Задания для самостоятельной работы студентов

1.Вспомнить и записать две ситуации из собственного опыта, при разрешении которых возникали проблемы. Это могут быть ситуации, которые так и не были разрешены. Их необходимо проанализировать, попытаться выявить причины, в связи с которыми возникали затруднения, смоделировать возможные пути позитивного решения.

2. Составить план воспитательной работы для учащихся на одну из четвертей учебного года (возраст детей и время учебного года определяется студентом).

3.Составить план-конспект урока по избранной самостоятельно теме.

Материалы к занятию

Задание 1. Игра «Последствия» (автор – Н.Е.Щуркова)

Игра предназначена для развития прогностических способностей студентов.

Фабула игры: субъект сообщает о совершенном действии, словах либо о каком-то пристрастии; перед ним возникают Последствия происшедшего: Последствие-1 сообщает, что последует «сейчас» после совершенного субъектом; Последствие-2 предупреждает, что ожидает субъекта «через неделю»; Последствие-3 рисует картину «через месяц»; Последствие-4 предвидит неотвратимое» в зрелые годы»; а Последствие-5 сообщает об итоге, к которому придет субъект в конце жизни. Выслушав предсказание будущего, субъект принимает решение: либо он отказывается совершать в дальнейшем проделанное, либо он утверждается в значимости для своей жизни того, что он совершает.

Так как содержание того, что делает субъект, написано на карточке, которую играющий выбирает из «корзины», то при отказе от действия на будущее играющий рвет карточку, а при утверждении своего поступка он оставляет карточку себе как знак «присвоенного» поступка.

Инструкция перед игрой может предстать в качестве ролевой картинки: ты идешь по узкой тропинке, видишь, что непременно столкнешься с идущим навстречу человеком—что делаешь заранее: хочешь столкновения, не хочешь конфликта, как избежать сложностей, которые могут нарушить душевное равновесие обоих?..

Содержание веера предлагаемых играющему карточек самое разнообразное, например: « Я принес и вручил цветы хорошему человеку», « Я грубо надсмеялся над товарищем», « Я помыл пол в квартире, пока мама находилась на работе», « Я люблю приврать, приукрасить, сболтнуть. Прихвастнуть», « Я начал курить», « Нашел чей-то кошелек и присвоил себе деньги». « Я много читаю», «Начал по утрам делать зарядку», «Потихоньку списываю все контрольные работы у соседа», « Сказал некрасивой, что она некрасивая».

После того как субъект оглашает свое поведение, перед ним поочередно встают Последствия одно за другим, произнося: « Я твое последствие первое, и я говорю тебе…»

Студентам предлагаются различные ситуации, например:

-ученик грубо ответил учителю;

- дети поздравили одноклассника с днем рождения;

- ученики устроили драку;

- старшеклассники устроили праздник для детей из начальной школы;

-отличник не дал списать одноклассникам домашнюю работу;

-подросток оторвал на стадионе рекламный щит и т.п.

Задание 2. «Ученик опоздал на урок»

   Студенты делятся на 3 группы. Всем предлагается одна и та же ситуация: «Ученик опоздал на урок» (возраст определяется совместно).

1-я группа студентов продумывает как можно больше характеристик ученика (личностные качества, успеваемость, статус в классе и др.)

2-я группа предлагает как можно больше возможных причин опоздания.

3-я группа продумывает возможные реакции учителя на опоздание ученика (как позитивные, так и негативные).

Каждая группа работает самостоятельно, записывая варианты на отдельных карточках. Затем карточки собираются и раскладываются в три стопки. Из каждой стопки берется по карточке и зачитывается вслух. Таким образом вырисовывается целостная педагогическая ситуация. Далее осуществляется совместный поиск возможных последствий сложившейся ситуации, а также возможных причин той или иной реакции учителя на опоздание ученика. После анализа ситуации карточки вновь возвращаются в общий набор, перемешиваются и работа продолжается.

Схема анализа педагогической ситуации следующая:

Мотивы → Ситуация → Реакция    → Последствия              

                                              на поступок

Задание 3. «Ситуация».

      Студенты делятся на группы по 5-6 человек. Каждой группе предлагается карточка - задание с набором слов, например: «учитель, класс, окно»; «директор, друзья, вечер», «журнал, кабинет, ученик», «экзамен, новость, завуч», «шпаргалка, отличник, совесть». Слова являются своего рода подсказкой, определяющей действующих лиц, место действия, указание на причину или последствия ситуации. Студентам предлагается, работая в микрогруппах, спроектировать возможную педагогическую ситуацию: определить цели каждого действующего лица, спланировать варианты разрешения ситуации, выбрать наилучший вариант, проиграть данную ситуацию перед всей группой, распределив между собой роли. После этого проводится совместный анализ ситуации.

