Кто такой Иисус Христос, чему учил и кому служил? 32 страница

Вокруг огня расстилали солому, пучки священной травы служили сиденьями для Богов. В позднейших ритуальных текстах говорится, что каждому Божеству уделялось особое место, и таким образом происходила организация всего пространства вокруг алтаря. Боги как бы усаживались по соответствующим частям света, и Вселенная мыслилась как некая упорядоченная пространственно совокупность Богов. Для ведийского культа с самого раннего времени характерно представление о Богах как о гостях, прибывающих на угощение по призыву устроителя ритуала. Гостеприимство, в свою очередь, приобретало религиозную санкцию, а кормление гостя рассматривалось как одна из важнейших разновидностей жертвоприношения.

В качестве главного действующего лица во всех магических процедурах обычно выступает жрец, а в особых случаях – князь. Именно они знают, как подчинить Богов своей воле и добиться выполнения требований, Боги порою кажутся лишь марионетками в их руках. Жрец должен быть профессионалом, владеющим ритуальной техникой. Но этого мало – ему надлежит обладать и знанием сокровенного смысла производимых действий. Обретает магическую власть не каждый, кто усвоил жертвенные формулы и совершает традиционные манипуляции. Необходимо проникновение в их суть.

Как уже сказано, большое значение придавалось упорядочению пространства вокруг алтаря, ориентации его по сторонам света. Восток ассоциировался с восходом солнца, и обычно жрец стоял лицом на восток (поэтому и стороны света обозначались соответствующим образом: южная = правая, западная = находящаяся позади и т.д.). Благоприятной стороной света считался и север – объясняется это тем, что в течение полугода от зимнего до летнего солнцеворота, когда увеличивается день, солнце движется «северным путём». В ведийской космологии «северный путь» рассматривается как эквивалент дня («день Богов»), а «южный путь» – ночи («ночь Богов»). Благоприятное время года, таким образом, связано было с севером, а благоприятное время суток – с востоком. Противоположные стороны света считались, соответственно, неблагоприятными, в частности юг был стороной, посвящённой смерти, предкам, Богу Яме. Мiр предков казался как бы перевёрнутым мiром, во всём противоположным мiру Богов. Обход слева направо, игравший важную роль в ведийском ритуале, символизировал путь солнца. Соответственно в ритуале для предков всё переворачивалось: обход совершался не слева направо, а справа налево, на другое плечо вешали священный шнур, в жертву приносили непременно чёрную корову или козу (в мiре предков она, очевидно, становилась белой) и т.д.

Жертвоприношения всегда сопровождались угощением присутствующих и завершались пиршествами. Даже по покойникам. По свидетельству Саксона Грамматика, у славян считалось делом благочестия наесться и напиться на празднике сверх меры: верили, что тогда через год будет такое же изобилие. Вообще религия наших предков была религией радости. Даже горе сочеталось у них с радостью: павший герой чтился различными состязаниями и играми. За него радовались, что он попал в Ирий, на радость своим дедам и бабам, увидевшимся с ним (Д 7е). Интересны детали религиозного ритуала, отмеченные в дощечке 11а: оказывается Богам не только песни пели, но им также и плясали.

Существенным элементом ведийских празднеств являлись различные состязания: скачки на конях, всевозможные силовые соревнования, музыка и пение, загадывание загадок. Ритуальное соперничество между группами участников или отдельными героями обрядового представления ассоциировались с мифологическими мотивами дуалистической космогонии, в которой отражалась концепция противоборства дня и ночи, света и тьмы, жизни и смерти – вечно сражающихся Белобога и Чернобога. 

Устройство разорительных жертвоприношений было возможно лишь в обществе, где практически отсутствовали стимулы к накоплению материальных благ. С другой стороны, такого рода культ предполагал наличие людей, имеющих возможности распоряжаться богатством – тратить его на жертвы Богам и раздачи людям. В рассматриваемую эпоху человек не мог стать состоятельным, накапливая имущество чисто коммерческими способами. Богатство выражалось не только в обилии скота, но и в большом количестве детей и многочисленности родни – всех тех людей, которые подчиняются человеку или поддерживают его. Подлинное богатство заключалось в помощи Богов, обеспечивающих власть над себе подобными. Не случайно в русском языке слова «богатство», «богатый», «богатырь» происходят от слова «Бог». Богатство и влиятельность обеспечивались славой – военными подвигами, обильными раздачами и жертвоприношениями.

