Английский роман раннего Просвещения. Дефо и Свифт.

20-30 гг.

Изучая творчество Д. Дефо, следует обратить внимание на многогранную деятельность писателя - журналиста, участника политической борьбы, создателя жанрово разнообразной прозы, на его эволюцию. Анализируя роман, принесший автору широкую известность и чтимый до сих пор среди классических произведений мировой литературы, полезно сравнить "Робинзон Крузо" с каким-либо испанским плутовским романом, чтобы почувствовать степень новаторства Дефо, познакомиться с жанровыми традициями "литературы путешествий", мемуаристики, увидеть механизмы их трансформации. Этот роман традиционно причисляют к произведениям "просветительского реализма". Однако обратите внимание, как основательно, в соответствии с просветительской тенденциозностью, трансформирует писатель реальный факт, положенный в основу романа (история Селькирка), насколько экспериментальной стала фабула романа, развертывающаяся в соответствии с заданной тенденцией, тезисом. При этом язык, стиль, композиция произведения отличаются не только естественностью⁶², способствующей восприятию истории Робинзона как подлинной, но и ясностью, стройностью, продуманностью композиции, выявляющими классицистические начала прозы Дефо. Нельзя не учитывать и притчевого смысла романного сюжета, очевидной переклички истории Робинзона с излюбленным английскими романистами еще в эпоху Возрождения мотивом "блудного сына". Обратите внимание на то, что пребывание героя на необитаемом острове - вынужденное, герой не жаждет уединения, тоскует по людям и цивилизации, что замысел воплощения в образе Робинзона "естественного человека" отмечен известной двойственностью.

К тому же, как справедливо отмечают специалисты, история Робинзона - это еще и история развития человечества от варварства к цивилизации. Правы ученые, подчеркивающие, что Робинзон изолирован не от цивилизации, но от сложившихся общественных отношений, строит их сам и заново на принципах веротерпимости (см. историю колонии Робинзона). Необходимо осмыслить также и функцию образ Пятницы - другого варианта "естественного человека", проследить, как развивается в романе тема воспитания и обучения - одна из центральных в литературе Просвещения.

Приступив к изучению творчества Д.Свифта, необходимо вспомнить о просвещении как сложном и гетерогенном явлении. Первое, что бросается в глаза при знакомстве со взглядами Свифта, с его позиций, - это резкая критическая настроенность писателя по отношению к некоторым оптимистическим упованиям раннего английского Просвещения. Однако следует учесть, что при всем том Свифт яростно защищает просветительские ценности - религиозную терпимость, свободу, здравый смысл и т.д.

Необходимо знать об активной общественно-политической деятельности Свифта, о том, какую роль играли в Англии его памфлеты. Следует познакомиться с одним из лучших свитовских памфлетов - "Сказка бочки", осмыслить поэтику заглавия книги, его структуру. Некоторые исследователи видят в памфлете "беспощадную критику католической церкви"⁶⁴, однако с такой точкой зрения трудно согласиться. Очевидно, что аллегорический рассказ о кафтанах и трех братьях, хотя и "ведется с позиций английского рационализма", тем не менее объективно перерастает в "борьбу с религиозным фанатизмом в любой его форме"⁶⁵.

"Путешествия" - своеобразная пародия на жанр мнимо-подлинных "книг о путешествиях", в том числе и на "Робинзона Крузо". Поэтому своеобразие героя Свифта полезно выяснять в сопоставлении с Робинзоном. Обратите внимание на то, что "положительность" Гулливера весьма относительна, степень ее существенно меняется в зависимости от страны пребывания персонажа. Главный герой свифтовского романа - некий "средний", обыкновенный человек, лишенный ярко выраженных качеств и потому способный меняться в соответствии с авторским замыслом. Другой необходимый объект для сравнений - Рабле. Хаотические, свободные метаморфозы великанов Рабле сменяются у Свифта точностью цифровых расчетов "масштабов" персонажей и предметов у лилипутов и великанов. Очевидны как памфлетно-критические, так и экспериментально-утопические намерения писателя в четырех частях его романа. Однако не следует отождествлять позицию Свифта с мизантропией и видеть в последней части романа - в стране "мудрых лошадей" - некий общественный идеал, который саркастический Свифт предлагает современникам. Следует ощущать степень авторской иронии, его дистанцированность от суждений созданного им персонажа, элемент повествовательной игры.   

В поэтике романа Свифта несомненно сплетены разные художественные тенденции, среди которых не последнее место занимает и рококо. Следует осознать значение произведения в развитии жанра философской повести XVIII века, в эволюции английской сатирической традиции. В этом поможет обращение к исследованиям, указанным в списке дополнительной литературы.

