ПОДЛИННЫЕ ПОКАЗАНИЯ УИЛФРИДА ЮСТЕЙСА РИВЕРТОНА. 13 страница

– И в результате Тайлер застал ее в постели со своим лучшим другом, – закончил я ее повествование. – Пакстон рассказал мне об этом, так же как и о том, что официальной причиной развода было грубое обращение младшего Тайлера с Кармен, потому что папочка Уоррен не желал, чтобы его имя было замешано в скандальном процессе.

– А он ничего не рассказывал вам о том, что выделывал Тайлер после того, как застиг ее на месте преступления? – холодно спросила Джеки. – О том, как страшно он бил ее целую неделю подряд и каким физическим издевательствам подвергал? И что он нарочно уничтожил все до единой ее личные вещи?

– Может быть, она не рассказывала брату обо всем этом?

– Он все знал! Но он и папа Уоррен – члены одного и того же клана, а это означает, что для них важно только одно: чтобы никакая грязь не коснулась их имени, а остальные должны терпеть все и при этом угодливо улыбаться.

– После развода она снова жила вместе с вами?

– Да. Но это была уже совсем другая Кармен – да и как могло быть иначе? Она была рада, что Рэй снова выплачивает ей содержание. Но он разбил ей жизнь, и деньгами этого не поправишь.

Я пыталась было снова заинтересовать ее профессией манекенщицы, но она и к этому совершенно охладела. Стала болтаться в компании каких-то совершеннейших кретинов, которых даже и хиппи-то нельзя назвать, – настолько они ленивы и ничтожны. Все это само по себе было достаточно паршиво, а тут еще, словно по мановению палочки, появился Росс Митфорд.

– Если он был настолько плох, зачем же она сошлась с ним?

Джеки Эриксон выразительно фыркнула, приподняв верхнюю губку.

– Да вы сами же и ответили на свой вопрос. У нее была навязчивая идея: мол, чем ниже она падет, тем больше накажет Рэя за то, как он обошелся с ней. И, наверное, вам уже известно, как пара ножниц положила конец этой саге?

– И оба они очутились в санатории, – закончил я. – Только, когда две недели спустя Митфорд вышел оттуда, он был на двадцать грандов богаче.

– По-моему, это Рэй заплатил ему, чтобы он держал язык за зубами, – мрачно сказала она. – И я могу сообщить вам еще кое-что, о чем вы, скорее всего, и не подозреваете!

Джерри Шумейкер прекрасно знает, что я, если бы даже наблюдала, как Пакстона пожирает крокодил, и тогда не дала бы ему ружья, чтобы он смог застрелиться, – пусть бы умирал в страшных мучениях. Но Шумейкер все время что-то бормочет и мямлит, сыплет своими психологическими терминами, смысл которых, я уверена, и сам-то хорошенько не понимает.

Но одно мне совершенно ясно: причина и следствие. И причина всему – ЛСД. Джерри говорит, что многие могут накачаться этим наркотиком, а потом полностью прийти в себя, но для некоторых это не проходит бесследно. Они уже никогда не становятся теми, кем были до того, как стали принимать этот наркотик.

– Вы имеете в виду, что они становятся слегка тронутыми?

– Вот именно. А Кармен к тому же знает, что чуть не убила Митфорда и его спасло только чудо. Если верить Джерри, то когда она услышала, что Митфорд согласился принять деньги и оставить ее, она восприняла это как очередное предательство: Великий братец снова победил. И она возненавидела Митфорда за то, что тот допустил это.

Первые дни в санатории ее вообще приходилось держать на транквилизаторах, и она несколько недель ни с кем не желала разговаривать. Но потом стала быстро поправляться и примерно с месяц назад сообщила Джерри свою великую тайну: она, мол, счастлива, что не убила Митфорда, – и не потому, что ей его жаль, на него-то ей наплевать! А, видите ли, потому, что если бы эта история попала в газеты, то карьера Рэя была бы навеки загублена!

– О-о-о! – Я озадаченно воззрился на нее.