На эту сторону общественных ритуалов и празднеств в их социально-экономическом (помимо религиозно-мистического) аспекте впервые обратил внимание французский исследователь Ж.Батай в своём труде «Проклятая часть», посвящённом материальному производству в человеческом обществе и, в частности, – проблеме прибавочного продукта. Г.Бергфлет так охарактеризовал суть созданной учёным новой концепции: «Фундаментальное открытие Батая состоит в том, что все традиционные общества существуют за счёт растрачивания прибавочного продукта в ходе ритуальных или праздничных процедур. Традиционные общества основываются на периодическом и регулярном нарушении правил, диктуемых инстинктом выживания и самосохранения. Экономико-социальная реальность таких обществ базируется на равновесии между работой с целью поддержания существования, с одной стороны, и ритуальным расточительством добавочного продукта в ходе празднества, с другой. В такой перспективе работа имела своей конечной целью не накопление, а расточительство, воплощённое в празднике. Расточительство всегда было наделено там превосходством в сравнении с производством. Это превосходство принципа расточительства над принципом накопления встречается даже там, где производство находится на нижайшем уровне. Объяснение такого парадокса – в наличии стремления к внутренней роскоши, которое свойственно глубинам человеческого существа, как бы парадоксально это ни звучало для расчётливого рассудка» (Цит. по: Мелентьева Н. Общая теория восстания Герда Бергфлета // «Элементы», 1994, №5, с.14). Исторически во всех индоевропейских обществах прибавочный продукт уничтожался путём грандиозных жертвоприношений или не менее грандиозных пиров, причём оба этих способа служили как поддержанию гармонии внутри человеческого коллектива, так и обеспечению связи мiра людей с мiром Богов. Когда же происходит отказ от ритуализованного уничтожения прибавочного продукта и его вовлечение в текущее производство, приоритет которого окончательно устанавливается с торжеством капитализма, это обеспечивает стремительное развитие промышленности, но одновременно с этим ведёт как к утрате гармонии внутри общества, так и влечёт за собой нескончаемую череду кризисов и катастроф как результат «производственного безумия» (Серяков, 2004, с.559-560).

Ритуальные пиры, как и жертвоприношения, составляли неотъемлемую часть общественной жизни наших предков. Память об обильных пирах князя Владимiра Святославича надолго пережила ту эпоху, в которую они проводились. Необходимо отметить, что по своей функции пир в древности был важнее современного застолья и воспринимался как присутствие гармонии и божественного начала в обществе. Такое восприятие пира имеет явно глубокие индоевропейские корни: достаточно вспомнить пиры греческих богов на Олимпе, непрерывное пиршество богов и героев в скандинавской Вальхалле, где ритуальными напитком и едой являлись неиссякающее медовое козье молоко и варящееся в котле неиссякающее мясо вепря, или вспомнить аналогичные пиры в кельтской традиции. Ирландская сага «Болезнь Кухулина» описывает так их проведение: «Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайн, самый день Самайн и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в год на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры и угощенье. Потому-то и славилось празднование Самайн по всей Ирландии» (Ирландские саги. М., 1929, с.195). Именно в этот праздник и происходила встреча между земным и потусторонним мiрами, и сверхъестественные персонажи неоднократно появлялись на этом ритуальном пиршестве. Пренебрежение этим пиром грозило страшными последствиями: «Тот из уладов, кто в канун праздника не придёт в Эмайн Маху, теряет разум, и уже на следующий день быть ему погребённым в могиле, под курганом и могильной плитой». Точно так же неизбежная смерть грозила и тому, кто нарушит мир во время этого праздника.

