Кто такой Иисус Христос, чему учил и кому служил? 31 страница

Восстановление разорванной более тысячи лет назад связи времён (а в 988 г. разорванным по-живому оказалось не только время, но и сама душа русского народа, часть которой была загнана в тёмную сферу бессознательного), приобщение к духовному мiру наших далёких прародителей, которым, в конечном счёте, мы обязаны не только самой своей жизнью, но и нашими представлениями о добре и зле, красоте и уродстве, чести и бесчестии, правде и кривде, возвращение к своим изначальным корням, которые несмотря ни на что до сих пор продолжают питать нас и оказывать своё влияние на всю нашу современную жизнь, обретение исконных представлений о месте и смысле жизни русского человека в этой Вселенной, равно как и о происхождении самой этой Вселенной – задача первостепенной важности, без решения которой русский народ никогда не сможет обрести свою утраченную духовную целостность. Некогда нашим далёким предкам было дано откровение об окружающем мiре и их месте в этом мiре. Затем это священное знание было утрачено, а точнее – уничтожено пришедшей с далёких берегов Средиземного моря религией, которая подменила все наши ценности, навязала свой взгляд на мiр и заставила поклоняться чужому богу. Согласно основополагающему мифу наших далёких прародителей, мы являемся прямыми потомками Бога Солнца (Дажьбога) и, в силу этого, являемся носителями светоносной энергии в нашем мiре. Заставив забыть о своих божественных предках и вести свой род от созданного из глины еврейского голема Адама, новая религия в буквальном смысле превратила весь наш народ в Иванов, не помнящих родства. Полностью уничтожить религию наших предков христианству оказалось не под силу, но за тысячу лет оно смогло вытеснить её в область бессознательного, оставив в памяти народа лишь случайные отрывочные воспоминания о былой истине. И теперь лишь реинтегрировав своё индивидуальное и коллективное бессознательное мы сможем стать теми, кем мы изначально и должны были стать – великим и светоносным народом, состоящим из цельных личностей, неразрывно связанных как со своими предками, так и со всей Вселенной. Восстановлению хотя бы в общих чертах этой забытой истины и призвана нам сегодня помочь чудом вернувшаяся из небытия Влескнига. На заре истории, воплотив своё национальное и нравственное самосознание в мифах, в которых и выкристаллизовалась душа народа, наши далёкие предки благодаря этому и стали тем, кем они были – славянами и русами. Теперь, в эпоху тотальной глобализации и размывания всего и вся, в первую очередь нравственных и национальных основ, возвращение к своим истокам, возможно, предоставляет нашему народу единственный шанс не просто остаться самим собой, сохранив свою самобытность и свою душу вопреки наступающему хаосу и бездуховности, но и, став сильнее, одолеть окружающее нас Зло.

В силу распада своего великого государства мы ощущаем глобальный кризис современной эпохи, возможно, острее, чем многие другие народы. Продолжающееся уничтожение окружающей нас природы, продолжающееся уничтожение страны и народа, продолжающееся духовное уничтожение каждого конкретного русского человека – вот триединая угроза, с которой все мы столкнулись в самом начале третьего тысячелетия. В этом мiре – огромное множество сил, восходящих, в конечном итоге, к одной огромной тёмной силе, готовой на всё, чтобы парализовать нашу волю, окутать ложью наш мозг, поработить наши тела и использовать их в своих интересах. Но самая главная цель этой тёмной силы – это похитить нашу душу, заставить забыть себя, своё происхождение и предназначение на Земле. В этом плане каждый из нас, вне зависимости от того, хочет он этого или нет, оказывается подобным сказочному богатырю, вступающему в единоборство с многоглавым Змеем Горынычем. Зло не спрашивает, хотим мы этой битвы, готовы к ней или нет – оно просто нападает. Чудовище это многолико и каждую секунду готово являться к нам в новом, подчас трудноузнаваемом обличье. Против многообразия Зла есть только одно средство – обрести свою истинную силу, стать самим подобными сказочному герою, побеждавшему чудовище (Серяков, 2004, с.5-15). Но для этого нам необходимо вернуться в мiр своих предков, в мiр нашего изначального национального мифа, заложенный в основание святоотеческой веры, и там, в далёких глубинах прошлого, обрести своё истинное «Я».

