Изменения стратегий и альтернативы идентичностей

Император Проб в 290-х годах добился прекращения варварских набегов, и это стало основой для формирования новой системы взаимоотношений империи и варваров. История Августов отмечает, что Проб начал расселение на римских придунайских территориях ряда племен (в том числе Gipedis, Grauthungis et V[l]andulis, которых можно отождествить с гепидами, гревтунгами и вандалами)[27]. Очевидно, хотя опыт был не совсем удачным – племена, видимо, по устоявшейся традиции, устроили очередной набег ‑ это можно считать началом политики создания буферных формирований федератов в этом регионе. Связи империи и варваров приобретают характер не только и не столько военных столкновений, грабительских вылазок и ответных карательных походов, как это было ранее. Ситуация в районе лимеса стабилизируется во взаимном равновесии и признании – империя вынуждена считаться с присутствием на Балканах варварских, в том числе готских, формирований, варвары, в свою очередь, серьезным образом изменяют свое отношение к Pax Romana.

Симптомом подобных изменений служит относительно резкое прекращение набегов в конце III в. Вряд ли это можно объяснить возросшими возможностями Рима по их отражению – кризис империи продолжался. По крайней мере, это не будет достаточным аргументом. Е. Хрисос условно выделяет первый этап в процессе адаптации и трансформации варварских институтов к имперским как службу наемных отрядов и отдельных лидеров варваров в рядах римской армии[28]. Очевидно, именно этот этап отражен в фразе Иордана о прославившихся при Константине рексах Ариарихе и Аорихе. Времена Константина относительно подробно отражены в источниках; то, что между 290-ми и 320-ми не отмечается ни одного серьезного столкновения с готами, скорее всего, действительно свидетельствует о тридцатилетнем затишье.

Но это не означает, что происходившие интегративные изменения носили кардинальный и революционный характер. У Зосима встречается сообщение о вторжении сарматов под предводительством короля Равсимода (Rausimodus) (датируемого 322 или 323 годом)[29]. Х. Вольфрам полагает, что на самом деле это были готы, основываясь на свидетельстве Анонима Валезия[30], хотя сам признает, что это спорная точка зрения[31]. Так, А. Мокши предложил рассматривать этот эпизод как именно сарматское вторжение, вызванное, однако, нажимом со стороны готов, которые спустя несколько лет окончательно вытеснили сарматов из придунайского региона[32]. В решении возникающей проблемы главным камнем преткновения становится вопрос доверия к источнику: Аноним Валезия считается хронологически аутентичным правлению Константина, Зосим же дает гораздо более подробную и полную картину событий. В пользу готского происхождения Равсимода говорит номен raus- в его имени, который в готском языке означает «славный».

Так или иначе, вероятно, что противостояние Константина и Лициния повлекло за собой изменение status quo в придунайском лимесе, спровоцировав возобновление набегов варваров. Равсимод был разгромлен Константином, что, возможно, стало причиной выступления готов на стороне его противника Лициния. Характерно, что об этом упоминает только Аноним Валезия, более того, называя имя готского предводителя – Алики (Alica regalis, царственный Алика)[33]. Иордан, напротив, говорит о поддержке готами Константина[34], что Х. Вольфрам объясняет его тенденциозностью, стремлением в любом случае показать позитивную роль готов в истории империи[35].

Действительно существенным здесь представляется не вопрос поддержки готами той или иной стороны, а то, что они вообще оказывали эту поддержку. Это означает, что отношения племен и империи вновь изменились, причем 323-324 годы в этом смысле выглядят явно рубежными. Равсимод совершает набег, и практически на следующий год Алика уже участвует в гражданской войне римлян в качестве союзника одной из сторон. Принимая версию о том, что Равсимод все-таки возглавлял именно готов, а не сарматов, или хотя бы являлся военным вождем некоей объединенной варварской группировки, следует предположить, что на тот момент среди готов существовало две тенденции: традиционная стратегия набегов, неудачно реализованная Равсимодом, и модернистская линия сотрудничества и интеграции с целью получения долговременных выгод, представителем которой являлся Алика. Иордан, при всей бесспорной тенденциозности, недаром отмечает союз готов с Константином как начало их существования в качестве римских федератов[36], в статусе, принципиально ином по сравнению с предыдущими временами. Столкновение готов с сарматами, ослабившее оба народа, дало возможность Константину разгромить последовательно и тех, и других, блестяще осуществив на практике принцип divide et impere.

