Кто такой Иисус Христос, чему учил и кому служил? 27 страница

Непосредственной причиной введения нового погребального обряда послужило следующее обстоятельство. В эпоху матриархата богинь и их жриц охраняли в земной жизни змеи, продолжая играть ту же роль защитников и в лоне Матери-Земли, куда умерший человек тысячелетиями возвращался для нового рождения. После свержения власти женщин мифический Змей как один из наиболее ярких атрибутов их правления, неразрывно прежде связанный с культом Матери Сырой Земли и охранявший человека в загробном мiре как тесно связанное с бессмертием существо, из олицетворения благожелательных душ умерших предков превратился в смертельного врага людей, в страшное чудовище, стремившееся уничтожить человеческий род как на Земле, так поглотить их тела и души в загробном мiре. Казалось, от этого вселяющего ужас Зла не было спасения, оно представлялось непобедимым, и людям только и оставалось, что покорно идти на съедение к чудовищу. Однако звезда надежды сияла даже в самой глубокой тьме, и на помощь нашим далёким прародителям пришёл, наконец, их божественный Отец и могущественный небесный супруг Матери-Земли, воплотившийся в мифологическом сознании наших предков в образе Бога-пахаря. Укротив и обуздав чудовище, Он запряг его в плуг и пропахал на нём великую борозду, осмысливавшуюся то как русла рек, то как граница, то как оборонительное укрепление от нападений кочевых орд. Загнав Змея в море, где тот опился и издох, Сварог освободил от него Землю и людей. Избавив их от смертельной угрозы в этом мiре, Небесный Отец освободил Своих детей и от страха за посмертную судьбу их душ и тел в потустороннем мiре, где после гибели в море оказался чудовищный Змей. Для избавления от этой новой смертельной опасности, подстерегавшей их уже не при жизни, а после смерти, и был изобретён новый обряд. Вместо прежнего положения умершего в позе эмбриона в лоно Матери-Земли, свойственного эпохе матриархата, Сварог ввёл трупосожжение, благодаря которому тело умершего не доставалось Змею, а душа сразу же, вместе с дымом и огнём, минуя все превратности путешествия по загробному мiру, поднималась на небо, попадая уже не к Матери, а к Отцу.

«Судя по всему, – пишет М.Л.Серяков (2004, с.673-674), – после этого патриархального переворота в способе погребения у индоевропейцев окончательно складывается представление о круговороте душ во Вселенной, согласно которому из источника божественного света на небе будущая душа идёт сначала на солнце, затем на месяц, оттуда на звёзды и вслед за тем через огонь домашнего очага входит в тело женщины. Завершившего свой земной цикл человека клали на погребальный костёр, с помощью которого его освободившаяся душа возвращалась в свою небесную обитель. Сама последовательность небесных светил символизировала собой процесс постепенного убывания божественного света по мере нисхождения души человека в материальный мiр. В свете новой концепции о человеческой душе пришедший с неба земной огонь становился одновременно воротами входа и выхода: через огонь семейного очага спустившаяся с неба частичка света входила в чрево матери, рождаясь там для земной жизни, а по её окончании тело человека клали на погребальный костёр, благодаря огню которого человеческая душа возвращалась на свою небесную прародину. Овладев ещё в первобытную эпоху Огнём-Сварожичем, родным братом Солнца, человек вместе с этим совершил настоящую духовную революцию, пересмотрев свои прежние представления о себе самом и осознав, что подобный же огонь находится и в его душе. Процессы изучения внешнего мiра и познания мiра внутреннего с древнейших времён шли у людей более или менее параллельно. Представив себе впервые этот вселенский кругооборот душ между Небом и Землёй, человек разумный превратился в человека космического, осознав себя единым целым со всей Вселенной. Разорвав тем самым притяжение Матери-Земли, человек устремился своим духом ввысь. Быть может, именно в этом забытом теперь осознании и кроется причина безудержного стремления человека в космос, получившего внешнее выражение сначала в изобретении воздушных шаров и самолётов, а затем и в судьбоносном полёте Юрия Гагарина, знаменовавшем собой начало космической эры и физическое преодоление человечеством рамок своей планеты. С момента этого переворота в сознании и до разрыва оков земного притяжения и выхода из своей колыбели в космос пройдут ещё многие тысячелетия, однако этот судьбоносный шаг человечества был бы в принципе невозможен без той духовной революции, которую совершили в глубокой древности индоевропейцы ещё в период своей общности. Если сравнивать их воззрения с ныне господствующей религиозной идеологией, то нельзя не отметить, что уже за многие тысячелетия до насильственной христианизации наши предки преодолели страх смерти и обрели веру в бессмертие своей души, приходящей на Землю из небесной высоты и после смерти туда возвращающуюся».