Христианская церковь веками старалась замалчивать суть и значение нашей Русской Отеческой Веры, называя её «язычеством». Более того, она замалчивала и то, что борьба между Русской Ведийской и иноземной христианской религией не была столь кратковременна и так победоносна, как это кажется. Многое из древних наших обрядов оказалось неистребимым, и христианская церковь, чтобы стать победительницей, должна была многое перенять, облечь в свои формы, словом, пойти на компромисс, вплоть до присвоения себе нового названия – православная церковь (это при отсутствии в христианской догматике самих понятий о Прави и Правьде!).

Говорить о «язычестве», даже просто вспоминать о нём, считалось грехом, а между тем в нашей родной ведийской религии не было ничего такого, чего мы могли бы стыдиться. Это была сильная, внутренне крепко скроенная религия, высокодуховная, красивая, а потому представлявшая и до сих пор представляющая для христианства страшного противника.

Важнейшим философским понятием нашей древней религии, согласно Влескниге, наряду с Явью, Навью и Правью, является, как гласит Д1, великий Ум (Оум) Божеский, единый с нами. Это – Абсолют, духовная первооснова мiра. Он напоминает как индийское Ом (Аум), так и Ум (Нус) Анаксагора или Мiровой Разум неоплатоников. Положение «Великий Ум Божеский, единый с нами» близко индийскому учению о единстве Брахмана и Атмана, мiрового и индивидуального разума. Соответственно этому философскому понятию и в противоположность навязанному христианством и ставшему общепринятым мнению религия наших предков была не политеистической, а монотеистической, рассматривающей всех Богов как воплощения единой всемогущей сущности: «И всякий день к Богам взираем, которые есть Свет, которого мы называем Перун, Даждьбог, Хор, Яр, и именами многими иными» (Д 4г). Наличие множества Богов, являющихся различными проявлениями Единого Бога (Сварога, Вышня), нисколько не нарушает принципа монотеистичности. Такое явление (довольно позднее) известно Месопотамии, Ирану, Индии: Боги объявлялись воплощениями или ипостасями Мардука, Ахурамазды, Кришны и др. Не чуждо оно было, как уже говорилось ранее, и славянам. Збручский идол Х века изображает верховного Бога Рода-Святовита и в то же время всю Вселенную, четырёхстороннюю и трёхъярусную. Четыре небесных Бога и даже злой подземный Бог выступают как ипостаси Рода. Такая теология даже более монотеистична, чем в христианстве, где наряду с богом Израилевым Иеговой-Саваофом существуют его не то жена, не то полюбовница «Богородица», которую он «непорочно» осеменил, его «единородный сын» Иисус Христос, а также Сатана и несметное количество чертей, бесов, ангелов, архангелов, серафимов, херувимов, различных святых – сущностей, отдельных от бога Израилева, хотя и подчинённых ему. В противоположность этому многочисленные Боги наших предков, отражающие многообразие сил и явлений природы, существуют не отдельно, а являются составной частью господствующей над всеми ими единой всемогущей силы – Бога Сварога. Влескнига говорит: «Яробог правит Весной цветущей и Русалами, и Водичами, и Лесичами, и Домовичами», но добавляет: «Да и Сварог ими правит» (Д 38а).

Любопытно, что идея Троицы родилась не в христианстве, а в недрах арийского мiра. У наших предков Троица называлась Триглавом, и вся совокупность проявлений Единого Бога подразделялась на Великий и Малые Триглавы (Д 25). Великий Триглав – это единство Сварога, Перуна и Святовида. «Се, тайна великая это есть, потому как и Сварог Перун есть, и Святовид» (Д 11а). Вместе с тем последние два, как и все Божества, входящие в Малые Триглавы, являются порождением Сварога, Деда Божия, поэтому и называются они Сварожичами.