– Ягодки еще впереди! С тех пор при каждой их встрече Кармен не перестает твердить о том, что понимает, как всегда была несправедлива к своему старшему брату.

Он теперь для нее просто рыцарь в сверкающих доспехах, который неустанно сражается за правду, справедливость и за лучшую жизнь для своей маленькой сестрички. Она, видите ли, до сих пор была слишком глупа, чтобы осознать это, и не понимала его.

Джерри говорит, что Кармен перебирает все, что произошло со дня гибели их родителей, и утверждает, что Рэй всегда был прав, а она неправа – с самого начала и до конца, во всем без исключения.

– И все это ЛСД? – удивился я.

– Джерри в этом не совсем уверен, потому-то он и продолжает держать ее под наблюдением врачей. Он говорит, что если все изменения, происшедшие с ней, сводятся только к тому, что она иначе стала относиться к своему брату, то это не страшно. Если только обо всем остальном Кармен будет судить достаточно здраво. Но ведь тут может быть и что-то иное – нечто вроде искупления вины… Как вы думаете?

– Примерно так я себе это и представляю, – пробормотал я.

– А если так, то, по мнению Джерри, это нехорошо, – сказала Джеки устало. – Он говорит, что это вроде маятника: если его раскачивать слишком сильно в одну сторону, он неминуемо начинает качаться в другую. А затем и вовсе утрачивает постоянное равновесие, понимаете?

– До чего же любопытный взгляд на вещи у этого Шумейкера… – Я был озадачен.

– Неужели вам и теперь еще не ясно, какое именно впечатление должно было произвести на Кармен в ее теперешнем состоянии сообщение о том, что Росс охотится за Рэем, а Рэй и не подозревает об этом! О! Она, мол, единственная, кто может спасти Рэя!

И вот она убегает из санатория с единственной целью – спасти своего прекрасного братца от ужасной участи, которая следует за ним по пятам! А значит, ей ровным счетом ничего не стоило отыскать еще одни ножницы, потом добраться до Митфорда – и все, конец!

– Пожалуйста, давайте повторим все еще раз с самого начала! – взмолился я. – Вы, значит, хотите сказать, что кто-то хочет избавиться либо от Митфорда, либо от Кармен, либо от них обоих сразу. Я вас правильно понял?

– Вот именно! – буркнула Джеки.

– Значит, прежде всего кому-то было нужно заставить Кармен покинуть санаторий. При этом необходима была чья-то помощь в его стенах. Например, сестры Демпси. Но даже и в этом случае их план не удался бы, если бы сама Кармен не захотела этого сделать.

– Вот потому-то сообщение, которое они послали через сестру Демпси, было так продуманно составлено, – нетерпеливо перебила меня Джеки. – Это была психологическая мина, которая взорвала ее сознание изнутри!

– А это значит, что те, кто это сделал, были отлично осведомлены о перемене, которая произошла в Кармен, в ее отношении к брату. Следовательно, число подозреваемых в такой ситуации сужается: это всего два человека – то есть Шумейкер и вы лично!

– О господи! Вот уж додумался! – фыркнула она.

– Если вы будете продолжать оскорблять меня, то, может быть, нам проще называть друг друга по имени? – кротко предложил я.

– О’кей, Рик! – Она разозлилась. – Если вам требуются еще подозреваемые, то почему бы не включить в их число и тех, с кем она постоянно общалась в санатории? Для начала могу вам назвать хотя бы двоих: доктора Дедини и эту самую подружку – продажную медсестру, о которой вы упомянули несколько раньше!

– Единственный посетитель, который к ней допускался, был Шумейкер – психолог. И пока она оставалась его пациенткой, со стороны доктора Дедини было бы просто неэтичным подвергать Кармен какому-то психологическому воздействию.