Описанные в былинах пиры у князя Владимiра, генетически восходящие к этой же индоевропейской традиции, представляют собой её «сниженный», земной вариант. Однако то, что нам известно о западнославянских обычаях, позволяет говорить о том, что пир одновременно был и ритуалом поклонения ведийским Богам. Гельмольд следующим образом описывает это священнодействие у западных славян: «Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят богам своим жертвы волами и овцами… После умерщвления жертвенного животного жрец отведывает его крови, чтобы стать более ревностным в получении божественных прорицаний. […] Совершив, согласно обычаю, жертвоприношения, народ предаётся пиршествам и веселью. Есть у славян удивительное заблуждение. А именно: во время пиров и возлияний они пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом, не скажу благословения, а скорее заклинания от имени богов, а именно – доброго бога и злого, считая, что все преуспеяния добрым, а все несчастья злым богом направляются» (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с.129). Судя по всему, аналогичная картина имела место и у восточных славян, о чём свидетельствуют и осуждение пиров в средневековых поучениях против «язычества», и находки ритуальных турьих пиршественных рогов в захоронениях знати. Как следует из описания особых домов-контин в западнославянском городе Щетине в XII в., эти пиршества были приурочены к определённым датам, явно сакральным («в определённые дни и часы они собирались, чтобы пить»). Стоит отметить, что данные сооружения были не только местом общественных пиров-братчин, но и хранилищем общинных запасов и драгоценностей, местами народных собраний и местом исполнения религиозных церемоний («знатные и сильные люди здесь гадали»). Археологи отмечают наличие подобных сооружений, явно предназначенных для общественных пиршеств и собраний, и на восточнославянской территории (Вщиж, Зимно, Бабка, Хотомель и др.). Пиршества, приуроченные к религиозным праздникам, на Руси назывались братчинами и регулярно справлялись нашими предками вплоть до конца XIX – начала ХХ века.

Ритуал пира, ограниченный в былинах уже чисто дружинной средой, первоначально должен был охватывать, в идеале, весь народ. Об этом красноречиво свидетельствует русское выражение «пир на весь мiр». Вообще связь пира и мi(и)ра (понимаемого и как социальная общность, и как отсутствие войны внутри и вовне этого коллектива) чрезвычайно устойчива, что видно из данных русского языка: «в мiру, как в пиру: всего много»; «в мiру, что на пьяном пиру»; «и в мiр, и в пир, и в добрые люди» (варианты: «ни в пир, ни в мiр, ни в добрые люди»; «что в пир, что в мiр»; «и в пир, и в мiр – всё в одном»), а также обычай «мировой на пиве». Отголоском этого «пира на весь мiр» являлись общественные трапезы, которые Владимiр устраивал не только для своих приближённых, но и для всех жителей Киева, в том числе и для тех, кто не мог ходить: «Слышав всё это, повелел он всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать всё, что надобно, питьё и пищу и из казны деньгами. Устроил он и такое: сказав, что “немощные и больные не могут добраться до двора моего”, приказал снарядить телеги и, наложив на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мёд в бочках, а в других квас, развозить по городу, спрашивая: «Где больной, нищий или кто не может ходить?» И раздавали тем всё необходимое. И ещё нечто большее делал он для людей своих: каждое воскресенье решил он на дворе своём в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям, и сотским, и десятским, и лучшим мужам – и при князе, и без князя. Бывало там множество мяса – говядины и дичины, – было в изобилии всякое яство» (ПСРЛ. Т.1. Лаврентьевская летопись. М., 2001, с.125-126 в переводе на современный язык). Как видим, уже после насильственной христианизации Руси Владимiр Святославич, стараясь всеми силами повысить свой авторитет, устроил в своей столице для всех её жителей подобие ведийского в своей основе «пира на весь мiр». Традиция бесплатного угощения народа была, судя по всему, устойчива, и под 1175 г. автор Лаврентьевской летописи прославляет Андрея Боголюбского за то, что он был «на млстыню зело охотлив, ибо брашно своё и мёд по улицам на возех слаше болным и по затворам».