Важно также, что, согласно «Вишну-пуране», Сварожичем (Svarocisa) именовался и первый человек Ману во второй мiровой эпохе (манвантаре). Весьма существенно, что от этого Ману, воплощающегося под разными именами в начале каждой эпохи, и происходят земные цари: «Пуруша есть владыка Вселенной, а владыка кальпы – Брахма, владыка мiра; владыкой же манвантары является Ману. Этих Ману четырнадцать, и в начале каждой манвантары земные цари происходят от них» (Бируни. Избранные произведения. Т.2. Ташкент, 1963, с.337). Таким образом, мы видим, что и связь высшей, монархической власти со Сварогом зародилась ещё в эпоху индоевропейской общности. Эта высшая власть имеет небесное, божественное происхождение, и лишь благодаря этому может осуществлять свои функции. Соответственно и в русской мифологии Сварог даёт людям первые законы, а через своего сына Дажьбога является родоначальником как всех славян в целом, так и правящей княжеской династии.

В отличие от иудаизма и христианства, наша древняя ведийская вера не отделяет Бога от природы, а отождествляет Его с природой и со всей Вселенной, рассматривая их как совокупность неотделимых от Него составных частей. Поэтому наши предки поклонялись всем силам природы – большим, средним и малым, ибо всякая сила является проявлением Бога. Бог присутствует всюду, что признают и христиане, но, в отличие от еврейско-христианского бога, которого «не видел никто никогда» (Ин.1:18; 1 Ин. 4:12), мы Его можем видеть и ощущать: свет, тепло, молния, дождь, родник, река, ветер, дуб, камень, плодородие земли и т.д. – всё это, большое и малое, двигающее жизнь, является проявлением Бога, а одновременно и самим Богом. Древние русы жили в природе, считали себя её частью, а значит – и частью Бога, называя Его своим Отцом и Дедом, а себя – сынами Перуна и Дажьбожими внуками. Это была солнечная, живая, реалистическая религия.

В противоположность грекам и римлянам, древние русы мало персонифицировали своих

Богов. Они не переносили на Них своих человеческих черт, не делали из них просто сверхчеловеков, как это рисовалось грекам и римлянам. «Грецколане ведь не Богов почитают, – говорит Влескнига. – И как бы человеки они, из камня сделаны, подобия мужам. А наши Боги суть Понятия» (Д 22). Ближайшую индоевропейскую параллель мы видим в описанных Геродотом верованиях иранцев: «Что до обычаев персов, то я могу сообщить о них вот что. Воздвигать статуи, храмы и алтари (Богам) у персов не принято. Тех же, кто это делает, они считают глупцами, потому, мне думается, что вовсе не считают Богов человекоподобными существами, как это делают эллины. Так, Зевсу они обычно приносят жертвы на вершинах гор* и весь небесный свод называют Зевсом. Совершают они жертвоприношения также солнцу, луне, огню, воде и ветрам» (Геродот. История. М., 1993, с.54).

Наши ведийские Божества были скорее символами явлений природы, человеческого в них было совсем мало. Отсюда вытекала особая черта религии наших предков, восточных русов: они не создавали кумиров, как это делали русы западные, прибалтийские, принёсшие впоследствии эту традицию с собой на восток. Они не старались воображать Богов во плоти, в материи, как это делают христиане, изображающие своего Саваофа восседающим на облаках в виде древнего старца. Они были крайне далеки и от язычества, которое мазало своим кумирам губы, подразумевая под этим кормление последних пищей. Ни во Влескниге, ни в Ведах вы не найдёте цельных описаний внешности ведийских Богов, и вполне вероятно, что не было и их изображений. Во всяком случае, культ изображений для религии наших древних прародителей явно был нехарактерен, что, должно быть, было связано с отсутствием постоянных мест богопочитания – храмов. Можно предполагать почитание отдельных символов или атрибутов, сакральных предметов, да и то скорее в области народных культов, нежели в той сфере религиозного сознания и обрядовой практики, которые запечатлены в священных текстах. То же, что обычно принято считать антропоморфными изваяниями славянских Богов, на самом деле в большинстве случаев представляет собой изображения умерших предков-дедов – щуров и пращуров.

Древний рус (восточный) видел в своих Богах, главным образом, силы, влиявшие на человека тем или иным образом: силы добрые и злые. Человеческое в этих силах было то, что они понимали наших предков. Природа была для наших праотцов полна сил-Богов, и они непосредственно с Ними общались. Они не устраивали особых мест для молитв – они просто молились там, где находились. Если деревья (например, старые дубы) являлись центрами, возле которых совершались религиозные обряды, то это не означало, что русы поклонялись им. Поклонялись той силе, которая создала эти дубы. Религия древних русов была религией радости, восхищения перед силой и красотой природы. Если и были особые места, где происходили жертвоприношения, празднества, то в них не было ничего особенного, таинственного, «святая святых» и т.п. Это были места, освящённые веками и, очевидно, удобные для собрания многих людей. Во всём царила естественная (и потому красивая) простота.