– И кто же вам сообщил это? Правдивая сестричка Демпси, я полагаю? – От ее нахального смешка у меня буквально закипела кровь в жилах. – Вы, наверное, самый невинный человек на свете, Рик! Что же такое в этой сестричке заставило вас так развесить уши и поверить всей этой чертовой чепухе, которую она вам намолола? Может быть, она в ответ на каждый ваш вопрос тотчас же начинала раздеваться? А?

– Вы только зря теряете время, пытаясь меня уколоть. – Я старался говорить спокойно. – И если вы немедленно не прекратите это, я вам как следует съезжу по губам!

– Поставьте себя на секунду на место этой сестры Демпси, – продолжала Джеки поддразнивать меня. – Допустим, вы сидите за стойкой в аптеке, пьете кофе, и внезапно, невесть откуда, появляется некая таинственная дама, которая ни за что ни про что предлагает вам тысячу долларов, если вы только поможете одной вашей пациентке сбежать из санатория, где вы работаете.

– О’кей, – проворчал я. – Предположим, я представил себе это.

– Когда мужчина смотрит на женщину, голос секса чаще всего затуманивает его взор, – сказала она рассудительно. – Ему может понравиться в ней какая-то одна черточка или привычка, и он целиком сосредоточивается именно на этом.

Но когда женщина смотрит на другую женщину, она машинально оглядывает ее с головы до ног. И замечает все до мельчайших деталей. А как же описала вам незнакомку эта сука-сестричка? Да в наши дни всякой сопливой девчонке достаточно одного-единственного взгляда, чтобы сказать с абсолютной точностью, надет ли на женщине парик или у нее собственные волосы! И крашеные ли они у нее, или черный цвет – натуральный!

Прошло пять секунд, прежде чем я попросил:

– Может быть, объявим перемирие. Вы меня только что торпедировали, но я все-таки предпочел бы погибнуть, сражаясь.

Она залилась смехом.

– Ну, я не думаю, что нанесла вам такой уж значительный урон! Может быть, что-то и есть – скажем, незначительная пробоина в обшивке, не так ли, Рик? – Она схватила меня за руку. – Но только не вздумайте осматривать свой корпус прямо сейчас.

– Вы правы, – благородно признался я. – Кто-то со стороны получает информацию от кого-то в стенах санатория, а это может быть кто угодно. Так что мы снова пришли к тому, с чего начали: как вы сказали, Кармен могла отправиться на поиски ножниц, а потом прямо к Митфорду.

– И что же?

– Я думаю, единственное, что нам теперь осталось, – это попытаться разыскать Митфорда, прежде чем до него доберется Кармен, а значит, возникает этакая небольшая проблема – с чего начать поиски?

– Он не вернулся на их прежнюю квартиру, – убежденно сказала Джеки. – Их квартирная хозяйка звонила мне месяц спустя после разыгравшейся драмы и спросила, не хочу ли я забрать кое-какую одежду, которую Кармен там оставила. Она тогда только что получила письмо от Митфорда, к которому был приложен чек с двухмесячной оплатой и уведомлением о том, что он отказывается от квартиры. Почти сразу же туда должны были въехать новые жильцы.

– Что ж, по крайней мере, нам точно известно одно место, где Митфорда наверняка нет.

– Я знаю кое-кого из тех, с кем он шлялся раньше, знаю и те места, где они обычно встречались.

– Послушайте, назовите мне их имена, – взмолился я.

Джеки бросила на меня жалостливый взгляд.

– Да ведь вы и пяти минут не продержитесь в этих закоулках на Венеции-Бич. Стоит им только посмотреть на ваш костюм, как они тут же решат, что вы как раз подходящий объект, который можно ощипать.

– Мне иногда случалось, – сказал я с большим достоинством, – одному вступать в стычку с тремя такими субчиками, и я выходил из боя победителем.

Джеки восторженно вздохнула.

– Я так и знала, что если вы рядом, то можно ничего не бояться.

– Хотелось бы знать, с чего это вам понадобилось отправляться вместе со мной? – недовольно пробурчал я.