Приведённое выше свидетельство немецкого автора, что у западных славян на ритуальные пиры собирались не одни только мужчины, но также женщины и дети, говорит о том, что данное восприятие пира носило у них изначально общенародный характер. Изображения же славянских Богов как на западе, так затем и на востоке с ритуальными рогами указывает нам на то, что и Они были участниками этого священного пира. На последней стадии развития религиозных представлений это участие мыслилось уже символически, однако на первой стадии оно воспринималось вполне буквально. Таким образом, изначально пир у славян был почти полностью тождествен пиру в скандинавской Вальхалле. Стремясь уничтожить всё, что соединяло людей с их исконными Богами, новая религия постаралась уничтожить этот ритуал, проповедуя скромность и воздержание, однако единственное, чего она смогла добиться, так это чисто механического замещения родных Богов чужеродным христианским богом.

Любопытно отметить, что из описания Гельмольда видно, что тосты и пожелания, произносимые за современным праздничным столом, имеют в своей основе ведийское происхождение, играя роль заклятий, выполнить которые были призваны незримо присутствовавшие на ритуальном пиршестве Боги. Христианская церковь всячески старалась отвратить свою паству от подобного времяпрепровождения, указывая, что так она подпадает под власть дьявольских сил. Понятно, что под дьявольскими силами понимались древнерусские ведийские Боги, незримо присутствовавшие на ритуальных пиршествах. Исходя из этого «Слово некоего Христолюбца, ревнителя по правой вере» делает единственно правильный, исходя из требований новой религии, вывод и призывает всех истинных христиан вообще отказаться от участия в светских развлечениях: «Того ради не подобает хрьстьяном в пирех и на свадьбах бесовьскых игр играти, аще ли то не брак наричется, но идолослужение» (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914, с.377).

Небожители и все живущие в стране люди были не единственными участниками этого глобального пиршества. Как описания восточных авторов Х в., так и данные этнографии XIX – ХХ вв. свидетельствуют, что в нём принимали участие и умершие предки. Вот что рассказывает о похоронном ритуале восточных славян в дохристианскую эпоху Ибн Руст: «Когда умирает кто-либо из них, они сожигают труп его. Женщины их, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На следующий день по сожжении покойника отправляются на место, где оно происходило, собирают пепел и кладут его в урну, которую ставят затем на холм. Через год по смерти покойника берут кувшинов двадцать мёду, иногда несколько больше, иногда несколько меньше, и несут их на тот холм, где родственники покойного собираются, едят, пьют и затем расходятся. […] При сожигании покойников предаются шумному веселью, выражая тем радость свою, что Бог оказал милость покойному [взяв его к себе]» (Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т.2. М., 1967, с.113). То же самое пишет про славян и Гардизи: «И если кто из них умрёт, его сжигают;… когда покойника сожгут, на другой день приходят, берут оттуда тот пепел, всыпают в сумки и кладут наверх холма; когда проходит один год от смерти, они приносят много мёду, сходятся сородичи покойного, идут наверх его холма, поедят от того мёда и возвращаются» (Там же). В то время, как большинство арабских авторов отмечает лишь «шумное веселье» родственников при кремации, обусловленное тем, что Бог взял умершего к себе на небо, Гардизи добавляет весьма ценную в данном контексте деталь:  «Они во время сожжения покойника играют музыку и говорят: “Мы радуемся, так как на него снисходит милость”» (Там же). На каких именно музыкальных инструментах играли славяне во время похорон, неизвестно, но чуть позже этот же мусульманский автор подробно перечисляет бывшие у них в ходу инструменты: «У них всякого рода музыкальные инструменты, как то: лютни, гусли, свирели и тому подобное; свирель их бывает длиною размером в два локтя, а лютня – восьмиструнная и плоская» (Там же, с.117). Имеются свидетельства Ибн-Фадлана и русских песен, однозначно указывающие на то, что наряду с оружием в могилу к умершему ставился и хмельной напиток, призванный обеспечить возможность и ему принять с того света участие в этом пире.

Из сообщений арабских авторов следует, что ритуальное распитие мёда на могиле было неотъемлемым элементом славянского погребального ритуала. Достоверность их свидетельств подтверждает и «Повесть временных лет», сообщающая, что, собираясь сотворить тризну по Игорю, Ольга велела древлянам приготовить «меды многи в граде, идеже убисте мужа моего».