Задание 4. «Коллизии»

Организуется совместное обсуждение и анализ как собственных ситуаций, подготовленных студентами, так и ситуаций, описанных в педагогической литературе, например, следующих.

«Воровство» (автор - Ю.Л. Львова)

«Позвонили. Я открыла. Полное недоумение: передо мной девятикласс­ник Толик К. с большим портфелем, будто из школы, хотя сегодня вос­кресенье. Это был далеко не лучший ученик, дерзкий, неорганизован­ный, ленивый, но способный и умный, физически сильный, держал он себя подчеркнуто независимо и насмешливо. Я пропустила его вперед и показала на стул.

—Очень хочется пить, — сказал он. Я подала стакан холодной воды.

—Еще!

Я подала еще и села в кресло напротив. Он раскрыл портфель, и на стол, на диван, на ковер посыпались дамские легкие нарядные косын­ки, а потом и болоньевый плащ, входящий в ту пору в моду и вызываю­щий наивное вожделение старшеклассниц.

—Что это? — после паузы спросила я.

—Украл.

Молчание.

—В спорткомбинате. Рядом с вашим домом. Там всесоюзные соревно­вания по теннису. Народу тьма.

—Зачем?

Он зло посмотрел на меня и почти крикнул:

—Заманчиво! А главное, просто: не охраняют...

—А дальше что? — спросила я.

—Вот вы и скажите.., — насмешливо протянул он.

Я подумала: назад, в раздевалки спорткомбината. Но как? Подбро­сить, и разбирайте, где чье? А он, Толик, даст тягу? Вот именно это и заманчиво, и очень просто.

—Ну? — требовательно спросил он.

—В милицию, — ответила я.

Он тяжко глотнул воздух и стал собирать все разбросанное по комна­те и заталкивать в портфель. Подошел к двери и прошипел:

—Тоже мне... Сонечка Мармеладова!

Я быстро надела пальто и вышла вместе с ним.

Не буду рассказывать о последующих перипетиях. О разговоре в ми­лиции, о встречах с сотрудницей детской комнаты, о долгих горьких раздумьях и беседах с Толиными родителями, о беспощадных словах, которые говорила я ему. Он мне их прощал. Мрачнел, горел гневом, но прощал. Что-то ломал в себе, много думал и прощал.

А вот моего громового обвинительного выступления на педсовете не простил: он отлучил меня от себя безоговорочно, и я поняла, что амнистии в его отношении ко мне я не подлежу. Как же так? Столько для него сделать, столько потратить нервов, сил, времени... и быть отверженной им? Очень больно и обидно. Очень обидно. За что? Прошло время, и я поняла: а ведь ты был прав, Толик.

Не должна была я выступать на педсовете!»

«Спросите у моей учительницы» (автор - Ю.Л. Львова)

«Слово учителя! Мы, словесники, размышляя о его значении, при­выкли связывать свои раздумья с уроком, на котором слово учителя звучит то пропагандистски страстно, то объяснительно мягко и на­стойчиво, то строго вопросительно, то весело и задорно. На уроке сло­во обращено ко всему классу, хотя, конечно, нередко предназначено кому-нибудь одному. Это на уроке.

А если слово сказано походя (позволительно ли так выразиться?), в обычном внеурочном общении с ребятами, в перемену, после занятий, по дороге домой, в походе, на репетициях вечеров — как и чем тогда «наше слово отзовется»? И отзовется ли? Может быть, вне урока оно теряет свою силу воздействия и значимость? Нет, не теряет. И отзовется. Только мы об этом, мне кажется, мало думаем, редко помним, хотя и восхищаемся стихами Вадима Шефнера: «Словом можно убить, словом можно спасти... словом можно полки за собой повести...»

Сколько несправедливых обид, о которых ты, учитель, и не подо­зреваешь, иногда испытывают ученики от случайно, необдуманно ска­занного тобой слова! Оказывается, Алеша принял какое-то замечание исключительно на свой счет, оно ему показалось обидным, и вот уже между нами барьер. А ты не знаешь, почему, так как этого случайного слова уже не помнишь и теперь бьешься за понимание. Девятиклассни­ца Н. стала здороваться как-то особенно: гордо вздергивая подбородок... и смотрит настороженно. А вон тот — вопросительно, недоуменно... Что же это? Когда и что я им сказала? Мимоходом, смеясь, не придавая значения слову, а оно вон как отозвалось.