– Могу назвать вам не меньше трех причин, если хотите. – Она принялась отгибать пальцы. – Первая: многие из тех, кто знает Митфорда, сразу припомнят, что я была подружкой Кармен, всегда такой уравновешенной, хотя на самом деле она была истеричкой. Они не станут разговаривать с незнакомцем, потому что он может оказаться шпиком, несмотря на то, что на нем двухсотдолларовый костюм. Вторая: мне кажется, нам вполне может повезти, и мы наткнемся на саму Кармен.

– И что же?

– А как же вы узнаете, что это именно Кармен Коленсо, а не кто-то другой, если меня не будет рядом?

– Ну а третья причина? – разрешил я ей продолжать.

Она встала с кушетки, засунула лимонную рубашку обратно в джинсы, затем подобрала стетсоновскую шляпу и лихо нахлобучила ее на голову.

– А третья причина… – Джеки помолчала, пока расстегивала еще одну пуговицу на рубашке, отчего кратер между холмистыми выпуклостями стал еще глубже. –…Третья причина та, что я как раз одета, как подобает для такого случая!

– Знаете что? – спросил я, полный благоговейного ужаса. – Я все время вот что думаю, Джеки. Интересно, если я вдруг щелкну пальцами, вы не растаете в воздухе словно дым?

– Такого никогда не случается с нами, с девушками, у которых верх переоснащен, – доверительно сообщила она. – В лучшем случае мы в состоянии оторвать от пола ноги, но дальше этого дело не идет, Рик!

Глава четвертая

Воздух был густым от смешанного запаха марихуаны, пота и одуряющей вони непонятного происхождения – весь этот букет не мог развеять даже свежий ночной ветерок.

Я понюхал содержимое своего стакана и понял, что сейчас мне предстоит впервые в жизни попробовать «Бурбон», настоянный на керосине. Джеки сидела за столиком напротив меня, поля ковбойской шляпы затеняли ее лицо.

– Который час?

Я взглянул на часы.

– Половина одиннадцатого.

– Может быть, мы пришли слишком рано, и потому сборище еще недостаточно оживленное?

– Это просто смешно, – угрюмо отозвался я. – Подумать только, что я так дергался из-за десяти минут, которые вы проторчали в туалете на заправочной станции!

– Я не виновата. – Джеки пыталась защищаться. – Что мне было делать, если молния на джинсах опять застряла? Интересно, как это вы ходили бы, если бы пояс брюк был у вас где-то на уровне ягодиц?

– Мы заходим уже в шестой бар за последние пару часов. И пока что не наткнулись ни на одного из приятелей Митфорда!

– Я здесь давно не бывала, – призналась Джеки. – Может быть, они теперь облюбовали себе какие-то другие заведения?

В этот момент я почувствовал, как железные тиски охватили бицепсы моей левой руки. Я резко повернулся и встретил взгляд налитых кровью глазок какого-то типа с четырехдневной щетиной на физиономии.

– Эх! – Он зажал рукав моего пиджака пальцами. – Шикарная тряпка! Где это ты ее купил?!

Джеки хихикнула, бесстрашно встретив под полями ковбойской шляпы мой испепеляющий взгляд.

– В универмаге Кланси, – ответил я пьянице. – В трех кварталах к югу отсюда. Они там держат специальные костюмы экстра-класса – пятнадцать баксов вместе с запасной парой брюк. И, главное, разрешают брать их с недельным испытательным сроком. Если в конце недели оказывается, что костюм тебя не устраивает, можно упаковать его и отправить им обратно, доплатной бандеролью.

Он тупо заморгал, изо всех сил стараясь согнать набегавшие слезы, туманившие его кроличьи глазки, чтобы хоть на секунду разглядеть мое лицо.

– Я живу всего лишь в двух кварталах к югу отсюда. – Голос его был еще более хриплым, чем раньше. – Но никогда не слыхал об универмаге Кланси.

– Новости доходят обычно не сразу, – пожал я плечами. – А они только вчера закончили строительство здания.

Какой-то булькающий звук донесся из-под полей стетсоновской шляпы, и пьяница подозрительно сощурился, вглядываясь в Джеки.