Помимо того чтобы обеспечить душе умершего быстрый и безопасный путь в рай, трупосожжение преследовало ещё одну цель. Умершие предки оказывались на небе вместе с Богами и, в силу как самой святости этого места, так и в силу изначальной святости их души, происходящей от Сварога-Неба и Дажьбога-Солнца, так же становились святыми. В этой связи большой интерес представляет заметка о славянах Аль-Масуди, писавшего в 20-50-х гг. Х в., или анонимного автора, сочинение которого приписывалось этому прославленному писателю: «Большая часть их племени суть язычники, которые сожигают своих мертвецов и поклоняются им» (Гаркави А.Я. Указ. соч., с.125).Согласно этому свидетельству современника, славяне поклонялись своим сожжённым предкам, а не огню, на котором они сжигались. Культ предков, способных как помочь, так и навредить живущим, был известен почти всем народам Земли, и уже в Ригведе (Х, 15, 6-7) арии обращались к своим умершим с такой просьбой:

                               Не навредите нам, о Отцы, чем-нибудь,

                               Если по природе человеческой мы совершили грех!

                               Сидя в лоне красноватых (языков пламени),

Дайте богатство почитающему (вас) смертному!

                               Сыновьями, о Отцы, подарите из этого

                               Добра! Наделите здесь силой!  

Известны у индоевропейцев и случаи обожествления сожжённого, причём уже в достаточно поздний период. Римский историк Геродиан так описывает похороны императора Септимия Севера, произошедшие в 211 г. н.э.: «Далее наследник покойного, тот, кто принял власть после него, брал пылающий факел и подносил его к деревянной постройке; тем временем другие люди поджигали её со всех сторон. Поставленные друг на друга, заполненные хворостом и сухими травами, срубы вспыхивали, и столб огня взвивался на огромную высоту. Считалось, что с огнём и дымом поднимается к небу душа усопшего императора и он становится божеством среди других богов» (Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима. М., 1988, с.327). Хоть римские императоры обожествлялись при жизни, очевидно, что лишь с помощью огня его душа могла подняться ввысь и присоединиться к другим небожителям. Не может не обращать на себя внимания сходство этой сцены и объяснение её проведения с описанными Ибн Фадланом семь веков спустя похоронами знатного руса на Волге. 

Об обожествлении предков у западных славян говорит Титмар Мерзебургский: «они чтут домашних богов», что понимается современными исследованиями как свидетельство развитого родового культа. С культом предков исследователи связывают небольшие деревянные фигурки X-XI вв., найденные при раскопках в Новгороде: «Деревянные домовые резко отличаются от детских кукол-лялек и вполне соответствуют образу “дедушки домового”. Важным аргументом в пользу такой трактовки является то, что фигурки бородатых мужчин встречены только в нижних языческих пластах культурного слоя Новгорода и исчезают к середине XI в. То, что эти поясные скульптуры не являются изображениями определённых богов славянского пантеона вроде Перуна или Велеса, явствует из полного отсутствия у них каких бы то ни было атрибутов (турьего рога, молнии и т.п.). Это – бородатые старички, вполне подходящие под обобщённое понятие предков-дедов» (Рыбаков Б.А. Указ. соч., с.499). У вятичей ещё в XII в. местом сбора общеплеменного веча было городище Дедославль, в котором, как предполагает Б.А.Рыбаков, находился и религиозный центр этого племени. Хоть христианская церковь и заставила людей отказаться от почитания умерших предков, следы их обожествления встречаются у восточных славян вплоть до XIX в. Таким образом, мы видим последнее логическое звено установленного Сварогом ритуала трупосожжения: умершие предки не только поднимаются на небо в языках пламени и клубах дыма, благополучно избежав всех подстерегающих душу в загробном мiре опасностей, но и становятся там святыми, продолжая помнить и помогать своим оставшимся на земле потомкам.

