Поведение убийцы во время допроса в полиции

Признаки относятся к связи между фактическим поведением и обманом:

> – усиление во время лжи;

< – уменьшение во время лжи;

- – никакой связи с ложью;

* – не изучалось.

ведению. Я считаю это проявлением вредоносного мотивационного эффекта. В-третьих, этот человек должен был лгать в затрудненных обстоятельствах. Перед допросами полиция сообщила ему, что он является основным подозреваемым в деле об убийстве. Следователь­но, мы могли предположить, что полиция уделяла огромное внима­ние тому, что им говорилось, и проверяла всю предоставляемую им информацию, с тем чтобы раскрыть возможный обман. Поэтому для него было очень важно тщательно обдумывать то, что он мог ска­зать, Поскольку каждая маленькая ошибка могла быть чревата для него суровыми последствиями. В таких сложных обстоятельствах ложь, вероятно, требовала огромных когнитивных усилий. В итоге вместо сознательных попыток удержаться от демонстрации нервоз­ных паттернов поведения (например, суетливости), возможно их

(стр. 71)

автоматическое устранение как результат пренебрежения языков тела в условиях когнитивной нагрузки. В табл. 2.2 схематично приве­дена картина поведения убийцы до признания и по ходу признания.

Между количественными характеристиками поведения, когда до признания убийца говорил правду и неправду, обнаружилось не­сколько различий. Когда убийца лгал, он чаще избегал прямого взгляда, делал более длительные паузы, говорил медленнее и с боль­шим числом ошибок, чем когда говорил правду. Такой поведенче­ский паттерн типичен для человека, вынужденного напряженно ду­мать. Очевидно, человеку труднее лгать, чем говорить правду. Может показаться странным, что человеку приходилось напряженно думать, когда он лгал. Он знал, что находится под подозрением, и рас­полагал достаточным временем, чтобы подготовить ложь. Также есть свидетельства того, что он готовился, поскольку сделал фальшивые записи в своем ежедневнике, с тем чтобы ввести в заблуждение по­лицию. Возможной причиной того, почему поведение этого челове­ка, несмотря на все приготовления, продолжало указывать на напря­женную работу мысли, является не слишком высокий интеллект пре­ступника (это мнение допрашивавших его детективов). Есть данные, указывающие на то, что приготовления могут не помочь лжецам, которые не слишком умны (Ekman & Frank, 1993).

Несколько отличий между фрагментами, содержавшими и не со­державшими ложь, выявились и во время признания. Когда преступ­ник лгал, то он реже избегал прямого взгляда, совершал меньше иллюстраторов и движений рук и пальцев, в речи делал паузы чаще, и они были длительнее, говорил медленнее и совершал чуть больше ошибок в речи. Медленная речь, более продолжительные паузы и возрастание их числа снова могут быть расценены как признак напряженной мыслительной деятельности, сопровождавшей ложь. Возросшее число движений могло быть вызвано тем же. Тот факт, что он смотрел на полицейского, когда врал, может быть истолкован как попытка убедить полицейского в правдивости сказанного. В гла­ве 3 будет обсуждаться то, что офицеры полиции (и люди в целом) часто думают, что избегание прямого взгляда является признаком обмана. Допрашиваемый мог это понимать и смотрел детективу пря­мо в глаза, чтобы не произвести впечатления лжеца. Сложно объяс­нить, почему его зрительное поведение столь сильно различалось до и после признания. Если он пытался убедить офицеров полиции во время своего признания, то почему не делал этого на допросах до признания? Я могу только предполагать правильный ответ на этот

(стр. 72)

вопрос. Существовало различие между двумя допросами, которое, возможно, повлияло на его поведение. Во время второго допроса офицер полиции проверял подозреваемого. Ранее офицер сказал, что не верит его рассказу о том, как он повстречал жертву. В допросе, предшествовавшем признанию, такой проверки не было. Офицер за­давал ему открытый вопрос («Что вы делали в тот самый день?»), и допрашиваемый отвечал на этот вопрос. Могло быть, что после проверки он еще больше старался произвести впечатление говоря­щего правду человека. Приводит ли обычно проверка к демонстра­ции «честного поведения» или нет, является открытым для полеми­ки вопросом, который будет обсуждаться в следующем параграфе.

В целом продемонстрированные убийцей поведенческие паттер­ны свидетельствуют о том, что ему приходилось напряженно думать и он пытался контролировать собственное поведение. Нашу интерпретацию поведения убийцы поддержали офицеры полиции, про­смотревшие видеозапись. Мы показали офицерам полиции, которые не знали этого человека и ничего не слышали о соответствующем деле, проанализированные нами фрагменты допроса и попросили их поделиться своими впечатлениями о том, насколько напряжен этот человек, в какой мере он контролирует свое поведение и вынужден напряженно думать. Мы не сказали им, где он лжет, а где говорит правду. Результаты показали, что когда допрашиваемый говорил не­правду, то производил особенно сильное впечатление напряженно думающего человека (Vrij & Mann, в печати).

В табл. 2.3 схематично приведены данные литературного обзора, касающиеся невербальных индикаторов обмана (столбец 1) и пове­дения осужденного убийцы (столбец 2). Как видно из таблицы, стол­бцы в целом соответствуют друг другу. Очевидно, что поведение убийцы во время лжи «при больших ставках» согласуется с поведением лжецов в лабораторных экспериментах. С другой стороны, это, пожалуй, неожиданно, поскольку существуют явные от­личия между дачей показаний полиции и лабораторными экспери­ментами, хотя между ними есть также и общее. Как убийца, так и лжецы в лабораторных экспериментах, вероятно, боялись быть пой­манными (убийца, несомненно, в большей степени, чем участники эксперимента) и должны были больше думать, когда врали, чем когда говорили правду, и могли пытаться произвести «честное впечат­ление». Соответствие, показанное в табл. 2.3, наводит на мысль о том, что эти сходства могут быть важнее в объяснении поведения, сопро­вождающего ложь, чем видимые различия.

(стр. 73)

Таблица 2.3

Истинные невербальные индикаторы лжи