– Какого черта этот сосунок-ковбой околачивается на Венеция-Бич, а?

– Там, откуда он прибыл, все кони подохли, – доверительно сообщил я пьянице. – Вот он и решил, что теперь ему остается скакать только по волнам.

– Шутишь? – Глаза его выкатились от изумления. – Лошади передохли, а? Ну, это, действительно, бедняжке не повезло. Знаешь что? Я сейчас прямиком отправлюсь в этот расчудесный универмаг и куплю там коня! Один парень сказал мне, что там торгуют решительно всем, к тому же с недельным испытательным сроком. Так что не беспокойся, малыш! – Он внезапно осклабился, адресуя эту «любезность» Джеки. – Если в конце недели окажется, что тебя твой конь не устраивает, ты просто упакуешь его и отправишь обратно в новый универмаг!

Он отпустил мою руку, медленно выпрямился и, потоптавшись на месте, кое-как установил свои ноги так, чтобы они указывали на дверь. Затем быстро попятился назад с неожиданной скоростью, с размаху грохнулся об угол стойки и медленно опустился на пол, приняв сидячее положение. Бармен перевесился через стойку и заглянул вниз – на лице его было написано отвращение.

– Какого черта тебе здесь нужно? – прохрипел он.

Пьяница вдруг поднял правую руку над головой и пару раз щелкнул пальцами в нескольких дюймах от носа бармена.

– Подайте сюда лошадь!

– Неужели никто не выкинет отсюда этого подонка? – взмолился бармен голосом, от которого зазвенели стекла в окнах.

– Мне кажется, – осторожно сказал я, – мы сделали все, что могли. Мы приложили просто героические усилия, чтобы найти Митфорда, а теперь нам самое время убраться отсюда. Поедем в какой-нибудь оазис с кондиционированным воздухом, где подают спиртное в тех же бутылках, в которых оно было получено, и…

– Еще только один, ну пожалуйста! – Джеки подняла голову и одарила меня сверкающей улыбкой. – Я помню еще один бар, как раз в трех кварталах к югу отсюда. Может быть, это счастливое совпадение!

– О’кей. Но пробудем там не более десяти минут.

Мы добрались туда через пять минут. Этот бар отличался от предыдущих тем, что располагался в подвальном помещении, куда вели двенадцать ступенек. Поэтому воздух там был еще более спертый, хотя я считал, что «более» уже невозможно. Напитки же ничем не отличались от тех, что нам довелось уже отведать в этот злополучный вечер.

Владелец бара пытался создать здесь нечто вроде интимной атмосферы, поскольку экономил на электричестве, и потому комната была погружена в полумрак.

Картина была действительно впечатляющая: из полутемного зала клубы дыма медленно ползли к двери, струясь пеленой в резком кроваво-красном свете неоновой вывески, мерцающей снаружи. Все это живо напомнило мне Дантов Ад.

Трое каких-то парней проходили мимо нашего столика к стойке бара, но последний из них вдруг остановился как вкопанный, увидев Джеки.

– Я так и подумал, что это ты! Давно не виделись, Джеки! Что ты поделывала все это время? Бросила дурака валять и купила большую яхту или еще что-то в этом роде?

Джеки бросила на меня торжествующий взгляд и улыбнулась парню.

– Рада видеть тебя, Чарли-Лошадь! Почему бы тебе не выпить с нами?

– Мы с удовольствием. – Он поднял голову и крикнул: – Эй, ребята! Эта полоумная шлюха снова здесь, и ей просто не терпится угостить всех нас выпивкой!

В следующую минуту за столиком нас стало уже пятеро, и после того, как каждый из этих типов заказал себе питье, Джеки представила нас друг другу.

Чарли-Лошадь сразу объявил бармену:

– Платит этот шикарный тип. Либо она, либо ее приятель, мистер Рокфеллер. Это точно!