Понятно, что в условиях господства матриархата наибольшим почётом должна была пользоваться Мать Сыра Земля, а не её небесный супруг (например, в греческой классической мифологии Гея-Земля порождает Небо-Урана и играет по отношению к нему значимую роль). Переход от захоронения умершего в земле к сожжению его тела идеологически обусловлен переносом акцента с Матери-Земли на Небо-Отца как наиболее заслуживающее почтения вселенское начало и самого надёжного защитника души умершего. Два этих сюжета не могли возникнуть случайно и вместе свидетельствуют о том, что Бог Сварог был для наших предков символом победы мужского начала над женским, а образ его сыграл ключевую роль в религиозном обосновании произошедшего грандиозного общественного переворота. Это было обусловлено тем, что из всех мужских божеств той эпохи один лишь образ Бога Неба дал мужской половине достаточно сил для свержения выродившейся женской тирании, вселявшей ужас даже в самые храбрые сердца. 

В XIV в. ведийский культ Неба возрождается у стригольников – первых русских еретиков. Обличая их уклонение от христианства, митрополит Фотий писал: «…стригольници, отпадающеи от бога и на небо взирающе беху, тамо отце собе наричают, а понеже бо самых того истинных еуаггельскых благовестей и преданий апостольскых и отеческых не верующе, но како смеют, от земли в въздуху зряще, бога отце собе нарицающе?» (Рыбаков Б.А. Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия. М., 1993, с.93). Негодование церковного иерарха весьма понятно – через столько веков после христианизации на Руси нашлись люди, которые посмели открыто отвергнуть библейские мифы и вернуться к своей ведийской родословной, называя Небо своим Отцом и Богом! Стоит отметить, что в верованиях стригольников присутствовал и второй элемент отмеченной выше пары, а именно – культ Земли, которой эти хранители отеческих заветов посмели исповедоваться, заменяя этим исповедь христианскому духовенству. Естественно, что церковь безжалостно уничтожила людей, пытавшихся остаться верными учению предков.   

Д 30(продолжение). Вергун [9] ведь может с хлябей дать, в чём нужда наша. И молимся о том. Вот ведь, Ондер [10] есть у нас, Который есть по-другому Перунец [11]. И вот, повергает Он врагов на хребетища их, а также отрывает головы их, и говорит с неба [видимо, иносказательно о громе], и кидает их на море и пущи [т.е. лесные чащи].

И вот, сушь налетает из краёв чужих. И там она до того времени, пока её Питар не отведёт, сырость неся, идёт воспять и бросает их на тех, давя их.

И молятся они Богам, той Жале [12] и Горюне [13] той, и так встают Боги от мужей тех [т.е., возможно, из-за их молитв и жалоб] перед Сварогом. И Он отнимает руки свои от бороды и повелевает дождям течь на поля те. И вот, персть засохшая насытиться может по Воле Божеской, и злаки могут подняться к Лицу Дия [т.е. к Небу-Сварге].

И се, видите Сурью;[14] вот ведь, Сурья живит ниву и полнит силою зелёные кусты и злаки. И те от Её рук [т.е. лучей-рук] оживают и зеленеют, и то жнивьё вырастает, и собираем его в житницы наши. И те снопы складываем в них. И речем, что Вергунец [т.е. то, что повергают, бросают, т.е. молния, оживотворяющая растения] Ондера падает к нам и начинает растить жнивьё и злаки те. И вот, есть у нас поистине хлеб наш.

