Глава 8. УСЛОВИЯ ВОЗМОЖНОСТИ ДЕЙСТВИЯ

8.1. В предыдущей главе было сказано, что в состав условий свершения продуктивного действия входит и сам его свершающий. Здесь мы рассмотрим именно это условие, пожалуй, наиболее существенное из всех, т. е. займемся разбором субъективных условий совершения творческого акта или, словами А. В. Запорожца, его "внутренней картиной".

Замечу сразу, что субъективная "ткань" акта развития — это еще почти неразработанная область, а потому в разговоре о ней более уместен гипотетический, нежели обобщающе-результирующий залог.

В работе "Содержание, материал и форма художественного произведения" М. М. Бахтин делает парадоксальное для культуролога заключение. Он полагает, что в основании архитектоники художественного произведения находится "чувство собственной активности" его автора. Художественное произведение является осуществлением и оформлением именно этого чувства. М. М. Бахтин пишет, что "...в каждом моменте творец и созерцатель чувствует свою активность — выбирающую, созидающую, определяющую, завершающую — и в то же время чувствует что-то, на что эта активность направлена" (1975, с. 62—63).

Мимо "чувства собственной активности" или ощущения своего действования не проходили ни сам Л. С. Выготский, ни его ученики. А. В. Запорожец

155

в работе "Развитие произвольных движений" пишет о том, что "предпосылкой перехода реакций из непроизвольных в произвольно управляемые является превращение их из неощущаемых в ощущаемые..." (1960, с. 71), и посвящает целую главу книги экспериментальному исследованию возникновения самоощущаемости. Н. Д. Гордеева и В. П. Зинченко (1982) говорят о том, что само движение обладает чувствительностью.

Вместе с тем, положения об ощутимости движения и действия находились как бы в стороне от основного русла разработки и теории опосредствования и теории действия — из них не были выведены следствия, касающиеся сути этих теорий, и потому они остались тем "камнем", который "презрели строители" теории и техники опосредствования и действия.

8.2. Если в отношении действия провести процедуру так называемой феноменологической редукции и "вынести за скобки" все субъективные опоры, задающие его осуществление, то останется лишь одна опора — ощущение усилия, напряжения действования. Окажется также, что все внешние опоры "работают" на это ощущение, без которого никакое действие нельзя и даже, более того, невозможно себе представить никакой действенности. Ощущение действования является первым телесно-практическим самоопределением любой человеческой активности.

Для того, чтобы представить себе какую-либо активность вне ее ощущения, надо вообразить существо, которое действует в абсолютном "эфире" (совершенно не сопротивляющейся среде) и чей орган движения не сочленен со всеми остальными, не взаимодействует с ними, не "трется" о них, не "гонит волну" изменений. Но такое существо и само будет либо "эфиром", либо распавшейся ("разобранной") органикой — веществом.

Специфическое ощущение напряжения, усилия или, точнее говоря, ощущение перехода, сдвига усилия (в пределе — перехода от ненапряжения к напряжению), возможно лишь при наличии неких препон ("упоров") и связано с преодолением их сопротивления. Л. С. Выготский это понимал и, как мы уже отмечали, писал о том, что произвольному процессу соответствует специфическое переживание усилий, которое связано с преодолением привычных автоматизмов.

За высказанными суждениями стоит одно допущение, которое необходимо эксплицировать: действие претерпевается действующим, т. е. действует на само "строение" действующего, а не только лишь на "внешний

156

мир" и свой непосредственный объект в нем. И чем сильнее мир и объект сопротивляются действию, тем сильнее они (через действие же) действуют ("давят") на самого действующего и тем сильнее он претерпевает действие мира на себя, т. е. в буквальном (а не в "мелодраматическом") смысле слова страдает от собственного действия. Рука действующего ладонью упирается в предмет, а плечом — в само его тело. И чем сильнее действует ладонь, тем сильнее и плечо.