Чарли-Лошадь был маленький человечек лет тридцати. На носу его красовались очки в тяжелой оправе, а козлиную бородку будто рассеяли по подбородку, словно космическую пыль. Его приятелей звали Луи и Бурундук. Луи, высокий, мертвенно-бледный тип с наголо обритой головой так буравил своим взглядом сидящих за столом, что, казалось, он все время ищет на вашем теле место, куда удобнее всего пырнуть ножом, как только вы отвернетесь. Самым старшим из них был Бурундук – где-то около пятидесяти. Крупный толстяк, с копной каштановых волос, торчавших во все стороны, и такими же густыми усами и бородой. Голос у него был удивительно высокий и пронзительный. И говорил он со скоростью сто слов в секунду, за что и был, возможно, прозван Бурундуком, – понять его было невозможно.

Первые пять минут разговор вертелся в основном вокруг темы: «А помнишь?» Потом Чарли-Лошадь ткнул в меня указательным пальцем и посмотрел на Джеки.

– Только не говори, что ты забыла нас ради этого парня Холмана! Чем это он лучше нас, если, конечно, не считать денег?

– Рик один из старых приятелей Кармен, – сказала она небрежно. – Она много рассказывала ему о том, как чудесно проводила время здесь, на Венеция-Бич, так что я пообещала ему когда-нибудь привести его сюда – и вот мы здесь!

– Кармен, – чирикнул Бурундук, – что-то я ее совсем не вижу в последнее время?

– Она рассталась с Россом Митфордом, – пояснил я. – А потом – сами знаете, как это бывает! Немного перехватила этого дела, и вот, пожалуйста, – теперь проходит курс лечения!

– Ох уж эти мне лайнеры, – вмешался Луи своим низким, рокочущим голосом. – Иногда они черт знает что вытворяют с нами! Мне кажется, что даже самое первое путешествие не обходится даром!

Я хохотал не менее пяти секунд, пока не сообразил, что смеюсь в полном одиночестве, потому что вся троица сидела с постными лицами, не спуская с меня удивленных глаз.

– Странное у вас чувство юмора, мистер Холман, – заметил Чарли-Лошадь. – Разве Луи сказал что-нибудь смешное?

– У Кармен, видно, была слабая голова. – Я старался держаться невозмутимо. – Луи верно подметил насчет океанских лайнеров: первое же путешествие оказалось для нее роковым. У нее что-то в мозгу перевернулось. – Я соединил перед собой руки лодочкой и резко сомкнул их. – Вот так!

– Ужасно, – печально прочирикал Бурундук. – Она в частной лечебнице?

– В самой лучшей, – ответил я. – Но она очень хочет только одного: чтобы Митфорд навестил ее, хотя бы один-единственный раз. Доктор говорит, что это могло бы ей помочь. – Я осторожно пожал плечами, изображая недоумение. – Наверное, Росс даже не знает, что с ней стряслось?

– У тебя сногсшибательный костюмчик, куколка! – Чарли-Лошадь погрузил свои пальцы в ложбинку возле ключицы Джеки и медленно провел рукой вниз, пока она наполовину не исчезла в глубоком кратере. – Ты всегда была презабавной штучкой – шикарная деваха, и все у тебя как надо и где надо! И ты мне по-прежнему нравишься, детка. Только вот что я тебе хочу сказать. Мне не нравится этот твой приятель, мистер Рокфеллер. Может быть, он и не шпик, но уж стукач-то наверняка! Ты можешь и не знать этого, Джеки-деточка. Но мы-то с друзьями – нас не проведешь! Мы таких просто нутром чуем!

– Чарли-Лошадь! – прощебетал Бурундук с укором. – Ну почему ты так говоришь? Что плохого в том, что этот мистер Рокфеллер спрашивает, где может быть Росс? Не забудь, что Кармен была отличной девчонкой, и очень скверно, что с ней такое приключилось! Он хочет, чтобы Росс ее навестил, – доктор же говорит, что ей это пойдет на пользу! И только поэтому ты считаешь его стукачом?