Вот, бросаем то в яму и приготовляем брёвна ровные (?). И говорим, что есть издие, а после того зажигаем огонь сильный и бросаем в него брёвна те, а огонь бьёт до небес, и там язык его трепещет и раздваивается и натрое делится. И то есть знак от Богов, что любится жертва та Им, и хотят Они её.

А будь блудень [т.е. заблуждающийся] какой, который будет пересчитывать Богов тех, отделяя от Сварога, извержен будет из рода, потому как нет у нас Богов кроме Вышня.[15] И Сварог и иные суть множество, потому как Бог есть Един и Множествен. Да не разделяет никто того Множества и не речет, что имеем Богов многих.

Се, ведь Свет от Ирея [16] идёт к нам, и да будем того достойны.

Уверен, что для многих совершенной неожиданностью стало открытие, что религия древних русов, в противоположность общепринятому мнению, была не политеистической, а монотеистической: Всевышний Бог, Вышень, признавался единой всемогущей сущностью, проявляющей себя во множестве аспектов. Насколько согласуются эти данные Влескниги с данными других источников?

Когда к середине VI в. славянские народы антов (приднепровских русов) и склавинов (приднестровских славян) осели на Нижнем Дунае, их присутствие у границ Византийской Империи зафиксировали византийские авторы Иордан и Прокопий Кесарийский. Второй из этих авторов оставил описание славянских обычаев, в том числе и верований, единственное во всей древней литературе и не имеющее себе равных среди общих описаний, существующих в литературе средневековой. Прокопий посвятил религии славян краткое, но содержательное повествование, всесторонне и систематично перечислив основные её черты. Он является единственным источником информации о ней вплоть до конца IX в., когда начинается непрерывный поток сообщений одностороннего содержания. Понятно, что столь исключительное сообщение о религии славян в момент, когда они вошли в непосредственное соприкосновение с Византийской Империей, заслуживает – в меру его достоверности – особенного внимания. Вот как оно звучит в той части, которая представляет для нас сейчас особый интерес:

«Они считают, что только один Бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды» (Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950, с.297).

По поводу этого отрывка у исследователей когда-то сложилось впечатление, что Прокопий придал славянским верованиям монотеистическую окраску под прямым и косвенным влиянием христианства. Однако необходимо учесть, что византийский историк черпал сведения из достоверных – славянских – источников и передал этнографический образ, соответствующий действительности. Хотя отсутствуют доказательства того, что Прокопий когда-либо переправлялся через Дунай на его славянском участке, у него тем не менее было достаточно возможностей непосредственного общения со славянами – и военнопленными, и прежде всего со славянскими воинами на службе у императора. На этот второй источник указывают его слова о смерти, грозящей в болезни и на войне, как о единственном мотиве жертвоприношения славянскому божеству. Из уст славян-пахарей мы бы услышали прежде всего о хорошем урожае как о цели культовых обрядов. В своей «Истории войн» Прокопий также упоминает о славянских отрядах. Например, мы читаем о кавалерии, состоящей из гуннов (болгар), склавинов и антов, отправившейся в 537 г. на помощь Велизарию в Рим, когда возле этого полководца находился и Прокопий. Он мог, конечно, встретиться с наёмными славянами и в Константинополе. Тогда можно предположить, что свои данные о славянах он получил благодаря собственным впечатлениям, разговорам с воинами, наблюдением за их поведением. Это не была случайная информация, поскольку сообщение Прокопия о религии славян предполагает существование продуманной анкеты и систематизацию её результатов, что свидетельствует о более глубоком интересе к верованиям этого народа (Ловмянский, 2003, с.67-70).

Таким образом, в недрах древней религии наших праотцев задолго до их христианизации уже существовал монотеистический культ Единого Бога. В сохранившихся вариантах «Голубиной Книги» – передававшегося изустно в стихотворной форме священного сказания русского народа, сложившегося в дохристианскую эпоху и в дальнейшем подвергшегося незначительному христианскому влиянию – с различными частями Его божественного тела связывается происхождение всей видимой Вселенной, включая и самого человека: Солнце произошло от Его лица, месяц – от грудей, зори – от очей, звёзды – от риз Божества, а белый свет – от Святого Духа. Восторжествовавшее христианство ещё могло примириться с тем, что народ отождествлял небесные светила и некоторые небесные явления с лицом и одеждой Бога, но то, что «зацелись тёмны леса да как от власов Божьих» и «зацелося сине море да от слёз Божьих», представлялось совершенно недопустимым кощунством. Нечего и говорить, что данная картина не имеет ничего общего с Библией, где Бог существует вне материального мiра и творит его Своим словом, а отнюдь не расчленением собственного тела.