Всякое действие является "обоюдоострым": одно его "острие" направлено на объект, а другое, в силу самой этой направленности, — на действующего; действие занимает место посредника между "объектом" и "действующим". Претерпевание действующим своего действия является как необходимым и неотъемлемым моментом самого действия, так иисточником чувства собственной активности (ощущения действования), т. е. переживания в собственном смысле слова.

Введение представления о неотъемлемости претерпевания преодолевает однобокое и натуралистическое понимание активности действия, явно или неявно заданное в деятельностной теории, так же, как в самой этой теории была преодолена презумпция лишь претерпевающего воздействия субъекта, характерная для субъективно-эмпирической психологии и бихевиоризма. Действительно, субъекта жизни нельзя понимать только как претерпевающего внешние действия и адаптирующегося к ним. Но это не значит, что претерпевание (страдание) вовсе должно быть изъято из набора средств анализа и описания поведения и упущено то интуитивно ясное обстоятельство, что сам акт действия есть претерпевание и страдание действующего, т. е. всегда и необходимо, преднамеренно или нет, но его действие собой и поэтому с собой.

Вместе с тем, для вычленения и фиксации претерпевания вовсе не обязательно отдельно представлять себе тело действующего и внешний мир. Начало любого движения есть преодоление инерционных сил (Бернштейн, 1966), действие с силой, а не с вещью, с вещью как силой. Например, любое движение есть в первую очередь преодоление гравитационных сил — исходной связи организма и среды. В этом смысле всякое действие есть действие с действием же, а не с вещью в "эфире". Уточняя сказанное чуть ранее, можно утверждать, что отношение действий (усилий) и их сохранение (изменение) есть источник переживания активности.

Очень наглядные и убедительные подтверждения того, что действие в отношении действующего выступает как претерпевание, имеются в замечательной книге А. Н. Леонтьева и А. В. Запорожца "Восстановление

157

движения" (1945). Эта книга написана по материалам наблюдения и исследования процесса восстановления двигательной функции руки после ранения. Анализировались данные восстановительной терапии, проводимой на основе созданных авторами методик.

В случаях, описанных в книге, слова о претерпевании собственного действия и страдании от него не могут вызвать никаких сомнений — речь идет о боли от движения раненой руки. Характерно, что "благодаря" этому претерпеванию у человека создается специальный функциональный орган — "моторная установка" (Леонтьев, Запорожец, 1945; Запорожец, 1960), которая в данном случае направлена на ограничение движений.

Моторная установка является центральной характеристикой так называемой "внутренней картины движения" (по А. В. Запорожцу, внутренняя картина — это отношение к собственному движению). Существенно, что восстановление движения — это система действий, направленных на преодоление отрицательной моторной установки и тем самым создание иной формы претерпевания движения. А. В. Запорожец, однако, считает, что моторные установки лишь наиболее ярко видны в случаях поражений конечностей (как и "внутренняя картина" в целом), но вовсе не является "признаком" субъективности лишь тех людей, у которых поражен моторный аппарат.

Итак, необходимым моментом совершения действия является то, что его объектом оказывается не только внешний мир, но и сам действующий. Действие необходимо оборачивается претерпеванием. В претерпевании человеком совершаемого им же действия возникает чувство собственной активности (ощущение действования). Это ощущение является условием возможности действия. Действие является не только всеобщим способом устроения мира, не только всеобщим способом созидания формы этого устроения — культуры, но и всеобщим способом и посредником обращения мира и культуры на самого действующего и, тем самым, способом проявления его самоощущения — необходимого условия существования в мире.

Осталось указать на одно очень важное и интересное свойство ощущения собственного действия (самоощущения, самочувствия). Это ощущение, в принципе, по сути ситуативно и индивидуально. Оно не может

158

быть объективировано, т. е. существует лишь тогда, когда действие либо реально осуществляется, либо внутренне проигрывается. Его нельзя пережить вне самого действования¹. Об индивидуальном здесь я говорю не в общепринятом смысле, т. е. не в оппозиции родовому. Под индивидуальным я подразумеваю то, природа чего не нуждается ни в каком сопоставлении, а следовательно, и в отнесении к общеродовому: оно не "необщее", а "внеобщее".