Мёд появляется у наших предков ещё в эпоху индоевропейской общности. Следы изначального знакомства с мёдом встречаются у целого ряда индоевропейских народов. Уже в Ригведе неоднократно упоминается madhu – «мёд» в самых разных контекстах, причём этим словом обозначается не только собственно мёд, но и различная жертвенная пища, приносимая в жертву Божествам. «Мёдом в РВ называют также разные жидкие жертвенные субстанции – сладкое молоко, сладкое растопленное масло, сок сомы (одним из добавлений к нему был как раз мёд)» (Елизаренкова Т.Я., Топоров В.Н. Мiр вещей по данным Ригведы // Ригведа. Мандалы V-VIII. М., 1995, с.520). Судя по тому, что мёдом в Ригведе иногда называется и сама сома, а также любой жертвенный напиток и даже пища, первоначально подобным образом дело обстояло и у ведийских ариев. Из всего этого можно заключить, что мёд у индоевропейцев в период их общности был напитком, посвящённым Богам. Уже сама процедура изготовления этого сакрального напитка относила его к сфере деятельности Сварога: как правило, медовые соты заливались тёплой водой, процеживались через сито, после чего в раствор клали хмель и варили в котле. Затем сваренную жидкость остужали и заквашивали куском ржаного хлеба. Полученный напиток назывался в старину варёным мёдом, указывая на связь со Сварогом на чисто языковом уровне.* Аналогичный современный украинский напиток называется просто варенуха, но кроме мёда в него добавляют ещё и горилку.

Употребление мёда, по мнению специалистов, даже древнее употребления молока, не говоря уже про такие напитки, как вино и пиво: «Можно думать, что древние индоевропейцы познакомились с мёдом раньше, чем с молоком, что следует также из соображений культурной типологии: мёд диких пчёл обратил на себя внимание людей ещё на стадии примитивного собирательства, то есть, по-видимому, задолго до появления молочного скотоводства. Потом обе отрасли сливаются в единую базу благосостояния, а изобилие мёда и молока превращается в устойчивый образ-символ всяческого изобилия вообще, при вероятном примате именно мёда в этом двойном символе…» (Этимологический словарь славянских языков. Вып.18. М., 1992, с.69). Весьма вероятно, что именно мёду приписывалась способность увеличивать силы богатырей. Так, в одном из вариантов былины об обретении силы Ильёй Муромцем он получает свою богатырскую силу, отведав мёду из рук калик перехожих: «Приходили калики перехожия, они крест кладут по-писаному, поклон ведут по-учёному, наливают чарочку питьица медвяного, подносят-то Илье Муромцу. Как выпил-то чару питьица медвяного, богатырского – его сердце разгорелося, его белое тело распотелося» (Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. Т.1. СПб., 1909, с.318). Эта же мысль подтверждается и двумя русскими поговорками, связанными с этим напитком: «Пиво пьёт да мёд – ни что его неймёт!»; «Отвага мёд пьёт и кандалы трёт». 

Как показывают приведённые данные, ритуальное распитие мёда присутствует в процессе праздничного общения людей друг с другом (первоначально всех членов племени), людей с Богами и людей с умершими предками. Эти три вида общения восходят к картине грандиозного пира как непрерывной вселенской гармонии, в котором, наряду с живущими людьми, участвуют Боги и умершие предки. Любое человеческое торжество, будь то общеплеменной пир-жертвоприношение, княжеский пир, свадьба или похороны (вряд ли ошибёмся, если включим в этот перечень и пир по случаю рождения ребёнка),* являлись, по своей сути, воспоминанием и чрезвычайно бледной копией нескончаемого вселенского пира пиров, объединявшего за одним столом Богов, умерших предков и живых людей. За этим общим столом вечно царило изобилие, мир, гармония и благодать изначального общения с божественным началом. Спустя века после крещения нашей страны истинный смысл и предназначение этого священного ритуала, как и многое, было полностью вытравлено церковью из народного сознания. Однако тяга к достижению гармонии и общению с Божеством перешла в сферу коллективного бессознательного, которая продолжала властно требовать повторения обряда совместного пиршества, истинный смысл которого был уже утрачен. Шли века, менялись напитки и сама пиршественная обрядность. Поскольку желаемое состояние души больше не достигалось, а окружающие человека условия становились всё хуже и хуже, люди пытались выйти из сложившейся ситуации, утопив свои проблемы вместе с непонятными им требованиями подсознательного в вине, а затем и в водке, пришедших с помощью церкви на смену сакрально значимому напитку предков – мёду, через посредство которого ими осуществлялась связь с Божеством Неба Сварогом и Сварожичами. Именно утрата секрета достижения гармонии и общения с родными Богами и страстное подсознательное желание вновь их обрести и стало, по мнению М.Л.Серякова, наряду с тяжёлыми социальными условиями жизни, одной из главных причин пьянства, широко распространённого в русском народе (Серяков, 2004, с.540-559).

