Факторы, влияющие на поведение лжеца

Возможно, результаты изучения объективных невербальных призна­ков лжи разочаровывают. Можно было надеяться, что исследования выявят больше индикаторов и более выраженные признаки. Однако проблема в том, что типичных паттернов лживого поведения не су­ществует. Разные люди ведут себя по-разному. Некоторых из них выдает голос, других — речь, третьих — жесты и т. д. Поэтому экспе­рименты показывают лишь то, что ложь относительно большого ко­личества людей можно распознать по высоте голоса или по движе­ниям кистей. Кроме того, поведение варьирует в зависимости от си­туации, в которой приходится лгать. В этом разделе обсуждается влияние пяти факторов на поведение лжеца: сложность лжи, моти­вация лжеца, сопутствующие лжи эмоции, подозрительность слуша­теля и индивидуальные особенности.

Логическая сложность лжи

Иногда соврать трудно. Предположим, кандидат на рабочее место совершила на своей предыдущей работе какую-то откровенную глу­пость, и вдруг, неожиданно для нее, член отборочной комиссии упо­минает об этой глупости на собеседовании. Желая устроиться на ра­боту, претендентка не хочет признавать свою оплошность и должна тут же придумать сфабрикованное, но правдоподобное объяснение. Это непросто. Вероятно, ей придется напряженно думать, что мо­жет увеличить число речевых ошибок и замедлит темп речи.

Однако лжецов не всегда застают врасплох. Зачастую они знают, каких вопросов следует ожидать, и поэтому могут подготовиться и придумать убедительные и правдоподобные ответы. В частности, многие виновные подозреваемые осознают возможность вопроса в полиции по поводу того, что они делали в тот день, когда произошло преступление. Очевидно, что в этой ситуации ложь не является

(стр. 63)

сложной. Когда сотрудник полиции спросит его о занятии на момент преступления, хорошо подготовленный подозреваемый просто вы­даст заранее заготовленный ответ. Как ведут себя лжецы, когда у них была возможность спланировать свою ложь? На практике установ­лено, что по сравнению со спонтанной ложью запланированная ложь характеризуется меньшим периодом молчания и более высоким тем­пом речи (Zuckerman & Driver, 1985). Сказать заранее продуманную ложь легче, чем сочинять на ходу, поэтому в данном случае будет меньше поведенческих признаков напряженного мышления. Хёфер и соавторы пишут, что при запланированной лжи меньше ошибок речи — даже меньше, чем у говорящих правду (Höfer, Köhnken, Hanewinkel & Bruhn, 1993). В проведенном ими эксперименте участники должны были пересказать только что просмотренный фильм. В случае лжи от них требовалось добавить в пересказ детали, кото­рых не было в фильме. Но Хёфер и другие экспериментаторы зара­нее сказали, что нужно говорить. Было установлено, что по сравне­нию с правдивыми ответами лжецы допускали меньше ошибок в речи. Есть два вероятных объяснения этим результатам. Во-первых, в данном исследовании перед лжецами, возможно, стояла более лег­кая задача, чем перед говорящими правду. Лжецы могли просто по­вторить то, что им сказали, а при правдивом ответе нужно было ду­мать о фильме и формулировать ответ. Как уже было сказано, чем легче задача — тем меньше речевых ошибок. Во-вторых, уменьше­ние числа ошибок в речи может быть связано с наличием у лжецов тенденции к чрезмерному контролю своего поведения. Они могут предполагать, что речевые ошибки будут способствовать разоблаче­нию лжи и, стараясь выглядеть честными, попытаются избежать ошибок. Это приведет к необычно «гладкой» речи.

Иногда лжецу нет необходимости придумывать ответ, а нужно лишь скрыть кое-какую информацию. Когда офицер таможни спра­шивает контрабандистов о содержимом их сумок, им нужно лишь утаить кое-какую информацию, то есть не упоминать о контрабан­де. В некоторых моих работах изучено, как ведут себя лжецы в та­ких ситуациях (Akehurst & Vrij, 1999; Vrij, 1995; Vrij, Akehurst & Morris, 1997; Vrij, Semin & Bull, 1996; Vrij & Winkel, 1991). В этих исследованиях участники-«лжецы» должны были отрицать, что у них есть наушники, которые на самом деле у них были. Другими сло­вами, их целью было скрыть некоторую информацию. Их ответы сравнивались с теми, у кого действительно не было наушников. Лжецы делали меньше речевых ошибок и говорили быстрее, чем

(стр. 64)

«правдивые». Рациональное объяснение таким различиям — влия­ние фактора стремления к контролю. Как было сказано выше, лже­цы пытаются произвести впечатление искренности и поэтому избе­гают запинок и медленного темпа речи. В результате речь становит­ся быстрой и необычно «гладкой».