Исследователи ведийской религии делали попытки найти её корни в натурмифологии. Действительно, во Влескниге, как и в гимнах Ригведы, несложно обнаружить поэтические описания природных явлений: «Тут Заря Красная идёт к нам, как жена благая, и молока даёт нам во силу нашу и крепость двужилую» (Д 7ж); Бог Солнца «Даждьбог на струге своём гребёт во Сварге весьма лазурной, каковая есть синяя, и струг тот сияет, и сияет он, как золото, Огнебогом раскалённое» (Д 38б). Но обычно ситуация выглядит более сложной, и считать Богов Влескниги простыми персонификациями явлений природы не приходится. Из утверждения, содержащегося в дощечке 22 («наши Боги суть Понятия»), явствует, что мифологические персонажи Влескниги олицетворяют скорее отдельные идеи или функции, нежели сами по себе природные феномены. Границы между этими идеями и понятиями и их персонификациями как Божествами обычно смазаны, неопределённы. Это даёт возможность с лёгкостью отождествлять разных небожителей, превращая одних в ипостаси других. Божества считаются взаимозаменяемыми, и их нередко почитают целыми списками, что видно из дощечек 11а и 11б. В индийских Ведах появаляется такое характерное понятие, как «Все-Бог», которому у славян соответствует «Все-Вышний», персонифицирующееся в Вышне (Д 30), Свароге (Д 38а) или просто Боге* и означающее довольно неопределённую совокупность сверхъестественных существ, достойную почитания наряду с перечисляемыми по именам отдельными Божествами.

Характерной чертой ведийского мiровоззрения является представление о реальности существования общих понятий. По мнению наших древних прародителей, очевидно, не может быть помыслено то, чего не существует в действительности. Например, если есть отдельные медведи, то можно говорить об общей субстанции «медвежести». И эта субстанция мыслится как нечто материальное и независимое от отдельных медведей. Она кажется даже более реальной, нежели сами медведи – последние являются таковыми лишь постольку, поскольку причастны «медвежести», олицетворяемой Медведичем. При этом необходимо учесть то важное обстоятельство, что имя не просто обозначало то или иное явление или понятие, оно, согласно мифологическому сознанию древности, в определённой степени и было им. Имя не только передавало суть своего носителя, но, как отмечает Т.Я.Елизаренкова (Ригведа. Мандалы V-VIII. М., 1995, с.469), «имя собственное и его обладатель неотделимы друг от друга, имя и есть носитель. Существует только то, что имеет имя. Через имя его носитель приобщается к существованию, оно является неким внутренним качеством. Из этого следует, что знать имя – означает знать суть его носителя, подчинить его своей власти, а дать имя – значит создать его носителя, поскольку пока нет имени, нет и соответствующего предмета или персонажа». Данное восприятие мiра отразилось и в языке, в результате чего санскритское nama означало не только «имя», «слово», но и «предмет», «существо». В силу этого имя по своей сути было сакрально, а установление имён явно относилось к кругу космогонических функций, поскольку в процессе этого создавалось не просто слово, но и его носитель. Таковы перечисленные в дощечке 11б олицетворения различных субстанций растительного и животного мiра (Житнич, Овсенич, Просич, Берёзич, Липич, Клёнчич, Птичич, Зверич, Пчелич, Корович, Рыбич), природных стихий и климатических явлений (Студич, Лёдич, Дождич, Ветрич, Снежич, Водич, Громич), различных видов человеческой деятельности (Лович, Страдич, Ратич, Странич, Гостич, Беседич, Мыслич, Ведич, Милич, Святич, Красич, Спасич).* Безусловно, материально и такое понятие, как «многодетность», олицетворяемое Родичем. Эта благая субстанция может передаваться прикосновением. Если новобрачная в день свадьбы будет общаться с многодетными женщинами, она сама «заразится многодетностью». Таким же образом можно вынести из дома благополучного человека «материю благополучия», от старца получить долголетие и т.д.