  XVIII век привносит в литературу Европы новое миропонимание. Литература вступает в эпоху просвещения, когда идеология феодализма отходит на второй план, а главной идейной основой просветителей становится культ универсального разума.

      Несмотря на торжество нового принципа миросозерцания и мировоззрения, находились личности, которые представляли их с разными оттенками. Одни утверждали, что человека непосредственно формирует Среда обитания, но прогрессом безусловно движет разум. Эта часть просветителей считала, что мнение правит миром, а поэтому людям нужно прививать понимание определенных истин, просвещать их. Таким образом, просвещение считалось двигателем исторического прогресса.

  Другие придерживались концепции естественного человека и «человеку историческому», зараженному пороками и предрассудками цивилизации, противопоставляли «человека природного», наделенного добродетельными природными качествами.

  Таким образом, Просвещение XVIII века не было выразителем единой идеи. Тут и там возникновала полемика между выразителями различных точек зрения. Наш интерес представляет полемика Д. Дефо и Дж. Свифта.

  Д.Дефо в начале своего романа «Приключения Робинзона Крузо», показывает нам героя в мире цивилизации. Причем герой не хочет принимать условностей общества, он отказывается от карьеры юриста и на доводы отца (о его возможной беспроблемной жизни в качестве гражданина со среднем достатком) он отвечает желанием путешествовать. Его стремление к природной стихии - морю, осуществляются. Он, соблазненный вожможностью бесплатно проехать на корабле, отправляется в море. Море – природная стихия. И, в первый раз оказавшись на «природном» фоне, Робинзон не способен ему противостоять. ОН, как человек цивилизации, не может вникнуть в борьбу моряков со стихией за собственную жизнь, а стихия, как природное начало, не терпит «цивилизованного» Робинзона. Это подтверждается и вторым штормом, в который он попал. Неблагодарность родителям, легкомыслие, корысть не совместимы с естественным состоянием, к которому стремился Робинзон, уходя их дома.

  В результате злоключений герой оказывается полностью оторванным от цивилизации на необитаемом острове (если не считать ее элементами вещи, привезенные им с затонувшего корабля). Здесь Дефо, опирась на концепцию естественного человека, преследует цель показать человека в его естественной природной среде.

  И, действительно, герой, вначале совсем отчаявшийся, постепенно сближается с природой. В начале романа он признавался, что на любое дело у него никогда не хватит терпения. Теперь же, благодаря своим умственным способностям и подсказкам природы, он терпеливо выполнял каждое дело. После грозы, боясь взрыва пороха, он углубил пещеру, после землятресея, боясь быть заживо погребенным, – укрепил жилище, боясь заболеть от дождей и жары – смастерил одежду. Действия героя подчинялись лишь страху и необходимости. Он не испытывал ни зависти, ни корыстолюбия, ни алчности, он испытывал лишь страхи. После самого «страшного» страха – боязни смерти, он обращается к вере. И, читая Библию, он осознает свою неправедную жизнь, находит успокоение.

  Вот, казалось бы, перед нами предстала идиллия воспитания человека природой. Но не каждый человек попадая в естественные условия развития сможет достичь прогресса. Ведь дикари, время от времени посещавшие остров Отчаянья, тоже жили в естественных условиях. Однако, герой не считал их людьми за варварскую привычку поедать себе подобных. Но вскоре, познакомивщись со спасенным им дикарем, убедился, что добродетельных качеств у него даже больше, чем у какого-либо человека из цивилизованного общества. Робинзону удалось наставить Пятницу на путь истинного прогресса. Он «просвещал» его, вводя в мир религии. Но самое главное сказать, что человек, попадая в «естественные» условия, становится лучше.