Резюмируя вышесказанное, результаты исследований показали, что логически более сложная ложь ведет к увеличению речевых оши­бок и к замедлению темпа речи. «Легкая» ложь (хорошо подготовленная или простое умалчивание) не сопровождается такими пат­тернами, а может даже дать противоположную картину — снижение количества речевых ошибок и ускорение речи. Недавно мы более подробно изучили опосредованное влияние логической сложности лжи на возникновение запинок в речи (Vrij & Heaven, 1999). Мы выдвинули гипотезу, что, с точки зрения стремления к контролю, лжецы попытаются избежать запинок, когда будут говорить неправ­ду. Ожидалось, что у них это будет получаться лишь в тех случаях, когда ложь легкая. Участникам показали краткий видеофильм о се­мейном споре. Сначала появился мужчина и заявил, что хочет ку­пить спутниковую антенну, и тогда он сможет смотреть футбол дома, а не ходить для этого в бар. Затем на экране возникла женщина и ответила, что единственная причина покупки спутниковой антенны заключается в том, что он сможет приводить своих дружков из бара и смотреть порноканалы. После просмотра этого видеофрагмента участники должны были рассказать правду об одних аспектах этого фильма и солгать о других. Один тип лжи был достаточно легким для придумывания — неверное описание последовательности появления людей на экране. Второй тип лжи был более сложным — при­чины покупки спутниковой антенны. Как и ожидалось, лжецы чаще запинались (по сравнению с говорящими правду) в случае когни­тивно трудной лжи и допускали меньше запинок в речи (по сравне­нию с правдивыми ответами), когда ложь была легкой.

Мотивированный лжец

Мотивация у разных лжецов не одинакова. Убийца на допросе в полиции, вероятно, имеет больше мотивов для того, чтобы скрыть правду, чем мальчик, убеждающий маму, что не хочет есть кашу, по­тому что час назад съел бутерброд. Люди, имеющие веские причины для лжи, ведут себя иначе, чем те, которых мало заботит исход дела. Цукерман и Драйвер (Zuckerman & Driver, 1985) сравнили опубликованные различными авторами наблюдения за лжецами с высокой

(стр. 65)

и низкой мотивацией. Мотивация считалась высокой, если участни­кам за удачный обман обещалось денежное вознаграждение или если ложь преподносилась как проверка определенных навыков. В ре­зультате этого анализа было установлено, что лжецы с высокой мо­тивацией делают меньше движений головой, реже меняют позу, го­ворят медленнее и более высоким голосом, а также допускают боль­ше ошибок, чем менее заинтересованные лжецы. Короче говоря, чем больше лжец опасается разоблачения, тем больше вероятность, что его поведение выдаст обман. Это может показаться неожиданным, но легко объясняется. Лжецы с высокой мотивацией испытывают более сильные эмоции (в частности, больший страх разоблачения), которые вызывают частые речевые ошибки и повышение тона голо­са. Помимо этого, такому обманщику приходится думать более на­пряженно, чем менее мотивированным лжецам (опять-таки, чтобы избежать раскрытия правды), и это приводит к замедлению темпа речи, более частым речевым ошибкам, уменьшению объема движений. Наконец, они, вероятно, в большей степени пытаются контро­лировать свое поведение, что уменьшает подвижность, и поведение делается ригидным. Высокая ригидность лжеца с высокой мотиваци­ей получила название вредоносный мотивационный эффект (DePaulo & Kirkendol, 1989).

Ложь при высоких ставках

Различны и последствия для разных лжецов. Как уже упомина­лось, для повышения «ставок» в лабораторных условиях ложь часто объявлялась важным умением, в случае успешного обмана обеща­лись денежные или иные вознаграждения. Хотя это в некоторой сте­пени и повышало ставку, приближая ее к жизненной ситуации, но возможные последствия для лжеца в эксперименте не так серьезны, как для контрабандиста, виновного подозреваемого, супруга-измен­ника, мошенника-бизнесмена или коррумпированного политика. К сожалению, эксперименты никогда не скажут нам, как ведет себя лжец при реально высоких ставках, так как повышать их до такой степени невозможно по этическим соображениям. Для того чтобы понять эту проблему, необходимо изучать ложь в реальных ситуа­циях. Однако наблюдение за поведением другого человека в реаль­ной жизни связано с другой проблемой. В этих случаях сложно определить так называемую подлежащую истину, то есть обрести уверенность в том, лжет человек или нет.

Насколько я знаю, на данный момент изучено два случая лжи с высокими ставками. Один из случаев касается Саддама Хусейна,

(стр. 66)

иракского президента, другой — записанного на видео допроса чело­века, впоследствии признанного виновным в совершении убийства.