Каждая из подобного рода абстракций воспринимается как некое Божество. Мiр буквально переполнен Ими и, так как Они существа одушевлённые, – тоже одушевлён. Воздействие на эти сверхъестественные создания осуществляется посредством жертвоприношения. Отношения между Божествами и человеком складываются по принципу обмена: ты – Мне, Я – тебе. Те и другие, люди и Боги, зависят от жертвы. Жертва – это еда Божества. На их тесную связь указывает и одинаковый корень в словах жрать и жертва. Боги живут едой из этого мiра, а люди – едой из мiра Богов. Жертва от людей идёт к Богам и – в качестве возмещения – вновь возвращается к людям. В результате взаимного обмена едою пища переходит из одного мiра в другой, происходит некий круговорот материи. В центре этого круговорота и всей картины мiра оказываются уже не сами Боги, а жертвоприношения. Из простого средства задобрить небожителей жертва превращается в подлинную основу, душу мiроздания. В представлении исполнителей ритуала, обряд не символизирует космические явления, а вызывает их. Жертва осмысливается как движущая пружина мiровых процессов. Боги ничего не решают по произволу. Они лишены свободы воли. Богов не умоляют, а скорее управляют Ими. Иногда Они выглядят как простые статисты в литургическом действии.

В Волынском Полесье с древних времён бытовал следующий обряд: зажёгши обмотанное соломою колесо, «спускали його з горбочка» и смотрели, как оно постепенно «разгоралось, котючись, и як докотившись, падало у воду» (Камiнський В. Свято Купалы на Волинському Полicci // Этнографич. вестн., кн. 5-8. Киев, 1927, с.20). Верили, что в этот день и солнце купается, окунаясь несколько раз в воду. Возможно, что само поверье об окунании солнца связано с этим обрядом. А обряд происходит из магии поворотного дня в календаре. Наши предки не были уверены в том, что каждый год солнце точно и в срок повернёт к осени, с которой связан урожай, и считали необходимым подстегнуть его в этом деле соответствующими обрядами (Клейн, 2004, с.294-295). Ведь сроки обычно колебались, и задержки пугали людей. Магия должна была помочь и обеспечить благополучие общины.

Эти цели характерны не только для календарных обрядов, но и для связанных со случаями нарушения нормальной жизнедеятельности в природе, несущими в себе угрозу катастрофы (засухи, мора и т.п.), когда отправлялись экстраординарные ритуалы. Структура таких ритуалов определялась представлением о необходимости отправлять вестников в космический мiр Богов и обожествлённых предков в самые жизненно важные для общины моменты. В современном пережиточном народном ритуале обычно мы имеем дело уже не с самими вестниками, или посланцами, а с какими-то их заменами – животными, чучелами, куклами. Обрядовая традиция отображает не самый ритуал проводов на тот свет, а трансформированные и деградировавшие формы его, сложившиеся в результате замены посланников знаками и символами. Между тем то, что обычно определяется просто как «человеческое жертвоприношение» или его замена символами, первоначально являлось отправкой посланцев, заступников на тот свет к Божеству и принципиально отличалось от приношения животных в жертву. Животные, так же, как и растения, жертвовались в пищу, тогда как люди должны были предстать перед Божеством и молить за оставшихся на земле. Обычно эту миссию брали на себя старики. Такие посланцы должны были отправляться в мiр Богов добровольно, как в случае добровольного следования за своим умершим мужем одной из его жён, описанном Ибн Фадланом в обряде похорон знатного руса, виденном им в Волжской Булгарии в 922 г. и ставшим благодаря этому широко известным. Память о таких добровольных заступниках передавалась из поколения в поколение, как, например, об упоминаемом во Влескниге Хоругыне, о котором один из её авторов говорит сородичам, что «он – проситель ваш перед Богами» (Д 29).