К числу беллетристических произведений, написанных по тому же шаблону фиктивной автобиографии, принадлежит и книга, обессмертившая имя Дефо – «Робинзон» (о котором, впрочем, сам Дефо впоследствии писал, как об аллегории), распадающаяся на два сочинения, лишь механически между собою связанных. В банальный, часто неправдоподобный, порою грубый рассказ о фиктивном путешествии и посещении стран, никогда автором не виданных, вставлено, в качестве отдельного эпизода, повествование о пребывании героя на необитаемом острове. Этот талантливо рассказанный эпизод «робинзонады», проникнутый философскою мыслью и полный завлекательных положений, и дал бессмертие книге Дефо Еще Руссо указал, что в этом эпизоде – вся ценность книги, что он должен быть выделен из нее и очищен тогда получится лучшая детская книга. Предсказание Руссо сбылось. Произведение Дефо действительно сохранило только этот эпизод «робинзонады» и действительно стало детскою книгою. «Робинзонада» имела своих предшественников. Незадолго до выхода «Робинзона» Дефо в Англии вышло описание пребывания некоего Селькирка на необитаемом острове. Приключения Селькирка послужили первым материалом для Дефо, избравшего для Робинзона те же места и ту же природу, среди которых жил Селькирк. Но в то время, как последний одичал, Робинзон нравственно возродился. Это нравственное совершенствование в одиночестве, в общении с природою, вдали от общества и цивилизации, составляет выдающуюся философскую идею книги, а самый процесс возрождения и пробуждения – главную ее прелесть, главное право ее на воспитательное значение.

Манифестом ирландской свободы «Письма М.Б., суконщика» не стали, но сохранились в истории английской литературы как речевой портрет англо-ирландского простолюдина начала 18 века – тем более мастерский, что декан Свифт не имел со своим персонажем ничего общего, как, впрочем, и с возникавшим из небытия героем своего главного произведения, Лемюэлем Гулливером, «сперва судовым врачом, а потом капитаном нескольких кораблей». С начала 1720-х гг. в письмах Свифта появляются упоминания о «моих Путешествиях»; в ноябре 1726 в Лондоне выходит том, содержащий «сжатое описание» первых двух из них. Второй том с описанием третьего и четвертого путешествий вышел в феврале 1727.

Описание действительных и воображаемых путешествий и сопутствующих им открытий было с начала 16 века одним из ведущих европейских литературных жанров. Используя его, Свифт помещал свое произведение в один ряд с «Утопией» Томаса Мора, с «Гаргантюа и Пантагрюэлем» Ф. Рабле, с самой популярной и самой насыщенной религиозным содержанием книгой 17 века «Путем паломника» Джона Баньяна, а также и с опубликованным в 1719 «Робинзоном Крузо» Д. Дефо, самым оптимистичным сочинением нового времени, по смыслу и пафосу прямо противоположным «Путешествиям Гулливера».

Сюжет их, как и в «Сказке бочки», был подставной, пародийный: Свифт в отличие от великого множества утопистов, мечтателей и выдумщиков, не открывал новые страны, а возвращал читателя к поразительной реальности его повседневного существования, заставляя взглянуть на себя и окружающий мир новыми глазами и произвести трезвую нравственную (то есть прежде всего религиозную) самооценку.

Чудовищное и нормальное. «Путешествия Гулливера» – итоговая книга Свифта, где фантастически-иносказательно преломляется его богатый жизненный и творческий опыт – так, что почти каждый эпизод повествования выглядит притчей. Этому способствует и излюбленный свифтовский прием изображения – бытовой гротеск, то есть выявление странности и чудовищности обыденной жизни и обыденного сознания. Нормальное и чудовищное постоянно меняются местами: в царствах лилипутов и великанов это достигается игрой с масштабом восприятия 12:1:12. Это соотношение размеров позволяет как нельзя более наглядно показать в первых двух частях ничтожество большой политики и грандиозность человеческого быта. Третья часть – целиком фантасмагорическая – компендиум сбывшихся мечтаний человечества, вооруженного наукой, грезившееся еще Автору «Сказки бочки» торжество умалишенного прожектерства. Это – первая в истории европейских литератур технократическая антиутопия.

Главная мысль четвертой части. Наконец, в четвертой части, в Стране лошадей появляется «естественный человек», которого через полвека восславит Руссо – и в своем природном состоянии, лишенный веры и благодати, он оказывается самым омерзительным из скотов, которому пристало разве что быть в рабстве у лошадей; попутно обнаруживается, что идеальное общественное устройство возможно лишь помимо человека. Проникшийся идеей такого благоустройства Лемюэль Гулливер отрекается от человечества и становится приживальщиком в конюшне. Эту немного замысловатую проповедь против смертного греха человеческой гордыни современники воспринимали как должное; но в период торжества

Осн. темой «путешествий гул.» явл. изменчивость внешнего облика мира природы и ч-ка, представленная фантастич. и сказочной средой. в кот. попадает Гулливер во время своих странствий/ Меняющийся облик фантастических стран под­черкивает, в соответствии с замыслом Свифта, неизменность внутренней сути нравов и обычаев, которая выражена одним и тем же кругом осмеиваемых пороков. Вводя сказочные и фанта­стические мотивы повествования в их собственной художествен­ной функции, Свифт не ограничивается ею, но расширяет ее зна­чимость за счет пародии, на основе которой строится сатириче­ский гротеск. Пародия всегда предполагает момент подражания заранее известному образцу и тем самым вовлекает в сферу дей­ствия свой источник. Текст «Путешествий» буквально пронизан аллюзиями, реминисценциями, намеками, скрытыми и явными цитатами.

