Кто такой Иисус Христос, чему учил и кому служил? 15 страница

В 1806 г. Александр издал указ, объявляющий скопцов «врагами закона человеческого и божеского, разрушителями морали и отбросами общества». Оказавшаяся вне закона секта ушла в подполье, где продолжала пополнять ряды своих сторонников. Так было до 1832 г., когда «Спаситель» Кондрат Селиванов умер в остроге. После этого движение начало распадаться, а его участников изгнали за пределы государства. Многие скопцы эмигрировали в Румынию и основали там несколько колоний («кораблей»), где продолжали практиковать изуверские обряды. Особое значение, по примеру большинства сект, скопцы придавали молитвенным радениям, где на них якобы снисходила благодать божья. Вот как описывает очевидец радение тех времён в одном из «кораблей»:

«Семён Милютин (кормчий) садился в кресло под портретом Селиванова, брал свечу и зажигал её, после чего его примеру следовали все присутствующие. В молельную приглашали вступающего в “избранное стадо Христово” новичка. Обрядив его в белую рубаху, ставили на колени перед Милютиным, который приказывал верующему поклясться в том, что он сохранит обряд в тайне, и готовиться к оскоплению. Члены секты тем временем становились в круг и приступали к радению, ускоряя хоровод и “молясь” всё громче и громче. По достижении прихожанами предэкстазного состояния, Семён Милютин совершал над беднягой-новичком отвратительный ритуал. “Посвящённый”, с прижжёнными раскалённой кочергой половыми органами, истошно вопил, но его едва ли кто слышал – весь молящийся “корабль” в этот миг уже бился в экстазе. Хладнокровным среди общего безумия оставался лишь один человек – кормчий Милютин».

В таком духе секта продолжала действовать на территории Румынии. В 1865 г. только в Бухаресте было зарегистрировано около 2000 скопцов. Ещё через десять лет их количество достигло уже 12 тысяч.

Заметим, что учение скопцов возникло как вполне закономерный итог последовательного следования христовым заповедям и связанного с ним религиозного фанатизма. Уже в III веке в Европе существовали так называемые валежане, оскоплявшие как своих приверженцев, так и обычных служителей культа. Ореол священнодействия придавали кастрации не только тексты Нового Завета. Вот что говорит пророк Исайя: «Да не говорит евнух: “вот я сухое дерево”. Ибо Господь так говорит об евнухах: “Которые хранят Мои субботы, и избирают угодное Мне, и крепко держатся завета Моего, тем дам Я в доме Моём и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится» (56:3-5).

Подобные тексты оказывали на верующих огромное влияние. Желая навсегда отринуть телесные искушения, кастрировали себя и христианские священнослужители. Так, были, например, оскоплены согласно постановлению Никейского собора патриархи Константинополя Фотос, Игнаций и Мефодий. Не отставали от зарубежных иерархов и русские митрополиты. Всё это привело к тому, что папа Лев I издал буллу, запрещающую евнухам принимать духовный сан. Уже в XIII веке папа Бенедикт III установил тайный ритуал «проверки главы церкви на признаки мужского пола». Папа перед инициацией обязан был раздеться и сесть на порфировый стул с вырезанной в сиденье дырой. Один за другим кардиналы приближались к креслу сзади и прикасались руками к гениталиям папы, произнося при этом сакральную формулу: «Testiculos habet et bene pendents» («Яички есть, и подвешены славно»). Церемонию, впрочем, пришлось отменить в XVI веке после утверждения папы-сифилитика Льва Х о том, что он заразился именно при этой процедуре (Клитный, 2001, с.13).

138.«Некто, подошедши, сказал ему: “Учитель благий!..” Он же сказал ему: “Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог...”» (Мф.19:16-17).

Из слов Иисуса следует, что он – не Бог и не нужно его таковым считать и так называть. А значит, христиане, утверждающие, что он составная часть бога Авраама, Исаака и Иакова, противоречат главе своей церкви. Даже обвинявшие Христа не могли обвинить его в том, что он назывался «Богом», но только «Сыном Бога» (Мф.27:43), причём под «Богом» подразумевался явно не Всевышний Бог, а исключительно бог Израилев – Иегова.

139.«Веруйте в Бога, и в меня веруйте» (Ин.14:1).