Кто-кто, а словесник всегда должен помнить: в подборе слов, их со­четании, интонации может быть заключено и спасение, и возвышение, и утверждение, и решение жизненно важной проблемы.

Театр был переполнен. Зрители сидели и стояли где только можно было. Царила радостная приподнятая атмосфера: на сцене творческий отчет любимого в городе театра, сменяли друг друга сцены из спектаклей. Все дышало творческим накалом, свежестью, новизной. Ведущий программы — главный режиссер, стройный, молодой, подтянутый, хотя его красивая шевелюра, борода, усы уже седы. Умно, остроумно, наход­чиво ведет он диалог со зрительным залом.

Вопросы, ответы, вопросы, ответы... И вдруг — после паузы: «А вот интересная просьба: "Расскажите, почему вы решили связать свою судьбу с театром". Но об этом надо было бы спросить не меня, а мою учи­тельницу литературы. Это было очень давно. Я учился, кажется, в восьмом классе. Литкружок ставил спектакль, в котором мне роли не дали, но я все равно принимал во всем активное участие; бывал на репетициях,

горячо реагировал на удачи и неудачи товарищей и все время что-нибудь подсказывал учительнице. И вот, когда стал особенно рьяно вмешиваться в ее указания, моя учительница тяжело вздохнула и, положив мне руку на плечо, объявила: "Быть тебе режиссером". Ну, я ее и послушался! Впрочем, пусть она за это и отвечает. Она — гостья нашего города и сегодня здесь, в зале, я ей низко кланяюсь и с радостью даю ей слово».

Как вы понимаете, речь шла обо мне. Сначала я приняла это предложение за шутку, но зал стал требовать моего ответа. Ни жива ни мертва, едва выбравшись из тесноты рядов, я поднялась на сцену и что-то говорила о том, что, мол, плох тот учитель, которого не обгоняют его ученики, и т.д. и награжденная аплодисментами вернулась на свое место, совершенно удрученная... Дело в том, что я совершенно не помнила: при каких обстоятельствах и что именно я говорила когда-то своему ученику, нынешнему режиссеру. Конечно, и спектакли были, и занятия драмкружка были, и этот мальчик был, но слов своих не помню.

Я вдруг явственно ощутила ответственность за каждое свое слово, почувствовала, какая опасность может таиться в каждом учительском слове, и в то же время я ощутила гордость за его целительное, спасительное значение. Это чувство было настолько сильным, что мне стало страшно перед своей совестью и учительским долгом. Так страшно и ответственно, что я посчитала необходимым поделиться этим со своими коллегами, особенно молодыми. Потому что там, в театре, я поняла: какое счастье, что этим мальчиком, этим восьмиклассником, которому я так смело предрекла будущее, оказался ныне профессор, народный артист, талантливый режиссер!»

«Школьный коридор» (автор - Ю.Л. Львова)

«Урок был интересным, и после звонка девятиклассники столпились вокруг меня. Я наслаждаюсь этими минутами, когда вокруг теснятся уче­ники, сыплются вопросы.

И вдруг где-то справа раздалось басовитое:

— Ну что лезешь, дура!

Я мгновенно повернулась к покрасневшему, с нарочито невинными глазами юноше, стоявшему рядом. Грубость сказал он.

Обида, досада за то, что вот так, одной фразой нарушено хорошее настроение, созданное уроком, дорогое сердцу общение с учениками, — все слилось в желание наказать грубияна, и я ледяным тоном сказала:

— Елизов, сейчас же идите в учительскую!

Мы вышли в школьный коридор. Елизов впереди, довольно бодро, улыбаясь, подмигивая направо и налево ученикам: вот, мол, ведут... За ним грозно следовала я, молча шли девятиклассники — товарищи Елизова.

Глядя на широкие плечи независимо, вразвалочку шагающего Елизова, я думала: «Ну, подожди, сейчас зайдешь в учительскую — и гонор спадет!..» Я уже видела его опущенную голову и то, как он виновато топчется на месте, не знает, куда деть свои большие руки, словом, полное торжество моего учительского гнева.

Но что это? Я прислушалась к шумному школьному коридору и почувствовала, что, пока мы шли, настроение ребят изменилось.

Впереди Елизова, перебегая ему дорогу, пронеслось несколько пятиклассников-забияк с возгласами: «Ведут! В учительскую ведут!» Но чьи-то руки их оттащили, кто-то цыкнул, а затем послышался досадливый шепот: «Русачка... Веньку... в учительскую!»