Лишившись своих традиций, своего национального мифа, гармонизирующего Вселенную и Человека в единое целое, наш народ не только ослабел духовно, став более лёгкой добычей окружающих его тёмных сил, но, даже если отбросить внешнюю опасность, неизбежно пришёл к разрушению себя и окружающей среды, секрет взаимодействия с которой утрачен. Оторвав русского человека от его природы, с которой были неразрывно связаны его родные ведийские Боги, христианство открыло путь в наш мiр силам ещё более разрушительным, чем оно само. Безудержный научно-технический прогресс и жажда наживы, вырвавшиеся из-под контроля, грозят сейчас пожрать самого человека, превратив его в раба денег и техники.

Время и церковь постепенно смогли стереть у нашего народа память о его исконных Богах, однако без уничтожения самого русского человека даже они не способны уничтожить солнечное небесное начало в русской душе. Уйдя в сферу коллективного подсознательного, это начало всё равно продолжает определять как структуру самой личности русского человека, так и образуемого этими личностями общества. В различные исторические эпохи оно могло действовать сильнее или слабее, однако оно неизменно присутствуют в нас, незримо создавая то восприятие нами самих себя и окружающей нас Вселенной, какое образует отличительную черту русской цивилизации и славянства в целом.

Теперь, когда это начало медленно, но неуклонно возвращается в наше сознание, дабы занять в нём своё исконное, по праву ему принадлежащее место, не стоит ожидать, что Зло будет безучастно взирать на этот процесс, грозящий вырвать целый народ из-под его власти. Тьма никогда добровольно не смирится с приходом Света. Помимо чисто физического насилия, путём которого за тысячу лет ей так и не удалось окончательно искоренить исконную веру наших предков, в её арсенале сейчас есть более действенные орудия: клевета и кривда. Когда ему не удавалось просто оболгать Правду, Зло всегда прибегало к более коварному приёму: стремилось захватить кусочек знания и исказить, искривить его, выдав затем эту кривду людям за настоящую истину. В наше время попыткам исказить, извратить как родную веру предков, так и всю нашу историю в целом несть числа. Однако все эти попытки выдать суррогат за подлинник, ложь за Правду обречены в конечном итоге на провал. Самые глубинные начала души русского человека, его истинная сущность помогут ему разобраться и найти дорогу к самому себе. «Правда побеждает» – таково было глубочайшее нравственное убеждение о правде жизни, свойственное всем славянам с древнейших времён. Эти слова были начертаны на знамёнах гуситов и, пока они руководствовались этим священным принципом, маленькая Чехия почти двадцать лет победоносно сражалась с объединёнными силами католической Европы. Лишь тогда, когда жадность и предательство нашли путь к сердцам некоторых из них, гуситы потерпели поражение. Как победы, так и поражение чешских борцов за Правду должны стать уроком и для всех нас (Серяков, 2004, с.678-679).

«С ритуальной точки зрения очень важно было зажечь священный огонь у алтаря Бога. Однако ещё важнее было зажечь небесный огонь духа в сердце каждого человека, ибо внешний огонь есть только символ и напоминание об этом изначальном огне. Наши предки обладали тайной зажжения внутреннего огня человеческого духа и лишь благодаря раскрытию этого светоносного начала смогли создать то величие, наследниками которого все мы являемся хотя бы в силу своего происхождения. Найти под толстым слоем пепла ещё мерцающие кое-где огоньки того изначального духа и вновь возжечь из них разгоняющее тьму священное пламя – вот наша задача. Не сделать этого – значит оказаться недостойными своих великих предков» (Серяков, 2004, с.15-16).