В этой канонизированной заповеди Христа мы видим то же разделение и несмешение понятий. Соединительный союз «и» ясно показывает: бог Иегова и Христос – не одно и то же. Аналогичным образом он отделил себя и от Святого Духа, заявив, что хула на него самого простится, а на Духа – нет (Лк.12:10). А кому была предназначена молитва, которой Иисус молился на кресте: «Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?» (Мф.27:46). «Боже мой» – это кто? Не к самому же себе обращал Иисус эти слова! И как могла бы одна ипостась триипостасного божества оставить вдруг на время другую? Это исключено по определению.

В Новом Завете в 1326 местах, где употребляется слово «Бог», ничто не указывает, что в «Боге» заключено больше существ, нежели один «Бог». Наоборот, в 17 местах «Бог» называется единственным «Богом». Мест, где «Отец» называется так, всего 320. В 105 местах к «Богу» обращаются со звучными титулами. В 90 местах все молитвы и благодарности адресованы «Отцу»; 300 раз в Новом Завете объявляется, что «Сын» ниже «Отца»; 85 раз Иисус называется «Сыном Человеческим»; 70 раз его называют человеком. Нет в Библии ни одного такого места, где сказано, что «Бог» содержит в себе три различные существа или личности и всё же представляет собою одно существо или лицо (Блаватская, 2003а, кн.2, с.89).

140.«Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим. 2:5).

Это признание самого апостола Павла невозможно толковать двояко. Здесь всё предельно ясно: нет бога кроме единого бога, под которым подразумевается бог Израилев (Мк.12:29), но есть и посредник между этим богом и людьми (т.е. евреями), а именно – человек по имени Иисус Христос. Тот самый единственный в своём роде человек, который пожертвовал собой ради всех «погибших овец дома Израилева» (Мф.15:24). Никак по-иному эти слова апостола не может прочесть читатель, у которого есть глаза и мозги.

В евангелиях содержатся и косвенные свидетельства человеческой природы Христа, оставшейся с ним и после крещения. Так, сам факт искушения Христа в пустыне дьяволом (Бога тот искушать просто не посмел бы) однозначно говорит об этом.

Как же, однако, получилось, что человека Иисуса превратили в бога? На это следует простой ответ – в этом сыграла свою роль церковь, которая на неправильной трактовке личности Иисуса построила своё благополучие и основала свои претензии на власть и богатство. Того, что проповедует церковь, в евангелиях нет. В учении Иисуса нет ни одного намёка на то, что он искупил своею кровью род человеческий, павший в Адаме (как уже говорилось, это учение исходит от Павла), что Бог – Троица, что для «спасения» нужны семь таинств и т.п.

Попы не сразу сделали Иисуса богом. Только в 325 г., на Первом Вселенском Соборе в Никее, высшие иерархи церкви по своему собственному произволу большинством голосов, как на партсобрании (218 – «за», 2 – «против»), назначили его «Господом», единородным «Сыном Божиим» (богочеловеком с двумя естествами) и провозгласили это в принятом Символе веры христианской. Стоит отметить также, что ни в Никее (325), ни в Константинополе (381) в Символе веры с принятием его окончательной редакции «дева» Мария ещё не именуется «Богородицей»; это позднейшее допущение, принятое только на Третьем Вселенском Соборе в 431 г.

Иных, более объективных, оснований считать Христа богом (и, соответственно, «деву» Марию – богородицей) нет. «Понятно, что какие бы то ни было свидетельства Иисуса Христа о себе самом, равно как и свидетельства других людей насчёт него, не могут быть взяты в качестве таковых оснований в силу субъективности самих свидетельств», – резюмирует протоиерей Иоанн (с.32-33).

Но физические, умственные и психические данные Христа, конечно же, поражают. Они были исключительными, на грани сверхъестественного. Хотя наиболее сверхъестественное их проявление (воскрешение Лазаря) не подтверждено так называемыми «синоптическими» евангелиями (от Марка, Матфея и Луки). Безусловно, он был сильнейшим гипнотизёром, способным проводить сеансы массового гипноза, обладал высшей квалификацией мага и/или йога (если взять современный термин), управляя любыми процессами собственного тела, мог исцелять наложением рук и даже просто волевым импульсом (как впоследствии знаменитый Григорий Ефимович Распутин). Иными словами, он, говоря современным языком, был суперэкстрасенсом, каких, быть может, мiр не знал ни до него, ни после.