8.3. Одновременность действия и состояния (ощущения) действования является необходимым условием всякого действия и даже движения. Но ощущение действования не является их достаточным условием; т. е. для полноценного (продуктивного) действия мало ощущения изменения усилия. Еще И. М. Сеченов говорил о "темном мышечном чувстве". Сейчас мне важно подчеркнуть эту "темноту", точнее "слепоту" чувства собственной активности. В этом чувстве и в порождающем его претерпевании не содержится никакого указания на то, что действующий знает и видит, что претерпевает ("чем страдает"). В проведенном анализе ничто не указывало на возможность построения образа предмета тех усилий и той активности, которые ощущаются.

Отсутствие образа предмета и ситуации действия, т. е. образа того мира, в котором испытывается страдание, а следовательно, невозможность его увидеть (перцепировать) необходимо оборачивается невозможностью определить, происходит ли действительно некое преобразование или не происходит; отличить "холостое" усилие от продуктивного (человек, находящийся в подобном состоянии, никогда не отличит, например, езду на велосипеде от кручения педалей на тренажере). Обратной стороной чувства действования должны стать его видение, явленность действования и тем самым явленность результата усилий. Вот эти видение и явленность из самого претерпевания никак не следуют. В той мере, в какой, говоря о претерпевании, мы предполагали наличие претерпеваемого действия, образ усилия допускался как бы уже существующим.

8.4. Может показаться, что наше затруднение легко преодолеть, сказав, что искомый образ строится на том "конце" претерпеваемого действия, который направлен на мир; он строится через уподобление свойствам

159

объекта. Не буду догматически отрицать это положение, указывая на то, что в этой книге представлено иное понимание действия, ибо если сказанное только что верно, то из этого следует лишь то, что иное понимание либо неверно, либо не подходит к данному случаю.

Разгадка лежит глубже. Вспомним разобранный нами ранее (см. 4.4.) "комплекс оживления" младенца и отметим два обстоятельства. Во-первых, погруженность младенца в нужды его организма есть самое настоящее претерпевание, но как раз в этом случае категорически невозможно говорить ни о каком действии младенца, которое претерпевается и ощущается им. Это было бы такой же надуманностью и натяжкой, как и приписывание младенцу некоего самоощущения.

Еще раз уточню залог, в котором идет разговор о действии, его претерпевании и ощущении. Всякое действие претерпеваемо, но не всякое претерпевание субъектно-действенно.Надо, чтобы претерпевание было именно и только претерпеванием собственного действия, ибо лишь в этом случае оно окажется произвольным и контролируемым, опосредствованным этим действием, а не результатом непосредственного втягивания человека в немой и невидимый хаос.

Во-вторых, в "комплексе оживления" лицо (образ) открывается как раз не в ходе упорядочивания нужд и отправлений ребенка, не в момент его "нуждной" активности, а как раз наоборот — в спокойном состоянии. Замечу, что адресованный образ открывается и, не в момент "нуждной" активности взрослого. По той гипотезе, которая была представлена, улыбка и упорядочивание отправлений видятся как реципрокные действия, а не находящиеся на одной линии (т. е. связанные как причина и следствие или способ и его результат).

Вспомним нашу схему анализа творческого акта (см. рис. 10, 11, 12) и сформулируем парадоксальное положение, верность которого будет доказываться: для того, чтобы возникло претерпевание собственного действия, а не чуждой безликой силы и чтобы ощущение усилий по осуществлению этого действия стало "зрячим", необходимо, чтобы посредством этого действия открывалось и строилось иное действие, в котором первое вместе с его усилиями оказывалось бы снятым. Но открывалось так, чтобы мог был произведен обратный переход — переход от второго действия к первому, т. е. так, чтобы первое и второе действия оказались психологически одновременными.

