СВЯТАЯ РУСЬ ТРЕБУЕТ СВЯТОГО ДЕЛА»

Историко-философские исследования на сегодняшний день не позволяют составить полную картину философских знаний Московской Руси, но имеющийся материал дает основание утверждать, что русские мыслители того времени были хорошо осведомлены о зарубежной литературе эпохи средневековья и создали ряд самобытных произведений с ярко выраженной социально-этической проблематикой.

Подчеркивая своеобразие древнерусской философии, необходимо вместе с тем отметить ее сходство с европейской средневековой философией, византийской и балкано-славянской культурой, тесные контакты с западной философией.

Для отечественных мыслителей философия – это не отвлеченное теоретизирование, а особый духовный способ осмысления мира, связанный с практическим служением избранным идеалам.

«Древняя Русь, – пишет Н.А. Бердяев, – знала высокую пластическую культуру, зодчество и иконопись, культуру быта и исключительно народную литературу. Были у нас великие святые и культ святости… Оригинальная русская мысль рождается как историософская. Она пытается разгадать, что помыслил Творец о России. Каков путь России и русского народа в мире, тот ли, что и путь народов Запада, или совсем особый, свой путь? Россия и Европа, Восток и Запад, вот основная тема русской рефлексии, русских размышлений» [8, с. 5].

Правы исследователи религиозного мировоззрения, которые подчеркивают, что богословия, совершенно независимого от философии, никогда не было и не будет. Богословие как истолкование библейских откровений зависит от понимания категорий философской мысли. Любому богослову приходилось определять понятия: сущность, явление, личность, творение, свобода, время и т.д.

Мыслители христианской церкви пользовались категориями древневосточной философии: например, диалектическими понятиями Платона, Аристотеля и др.

Как и в католической Европе, философская основа богословия на Руси развивалась в значительной степени в теоретической борьбе ересей с официальной линией церкви. Однако ошибочным представляется суждение, что философская мысль Московского периода развивалась только в ересях и подготавливала уничтожение религии [14, с. 240].

Самобытная древнерусская литература рассматривала сложнейшие философские проблемы методом «притчевого» рационализма.

«Притчи, – пишет академик Д.С. Лихачев, – представляют собой как бы образное обобщение действительности. Они говорят не о единичном, а об общем, постоянно случающемся… Вечное – оборотная сторона единого исторического сюжета древнерусской литературы. Все совершающееся в мире имеет две стороны: сторону, обращенную к временному, запечатленную единичностью совершающегося, и сторону вечную: вечного смысла происходящего в мире… Это вечная борьба зла с добром, это стремление Бога исправить людей…» [3, с. 13].

Древнерусский человек, живя в мире, понимал мир как целое, помнил о единстве мира и ощущал свое место в нем. Большой мир и малый, вселенная и человек; все взаимосвязано и напоминает о смысле существования, о величии мира и значимости в судьбе человека.

«Древнерусскую литературу, – пишет Д.С. Лихачев, – можно рассматривать как литературу одной темы и одного сюжета. Этот сюжет – мировая история, и тема – смысл человеческой жизни» [3, с. 9].

Монголо-татарское нашествие надолго затормозило развитие русского общества, которое в течение почти 250 лет находилось под страшным гнетом.

Первое столкновение русских с монголами Чингисхана, создавшего огромную империю на просторах Азии, произошло на Калке в 1223 году. После страшной сечи одолели татары: погнали отступавшие в беспорядке русские дружины, завладели укрепленным станом, умертвили всех пленных. А трех князей задушили под досками, на которых устроили праздничный пир в честь победы.

После смерти Чингисхана походы на Русь возглавил хан Батый. В «Повести о разорении Рязани Батыем» (XIII век ) летописец пишет: «И не осталось во граде ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего – ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши» [3, с. 351]. В «Слове о погибели Русской земли» летописец определяет «погибель» следствием княжеских раздоров и усобиц.

Золотоордынские ханы провели перепись населения, обложили его данью, подчинили себе русских князей. Русская Православная Церковь уцелела от разгрома. Церкви была предоставлена свобода в вопросах веры (здесь сравнение восточных «дикарей» с западными завоевателями явно не в пользу последних); собственность церкви объявлялась неприкосновенной, и она была освобождена от уплаты дани.

Западный мир во время нападения татар на Русь пытался воспользоваться ее несчастиями. Объединенные войска римского епископа и Ордена меченосцев захватили Прибалтику – северо-западную часть принадлежащих Полоцку и Новгороду земель. Таков был ответ на умоляющие просьбы, с которыми русские обращались к христианскому Западу, чтобы спастись от натиска язычников. В это же время шведский король, отвечая на призыв папы Римского о необходимости распространять католичество силой, послал на Новгород сильное войско, которое было разбито Александром Невским.

Александр Невский считал, что необходимо покориться временно татарам. Татары на церковь не посягают, говорил он. На церковь душой обопремся, а там силу начнем копить. Против двух врагов – немцев и татар – Руси не устоять. Немцы хуже татар: они не только тело, но и душу хотят пленить.

Не сумев захватить Русь силой, папа Римский прислал Александру Невскому послов с предложением принять католичество и обещал помощь в борьбе с татарами тех самых рыцарей, которые воевали против князя. В ответе Александра Невского легатам, воспринимавшим православных христиан как язычников, (или в мировоззрении тех, кто написал его житие, если допустить элемент творчества составителей) видно знание дискуссионных вопросов христианского богословия.