Саддам Хусейн

Журналист Петер Арнетт (канал CNN) брал интервью у прези­дента Ирака Саддама Хусейна во время войны в Персидском заливе (1991). Интервью длилось 94 минуты и транслировалось по CNN. Дэвис и Хадикс (Davis & Hadiks, 1995) проанализировали и оцени­ли поведение Хусейна во время интервью. Они использовали весь­ма детализированную систему оценок, учитывающую каждое движение его кистей, рук и туловища. Метод оценки был намного слож­нее, чем используемый в обычных экспериментах. В ходе интервью разбирался ряд вопросов — лояльность между мусульманскими госу­дарствами, тема Израиля, отношение к президенту Бушу, использо­вание заложников из стран Запада в качестве живого щита и планы Ирака по высадке десанта в Иран. Наблюдения Дэвиса и Хадикса показали, что Хусейн использовал разнообразные движения кистей и рук, применял специфичные иллюстраторы во время обсуждения некоторых проблем. Во время разговора об Израиле Хусейн делал серию коротких вертикальных резких взмахов левым предплечьем, при этом рука его иногда была сжата в кулак, а иногда — нет. Такой поведенческий паттерн имел место лишь в тех случаях, когда ирак­ский президент касался Израиля и сионизма. Хусейн демонстриро­вал более разнообразное поведение при разговоре о Буше. На сло­вах он дал понять, что Буш его не сильно волнует, когда сказал: «Я говорю с людьми... честный диалог с людьми, а не с мистером Бушем». Однако слова о президенте Буше сопровождались выраженными движениями туловища и всплеском активной жестикуляции. Дэвис и Хадикс интерпретировали это как явный невербальный признак личного враждебного отношения Хусейна к Бушу. Арнетт спрашивал и о планах Ирака по высадке в Иране. Хусейн сказал журналис­ту: «Нет такой исламской страны, которая не была бы на нашей сто­роне». Дальше он стал пояснять, в каких случаях Ираку может по­надобиться высадка в соседнем государстве. На вопрос, будут ли использоваться данные планы, он ответил: «Мы уважаем решения и законы Ирана». В этой части интервью поведение Хусейна было сдержанным и подконтрольным. Он медленно выпрямился, замет­но напрягся и прекратил жестикуляцию. Дэвис и Хадикс пришли к выводу, что в этот момент Хусейн или сфабриковал ответ, или (с их слов): «Когда мы узнали, что он сказал, это выглядело так наивно,

(стр. 67)

что мы не могли отделаться от ощущения, что выпрямленная поза и ограничение жестов — явный признак лживого ответа» (Davis & Hadiks, I995, p. 37-38). Однако, как говорилось выше, в реальной жизни сложно определить, какова же истина. В этом случае нельзя сказать с уверенностью, лгал ли Хусейн. Однако в случае, описан­ном ниже и проанализированном нами (Vrij & Mann, в печати), у нас есть стопроцентная уверенность.

Убийца1

Один человек пропал и был найден через пару дней мертвым. Было очевидно, что жертва убита. Несколько свидетелей независи­мо друг от друга рассказали полиции о том, что видели человека, разговаривавшего с жертвой за пару дней до обнаружения тела. На осно­вании их описаний полиция смогла составить рисунок того человека. Спустя несколько месяцев его арестовали и доставили в полицейский участок для дачи показаний. Это был белый мужчина чуть старше сорока лет. Он был малообразован и на тот момент был рабочим низкой квалификации. Встречался с подругой, но жил один. Поми­мо явного сходства с лицом на рисунке были и другие причины, за­ставлявшие полицию поверить в его причастность к преступлению. Например, тот факт, что этот человек уже привлекался к уголовной ответственности и ранее давал показания полиции по нескольким другим случаям.

Полиция тщательно допрашивала этого человека. Во время пер­вого допроса его попросили описать, что он делал в течение того дня, когда жертва исчезла. Хотя беседа происходила через несколько ме­сяцев после убийства, этот человек оказался способен очень подроб­но описать свои занятия в течение того дня. Он сказал полиции, что размышлял о предстоящем допросе и поэтому проверил свой еже­дневник для того, чтобы выяснить, чем он занимался в тот день (даже не замешанный в преступлении подозреваемый мог знать, в какой день пропала жертва, поскольку средства массовой информации ак­тивно сообщали об исчезнувшем как в течение того дня, так и на протяжении последующих). Полиция проверила каждую деталь, о ко­торой сообщил этот субъект. Несколько человек (включая его рабо­тодателя) смогли подтвердить рассказ о том, что он делал утром, но не удалось получить никаких подтверждений того, чем, по его сло-

(стр. 68)

вам, он занимался в оставшуюся часть дня. Это заставило еще боль­ше усомниться в невиновности подозреваемого и дало старт интен­сивному расследованию. Тем временем этот человек стойко отрицал, что он — убийца, и даже утверждал, что никогда не встречал жертву. Несколько недель спустя была найдена вещественная улика, кото­рая с очевидностью доказывала виновность подозреваемого. Было установлено, что найденный в машине этого человека волос принад­лежал жертве. Вдобавок в его машине обнаружили волокна одежды, в которой было обнаружено мертвое тело. На основании этих веще­ственных улик подозреваемый признался в совершении убийства и дал подробное описание происшедшего. Позже уголовный суд при­знал его виновным в убийстве и приговорил к пожизненному за­ключению.