Воспитанный на идее богоизбранности еврейского народа, Христос сконцентрировал её на себе, оставляя место даже для предположений о своей божественной сущности. Мнение его о себе было очень (и даже чрезмерно, по оценке многих, в том числе родных) высоко. И хотя обычно Христос не говорил о себе как о сыне еврейского бога в прямом смысле кровного родства, за исключением беседы один на один с Никодимом (Ин.3:16-18), но и не препятствовал такому пониманию окружающими и даже поощрял такое понимание (напр., Ин.9:35-38). В результате чего и был обвинён в кощунстве. Именно это выражение, это самоназвание – «Сын Божий» – инкриминируется Христу на суде синедриона: «По закону нашему он должен умереть, потому что сделал себя Сыном Божиим» (Ин.19:7). И даже ещё раньше «искали убить его иудеи за то, что он… отцом своим называл Бога, делая себя равным Богу» (Ин.5:18). «И первосвященник сказал ему: “Заклинаю тебя Богом живым, скажи нам, ты ли Христос, Сын Божий?” Иисус говорит ему: “Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы”» (Мф.26:63-64). И позже первосвященники, книжники, старейшины и фарисеи упрекали его, уже распятого: «Ибо он сказал: “Я Божий Сын”» (Мф.27:43).

В действительности Христос, отвечая на вопрос первосвященника, попытался уйти от прямого ответа, отклонил обвинение, не признал инкриминируемую ему кощунственную формулировку. Он переложил ответственность за неё на вопрошающего («ты сказал»), а себя в очередной раз назвал Сыном Человеческим, а не божьим (то же рассказывает и Лука – 22:67-70). Но эти увёртки ему не помогли, поскольку на деле он и впрямь публично называл себя так, и тому, конечно же, было немало свидетелей. Голгофа в таких условиях становилась закономерным итогом душевных и умственных метаний, лихорадивших Христа и бросавших его то в жар суперуверенности в себе, то в холод мучительной неуверенности. Эта неуверенность провоцировала его на эксперимент, который должен был окончательно прояснить ему его собственную природу: «Кто же я? Что же я?» Сомнения во что бы то ни стало должны были однажды разрешиться, чтобы смениться полной уверенностью. Но последнюю истинную пробу могло поставить только испытание собственной смертью. И Христос хочет уверить всех – и себя в первую очередь: «Потому любит меня Отец, что я отдаю жизнь мою, чтобы опять принять её. Никто не отнимает её у меня, но я сам отдаю её. Имею власть отдать её и власть имею опять принять её» (Ин.10:17-18).

Но вот испытание прошло. Что оно изменило в сознании Иисуса?

Он всё понял, принял и смирился. Явившись затем людям, он уже больше никогда ни разу не назвал себя «Сыном Божьим». Мало того. В Евангелии от Иоанна приводится потрясающий эпизод, раскрывающий нам всю глубину смирения, в которое погрузился Христос, переживший крестные муки и сокрушительное разочарование, крах головокружительных надежд и упований. Он велит Марии Магдалине, обретшей его у опустевшей гробницы: «Иди к братьям моим и скажи им: “Восхожу к Отцу моему и Отцу вашему, и к Богу моему и Богу вашему”» (20:17). Эти слова, обращённые к родным братьям (и, видимо, братьям по духу: Мария понесла их ученикам Христа), означают только одно: «Отец Небесный – ровно столько же мой, сколько и ваш; и сам “Бог наш” ровно столько же мой, сколько и ваш. Я и вы – одной природы; все мы имеем одного общего Отца и находимся в одинаковых отношениях к нашему общему господу – Иегове».

С этим итоговым пониманием Христос, отдав последние напутствия ученикам, навеки покинул Палестину, в которой уже не мог оставаться ни дня. Если бы он в действительности обрёл бессмертие и стал неуязвим для человеческих козней, он бы ещё мог задержаться с учениками, завершить свою проповедь, явиться к своим врагам во всей силе и славе, заняться проблемой воздаяния за добро и зло и т.д. Но если он был человеком, вернувшимся с края могилы к жизни благодаря счастливому стечению обстоятельств, ему нужно было незаметно исчезнуть из страны и бежать как можно быстрее и как можно дальше.