Несмотря на громоздкость формулировки, сказанное не слишком сложно. Попросту говоря, не всякое действие может стать посредником между человеком и миром, а лишь то, которое построено по форме

160

творческого акта. В отношении чувства активности это значит, что, при всей его необходимости, нельзя оказаться полностью погруженным в собственное усилие ("застрять" в этом ощущении). Пребывание внутри усилия (в усилии) вечное состояние напряжения приведет лишь к потере чувства активности, ибо ощутим именно переход ("сдвиг") напряжений. Вопрос, следовательно, в том, какова граница усилия.

Представим себе, например, действие гребца в лодке. Чем заканчиваются его усилия, его напряженная работа с веслами? Они заканчиваются тем, что некоторое время лодка идет сама, т. е. "действием" самой лодки. Действия гребца переходят, превращаются в "действие" лодки и снимаются в нем. Вот это действие самой лодки есть условие "попадания" гребца в состояние движения вне собственного усилия. И это состояние принципиально отличается от состояния действования. Только теперь ему открывается образ движения и его пространства (водоем, берега и т. д.), становится возможным их созерцание. Лишь в этом состоянии он может заметить и оценить изменения в ситуации (например, поднявшуюся волну или какое-либо препятствие) и, заметив, спланировать или скорректировать следующий гребок, выстроить его "ориентировочную основу" и перейти к следующему усилию. Полное действие в данном случае (как и в случае творческого акта) включает в себя обе эти фазы: фазу собственного действия (усилия) и фазу собственного бездействия за счет действия самого предмета — фазу обнаружения и построения пространства возможностей, ситуации действования (поэтому, разумеется, слово "бездействие" в отношении к этой фазе не надо понимать буквально). Именно на переходе от первого ко второму и возникает образ, т. е. является мир, а на обратном переходе этот образ выступает как пространство возможностей и преломляется в энергию действия. Только в случае его возникновения и преломления усилие и претерпевание не оказываются "слепыми".

Приведу другой пример. Когда мы катаемся на лыжах, то очень хорошо отличаем состояние усилия и напряжения рук и ног от того состояния, когда лыжи как бы двигаются сами собой, и мы вместе с ними находимся в движении, начиная, наконец, видеть лес и снег вокруг себя, не сосредоточиваясь больше на "толкании" непослушных, тяжело идущих и без конца перекрещивающихся полозьев. Нормальная техника ходьбы на лыжах — это есть техника снятия и превращения (метаморфозы) усилия ног и рук в действие самих лыж, однако такого превращения, чтобы при любом изменении ситуации можно было вновь сконцентрироваться на собственных движениях. Но ведь таковы все так называемые

161

инструментальные (да и иные) навыки. Это такие действия, в которых инструмент "работает" как бы сам, своей силой, четко осуществляет свое действие, а не "логику руки" действующего. Лишь в этом случае можно утверждать, что работа инструмента видна действующему, т. е. что у него сформирован образ действия. В уже упоминавшейся работе "Восстановление движений" А. В. Запорожец пишет, что в результате восстановления появляется использование "инерционных сил" самого орудия. В начале же, по его данным, главное — это преодоление "инерционных сил" в движениях человека.

Картину формирования навыка можно сопоставить с картиной творческого акта, например, на нашем примере построения дома. И в том и в другом случае необходимо выстроить конструкцию, которую потом надо снять, "овнутрить" (в случае навыка — автоматизировать и сократить), чтобы в готовом изделии не оставалось следов процесса его изготовления.

Уверенность в уместности приведенных примеров придают теоретические схемы и экспериментальные исследования Н. Д. Гордеевой и В. П. Зинченко, представленные ими в книге "Функциональная структура действия" (1982). Существенным для авторов предметом являлось изучение того, как "...образ переходит в действие, а действие переходит в образ" (с. 124).