Д 12. Сурье ли засиять [т.е., когда Сурья вот-вот засияет, восходя], поём хвалу Богам и Огнищу Перунову, Который зовётся Губителем врагов.[115] И речём славу великую Отцам нашим, Дедам, которые суть во Сварге. И речём так трижды и идём, стада наши ведём на травы. Когда вести их на другую степь, идём есть, по дороге хвалу Богам вознося, славу споём, – и так до полудня, и речём славу великую Хорсу Златорунному, Вращающему Колёса [Циклы времени], и сурьяну [букв. солнечную, т.е. сурицу-суру] пьём, – и так до ужина. А после ужина, когда уже огнища сложенные зажигаем, и вечернюю славу поём Даждьбогу нашему, Который речётся Прадедом нашим. И поспешаем очиститься. И, омовения сотворя, идём ко сну, и там великая необъяснимая…

Дощечка 12 даёт интересную картину религиозного хода дня. Утро начиналось троекратным прославлением Богов, Отцов и Дедов, «которые суть во Сварге», после чего стада выводились на травы. Днём, когда начинался перерыв на обед, опять возносили хвалу Богам, пели славу Им и особо – Хорсу Златорунному, вращающему кола (циклы времени); при этом пили сурьяну – солнечный божественный напиток. А после ужина, когда уже зажжены священные очаги, пели славу вечернюю Даждьбогу, Прадеду всех русов. Замечательно, что перед сном русы обязательно мылись, что входило в религиозный ритуал. О телесной чистоте говорится и в других дощечках. «Славим Бози наше а молихомся з телесы, омовлени воду чисту», – гласит дощечка 3а. «Молынь творяще; омыехомсе телесы наши а рцехом хвалу», – говорит дощечка 24а.

Таким образом, религия предков требовала чистоты не только духовной, но и телесной: Богу молились с чистым телом. О дикости, некультурности наших предков не могло быть и речи.

Интересно, что в описании дня всё связано со скотом. Однако в дощечке 3а, очевидно, написанной другим автором, подчёркивается важность труда в поле «ради хлеба своего», куда наши предки идут трудиться, «как и всякий день, омовенья телу сотворя». Мы видим, что здесь подчёркивается земледельческая часть труда наших праотцов. Это вполне понятно. Ибо речь идёт о громадном племени на большом пространстве (естественно, с разными условиями жизни). Тексты дощечек в деталях расходятся, что и следовало ожидать, так как авторы были разные, писали в разное время и отражали не всегда одинаковую среду. Это ещё больше подтверждает подлинность источника.

Д 14.[…] Бьёт крыльями Матерь Всех и кличет нам, чтобы мы шли за землю нашу и бились за огнища [святые очаги] племён наших. Се, они ведь – Русские.

Поспешайте, братья наши, племена за племенами, роды за родами, и бейте врагов на земле нашей, которая принадлежит нам, и никогда – другим. Там ведь умрёте, а не повернёте назад! Ничто вас не устрашит, ничто вам не станется, потому как вы есте в руках Сварожьих! А Он вас ведёт во все дни к победам и геройству многому!

Д 15а.Вот, Старград оставив, пошли они [предки] к Ильмер озеру [ныне Ильменское озеро] и там сотворили град другой Новый [Новгород], и там мы и сейчас пребываем. И тут Сварогу, первому Пращуру, молимся среди источников Рожаниц [женские Божества]. И просим того Дуба, Корень, Хлеб наш – Сварога, Который творит Свет. Бог Он есть Света [116] и Бог Прави и Яви, и Нави.

Ведь воистину есть Он у нас, и вот, Истина наша преоборет силы сумеречные, и к Благу Он нас поведёт, как и Праотцев вёл, творя о том[т.е., создавая для этого благоприятствующие условия].