В космогоническом стихе «Голубиной Книги» о «творении» не говорится вовсе. Вопросы ставятся о происхождении мiра – «откуда?» – и ответы даются или в безглагольной форме, или в глаголах, которые скорее могут быть истолкованы в смысле порождения или эманации. Во всех вариантах стиха мiр «взят», «зачался», «занимался», «стался», но нигде не говорится о том, что он сотворён. Так принципиальное противоречие между русской ведийской и еврейской ветхозаветной версиями возникновения мiра прослеживается даже на языковом уровне.

Человек мыслился создателям «Голубиной Книги» полностью подобным небесному Первосуществу: ум-разум в нём прямо от Бога; человеческие помыслы происходят «от облак небесных»; «кости крепки от камени; телеса наши от сырой земли; кровь руда наша от чёрна моря», которое само, как мы уже видели, возникло от слёз Бога. Соответственно, земля и камни также должны были происходить из тела Первобожества. Если вся видимая Вселенная произошла из тела Бога, а человеческое тело возникло из элементов окружающего его мiра, то человек, в силу своего происхождения, будет подобен не только антропоморфному Первобожеству, но и образованной из Него Вселенной (Серяков, 2001, с.149-154).

Понятно, что столь величественная фигура космического Первобога явно заслуживала соответствующего поклонения Ему. Благодаря немецкому священнику и миссионеру Гельмольду мы имеем очень важное свидетельство, полученное на основании его собственных наблюдений и свидетельств современников, дополняющее данные Прокопия. В сообщении о походе в Вагрию в 1156 г. Гельмольд отмечает у западнославянского племени бодричей следующее религиозное представление:

«Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и Единого Бога, господствующего над другими в небесах, признают, что Он, Всемогущий, заботится лишь о делах небесных, а они (другие Боги), повинуясь Ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови Его происходят, и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому Богу Богов» (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с.186).

Очевидно, что этот небесный Бог Богов западных славян вполне соответствует космическому Прабожеству «Голубиной Книги», тем более что одновременно упоминаются произошедшие от Него Божества полей (т.е. земли) и лесов – элементов, соответствующих в русском духовном стихе телесам и волосам этого Прабожества. Подобно тому, как это было у полабских славян, на Руси отдельные элементы Вселенной также почитались как отдельные Боги, происходящие от Прабога. Этот обычай в рамках ведийского единобожия держался весьма долго, и ещё в XVI в. новгородский архиепископ Макарий с негодованием писал Ивану Грозному, что «во многих русских местах до сего времени обычая держахуся от древних прародителей… Суть же скверные мольбища их лес и камение, и реки и блата, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звёзды, и озёра и просто рещи – всей твари поклоняхуся, яко Богу» (Святский Д.О. Очерки истории астрономии в Древней Руси. Ч.1. // Историко-астрономические исследования. Вып.7. М., 1961, с.81). Таким образом, мы видим достаточно сложную теологическую картину, когда наиболее значимые элементы Вселенной (Солнце, Луна, Земля и др.) представлялись нашим предкам одновременно и как отдельные Божества, и как части тела Единого Прабожества, этого Бога Богов, от Которого они произошли. Память об этом изначальном Божестве была зафиксирована не только у средневековых западных славян, но и в гораздо более позднее время в Западной Украине, что следует из бытовавших там пословиц типа «Прабог то знае!» или «Иди до сто прабогов!» (Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1869. Т.3, с.781).