Непосредственно к вопросу о "зрячести" ощущения действования можно отнести их исследование чувствительности моторного компонента действия. Авторами были экспериментально обнаружены разные формы чувствительности — "чувствительность к движению как таковому" и "чувствительность к ситуации". Существенно, что эти "чувствительности" имеют в известном смысле противоположные значения. Например, на начальной фазе выполнения действия чувствительность к самому движению минимальна, а чувствительность к ситуации максимальна, а на конечной — наоборот. "Подобные противоположные отношения, — пишут авторы, — имеют глубокие биологические и психологические основания... Предположим, что движение все время будет максимально чувствительно к самому себе. В этом случае оно будет "слепо" (курсив мой. — Б. Э.), т. е. не сможет адекватно приспособиться к меняющейся ситуации и будет иметь характер спонтанных моторных персевераций. Имеется и другая возможность. Предположим, что движение будет все время максимально чувствительно к ситуации, которая непрерывно меняется. Постоянный учет этих изменений не позволит начать

162

движение; чтобы оно началось, его нужно выпустить из-под контроля" (там же, стр. 167).

8.5. Лишь теперь, обнаружив необходимую двухфазность действования и поняв, что усилия, прилагаемые в первой фазе, являются "зрячими" лишь относительно второй фазы (а не "сами по себе"), а также то, что для этого необходимо снятие первого действия во втором (т. е. в действии самого свершения действия), можно обратиться к словам М. М. Бахтина  о ритмичности чувства собственной активности. "Из этого фокуса чувствуемой активности порождения, — пишет М. М. Бахтин, — прежде всего пробивается ритм (в самом широком смысле слова — и стихотворный и прозаический) и вообще всякий порядок высказывания не предметного характера, порядок, возвращающий высказывающего к себе самому, к своему действующему, порождающему единству" (1975, с. 63). Действительно, действие, понятое как творческий акт, внутренне ритмично, и этот ритм составляет его внутреннюю, субъективную картину.

Ритм движения (гребец — лодка) является основой ритма творческого акта (остов — дом), а тот, в свою очередь, — основой ритма посредничества (осуществление — причастие), что и задает ритм истории ребенка — ритм следования периодов детства, выделенный Д. Б. Элькониным (1989).

В 1925 г. в России была переведена книга Бюхера "Работа и ритм". В этой книге на большом историко-этнографическом метериале показано, что первые формы того, что мы сейчас называем искусством (в частности, музыкальным произведением), являются неотъемлемой частью трудового процесса. В частности, гребля ритмически организовывалась с помощью песни. С помощью такой организации действие двояко упорядочивалось: в пространстве — со стороны координации работы многих участников и во времени — со стороны перехода от одной его фазы к другой и от одного действия к другому.

Ритмическая организация действия и способ ее осмысленного воссоздания — ее символ и "стимул-средство" (песня и музыка) — были необходимы в той мере, в какой вся работа требовала длительного телесного усилия; они как бы задавали и удерживали "дыхание действия". Понятно, что передача усилий механическим и иным косным "исполнителям" действия (уменьшение или полное нивелирование телесной формы) деритмизует его. Я не хочу здесь говорить о том, плохо это или хорошо. Важно то, что это так, а значит, ритмическая организация и ее специальные носители и "усилители" (музыка) перестают быть наглядными

163и первыми определениями действия. С этого момента и действие выступает как бы нетелесно и "непереживательно", не как архетип, прообраз жизненной организации (орган жизни), а как нечто искусственное и специально придуманное — наподобие протеза, компенсирующего и заменяющего пустоты и погрешности "естественного существования".

Ясно, что при таком допущении остается непонятой глубоко субъективная, страдательная природа человеческого действия, а потому остается натурализированным и редуцированным также и понимание его активной природы. С этим же допущением связано и представление о "внетелесности" идеи и образа.

Понимание страдательной стороны человеческого действия позволяет по-новому — телесно и "кровно" представить его образно-идейный, продуктивно-творческий аспект. "Зрячесть" страдания — это и есть первая реалия идеальной формы. Идеальная форма глубоко психосоматична и ее можно определить как образ страдания и усилия. Но надо не забыть при этом, что образ и идея строятся в усилии не прямо, а являются результатом его метаморфозы в как бы их собственное действие, которое после этой метаморфозы кажется прямым и непосредственным.