«Вера наша сия есть: Троица во единстве и единство в Троице, не три Бога разумеем, но единого Бога во едином существе и божестве проповедуем; ибо единое есть Божество в Троице и Троица во едином Божестве; различаем же Троицу на три пресущественные ипостаси нераздельно, и совокупляем во единство неслиянно и пребожественно; Божество простое, а не сложное, недоведомое и непостижимое, творческое, а не сотворенное, саможизненное, самобытное, безначальное, присносущное, бесконечное и поклоняемое, всю тварь видимую и невидимую создавшее, ибо все от него и все в нем; равенство и единство исповедуем в Троице и Троицу в равенстве и единстве» [1, с. 76].

В словах князя, что верить нужно «одушевленно и словесно, а не бездушно и не безумно» видна диалектика соотношения веры и разума. Вера без разума безумна и слепа, разум без веры бездушен и бессердечен. Позднее эта диалектика приведет славянофилов к концепции «цельного знания».

Философские проблемы соотношения чувственного и рационального в познании, социального и биологического в человеке и т.п. просвечивают через религиозные тексты богословия. «Мы же разумеем Христа человеком совершенным и истинным, в двух естествах, с двумя волями, и хотениями, и действиями, нераздельно от Отца и Святого Духа. Он на земле во плоти пожил, но был с Отцом и духом вместе и на небесах, не отступив от того, чем был; пребыл же и в том и в другом совершенным, то есть в божестве и человечестве; единое сыновство принял, а не двойственное, ибо тот же единый Сын Божий и Богородицею рожденный» [1, с. 77]. Без знания диалектики невозможны были бы подобные формулировки философско-религиозных суждений.

Православная церковь объявила Александра Невского святым и почитает его как защитника земли Русской от врагов; именем Великого князя названы многие храмы. Петр I утвердил орден Александра Невского за одержанные в войнах победы.

Разоренный и незащищенный Киев не мог выполнять роль духовного центра, поэтому резиденция митрополита была перенесена в Москву. Выдающийся церковный деятель митрополит Московский Алексий был главой Боярской думы и регентом малолетнего князя Дмитрия (будущего Донского). Митрополит Алексий много сделал для объединения русских земель вокруг Москвы, например, предал церковному отлучению русских князей, виновных в непокорности князю Московскому.

Вся русская литература этого периода была проникнута идеей строительства национального государства и национальной культуры. Главной темой литературных произведений становится освобождение Родины от захватчиков. Одно из крупных произведений средневековой Руси было посвящено победителю в Куликовской битве. Это «Слово о житии и преставлении Великого князя Дмитрия Ивановича, Царя Руського».

Вообще, Куликовская битва породила множество разнообразных сочинений. Самое крупное из них – «Задонщина» (конец XIV в.). Ее неизвестный автор свидетельствует, что земля Русская от Калкинской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью покрылась, плачет, сыновей своих поминая – князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили свои дома и богатство, жен и детей, и скот свой и, заслужив честь и славу мира сего, головы свои положили за землю за Русскую и за веру Православную» [3, с. 381].

В «Слове о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая», автором которого считают писателя-монаха Епифания Премудрого (создателя жития величайшего национального святого Сергия Радонежского), осмысливаются важнейшие социально-философские проблемы государства, порожденные исторической ситуацией того времени. Как о святых, божественных людях, «сынах Божиих» говорит автор «Слова» о воинах, погибших за свой народ и Отечество. После битвы «страшно и горестно, братья, было смотреть: лежат трупы христианские, как сенные стога у Дона Великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла… А погибло у нас всей дружины двести пятьдесят тысяч. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество» [3, с. 395].

В «Слове» Епифания Дмитрий Донской называется царем, хотя официально такого титула еще не было на Руси. «Царь Русской земли и собиратель христианский», «держатель земли Русской». Уже в это время формируется историософская идея царского служения как божественного послушания; царь не просто властвует, но отвечает перед Богом за веру, страну и народ.

Не богатство, не могущество, не слава (это главные ценности западного менталитета), а любовь к Родине, за которую настоящий человек способен отдать жизнь, – главное духовное свойство русского народа.

Вооруженная борьба со злом не противоречит христианской заповеди «Не убий». Крупнейший русский философ Вл. Соловьев полагал, что «можно допустить употребление человеком оружия и все, что с этим связано, нисколько при этом не изменяя духу христову… Люди, верные этому духу, руководятся в своих действиях не каким-нибудь внешним, хотя бы по букве и евангельским, предписанием, а внутреннюю оценкою, по совести, данного жизненного положения. Вот почему св. Алексий митрополит ездил в Орду умилостивлять татар и русским князьям внушал покоряться хану, как законному государю, а через несколько десятилетий св. Сергий Радонежский благословил Дмитрия Московского на открытое вооруженное восстание против той же Орды и даже отправид с ним в бой двух своих иноков-силачей.

И при такой внешней противоположности в том же духе Христовом и св. Алексий и св. Сергий действовали одинаково на добро людей. Поступок св. Сергия был в очевидном противоречии с буквою некоторых евангельских текстов и в очевидном согласии с духом Христовым, а тот, кто в 1380 г. из-за этих текстов посоветовал бы Дмитрию Донскому бросить оружие и отдать Россию на разгром Мамаевой Орде, показал бы себя не христианином, а бессердечным книжником-буквалистом» [13, с. 305].

В русской философии «живая истина» реальной действительности традиционно была намного значимей отвлеченного теоретизирования. По мнению П.А. Флоренского, развитие духовной жизни на Руси идет «от почитания Софии-премудрости в Древней Руси к поклонению Троице, в границе которой мудрость – всего лишь одна ипостась, и притом не главная» [13, с. 333]. Святость должна быть деятельной. «Святая Русь требует святого дела».