Тем не менее во время признания убийца не сказал всей правды. Он рассказал правду о том, как ехал от своего дома до места, где по­встречался с жертвой, и независимые свидетели могли подтвердить эту часть его истории. Однако он, несомненно, лгал о том, как он встретил жертву. Несколько независимых свидетелей утверждали, что видели его в определенном месте. Кроме того, в этом месте был обнаружен некий предмет, принадлежавший убийце (что он сам под­тверждал). Несмотря на эту вещественную улику, человек продол­жал отрицать, что когда-либо посещал это место. Он соглашался, что был неподалеку от того места, но отрицал, что когда-либо действи­тельно был именно в том месте.

Были проанализированы все части допроса, относительно кото­рых мы были уверены, лгал или говорил правду убийца. Из допро­сов, предшествовавших признанию, был выделен один фрагмент, содержавший ложь, и один фрагмент, где была только правда. Послед­ний состоял из данного подозреваемым описания того, как он провел утро в тот день, когда исчезла жертва. Как было изложено ранее, сви­детели подтвердили эту часть рассказа. Описание длилось 61 секун­ду. Другой фрагмент длился 67 секунд и включал в себя описание его занятий в послеобеденное и вечернее время того же дня. Он рас­сказал полиции о нескольких делах, которыми занимался в своем родном городе. В действительности он взял машину и поехал в дру­гой город, где встретил жертву. Позже, в тот же день, он совершил убийство.

Из его признания было выделено четыре остальных фрагмента: два содержали ложь, два — правду. В первом правдивом фрагменте,

(стр. 69)

длившемся 26 секунд, мужчина подробно описывал, как он вел маши­ну от съезда с автострады до места, где он встретил жертву. Свидетели могли удостоверить эту часть истории. Второй правдивый фрагмент длительностью 27 секунд был пересказом первого. Первый содержав­ший ложь фрагмент его признания касался времени, которое он про­вел в доме друга в родном городе в день, когда убил жертву. На самом деле он ушел из этого дома на пару часов раньше, чем утверждал. В это же время свидетели видели его с жертвой, когда, по его словам, он находился в доме друга. Это существенная ложь, так как он должен был отчитаться о двух часах (а именно о тех часах, когда он был в ме­сте, факт посещения которого отрицал). Данный фрагмент длился 16 секунд. Второй содержавший ложь фрагмент признания касался мес­та встречи с жертвой и длился 32 секунды. Как было написано ранее, существуют убедительные доказательства того, что он встретился с жертвой в том месте, в котором, согласно его показаниям, он никогда не был. Хотя в нашем распоряжении было несколько часов видеоза­писей, в данном исследовании мы смогли использовать всего несколь­ко минут. Правдивость остальных показаний не могла быть однознач­но установлена. Например, убийца подробно описал свои переговоры с жертвой и то, как он убивал. Однако не было никакой возможности установить правдивость этой части рассказа.

Очевидно, что предсказать характер поведения этого человека во время допроса в полиции крайне непросто. Но несмотря на то, что ставки были высоки, мы все же не ждали от него «нервного поведения» (под этим я подразумеваю избегание прямого взгляда, улыбки, беспокойные движения и т. д., но не микропроявления эмоций). Тому было три причины. Во-первых, из-за своей искушенности в допро­сах (как было изложено ранее, он уже давал показания полиции по нескольким другим случаям) он, вероятно, осознавал, что демонст­рация сопутствующего лжи поведения, например беспокойных дви­жений и избегания прямого взгляда, могла бы вызвать у полиции подозрения, и поэтому он, видимо, старался контролировать свое поведение, чтобы произвести впечатление правдивости. Прежний опыт дачи показаний полиции также мог выразиться в спокойном поведении на допросах, однако мы нашли это маловероятным, по­скольку в случае обнаружения лжи последствия в данном конкрет­ном деле были бы очень серьезными. Во-вторых, мы можем предпо­ложить, что этот человек был сильно заинтересован в утаивании лжи, и, как упоминалось ранее, сильно мотивированные лжецы часто склонны к негибкому, отрепетированному, и спланированному по-

(стр. 70)

Таблица 2.2