Магическое воздействие на природные процессы с помощью соответствующих обрядов особенно наглядно проявлялось в Купальских празднествах. Пляски, прыжки влюблённых парочек через костёр и совместное купание в Купальскую ночь перерастали в оргию, в которой не допускались разве что только кровосмешение и супружеская измена. Такие оргии были для наших предков не развлечением и не «данью природе», а магическим обрядом, который должен был обеспечить плодородие Матери Сырой Земле. Не стоит путать их с «групповухой» или шабашами сатанистов, а наших древних прародителей считать поборниками «сексуальной революции», думающими лишь о своих удовольствиях. По современным понятиям, навязанным христианством, обряд совокупления мужчины с женщиной считается безнравственным и непристойным, но однако же он не сравним с порнографическим шоу. Для наших же предков это был обряд света и жизни, нёсший поражение силам тьмы, разрушения, бесплодия и смерти. После сева, например, супруги совокуплялись прямо на поле – ради хорошего урожая. А на зимние Святки ряженые валяли вместе парней и девушек, заставляли девок целовать в «срамное место» парня, изображавшего мертвеца, оживлять его с помощью сексуальных действий. Это не «забава» извращенцев-маньяков, а магия возрождения жизни! Силой животворящей половой любви Бог оживал сам и оживлял природу, обеспечивал урожай, а значит – спасал людей от бедствий голодомора. Наши предки верили: не отпразднуешь как следует Купалу или Святки – и не будет урожая, настанет голод. Все эти неистовые пляски, безудержное веселье и любовный разгул были зачастую непристойны, но это делалось не в угоду животным инстинктам и не забавы ради, а чтобы обеспечить, как искренне верили наши праотцы и праматери, благополучие семьи, рода, общины. Во имя этого они и совершали то, что в обычное время считалось грехом и стыдом. Тем не менее даже и в такие дни отношение к девичьей чести и супружеской верности у славян было самое строгое.

Для ведийского мiровоззрения характерно представление о материальности всего мiра (включая область духа и абстрактные понятия) и в то же время оживление этой материи в виде Божеств. Всё в мiре взаимосвязано, и потому одно можно сделать орудием воздействия на другое. Необходимо лишь осознать, выразить и использовать эти тождества. Ведийская религия отличается практицизмом, педантическим рационализмом, исходит из наличия всеобщих закономерностей, которым подчиняются сами Боги.

Следствием всего этого было то, что русы не нуждались в посредниках между собой и Богом – они были Его «внуци» и обращались к Нему во всех случаях жизни. Из Ригведы мы знаем, что ведийские обряды были доступны всем, кто был арием по происхождению и прошёл в детстве соответствующее посвящение, и каждый домохозяин сам совершал все необходимые обряды в сфере своей частной жизни, связанные как с семейными праздниками по случаю брака, рождения сына, первого кормления ребёнка, первой стрижки его и т.п. (сама жизнь человека рассматривалась как цикл обрядов от зачатия до кремации), так и в связи с церемониями, исполнявшимися в определённые сезоны для приумножения урожая или приплода домашнего скота. Однако для более значительных ритуалов, выполнявшихся на благо всей общины, требовалось присутствие особой касты жрецов, которые рассматривались как посредники между мiром людей и Богов. «Кудесники жертвы творили, и всякий род имел старого кудесника, который другим Радогощ давал и ими управлял, имея на челе Даждьбога, сообразуясь с Которым, поступал», – читаем мы во Влескниге (Д 33). Только жрецы-кудесники знали все детали обрядов и могли быть религиозными учителями. Священные тексты Вед они держали в тайне от непосвящённых и передавали ученикам в устной форме, опасаясь их осквернения. «Духовное» родство для ведийских жрецов значило не меньше, чем физическое, что способствовало развитию так называемых ведийских «школ». Несмотря на известное единство ритуала, наличие «школ» позволяло учитывать также родовые и местные особенности обрядовой практики.

Кудесникам приписывалась магическая сила воздействия на мiр. Их сверхъестественные способности поддерживались посредством соблюдения разнообразных обетов воздержания и аскетизма. Кудесник считался лицом, не подлежащим телесному наказанию, а тем более – смертной казни. Это соответствовало его роли в ритуале как особо сакральной персоны. Убийство кудесника рассматривалось как страшный грех, наказываемый извержением из Рода. Другой привилегией кудесников считалось то, что они освобождались от уплаты податей, ибо значительная часть подношений, собираемых с народа, поступала именно в руки кудесников в виде пищи для жертвоприношений, даров и раздач. «Также даём десятую мы часть нашим Отцам и сотую – властям», – сообщает нам Влескнига (Д 3а).

