глаза и просветившей меня в моём невежестве. Она указала мне на сияющие драгоценности, сокрытые в глубинах восточных копей мудрости. С материнской заботой она посоветовала мне читать упанишады, которые были для Шопенгауэра "утешением в жизни и смерти"» [111].

***

Практически весь 1883 год Е.П.Б. провела в штаб-квартире. Теперь она могла уделять Теософу больше времени, и написанное ею за этот год занимает семьсот страниц в её Собрании сочинений. Круг затрагиваемых ею вопросов отражается в названиях статей: "Религия будущего", "Пугало науки", "Пантеизм и мораль", "Сила целительства", "Карма", "Чела и мирские чела", "Трансмиграция атомов жизни", "Семеричный принцип в эзотеризме", "Зороастризм в свете оккультной философии", "Проекция двойника", "Основы религии", "Священное древо Кумбум", "Разумное обоснование поста", "Душа вещей" и др. В статье "Семеричный принцип в эзотеризме" рассматривается семеричность человека и космоса — одна из основополагающих доктрин теософии. Применительно к человеческим существам это именуется семью принципами. Таблица, которая приводится ниже, взята из Ключа к теософии, курсивом выделены соответствующие санскритские термины [112].

 НИЗШАЯ (ПРЕХОДЯЩАЯ) ЧЕТВЁРКА

1. Физическое тело (рупа)

2. Жизнь, или жизненный принцип (прана)

3. Астральное тело (линга-шарира)

4. Животные желания и страсти (камарупа)

ВЫСШАЯ (НЕПРЕХОДЯЩАЯ) ТРИАДА

4. Разум (Манас)

5. Духовная душа (Буддхи)

7. Дух (Атма)

Разум, или Манас, при воплощении становится двойственным; часть, связанная с преходящей четвёркой, называется низшим манасом, или рассудком; часть, которая объединена с Буддхи и Атмой, зовётся высшим Манасом, или интуитивным разумом. Е.П.Б. пишет: "Будущее состояние и кармическая судьба человека зависят от того, притянется ли Манас вниз, к камарупе, вместилищу животных страстей, или же вверх, к Буддхи, духовному эго", от которого исходит "беззвучный голос" нашего духовного сознания и чувство любви и сострадания ко всему сущему. АТМУ она поясняет так: "Единое с Абсолютом, как его излучение" [113].

Эти семь принципов объясняются и в книге Синнетта "Эзотерический буддизм", вышедшей в 1883 году. Читатели недоумевали. Деление на тело и душу — это всё, о чём говорила им и католическая, и протестантская церковь. Согласно их учению, чтобы умершему достичь небес, он должен воскреснуть во плоти. Теософия говорит о том, что семеричное строение присуще не только роду человеческому, но и всем другим царствам природы, включая царство минералов. Царства различаются по тому, сколько из этих принципов пребывает в латентном, а сколько — в активном состоянии. Только у совершенного индивидуума все эти принципы раскрыты полностью. Общее у царств природы то, что всё-живое, всё эволюционирует, всё обладает способностью запечатлевать и отражать поступающие извне импульсы. Только зная об этой способности, можно понять такую науку, как психометрия. В статье "Душа вещей" в Теософе Е.П.Б. рассматривает результаты психометрических исследований американского геолога профессора Уильяма Дентона, изложенные в его трёхтомном труде под одноимённым названием. В письме к Надежде Андреевне она приводит другой пример действия этой удивительной силы:

«Я получила твою посылку с газетами "Новое время" и вскоре после десяти пошла спать (ты знаешь, я встаю в пять). Взяв одну из газет наугад, ту, что ближе лежала, я растянулась на кровати и погрузилась в глубокие раздумья по поводу одной санскритской книги, которая, как я полагала, поможет мне неплохо посмеяться над Максом Мюллером в моём журнале. Так что, как видишь, уж о тебе-то я совсем не думала. Газета всё время лежала у меня за головой, на подушке, слегка нависая над лбом. И тут вдруг я перенеслась в какой-то чужой и в то же время знакомый дом. Комната, которую я увидела, была мне неизвестна, но стол посередине оказался давним знакомцем. За этим столом была ты, мой дорогой друг, — ты сидела с сигареткой, погруженная в мысли. Стол был накрыт к ужину, но в комнате никого больше не было. Только мне показалось, что я увидела мельком тётю [Екатерину], выходившую в дверь. Затем ты протянула руку, и, взяв со стола газету, отложила её в сторону. Но я успела прочитать название "Одесский вестник", после чего всё исчезло. Вроде бы ничего особенного, но вот что странно: Я была совершенно уверена, что взяла номер "Нового времени", и, заметив в этом своём видении несколько ломтиков чёрного хлеба, лежащих подле тебя, вдруг до того захотела его попробовать — ну хоть самую малость, — что ощутила его вкус во рту. Про себя я подумала: "Что бы это значило? Откуда такие фантазии?" И дабы избавиться от желания, удовлетворить которое не было никакой возможности, я развернула газету и принялась читать. И невероятно! В руках моих и вправду был "Одесский вестник", а вовсе не "Новое время". Более того, к нему прилипли крошки столь желанного ржаного хлеба! Значит, эти частички, касаясь моего лба, перенесли в моё сознание всю сцену, произошедшую в то самое мгновение, когда они прилипли к газете. Крошки ржаного хлеба послужили как фотографический аппарат. Эти высохшие кусочки хлеба доставили мне такую радость, перенеся на миг к вам. Я ощутила атмосферу дома и, пребывая в этом радостном состоянии, слизнула самую большую крошку, что ж до маленьких-то вот они. Я вырезала их вместе с бумагой, к которой они прилипли, и посылаю тебе. Пусть вернутся домой с частицей моей души» [114].