– Если бы Рик был стукачом, я бы никогда не привела его сюда. – Голос Джеки дрожал от холодной ярости. – И убери свои проклятые пальцы оттуда, куда ты их сунул, Чарли-Лошадь, пока я их тебе не откусила до самых костяшек!

Человечек отдернул руку, словно пальцы его дотронулись до чего-то раскаленного докрасна, и осторожно хихикнул.

– Вот это больше похоже на прежнюю Джеки! Помните тот вечер, когда мы все собрались в баре у Ренце и Мооз-Бык стал к ней приставать? Она просто-напросто схватила первую подвернувшуюся под руку бутылку и шарахнула его по башке! – Чарли восторженно закудахтал. – Ему наложили шесть швов в тот вечер, и с тех пор, стоит кому-нибудь поднять над столом бутылку, хотя бы в десяти футах от него, у Быка тотчас же начинается жуткая головная боль. Он мне сам в этом признавался!

Бурундук издал низкий жужжащий звук из самой глубины горла, но Чарли-Лошадь протестующим жестом поднял руку вверх.

– О’кей! О’кей! Раз эта цыпочка говорит, что мистер Рокфеллер – парень что надо, значит, так оно и есть.

– И, значит, мы ему скажем, где искать Росса? – настаивал Бурундук.

Толстые стекла очков Чарли-Лошади внезапно сверкнули. Их обладатель резко повернулся ко мне и несколько секунд пристально меня разглядывал.

– За деньги, – сказал он, наконец, вполне откровенно. – Мистер Рокфеллер, как видно, богат. За сотню баксов мы лично проводим его до двери дома, где живет Росс Митфорд. Идет, мистер Рокфеллер?

– Идет!

– Нет! – Эти слова прозвучали решительно и гулко, словно удар колокола.

– Что значит «нет»? – Бурундук сердито уставился на безжизненную физиономию ходячего трупа, сидевшего рядом с ним.

– У меня такое чувство относительно этого человека, – пояснил Луи, описав головой дугу не меньше чем в десять дюймов в моем направлении, – такое чувство, что с ним не все в порядке. Что-то здесь нечисто! Быть может, девушка и сама этого не знает!

– У тебя «такое чувство»! – Бурундук побелел от злости. – И что теперь? Прикажешь нам бросить на ветер сотню долларов только из-за этих твоих чертовых «чувств»?

– Ты ведь не знаешь, что сейчас творится с Россом, – продолжал Луи. – Он не желает видеть посторонних. Он отказывается от встреч даже со старыми друзьями.

– Мы пойдем вместе с ним, – фыркнул Чарли-Лошадь. – Мы так и уговоримся с мистером Рокфеллером – это будет начало сделки. Он даст нам прямо сейчас сотню долларов, а мы отведем его к Россу. А если тот не захочет его видеть, то уж это проблемы мистера Рокфеллера.

– Вы мне напоминаете полоумных рыбаков, – вмешался я. – Пока вы торгуетесь и спорите, как продать свой улов, рыба лежит на солнышке и вот-вот сгниет вся, без остатка.

– Быть может, вы подскажете нам, как лучше договориться, прежде чем улов начнет вонять? – вежливо прочирикал Бурундук.

– У Луи – склонность к подозрительности. В таком случае пусть сначала он сходит к Митфорду, а мы все подождем его здесь. Он может передать от меня Россу то, что слышал. Если тот захочет поговорить со мной, они вместе вернутся сюда. Если он откажется, Луи вернется один. Таким образом, я не узнаю, где живет Росс, если он так хочет сохранить эту великую тайну. А вы, – обратился я к Чарли-Лошади и Бурундуку, – получаете сотню баксов, прежде чем Луи отправится к Россу.

– Хорошо придумано! – радостно прощебетал Бурундук.

– Ну, что ты возразишь против этого? – ядовито спросил Чарли-Лошадь у Луи.

– Договорились, – согласился тот после минутного колебания.