В свете сказанного не удивляет сенсация, прошедшая лет десять тому назад по страницам СМИ всего мiра: в Японии обнаружена маленькая приморская деревенька, жители которой не только являются христианами с незапамятных времён (что поразительно, ибо с XVII века и вплоть до «революции Мэйдзи» 1867 г. христианство как элемент «тлетворного влияния Запада» было у японцев под запретом), но и уверяют, что Христос остаток жизни провёл среди их далёких предков, умер и похоронен тут же. Показывают и могилу Христа. Достойного научного комментария эта информация пока не получила, но ничего невероятного в ней нет. Скрыться в Японии! Какая остроумная идея для того времени! Туда не дотянулись бы ни руки фарисеев, ни длань римской прокуратуры… (Прот. Иоанн, с.33-34, 71-72, 76-77, 106).

Христос не совершил чуда и не сошёл с креста, когда толпа предлагала ему сделать это, чтобы уверовать в него. Но чудо это всё же совершили потом ловкие дельцы, вроде апостола Павла, сочинившие, пользуясь шаблонными колодками восточных мифов о воскресших богах вроде Озириса, Таммуза или Адонирама из масонской легенды, новый миф о воскресшем Христе. Вокруг этой удачной выдумки и вертелась вся проповедь Павла. Для него совершенно не имело значения, что говорил или делал Иисус при жизни, главным для Павла была «мистерия Голгофы». Христианскую религию в той мере, в какой она держится именно за свою мифологическую часть и делает на неё упор, можно с полным правом называть «паулинизмом». Именно Павел строил всё на чуде: «Если Христос не воскрес, то вера наша тщетна» (1 Кор. 15:17). На этом же чуде стоит до сих пор и всё христианство в целом, включая и «православную» церковь.

141.«…Иисус…как пребывающий вечно, имеет и священство непреходящее, посему и может всегда спасать приходящих чрез него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за них» (Евр.7:22-25).

Ещё одно свидетельство того, что Иисус является всего лишь посредником между еврейским богом и евреями, т.е. священником, и может, как и другие объекты иудохристианских молитв, выступать лишь в роли ходатая за их подателей перед своим небесным отцом Иеговой.

Что же касается самой гипотезы о посреднической роли в ином мiре тех, к кому обращены молитвы, то нужно заявить со всей прямотой, что Богу, Всевышнему Творцу и Вседержителю, Истинному Отцу нашему, не нужны никакие посредники между Ним и человеком, верящим в Него. Он и так всё видит и всё знает, Он не хочет нашей погибели, Он судит о людях по делам, а не по словам, и желает только одного: чтобы мы обратились к Нему.

В подтверждение сказанному приведу эпизод, произошедший в моей семье 19 лет назад. Жена моя страдала тяжёлой, почти неизлечимой болезнью – бронхиальной астмой. Во время одного из тяжелейших приступов удушья, когда уже никакие лекарства не помогали, я вызвал скорую помощь. Но приехавший врач ничем уже помочь не мог и сказал, что медицина в данном случае бессильна. Я мысленно уже приготовился к самому худшему. Видя моё потерянное состояние и троих наших малюток у меня на руках, жена в бессознательном состоянии выбежала из дома во двор и там, обессиленная, упала на снег. Я занёс её с мороза домой, и позже, когда она пришла в себя, первый её вопрос был: «Долго ли я кричала?» Я ответил, что она совсем не кричала, лёжа на снегу. Но ей казалось, что она кричала. Это был крик её души, с которым она мысленно возопила напрямую ко Всевышнему Творцу с мольбой об исцелении: «Боже! Мне нельзя умирать! У меня трое маленьких детей!» После этого она спокойно заснула, и никакие приступы удушья её больше никогда с тех пор не беспокоили. Произошло самое настоящее чудо исцеления по молитве напрямую ко Всевышнему Творцу, без всяких посредников. Показательно, что оба мы тогда были ещё далеки от христианства и не были отсечены христианским крещением от Всевышнего Бога и подключены к богу Израилеву и его сыну Иисусу – спасителю «погибших овец дома Израилева» (Мф.15:24), которых Иегова дал ему (Ин.17:9), чтобы исполнить обещанное еврейским праотцам (Рим.15:8).