С этими событиями связывают смерть Видигойи, упоминаемого Иорданом «храбрейшего из готов»[37]. Представляется симптоматичным, что в отношении Видигойи не говорится о королевском или даже о знатном статусе, что является редким случаем в хрониках. Проблема Видигойи рассмотрена в литературе достаточно подробно: в целом, эта фигура ассоциируется скорее с героической, нежели королевской частью германского эпоса. Протагонист Видигойи Иордана остается спорным; то, что Х. Вольфрам напрямую соотносит слова Иордана с единственным известным из источников столкновением готов и сарматов, в очередной раз говорит лишь о некритичности исследовательского подхода австрийского ученого. Видигойя явно представляется большим, нежели просто предводителем одного из готских отрядов. Некоторые исследователи склонны отождествлять Видигойю с Вудьей, упомянутым среди соратников короля Эорменрика (Эрманариха) в англосаксонской поэме Видсид[38] или даже придавать ему сакральные коннотации, этимологически ссылаясь на готское значение имени «лесной житель», «дух лесов», как это в свое время сделал Якоб Гримм[39]. Мифологические коннотации в фигуре Видигойи несомненны, что позволяет предполагать в это время формирование общеготских героических преданий, соответственно, и специфически готской идентичности со своими героями в противостоянии другим племенам.

Союз готов с империей, в частности, был закреплен, по словам Анонима Валезия, отправкой к Константину готских заложников, в том числе сына короля Ариариха (Ariarici regis filium)[40]. Х. Вольфрам полагает, что это и был упоминаемый Иорданом Аорих[41]. Вновь возникает вопрос, представлял ли в этот момент Ариарих всех дунайских готов или же являлся вождем отдельной дружины. То, что римский источник упоминает его сына отдельно, говорит лишь о том, что для римлян Ариарих был более известен среди прочих готских вождей. Однако именно он заключил персональный союз с победоносным Константином.

То, что Константин видел в Ариарихе представителя всех готов вообще, действительно могло сделать последнего таковым. Готы, попробовав ряд неудачных стратегий взаимодействия с Римом, стремились наладить устойчивые выгодные отношения, которые в условиях разгрома подразумевали федератский договор. Подобный договор, как с точки зрения римлян, так и с позиции готов, должен был представлять собой персональные, личностные взаимообязательства. Для этого необходимо, чтобы готов представлял один вождь, каковым, возможно, и был избран Ариарих. Аорих – если он на самом деле был сыном Ариариха – сделался гарантом соглашения как заложник-воспитанник, широко распространенная среди варварских народов практика. Иордан, следовательно, вправе заявлять об Ариарихе и Аорихе как о верных союзниках Рима.

Однако этот договор не означал немедленного установления мира и согласия между империей и готами. Для готов столь радикальное сближение с народом, бывшим до этого лишь объектом набегов, представлялось определенной угрозой. Подавляющая культурная традиция империи с установлением мирных отношений с удвоенной силой распространяется на готов, становится опасностью для племенной и властной идентичности. Борьба, закончившаяся поражением на поле боя, продолжается теперь в сфере идеологии. Основным проводником имперской идеологии является христианство. Этим можно объяснить изгнание Ульфилы с его сторонниками-христианами – по крайней мере, если трактовать переселение Ульфилы в пределы империи как результат его изгнания готскими властями. Подобной трактовки придерживается Х. Вольфрам[42], основываясь на письмах Авксентия Доростольского. Другой источник арианского происхождения, Филосторгий, также упоминает о готах под предводительством Ульфилы, изгнанных за свою набожность из собственных домов[43]. В свою очередь, католические авторы, начиная с Сократа Схоластика, указывают, что причиной переселения Ульфилы были гунны[44] - что маловероятно для того времени, поскольку свидетельства о столкновениях гуннов с готами относятся к времени десятилетием позже. Х. Вольфрам полагает, что именно Аорих оказался гонителем Вульфилы[45]. Это подразумевает практически немедленный кризис идентичности готов в культурном взаимодействии с христианским Константинополем и очень жесткую и осознанную реакцию на него со стороны племенной элиты. Предположение об изгнании Ульфилы наводит на мысль о том, что всего лишь чуть более пятнадцати лет понадобилось вождям готов, чтобы осознать опасность христианизации и начать активно с ней бороться. Действительно, кто, как не Аорих, будучи (возможно) заложником при дворе Константина, мог почувствовать угрозу культурной экспансии, возможность утраты готами своей идентичности перед лицом более яркой и привлекательной цивилизации. Что-то сильно повлияло на Аориха в период его пребывания при имперском дворе, оставило настолько глубокий след в его сознании, что, если следовать Х. Вольфраму, именно он завещает своему сыну Атанариху никогда не ступать на римскую землю. Об этом обете сообщает Аммиан Марцеллин, впрочем, не указывая имени отца Атанариха[46].