Нам осталось сделать последний шаг в анализе "внутренней картины" действия и, следовательно, единицы развития. Все-таки остается вопрос о том, почему же явление мира в снятии усилия есть образ самого усилия, образ самого страдания. Это скорее должен быть образ снятия страдания, а не его предмета. Действительно, разве лицо взрослого в "комплексе оживления" — это образ того кошмара, который переживает мечущийся внутри своих нужд и отправлений новорожденный? Для предварительного ответа на этот трудный вопрос надо отметить, что ритм действия предполагает два перехода.

Первый переход — это превращение действования, противопоставленного внешним силам, т. е. преодолевающего, упорядочивающего и "отстраняющего" их, а потому напряженного, претерпеваемого и чувствуемого, в действование чего-то иного — в иное, причем такое, в котором снимается напряжение действующего (иное как бы "берет его на себя"). Здесь действительно мир должен окрыться и явиться либо в "красках" снятия напряжения, либо в "красках" героизма действующего, его победы и силы, но в любом случае — как мир, который причастен действующему или которому причастен действующий (где он получает место, т. е. становится уместен и нужен). Это действительно не образ

164самого источника претерпевания, не предметное выражение той "силы", которая преодолевается в действии и тем самым претерпевается. Это скорее образ смысла действия и тем самым смысла претерпеваемых усилий и напряжения.

Второй переход — это возвращение к реальному действию, противопоставленному действию иного. Вот здесь и должно быть обнаружено то, чему именно противопоставлено действие. (Если, например, это гребля, то предметами противопоставления должны быть ветер, волна или течение). Именно на этом переходе обнаруживается источник претерпевания и строится замысел и план действования — способ распределения усилий.

В заключение спросим себя: "А зачем вообще нужно было вводить сложные и экспериментально никак не разработанные представления о претерпевании, чувстве активности и, наконец, ритме действия?" Это было нужно затем, чтобы довести представления об идеальной форме, причастии, осуществлении и творческом акте до их действительной реалии — реалии телесного выражения; показать, что идеальная форма психосоматична, аффективно-выразительна и внутренне ритмична. Она принадлежит не головному, отстраненно-холодному и вербально-рассудочному миру, а есть дыхание действия, его прообраз и архетипическая организация. Невидение этого приводит к неосознанному допущению и абсолютизации особого мира — мира задохнувшихся действий.

Рекомендуемая литература

1. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

2. Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966.

3. Бюхер К. Работа и ритм. М., 1923.

4. Выготский Л. С. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3. М., 1983.

5. Гордеева Н. Д., Зинченко В. П. Функциональная структура действия. М., 1982.

6. Запорожец А. В. Развитие произвольных движений. М., 1960.

7. Леонтьев А. Н., Запорожец А. В. Восстановление движения. М., 1945.

8. Сеченов И. М. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947.

9 Эльконин Д. Б. Избранные психологические труды. М., 1989.

165

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Завершая книгу, целесообразно воссоздать основные узлы нашего движения.

1. Общим и абстрактным представлением акта развития является идущее от Л. С. Выготского представление о нем как о соотнесении реальной и идеальной форм.

2. Идеальная форма — это не идеализированный (воображаемый, мыслимый) объект, а совершенный субъект — субъект совершенного действия.

3. Совершенное действие нельзя представить себе как нечто бесплотное и лишь в этом смысле идеальное. В его составе есть место совершенной реалии — той реалии, которая соответствует идее, является ее "этостью". Идеальная форма противопоставлена реалии и инерции наличного, стереотипного функционирования.

4. Акт развития есть преодоление наличного функционирования в идеальной форме действия.

5. Лишь относительно подобного преодоления есть смысл говорить о субъекте развития. Субъектность — это определенный режим жизни, а не характеристика наблюдаемого индивида.

6. Способом существования идеальной формы является событие. Идеальная форма существует лишь в переходе форм жизни, задаваемом явлением совершенства. Акт развития есть событие идеальной формы.