Сказанное, однако, не мешает обращаться с молитвой к душам умерших людей. Культ умерших, включающий проработанные системы двусторонней связи с ними, существует в любой религии. Например, первая же заповедь культа вуду, весьма активно использующего связи с потусторонним мiром, гласит: «Мёртвых больше, чем живых, и они сильнее, чем живые». Общепринятым у всех народов является возжжение священных огней (свеч, масляных ламп, воскурений и пр.) для душ умерших, а также различные жертвоприношения, как кровавые, так и бескровные. Если в земной жизни вы начинаете оказывать знаки внимания влиятельному, могущественному человеку, воздвигаете некий культ ему, то ваши действия, скорее всего, не останутся без награды. Если вы с теми же действиями обращаетесь и к самому заурядному человеку, он также, если только не является моральным уродом, постарается вас отблагодарить. Точно так же внимание, почести, оказываемые вами по адресу умерших людей, привлекают к вам их встречное внимание и желание помочь. Это касается всех без исключения, кого уже нет с нами.

Вмешательство умерших людей по просьбе живущих (а иногда и без неё или даже помимо неё) в дела земной жизни объясняется глубокой привязанностью всех ушедших к земной жизни и стремлением вернуться в неё, играть в ней роль, любовью и заботой о своих родных и близких. Эти чувства не исчезают с физической смертью человека и сопровождают его и за гробом. Это естественно и непреложно.

Как способности и возможности всех некогда живших людей отличались друг от друга при жизни, так они отличаются и после смерти. Могущество того или иного человека сохраняется в потустороннем мiре в адекватной пропорции. Однако и самый ничтожный при жизни человек способен после смерти хоть в чём-то повлиять на вашу жизнь, если вы обратитесь к нему надлежащим образом.

Есть основания полагать, что, как всеобщее поклонение увеличивает потенциал живых личностей вплоть до культа личности, так же и массовый культ того или иного умершего преумножает его возможности в загробном мiре, в том числе в отношении его способностей вмешиваться в земную жизнь. В свете этой гипотезы неудивительно, что могущество Иисуса Христа, «девы» Марии и других прирастало в результате двухтысячелетних молений.

В этой связи необходимо отметить немаловажное обстоятельство: нет никакого смысла обращаться с мольбами к человеку (живому или мёртвому – неважно), если вы не уверены в его добром к вам расположении. Это закон человеческого поведения и логики. Он сохраняет свою силу и в иной жизни. Но в отношении святых вы почти всегда можете быть в таком расположении уверены – на то они и святые (если только это настоящие святые, а не липовые, канонизированные церковью из своекорыстных или политических соображений). Не случайно этим словом в жизни называют людей, доброта которых бесконечна и адресована всем. Если же вы виноваты в чём-либо перед умершим – неустанно просите (искренне!) простить вас. Помните, что отношения между людьми не умирают со смертью одного из них, а переходят в иную жизнь.

И столь же непреложное правило: не стоит молиться умершим людям, чьи отношения с вами могут быть чем-то осложнены – по обстоятельствам семейным, политическим, религиозным или национальным. Вы можете получить в ответ совсем не то, на что рассчитываете. (Поэтому бессмысленно, например, просить евреев Иисуса Христа и его «Пречистую Матерь» избавить Россию от жидовского ига. Логичнее в данном случае будет молитва, обращённая к русскому царю Иоанну Грозному.)

В этом отношении наиболее предпочтительны молитвы, обращённые к вашим предкам, в добром отношении которых к себе вы не сомневаетесь. На понимании этого основывался культ предков у всех народов древности, в том числе и у древних русов и славян. Поэтому все живущие на земле люди должны также помнить о своих предках, о родных и близких, покинувших наш мiр. Это святой долг каждого человека, независимо от религиозных убеждений. Вы должны любить и чтить ваших родных по крови предков от всего сердца, и тогда обращённая к ним молитва, особенно вслух, произнесённая с горячим убеждением, с верой в того, кому она адресована и с надеждой на помощь, не останется без ответа. Если же вы получили помощь, не забывайте и о благодарности – словом и делом.