Сотня долларов… Отвратительная, зияющая брешь появилась в моем кармане, после того как я извлек эту сумму из бумажника и выложил на стол. Луи прикрыл кучку денег своей лапищей, на секунду опередив отчаянный рывок Чарли-Лошади.

– Деньги будут у меня до моего возвращения. – Он не сводил с Чарли-Лошади холодных глаз. – Какое сообщение я должен передать Россу, мистер Рокфеллер?

– Последний тип по имени Луи, которого мне пришлось встречать, был больше известен под именем Мухи. Так что, быть может, мы, наконец, покончим с «мистером Рокфеллером», как вы считаете, мистер Муха?

– Возможно, вы правы, мистер Холман. – Луи сидел совершенно неподвижно, словно какое-то чудовищное изваяние, гротесковая пародия, монолит, в котором под каменной оболочкой текла человеческая кровь.

– Скажите Митфорду то, что вы уже слышали, – вернулся я к его вопросу. – Что Кармен находится в частном санатории после не слишком удачного путешествия с ЛСД и очень хочет, чтобы он навестил ее, хотя бы один-единственный раз.

– И это все? – В гулком голосе прозвучало легкое удивление.

– Рик, – настойчиво сказала Джеки, – вы ведь не думаете…

– Не важно, – разозлился я. – Не важно, что я думаю. Митфорд либо придет, либо нет. И на его решение никак не повлияет пространный рассказ о том, как Кармен страдает и мучается.

– Наверное, вы правы. – Затуманенные дымкой глаза наблюдали за мной со странным выражением. – Во всяком случае, от всей души надеюсь, что вы правы, – мягко добавила она.

Луи толчком отодвинул свой стул и встал из-за стола.

– Полчаса – самое большее. Я вернусь обратно не позже чем через полчаса.

– Что нам действительно необходимо, – оживился Чарли-Лошадь, – так это еще одна хорошая порция выпивки.

– Я тоже так думаю. По крайней мере, нам тогда легче будет смириться с тем, что мы сейчас навсегда распростились с сотней долларов, – добавил я через несколько секунд после ухода Луи.

– Вы с ума сошли, Холман? Луи ни за что не предаст нас, ведь мы – его лучшие друзья на всем белом свете!

– Он ни за что не хотел идти на эту сделку, – пояснил я. – У него было очень сильное предубеждение против меня – и он был прав. Но только дело-то совсем не в его интуиции: просто он уже знал кое-что такое, о чем вы оба, ребята, и не подозреваете!

– Он сильный, очень сильный! – Бурундук зачирикал с такой скоростью, что я едва успевал разбирать, что он говорит. – Хорошо, когда он рядом, если нужна его мускулатура. Но в этом теле нет ни сердца, ни чувств, ни тепла, ни сострадания, – вообще ничего! – Он посмотрел на Чарли-Лошадь, в уголках его глаз закипали слезы. – И вот этого-то типа вы так просто отпустили с нашей сотней долларов…

– Времени оплакивать эту сотню у нас нет, – оборвал я его причитания. – Луи ушел с вашими денежками, и мы можем сидеть тут до самого захода солнца в ожидании, но только он все равно сюда больше не вернется.

– Как же это получилось, почему это вы, раз уж вы такой сообразительный, дали ему возможность исчезнуть с вашей сотней долларов? – взвизгнул Чарли-Лошадь.

– Луи – это неприятности, а кому охота их иметь? – Я выразительно пожал плечами. – К тому же, вас ведь было трое, и вам, чего доброго, пришлось бы бросать монету, чтобы поделить между собой сотню. А теперь вас только двое, и вы сможете это сделать без всякого труда, верно?

– Я понимаю. – В щебетании Бурундука слышалось рыдание. – Но мои уши отказываются верить этому!

– Мы уходим отсюда все четверо, – предложил я. – Вы провожаете меня к Митфорду. Как только я увижу его физиономию, вы получите свою сотню долларов.

– Знаешь что? – Чарли-Лошадь посмотрел на оставшегося с ним приятеля и разразился истерическим смехом. – Может быть, его и на самом деле зовут Рокфеллер?