Его поддерживают, ему сочувствуют, а на меня, учительницу, смотрят насмешливо-весело, меня осуждают и не скрывают этого!

Я посмотрела, далеко ли двери учительской... Какой же длинный школьный коридор!

А Елизов уже победоносно поднял голову, идет, дурачась... Я вспомнила, как он хмурится, отворачивается от класса, когда отвечает, стесняется, краснеет у доски. Ребята рассказывали, что он знаменитость авиамодельного кружка. В сочинении он написал, что хочет быть летчиком. Он себя закаляет и тренирует, легко поднимает двухпудовую гирю. А когда дежурит в коридоре, его буквально облепляют малыши и он им что-то рассказывает, наверное, о планерах, самолетах. И вот его ведут в учительскую наказывать!

Мы зашли. Вениамин, готовясь к нотации, со снисходительной на­смешливостью посмотрел на меня, окинул взглядом учителей, вероятно представляя, как сейчас они все разом повернутся, услышав мои слова, и начнут припоминать все его провинности ... Враждебное ко всему этому чувство кривило губы и плавилось в глубине его глаз.

— Послушайте, Елизов, — сказала я, — я, конечно, неправильно вот так вас, как маленького, в учительскую... Вы, если можете, извините меня...

Он растерянно отстранился от меня, не веря, не понимая.

— Извините меня, — твердо повторила я и тут же воскликнула: — как вы могли! Вы, юноша, на девушку? От вас я никак не ожи­дала. Это омерзительно! — сказала я брезгливо. — Грубость вообще, и в особенности в отношении женщины, — это, это гадко! Немужественно, наконец!

Но чем больше гневалась я, тем доверчивее, добрее становился Елизов.

—Да, я понимаю, да, я... я больше никогда... ни разу в жизни слова-то этого не скажу! И перед Надькой извинюсь... Да чтобы я кого-нибудь, поверьте мне, — невнятно и торопливо бормотал он, радостно улыбаясь.

—Поверю, идите! — сказала я сердито.

Елизов, красный и вспотевший, выскочил из учительской, возле которой его поджидали одноклассники. Я услышала: «Что? Как? Венька, ты там, конечно, себя показал! А она как? Злилась?» — окружили они товарища.

— Ну, вы, ребята, ни слова о ней... она... во! — сказал он и деловито и спросил: — Где Надька?

А я все еще стояла в уголке учительской около карт по истории и думала: «Как хорошо, что школьный коридор такой длинный!»

«Из дневника Валерия Андреевича» (авторы - Лещинский В.М., Кульневич С.В. Учимся управлять собой и детьми. - М., 1995, с.121)

«У меня произошло ЧП на уроке в шестом «А» классе. В учебнике есть упражнение по развитию речи с заданием описать внешность знакомого человека. Еще когда ребята писали, я обратил внимание на какой-то ажиотаж вокруг Аристова. Смешки, переглядки. Особого значения этому не придал. Это упражнение уже выполнял другой шестой класс, и почти все писали друг о друге — повеселились.

С шестым «А» я дружу. Это мой любимый класс. Самый умный, самый бойкий. Кому же, как не им, на таком упражнении веселиться.

Наконец написали. Объявляю, что две работы обсудим. Кричат: «Спросите Аристова» -. «Ну, давай, Толик, — говорю,— читай, публика требует».

Аристов, живой, черненький, кучерявый — цыганистого вида, весь как на шарнирах, встает, счастливо улыбается в предвкушении, очевидно, предстоящего эффекта, читает.

По мере того как он читает, я чувствую, как внутри у меня холодеет. Я знаю — это первый симптом накатывающего гнева. Аристов читает про меня. Он дает мой портрет. Но такой портрет... Одно ухо у меня с детства оттопырено. У Аристове звучит фраза: «Лопоухая дворняга». Еще у меня небольшой шрам на правой брови. В четыре года я упал и ударился о выхлопную трубу стоявшей во дворе машины. Мама рассказывала, как меня, с залитым кровью лицом... Впрочем, это не важно. Аристов лепит какую-то совершенно дурацкую историю. «Человек, которого я описываю, был бандитом. В смертельной схватке его волосатая рука тянулась к пистолету...» Вот такой бред. Класс, мальчики, в полном восторге. Еще худший бред: «откляченная спина», «слюнявые губы» — не буду повторять. Тогда я...»

Как бы вы поступили на месте учителя?

                                                 Занятие 33-34. Практикум