У христианских народов культы мёртвых и предков максимально ослаблены по сравнению с другими народами. Они сублимированы в культе Христа и христианских святых. Чрезвычайно характерно в этом смысле обращение, которым христиане ежедневно начинают свою наиглавнейшую («Господню») молитву: «ОТЧЕ НАШ». В этих словах отчётливо выражено непосредственное обращение к коллективному предку всех вообще молящихся, заменяющему им конкретных отцов-праотцев и воплощающему в себе всю цепь поколений от первого человека. Однако рядовой христианин обычно даже не задумывается над этим внутренним глубинным смыслом обращения, привычно относя его к некоему «Господу Богу».

Христиане (в частности, митрополит Филарет) возводят культовые обычаи этого рода к жертве, принесённой ветхозаветным Иудой Маккавеем за убитых в сражении воинов (2 Мак. 12:43), то есть к еврейской традиции. Вместе с тем, у христиан, в том числе «православных», остались с дохристианских времён дозволенные церковью элементы собственного, некогда богатого и разветвлённого, культа предков, проявляющиеся в дни массового поминовения умерших родственников (на Троицу, на Пасху, в «родительскую субботу», «дзяды» у белорусов и т.д.). В чём состоял этот культ полностью, сегодня реконструировать трудно (Прот.Иоанн, с.131-137).

142.«Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф.28:19), – сказал Иисус своим ученикам при последней встрече с ними.

Эти слова Иисуса, если они действительно были им сказаны, а не явились позднейшей вставкой в текст Евангелия от Матфея, послужили основанием для создания мифа о Пресвятой Троице. «Ни о какой догмат столько не претыкались еретики, покушавшиеся объяснить истины веры собственным разумом, как о таинство Пресвятой Троицы», – говорит об этом «таинстве таинств христианских» митрополит Макарий в своём наставлении (Православно-догматическое богословие. Том I, 1849, с.200-201). И дальше он разъясняет эту премудрость: «в Боге едином, по существу, три лица, или ипостаси: Отец, Сын и Святой Дух», эти «три лица в Боге равны между собой и единосущны: и Отец есть Бог, и Сын есть Бог, и Святой Дух есть Бог, но не три Бога, а один Бог», но «как, однако ж, три лица, они различны между собою по личным свойствам: Отец не рождён ни от кого, Сын рождён от Отца, Дух Святой исходит от Отца».

Вот и понимай, как хочешь: равны между собой, но различны, и каждое лицо есть Бог, «однако же не три Бога, но един Бог». Вот это, называется, «разъяснил»!

Христианские экзегеты пытаются найти выход из положения в тёмных, по существу не имеющих реального смысла хитросплетениях: дескать, лица Троицы нераздельны, хотя и неслитны, а как понять и принять такую бессмыслицу, остаётся великой тайной, в которую надо верить, даже не понимая её смысла. Недаром митрополит Макарий сам заявляет, что это «совершенно превышает всякое наше разумение». Действительно, мудрено тут что-нибудь понять, остаётся лишь только верить. Но здравомыслящий человек не может становиться на такую позицию. Один бог есть именно один бог, а три – три. Значит, ни о каком единобожии в христианстве говорить нельзя.

Сам Христос говорит: «Как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин.5:26); «Я не один, но я и Отец, пославший меня» (Ин.8:16). Он утверждает, что Отец пребывает в нём (Ин.14:10), но неоднократно подчёркивает, что сам он не тождествен отцу и что «Отец мой более меня» (Ин.14:28). В одном месте он говорит: «Я не один, потому что Отец со мною» (Ин.16:32). Не во мне, а со мною, а «я не один» – значит, нас двое. Христос выделяет Бога-Отца в совершенно особую категорию, в которую себя не зачисляет. Есть вещи, говорит он, которые «никто не знает… а только Отец мой один» (Мф.24:36). О самом Отце люди ничего не знают, доступ к этому знанию имеет только Сын: «Кто есть Отец, не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Лк.10:22). Речь идёт не о самопознании Сына, а о знании им Отца, то есть иного существа.

С другой стороны, в Новом Завете имеются тексты, в которых Сын и Отец отождествляются. Определённо такое отождествление содержится лишь в заявлении: «Я и Отец – одно» (Ин.10:30). Основание к отождествлению можно найти и в таком тексте, содержащемся в той же главе: «Отец во мне и я в Нём» (10:38). Но при всём этом в Новом Завете преобладают мотивы, дающие основание рассматривать Отца и Сына как два разных существа.