Бог Богов у западных славян назывался Святовитом. О значении имени этого Высшего Божества «Житие святого Беннона» говорит так: «Сванте значит на славянском языке святой, а витпереводится словом свет» (Гильфердинг А. Собрание сочинений. Т.4. История балтийских славян. СПб., 1874, с.171). Таким образом, небесный Бог Богов, от Которого произошли все остальные Боги и, по всей видимости, вся Вселенная, буквально именовался «Святым Светом», что, несомненно, представляло собой эпитет, замещающий настоящее табуированное имя. Поскольку в одном из своих значений слово «белый» в русском языке означало «святой», широко распространённое в нашем языке выражение «белый свет» в смысле всего видимого мiра совершенно тождественно западнославянскому Святовиту, этот мiр олицетворяющему. Нам неизвестен в точности способ, каким Святовит в западнославянской космогонии творил из своего космического тела мiр, однако западные хронисты зафиксировали чрезвычайно высокое значение, которое придавалось на Рюгене дыханию этого Божества: «Накануне великого дня богослужения жрец Святовитов, вошед во внутреннее святилище храма, куда один имел доступ, мёл его веником дочиста, причём остерегался дохнуть: всякий раз, чтобы дохнуть, выбегал он за двери, дабы присутствие Бога не осквернялось дыханием смертного» (Там же, с.163). Понятно, что подобный необычный ритуальный запрет должен был иметь под собой какие-то веские религиозные основания.

В связи с этим М.Л.Серяков приводит один фрагмент из «Голубиной Книги», который весьма необычно и неожиданно связывает происхождение всего видимого мiра (белого света) со Святым Духом:

Оттого зачался наш белый свет –

От Святаго Духа Сагаофова.

Библейским влиянием этот пассаж вряд ли может быть объяснён, поскольку в Ветхом Завете Дух Божий лишь носится над водами, но мiр творится божественным словом, что в корне противоречит всей концепции «Голубиной Книги» (Серяков, с.154-156).

Как видим, из всех церковных писателей (Прокопий Кесарийский был светским автором) один лишь Гельмольд оказался достаточно правдивым для того, чтобы отметить существование у славян веры в Единого Небесного Бога. Все остальные христианские писатели сознательно искажали в своих сочинениях истинное положение дел и, намеренно умолчав об этой чрезвычайно важной черте нашей древней веры, представляли своих идейных противников глупцами, которые исключительно по собственной тупости обожествили и начали поклоняться отдельным элементам тварного мiра, от небесных светил до деревьев, камней, рек, зверей и чуть ли не до пней, созданных Истинным Богом для блага человека. Не разобравшись в этом простом вопросе – где Творец, а где Его творение, – «язычники», не без помощи дьявола, впали в граничащую с безумием ошибку, и лишь свет новой веры, принесённый проповедниками христианства, позволяет блуждающим во мраке заблуждений людям увидеть истинное положение дел.

Причину подобного тенденциозного извращения фактов исследователь «Голубиной Книги» М.Л.Серяков объясняет следующим образом. Христианство явно было заинтересовано в том, чтобы максимально опорочить предшествующую религию, и было отнюдь не расположено признавать в ней веру в Единого Бога, которую оно всегда стремилось объявить своей монопольной собственностью. В случае существования у «язычников» веры в Единого Бога старая религия в некотором роде оказывалась бы на одном уровне с новой, в то время как при наличии в ней примитивного многобожия христианство становилось колоссальным шагом вперёд в интеллектуальной области.