Не удивительно, что интерес Надежды Андреевны к теософии с годами всё больше укрепляется; в августе 1883 года при её участии создаётся филиал ТО в Одессе — первый в России) — и она становится его председателем [115].

Глава 10. Необходимость перемен

1883 году Лондонский филиал ТО доставил Е.П.Б. и Олкотту немало забот из-за возникших разногласий между его членами. К тому времени Синнетты перебрались в Лондон. Дело в том, что в ноябре 1882 года Синнетт был извещен владельцем Пионера, что газета больше не нуждается в нём как в редакторе, и в марте чета Синнеттов отправилась в Европу. А в мае Лондонский филиал избрал нового президента: им стала Анна Бонус Кингзфорд, и месяц спустя возглавляемое ею общество стало именоваться Лондонской ложей ТО. Как и её коллега Эдвард Мейтленд, она больше симпатизировала гностическому христианству и египетской герметической философии, нежели тем восточным учениям, которым отдавали предпочтение Синнетты и многие другие члены Общества. Учителя поддержали её кандидатуру и её интерес к западным эзотерическим учениям [116] и это несмотря на то, что сама она выражала сомнения относительно существования Учителей. Книги Кингзфорд по эзотерическому христианству пользовались большой популярностью, особенно первая — "Совершенный путь, или Обретение Христа", опубликованная в 1882 году. Учителя приветствовали её смелые выступления против вивисекции, в защиту животных [117]. Однажды, ещё юной девушкой, она принимала участие в охоте на лис, и вид растерзанной добычи навсегда привил ей отвращение к любой жестокости; оно только усилилось, когда Кингзфорд изучала медицину в Париже и ей пришлось наблюдать мучения подопытных животных.

В это же время проблемы появились не только у лондонских теософов. Так, Эмили де Морсье жалуется Е.П.Б. на разногласия, возникшие среди членов Парижской ложи. Е.П.Б. отвечает ей 17 мая 1883 года:

«Моя дорогая сестра и друг, — да, вы слишком впечатлительны и слишком рьяно взялись за дело, но меня недостатки других не собьют с толку и не заставят свернуть, коль уж я пустилась в путь. Хотите знать почему? Потому что лет двадцать тому назад я потеряла веру в человечество как в сумму индивидуумов и с тех пор люблю его как целое и полагаю свой труд на благо всего человечества, а не отдельных людей. И делаю это по-своему. Я больше не верю в совершенство; не верю в человеческую непогрешимость или безупречность.

Каждый из нас — как кусок угля, более или менее чёрный и, простите меня, попахивающий. Однако, пожалуй, не отыскать кусок угля уж настолько грязный и отвратительный, чтобы не было в нём атомов, содержащих в зародыше будущий алмаз. Я смотрю только на эти атомы, не замечая, да и не желая замечать прочие. Поскольку я работаю для других, а не для себя, то позволяю себе использовать эти атомы на общее дело*118. Поэтому я не замечаю в м-ре Фортене ничего, кроме его талантов и способности на деле доказывать истину. Он обладает несомненными научными познаниями, его жена — личность необычная, и я не вижу, почему, будь он даже в тысячу раз хуже, чем он есть, не могу использовать его для общего дела, для блага человечества в целом... У всего есть хорошие и плохие стороны. Давайте опираться на хорошее и брать только то, что приносит пользу, а плохое пусть само свернёт себе шею... Наше Общество проповедует всеобщее братство и любовь, однако предоставляет своим ветвям полную свободу вступать или не вступать в отношения друг с другом... Почему бы вам, при ваших разногласиях с Леймари и д-ром Фортеном... не попытаться основать самостоятельный филиал, который можно было бы назвать, к примеру, — чтобы отличить его от "Спиритической группы Теософского общества" Леймари и "Научной группы Теософского общества" д-ра Фортена, — "Ноологической** группой Теософского общества" или как-нибудь ещё в этом роде? Нам нужны такие независимые экспериментальные и исследовательские центры... Места хватит для всех. Занимайтесь делом и не волнуйтесь об остальных... Палата депутатов в Парламенте одна, а сколько в ней разных фракций! И все они работают — или полагают, что работают (что, в сущности, одно и то же), — ради Франции, и в общем-то во славу своей родины. Потому трудитесь ради Истины. Ни один атом вашей работы не пропадёт даром» [119].