Собираемые с народа взносы шли на общие жертвоприношения с угощением участников, на вознаграждения жрецам, на разнообразные дарения. Они предназначались для раздач и перераспределения между приближёнными князей. Эти жертвы и раздачи должны были служить для всего коллектива залогом будущего урожая и всяческого благополучия, а для князя оборачивались увеличением «славы», укреплением его поддержки народом, ростом числа подданных и, соответственно, размеров собираемых взносов. Идеальный князь должен был проявлять свою щедрость.

Прерогатива власти принадлежала отдельным знатным родам – поэтому слова Влескниги «князей наших мы избираем, чтобы власть их о нас заботилась» (Д 24в) скорее следует понимать как утверждение наследника, нежели какие-либо «выборы». Они выражают идею добровольного подчинения народа единому владыке. Само положение князя в родовом обществе определялось его божественным происхождением и родственными связями, и это даёт основание считать, что лишь из среды прирождённых княжеских родов могли выходить правители. Об этом говорит и сама же Влескнига: «В те времена мира князей избирали многие вожди, и князя из своего числа» (Д 37б). Для признания законности нового князя требовалось лишь формальное волеизъявление народа. Вероятно, с этой целью могла собираться сходка старейшин или глав больших патриархальных семейств. Учитывая характер социальной структуры, невозможно предполагать какое-либо участие в обсуждении подобных вопросов всего взрослого населения.

Власть вождя и правителя осмыслялась как сакральная: князь олицетворял всю общину (род, племя, народ, государство). Особо подчёркивалась физическая мощь и мужество князя. В индийских Ведах его часто сравнивают с быком, неустанно стремящимся покрывать коров. Существовали специальные ритуалы, которые должны были способствовать омоложению правителя, приданию ему новых сил. Дряхлость и физические недостатки князя представляли огромную магическую опасность для его подданных – с ним вместе всё княжество могло одряхлеть или лишиться каких-либо органов. От князя магически зависело плодородие и прежде всего выпадение дождя (последний рассматривался как оплодотворение земли). Об этом и молили Богов древнерусские князья, устраивая пышные жертвоприношения и раздавая богатые дары народу.

Ведийский жертвенный культ, особенно с участием князя как верховной сакральной фигуры, требовал большого количества участников. Преподносились Богу, главным образом, плоды земли и своих трудов: зерно, фрукты, цветы, молоко, жиры, изредка (в установленные дни) ягнёнок. Арабское Анонимное сообщение, содержащее данные обо всём северном славянстве, по-видимому, во времена великоморавского князя Святополка (ум. в 894 г.), который там упоминается, приводит в позднейшем переложении Ибн Ростеха (начало Х в.) одно из обращений славян к Богу: они, «когда приходит пора жатвы, собирают в черпаки [или: горсти] просо, поднимают их к небу и говорят: “Господи, что [до сей поры] давал нам пищу, дай нам её и сейчас в изобилии”» (Ловмянский, 2003, с.72-73). В иных случаях в жертву приносили петуха или курицу. Причём разрешалось убить их или отпустить на волю. Ягнят в заклание намечали в особо торжественные дни, например, в день Красной горки. «Влесова Книга» сохранила указание о том, что праздник этот (впоследствии превращённый в пасхальную неделю) был учреждён в «спомин горе Карпенсьтей», т.е. ежегодно праздновался день благополучного исхода наших предков с Карпат на Днепр (Д 7а).

Согласно Ведам, собственно жертвоприношение происходило на открытом возвышенном месте – участок специально выбирали и тщательно очищали от сорной травы. Устраивали обычно несколько огнищ – каждое особой формы и со своей символикой. Огонь возжигали посредством трения двух кусков дерева определённой породы. Один из них рассматривался как мужской, а другой – как женский, и само добывание огня приобретало эротическую символику. После «рождения» огня его кормили, подкладывая топливо и подливая топлёное масло, чтобы «ребёнок» рос быстрее. В костёр сыпали также зёрна, бросали куски мяса, лили молоко и простоквашу – пища вместе с дымом поднималась к Богам на небеса.*