Наряду с этим М.Л.Серяков указывает ещё более важную причину, представляющую угрозу самим основам христианства. Поскольку весь мiр, как земной, так и небесный, представлял собой отдельные части тела Первобожества, он был божественного происхождения, святым в буквальном смысле этого слова. Зримым воплощением этой идеи было не только обожествление Солнца и Луны, но и объявление священными отдельных деревьев или рощ, источников, камней и т.п. Однако тело человека целиком произошло из элементов этого мiра, небесного и земного, вследствие чего и оно божественно по своей природе. Эта изначальная божественность могла ещё усиливаться дополнительным указанием на происхождение людей от того или иного вторичного божества, и «Слово о полку Игореве» говорит о Бояне как о Велесовом внуке, а о русских – как о Дажьбожьих внуках. Вся Вселенная вместе с порождённым ею человеком оказывается пронизанной Святым Светом и образует, вместе с населяющими её людьми, единое божественное тело Святовита. Степень сгущения божественности в различных элементах Космоса, как природного, так и человеческого, могла быть разной (вспомним, что даже Боги западных славян были тем важнее, чем ближе они стояли к своему Прародителю), однако хотя бы в малой доле она присутствовала во всём. Первобог, разделяясь на отдельные элементы, порождал мiр, а человек, соединяя в своём теле большинство (если не все) разрозненных элементов Вселенной, оказывается подобием Бога и плотью от плоти этого мiра. Как между Богом и природой, так и между человеком и природой (а через неё и с Первобогом) оказывалась неразрывная связь, в результате чего все три основополагающие части мiроздания существовали в гармоничном единстве, взаимопроникая друг в друга.

Однако подобная картина мiра абсолютно противоречила всем основам христианского вероучения. С первой же главы Ветхого Завета Бог оказывается по ту сторону природы, творимой из ничего Его словом, и вместо неразрывной связи между Творцом и тварным мiром оказывается непреодолимая пропасть. Со второй главы Ветхого Завета провозглашается грехопадение еврейских прародителей Адама и Евы, в результате чего «первородным грехом» оказываются поражены не только евреи, но и все без исключения последующие человеческие поколения, а сам этот грех оказывается органически присущ человеческой природе. Ничего более противоположного славянским ведийским представлениям, согласно которым причастность к божественной природе полностью исключала какую-либо греховность и изначальную ущербность человеческого естества, в принципе невозможно было придумать. В Новом Завете спасителем евреев (и, согласно христианской доктрине, всего человечества) от мифического «первородного греха» выступает Иисус Христос («и наречёшь ему имя: Иисус; ибо он спасёт людей своих от грехов их» – Мф.1:21), искупающий их своей добровольной крестной мукой. Однако подобная жертва оказывалась абсолютно бессмысленной в условиях, когда люди и без того обладают безгрешной божественной природой, являясь подобием и частями тела Первобожества. В избавлении от последствий грехопадения еврейских прародителей не было никакой нужды, поскольку наши предки и так уже пребывали в том идеальном состоянии, к которому их обещало привести христианство. Именно эта фундаментальная причина, эта существенная угроза, которую ведийская идея единобожия представляла для всех отправных точек навязанной силой новой религии, и объясняет практически единодушное молчание об этой идее церковных авторов (Серяков, с.158-160).

Отношение христианских монахов-летописцев к ненавистной им «языческой» Руси наиболее отчётливо проявляется в прославлении ими Ольги, первой христианки среди неверных «язычников»: «Си бо сьяше аки луна в нощи, тако и си в неверных человецех светящеся аки бисер в кале: кальни бо беша грехом, неомовени крещеньем святым». – «Она ведь сияла, как луна в ночи; так и светилась среди неверных человеков, как бисер в кале: загрязнены были калом из-за греха, не омыты святым крещением» (ПВЛ, с.32). Бисер и кал – таково подлинное соотношение христианства и «язычества» в глазах приверженцев иноземного вероучения. Могут ли в принципе быть у кала какие-либо достоинства, и даже если они вдруг и есть, то заслуживают ли они упоминания? Отрицательный ответ на оба вопроса со стороны апологетов христианства очевиден. Неудивительно, что все эти летописцы стремились максимально опорочить веру своих праотцов, всячески унизить, извратить её истинный смысл, не останавливаясь ни перед искажением фактов, ни перед прямым подлогом. Вот, например, как звучит в «Повести временных лет» (с.37) сообщение о насаждении в Киеве князем Владимiром «многобожия», в котором представлен читателям целый пантеон, состоящий из шести божеств:

«И нача княжити Володимер в Киеве един, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху им, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери, и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими. И осквернися кровьми земля Руска и холмо-тъ. Но преблагий Бог не хотя смерти грешником, на том холме ныне церкви стоить, святаго Василья есть, якоже последи скажем. Мы же на преднее възратимся».