Можно, правда, найти «единобожеское» решение вопроса в таком толковании: на земле Сын выступает не в божественной своей сущности, а в человеческом воплощении и действует он здесь не в качестве бога, а человека; следовательно, места для двубожия не остаётся. Но это выглядит не особенно убедительно, ибо основное сопоставление и противопоставление персонажей Отца и Сына всё-таки остаётся. И когда человеческая жизнь Сына на земле кончается, и он, по словам самого Иисуса, возносится на небо, то там отнюдь не сливается с Отцом, а садится рядом с ним, «одесную», то есть по правую сторону от него. Что же касается третьего персонажа – Святого Духа как «ипостаси» божества, то надо иметь в виду, что приведённая выше формулировка из Евангелия от Матфея является единственной в Новом Завете, и сам Христос, как уже говорилось, отделил себя от него, заявив, что хула на него самого простится, а на Духа – нет (Лк.12:10). Иной информацией о Святом Духе на основании Нового Завета мы не располагаем. Что же не подлежит сомнению в отношении Нового Завета – это двубожие Отца-Иеговы и Сына-Иисуса.

Но как в Новом, так и в Ветхом Завете двубожие у евреев и христиан наблюдается и по другой линии, характерной, кстати сказать, чуть ли не для всех религий. Наряду с признанием существования «единого» и «всеблагого» бога Иеговы, дело не обходится без веры в другого, являющегося в некотором роде антиподом первого, – веры в злого (для евреев) бога, т.е. в дьявола, Сатану (хотя, как мы помним из анализа текста Ветхого Завета, Иегова и есть Сатана или одна из его ипостасей, по крайней мере по своим деяниям они совершенно неразличимы). Религиозная фантазия евреев, сотворившая этот образ, имеет свою внутреннюю логику, в какой-то мере опирающуюся на реальные жизненные факты. В мiре чрезвычайно много всякого зла и страданий, тьма несправедливости и бессмыслицы. Отнести всё биологическое и социальное зло на счёт деятельности главного и «единственного» бога евреев и христиан – значит подвергнуть серьёзному сомнению его благость и мудрость (по отношению к евреям); это ставит под удар самую основу религиозного сознания иудохристиан. Спасает положение образ злого (по отношению к евреям) бога, падшего ангела, на которого возлагается вся ответственность за мiровое зло (в понимании евреев). В странном положении оказывается при этом одна из двух особенностей основного бога – «всеблагость» или «всемогущество». Ещё Эпикур построил дилемму: Бог либо хочет устранить зло, но не может этого сделать, либо может, но не хочет. Любое из этих решений в корне подрывает учение о «едином боге». Но эта безысходность лишь отражает доходящую до бессмысленности противоречивость всего представления о боге у евреев и христиан. Иудохристианской фантазии приходится мириться с одной бессмыслицей, чтобы избежать другой. В общем, получается двоебожие, дуализм бога и дьявола.        

Некоторые места Ветхого Завета предписывают евреям воздавать поклонение Иегове наряду с его антиподом. Вот, например, текст современной англоязычной версии Библии из того раздела книги Левит, в котором подробно регламентируется распорядок обряда в скинии завета: «Then he [Aaron] shall take the two goats to the entrance of the Tent of the Lord’s presence. There he shall draw lots, using two stones, one marked “for the Lord” and the other “for Azazel”… The goat chosen for Azazel shall be presented alive to the Lord and sent off into the desert to Azazel, in order to take away the sins of the people» (Lev.16:7-8, 10). В русском переводе это звучит примерно так: «И возьмёт [Аарон] двух козлов и поставит перед лицом Господа у входа скинии собрания. И бросит он жребий двумя камнями, помеченными один – “для Господа”, другой – “для Азазела”… Козёл, предназначенный для Азазела, должен быть поставлен живым пред Господом и отпущен в пустыню к Азазелу, чтобы снять грехи людей». Необходимо отметить, что в русском Синодальном издании текст фальсифицирован. Азазел не упоминается, говорится лишь, что козёл предназначен «для отпущения».

Таким образом, израильтяне должны были одновременно угождать и богу Иегове (мы уже знаем, что следует читать не «Господь», а «Иегова»), и его антиподу богу Азазелу (Азазэл – бог-Азаз). Значит, пресловутый монотеизм Библии на самом деле оказывается дуализмом, двоебожием? Нет, дело ещё сложней. Богов там не два, их просто много.