/Двойная художественная функция фантастики - заниматель­ность и гротескная пародия - разрабатывается Свифтом в русле античной и гуманистической традиции посредством сюжетных параллелей, которые составляют особый пласт источников «Путешествий». В соответствии с этой традицией мотивы груп­пируются вокруг схемы вымышленного путешествия. Что касает­ся Гулливера, то данная схема опирается также на английскую прозу XVII в., в которой широко представлены повествования путешественников эпохи великих географических открытий. Из описаний морских путешествий XVII в. Свифт заимствовал при­ключенческий колорит, придавший фантастике иллюзию зримой реальности. Эта иллюзия увеличивается еще и благодаря тому, что во внешнем облике между лилипутами и великанами, с одной стороны, и самим Гулливером и его миром, с другой, существует точное соотношение величин. Количественные соотношения под­держиваются качественными различиями, которые устанавливает Свифт между, умственным и нравственным уровнем Гулливера, его сознанием и, соответственно, сознанием лилипутов, броб-дингнежцев, еху и гуигнгнмов. Угол зрения, под которым Гулли­вер видит очередную страну своих странствий, заранее точно ус­тановлен: он определяется тем, насколько ее обитатели выше или ниже Гулливера в умственном и нравственном отношении. Эта стройная система зависимостей до некоторой степени помогает . читателю разобраться в отношении к Гулливеру его создателя. Иллюзия правдоподобия, окутывающая гротескный мир «Путе­шествий», с одной стороны, приближает его к читателю, с другой -маскирует памфлетную основу произведения. Иллюзия правдо­подобия также служит камуфляжем иронии автора, незаметно

надевающего на Гулливера маски, зависящие от задач сатиры. Однако правдоподобие всегда остается лишь иллюзией и не рас­считано на то, чтобы все читатели принимали его за чистую мо­нету. Сказочная фабула в сочетании с правдоподобным приклю­ченческим колоритом морского путешествия составляет конст­руктивную основу «Путешествий». Сюда включен и автобиогра­фический элемент - семейные рассказы и собственные впечатле­ния Свифта о необычном приключении его раннего детства (в го­довалом возрасте он был тайком увезен своей няней из Ирландии в Англию и прожил там почти три года). Это - поверхностный пласт повествования, позволивший «Путешествиям» с самых пер­вых публикаций стать настольной книгой для детского чтения. Однако сюжетные линии фабулы, являясь иносказанием обоб­щенной сатиры, объединяют множество смысловых элементов, рассчитанных исключительно на взрослого читателя, - намеков, каламбуров, пародий и т. п., - в единую композицию, представ­ляющую смех Свифта в самом широком диапазоне - от шутки до «сурового негодования».

Предметом сатирического изображения в «Путешествиях» яв­ляется история. Свифт приобщает к ней читателя на примере со­временной ему Англии. Первая и третья части изобилуют наме­ками, и сатира в них носит более конкретный характер, чем в двух других частях. В «Путешествии в Лилипутию» намеки орга­нически вплетены в развитие действия. Историческая аллюзия у Свифта не отличается хронологической последовательностью, она может относиться к отдельному лицу и указывать на мелкие биографические подробности, не исключая при этом сатириче­ского обобщения, может подразумевать точную дату или охваты­вать целый период, быть однозначной или многозначной. Так, например, во второй части описание прошлых смут в Бробдинг-неге подразумевает социальные потрясения ХУДЗ?; в третьей части, распадающейся на отдельные эпизоды, мишенью сатиры служат не только пороки английской политической жизни, но и непомерно честолюбивые (с точки зрения Свифта) претензии экс­периментально-математического естествознания («новые» в «Сказке бочки»). В канву фантастического повествования этой части вплетены и намеки на злобу дня, и многоплановая аллего­рия о летучем острове, парящем над разоренной страной с опус­тошенными фермерскими угодьями (иносказательное изображе­ние как английского колониального управления Ирландией, так и Других аспектов социальной жизни Англии в эпоху Свифта).