Однако не все данные источников укладываются в представление Х. Вольфрама. С точки зрения австрийского исследователя, выстраивается стройная последовательность готских предводителей в форме династической преемственности Ариарих-Аорих-Атанарих. Однако родство этих исторических фигур не подкрепляется источниками, Х. Вольфрам фактически основывается лишь на сходстве имен – аллитерации, ритме, характерными для германских родов – а также на сходстве функций управления[47]. Общая ономастическая ритмика вряд ли может расцениваться как неопровержимое доказательство родства, не говоря уже о сходных функциях, поскольку об этих функциях более или менее отчетливо можно судить только в отношении Атанариха. Положение еще больше запутывает Иордан своим сообщением о короле Геберихе, по его словам, преемнике Ариариха и Аориха[48]. Х. Вольфрам, не будучи, очевидно, способен каким-либо образом трактовать наличие этой фигуры, ограничивается единственным упоминаем. Действительно, если у готов-тервингов в этот момент уже сформировалась наследственная централизованная власть, то Геберих никак не вписывается в ее канву. Он не имеет никакого отношения к Ариариху и Аориху, что, собственно, подчеркивает Иордан, приводя родословную Гебериха. Более того, неоднозначность используемого Иорданом в отношении обстоятельств перехода власти термина (post decessum) дает возможность различных трактовок. Decessus может быть переведено и как «смерть» (как это сделала Е. Ч. Скржинская), и как «отбытие, удаление от дел», и как «ослабление». Последний вариант дает основание для В. П. Будановой предполагать, что Геберих получил власть и влияние среди готов на фоне утери своих позиций Ариарихом в связи с поражением от Константина в 332[49].

Впрочем, наиболее вероятной представляется версия, что единства среди готов в это время все еще не существует. Вожди разной степени знатности и прославленности продолжают действовать по своему усмотрению, лишь в некоторой степени сообразуясь со статусом федератов. Власть Ариариха и Аориха распространяется, возможно, только на сферу отношений с империей, однако практика дружинных набегов во главе со случайными военными предводителями еще продолжает существовать. Также возможно, что между сторонниками различного курса по отношению к империи в среде готов все еще идет борьба, и Аорих и Геберих выражают интересы противоборствующих групп. В связи с этим значащими становятся слова Иордана о том, что наследником Гебериха являлся Эрманарих[50]. Несмотря на то, что вряд ли это свидетельство можно понимать буквально – контакты между дунайскими и понтийскими готами, по всей видимости, отсутствовали – Геберих связан с Эрманарихом общей чертой: самостоятельностью по отношению к империи. Так или иначе, это еще раз подтверждает, что по отношению к периоду 330-360-х годов нельзя с уверенностью вести речь о консолидации придунайских готов вокруг единого центра власти, хотя, благодаря влиянию империи, подобная тенденция уже намечается.

Очевидно, что в 360-х годах связи между дунайскими готами и империей переживают период укрепления. Готы участвуют в персидском походе императора Юлиана в качестве федератов, войск поддержки – Аммиан Марцеллин говорит о Scytharum auxiliis[51], а Зосим отмечает участие готов в преследовании парфян после победоносного сражения[52]. Однако политические неурядицы, сотрясшие империю в это время, были вполне способны подорвать доверие готов к Константинополю. Как уже было отмечено, федератский договор имел интерперсональную основу, заключаясь между конкретным представителем готов и конкретным римским императором. Констанций, будучи сыном Константина, и Юлиан – племянником, в силу кровного родства могли рассчитывать на пролонгирование договора с подобной же наследственной линией королей готов-преемников Ариариха (если, в очередной раз оговариваясь, принимать за верную точку зрения Х. Вольфрама о существовании такой линии). С гибелью Юлиана союз оказался под угрозой, поскольку последующие римские императоры никакого отношения в плане родства к Константину не имели. Это могло стать по крайней мере одной из причин возобновления противостояния готов и римлян. В связи с этим сообщения источников (среди которых наиболее адекватный и подробный Аммиан Марцеллин) о готах становятся намного информативнее, нежели в отношении предыдущих лет.