7. Структуру события (акта развития) составляют два одновременных перехода: наличное — иное и реалия — идея. Существенна именно их одновременность, ибо ни один из этих переходов сам по себе не есть явление совершенства. Событие — это единство двух переходов: перехода от наличного к иному, являющегося одновременно и взаимопереходом идеи и реалии, и взаимоперехода реалии и идеи, являющегося одновременно переходом наличное — иное, т. е. переходом к иным обстоятельствам жизни.

8. Субъектность акта развития воплощена в посредничестве.

166

9. Замыслом посредничества является построение ситуации события; проблемой — соотнесение способа жизни другого с существом идеальной жизни; задачей — обращение другого на себя (меня).

10. Посредничество ритмично. Его полный цикл составляют две фазы — причастие и осуществление.

11. Причастие — это приобщение к миру идеи, как особой чувственно-образной реалии. Способом причащения является метаморфоза.

12. Осуществление — приобщение реалии идеи наличному бытию. Способом осуществления является знаковое опосредствование.

13. Опыт субъектности, строящийся в причастии, — это опыт инициативного действия, т. е. принятия на себя трудностей воплощения замысла. Опыт субъектности, строящийся в осуществлении, — это опыт реализации замысла в способе решения задачи.

14. Развитое посредничество разворачивается и имеет место на границе двух пространств — пространства причастия, где идея и реалия тождественны, и пространства осуществления, где они различны. Посредничество — это инициация и реализация взаимоперехода причастия и осуществления.

15. Единицей развития является значащее действие. Осуществление значащего действия есть акт развития. Осуществление значащего действия необходимо (потенциально или актуально) обращено к другому.

16. Значащее действие предметно. Его предметом является пространство возможностей другого действия.

17. Полнота задания пространства возможностей другого действия реализуется в созидании самодовлеющей предметности, которая строится в продуктивном действии.

18. Продуктивным является действие, в котором сделано больше, чем делалось, поскольку создан предмет, меняющий обстоятельства своего же построения.

19. Центральным моментом продуктивного действия является взаимопереход между свершением действия и действием самого этого свершения на иное, т. е. творческий акт.

20. Лишь в том случае, когда свершение действия оборачивается действием этого свершения, само свершение действия обретает место в мире.

21. Значение действия — это образ и идея места действия в мире, т. е. того, как именно построение чего-либо преобразует или порождает ту среду, в которой это нечто строится, и ту персону, которая это строит.

167

22. Значение действия — замысел перехода от совершения действия к действию совершения — можно представить лишь в образно-символической форме.

23. Образно-символическое представление действия является ориентировочной основой творческого акта, которая включает в себя два одновременных и противоположных аспекта: во-первых, условное снятие операций по построению продукта в символе порождения пространства; во-вторых, обратное отображение и проигрывание символа в операциях по реальному построению продукта.

24. Слово, означающее творческий акт, фиксирует и удерживает не свойства и отношения вещей, а место действия в мире, т. е. постоянство отношения между развертыванием действия и действием самого этого развертывания.

25. Отнесение такого слова к вещи превращает ее в живой объект — объект, существо которого задано взаимопереходом внутреннее — внешнее, явлением и осуществлением внутреннего во внешнем.

26. Подобное слово и метод мысли, содержащийся в его значении, являются словом и методом субъекта продуктивного действия.

27. Условием возможности действия является чувство собственной активности, ощущение действования.

28. Ощущение действования связано с претерпеванием человеком собственного действия. Всякое вовне направленное действование необходимо оборачивается его же претерпеванием.

29. Само по себе претерпевание слепо. Явление предмета усилия и тем самым появление субъекта претерпевания (страдания) происходит во взаимопереходах от усилия к действию самого предмета его приложения и обратно к усилию.

30. Образ усилия — психосоматическое начало идеальной формы, а ритм действования, в котором он возникает и удерживается, — всеобщий способ ее существования.

168

Отзывы, замечания и предложения читателей, а так же
заявки на экземпляры повторного издания будут с
благодарностью приняты автором и издательством по
адресам, указанным ниже.