1В гротескно-сатирическом описании всех трех стран, которые

посещает Гулливер перед своим заключительным путешествием, содержится контрастирующий момент - мотив утопии, идеально­го общественного устройстваЛЭтот мотив используется и в функ­ции, собственно ему присущей, т. е. является способом выражения положительных взглядов Свифта; как авторская идея в чистом виде, он с трудом поддается вычленению, ибо на него всегда па­дает отсвет гротеска. Мотив утопии выражен как идеализация предков. Он придает повествованию Гулливера особый ракурс, при котором история предстает перед читателем как смена дегра­дирующих поколений, а время повернуто вспять. Этот ракурс снят в последнем путешествии, где мотив утопии выдвинут на пе­редний план повествования, а развитие общества представлено идущим по восходящей линии. Его крайние точки воплощены в гуигнгнмах и еху. Гуигнгнмы вознесены на вершину интеллекту­альной, нравственной и государственной культуры, еху низрину­ты в пропасть полной деградации. Однако такое положение не представлено неизменным от природы, рбщественное устройство гуигнгнмов покоится на принципах разума, и в своей сатире Свифт пользуется описанием этого устройства как противовесом картине европейского общества XVII в[ Тем самым расширяется диапазон его сатиры. Однако страна гуигнгнмов идеал Гулливера, но не Свифта. Жестокостей гуигнгнмов по отношению к еху Гулливер, естественно, не замечает. Но это видит Свифт: гу­игнгнмы хотели «стереть еху с лица земли» лишь за то, что «не будь за еху постоянного надзора, они тайком сосали бы молоко у коров, принадлежащих гуигнгнмам, убивали бы и пожирали их кошек, вытаптывали их овес и траву». Ироническое отношение автора к Гулливеру, впавшему в экстатический энтузиазм (т. е. «рвение» Джека из «Сказки бочки») под воздействием интеллекта гуигнгнмов, проявляется не только в комическом подражании Гулливера лошадям, его странном поведении во время обратного путешествия в Англию и тяге к конюшне при возвращении домой -подобного рода комические воздействия среды Гулливер испы­тывал и после возвращений из предыдущих своих путешествий, -но и в том, что!в идеальном для Гулливера мире гуигнгнмов Свифт наметил контуры самого тиранического рабства.

Протест против отсутствия свободы принадлежит к сквозным и ведущим темам «Путешествий». Тем многозначительней то, что очарованный интеллектом гуигнгнмов, Гулливер чувствует лишь

отвращение к существам, подобным себе, которых он видит «привязанными за шею к бревну», и преспокойно использует «силки, сделанные из волос еху». Так,Свифт подвергает испыта­нию смехом рационализм просветителей и там, где они усматри­вали неограниченную перспективу для развития личности, видит возможности ее вырождения. Просветительский рационализм, против которого направлена насмешка Свифта, исповедовался его близкими друзьями - тори. Их определению человека как «разумного существа» Свифт противопоставил свое собственное, утверждавшее, что человек лишь «способен мыслить». За этим противопоставлением стояло другое: торийские оппоненты Свифта считали совершенство разума привилегией узкосослов­ной культурной элиты и скептически относились к его попыткам «наставлять дублинских граждан», которых они рассматривали как «толпу», «уродливого зверя, движимого страстями, но не об­ладающего разумом»; Свифт же, настаивая на пропагандистской пользе своих ирландских памфлетов, полагал, что человеческий разум весьма слаб и несовершенен, но им обладают все люди, и каждому дано право выбирать между добром и злом. В споре Свифта со своими торийскими друзьями, охватывающем дли­тельный промежуток времени (1716 - 1725), включающий всю творческую историю «Путешествий», отразилось своеобразие общественно-политической позиции Свифта как последователь­ного защитника ирландского народа в его трагической борьбе за свободу.

Последнее десятилетие творческой деятельности Свифта, по­следовавшее за опубликованием «Путешествий» (1726 - 1737), отмечено чрезвычайной активностью. Свифт пишет множество разнообразных публицистических и сатирических произведений. Среди них видное место занимают памфлеты на ирландскую те­му. Выступления Свифта в защиту Ирландии по-прежнему нахо­дят широкий отклик и вызывают общественное признание. Его избирают почетным гражданином Дублина (1729). Однако, не­смотря на победу в кампании против патента Вуда, Свифт не обольщается достигнутыми результатами, о чем свидетельствует наиболее мрачный из его памфлетов «Скромное предложение» (1729). Дублинский собор св. Патрика был расположен в самом Центре жилых кварталов ткачей, и его декан каждый день сталки­вался с их неустроенностью, голодом и нищетой. Памфлет «Скромное предложение» проникнут мучительным ощущением