Правило буквального толкования

(Literal Rule)

Это основное правило из тех, что применяются при толкова­нии законов английскими судьями. В соответствии с этим прави­лом судьи должны придавать словам и терминам, используемым законодателем в тексте статута, их обыкновенное, общеупотреби­тельное и буквальное значение. При этом цель суда состоит в том, чтобы по возможности без искажений понять изначальное наме­рение законодателя, которым он руководствовался при составле­нии текста закона.

Считается, что при составлении текстов законов Парламент употребляет слова, взятые в их общепринятом и общеупотреби­тельном смысле. Если законодатель придает им какое-то специ­альное значение, то об этом должно быть прямо указано в зако­не. Например, в Законе об ответственности за фальшивомонетни­чество и подделку документов (Forgery and Counterfeiting Act) 1981 г. специально определяется содержание таких понятий, как "документы", "фальшивый", "изготовление фальшивого доку­мента" и др. Все они приобретают специфический смысл, кото­рый в целях уголовной ответственности важно подчеркнуть для законодателя. Например, к "документам" в тексте данного зако­на относятся почтовые марки, марки налогового ведомства, а так­же диски, магнитофонные пленки и другие электронные носите­ли информации*.

* См.: Glazebrook P.P. Blackstone's Statutes on Criminal Law. 8th Ed. Blackstone Press Limited, 1998. P. 172.

Там, где это не предусматривается, для уточнения буквально­го смысла слова или термина, используемого в тексте законода­тельного акта, судьям надлежит обращаться к толковым словарям, а также к тем разделам законов, в которых иногда специально оп­ределяются соответствующие термины и понятия. Большое значе­ние имеет Закон о толковании статутов (Interpretation Act) 1978 г. Он содержит определения многих понятий и терминов, которые используются в других законодательных актах. Его положения должны применяться при толковании законов, если, конечно, в них эти термины или слова употребляются.

Интересно, что Закон о толковании статутов предусматривает, что, если толкуемый законодательный акт не содержит иного оп­ределения, слова, употребляемые в мужском роде, следует пони­мать и в женском роде, и наоборот. А слова, употребляемые в единственном числе, могут толковаться и как употребляемые во множественном числе, и наоборот.

Правило буквального толкования гласит: если закон не содер­жит неясностей, словам, из которых состоит текст закона, следу­ет придавать их обычный смысл и значение, несмотря на то что это может поставить суд в затруднительное положение с точки зрения требований права и справедливости. Считается, что единст­венно возможный выход из такого положения — это внесение из­менений и дополнений в соответствующий закон. Суд не может подменять Парламент даже из самых лучших побуждений, поэто­му надо следовать закону.

Итак, согласно правилу буквального толкования, если в тексте закона содержатся вполне понятные и ясные термины и слова, они должны применяться судьями в их точном (буквальном) и об­щеупотребительном смысле, несмотря на то что это может приве­сти суд к абсурдному решению. Такой результат, конечно, может не нравиться и самим судьям. Но, как говорится, они тут ничего поделать не могут. Зачастую следование этому правилу способно породить еще большие проблемы, чем те, которые с его помощью надлежит разрешать. Два нижеприведенных примера красноречи­во свидетельствуют об этом.

В деле Fisher v. Bell (1961) судьям пришлось столкнуться с си­туацией, когда они должны были применять Закон об ограниче­нии оборота боевого оружия 1959 г. Текст закона вводил ответст­венность за такой состав преступления, объективная сторона ко­торого определялась как "предложение продать некоторые виды оружия, включая выкидные ножи". Тем не менее подсудимый — хозяин магазина, выставивший на витрину эти ножи и продавав­ший их, — не был признан виновным в нарушении требований закона. Этот абсурдный итог судебного рассмотрения дела объяс­няется достаточно просто: суд обратился к буквальному толкова­нию закона.

В соответствии с правилами буквального толкования судьи признали, что обвиняемый выставил ножи для обозрения в вит­рине своего магазина, принимал предложения от покупателей ку­пить эти ножи и действительно продавал их, но он не предлагал их продать. Основанием для такого вывода послужило точное следо­вание букве закона. Выставление товаров для обозрения в витри­не магазина не рассматривается как предложение продать. Эти действия рассматриваются только как реклама, приглашение не­определенного круга желающих к переговорам о заключении сделки. Юридически с предложением купить здесь выступает по­купатель. Следовательно, в соответствии с правилами буквально­го толкования владелец магазина не совершал действий, которые представляют собой "предложение продать".

С точки зрения суда этот вывод напрашивается сам собой, ес­ли буквально трактовать смысл тех слов, которые были использо­ваны в тексте Закона об ограничении оборота боевого оружия. Как видим, следование буквальному смыслу закона, которым ус­танавливается запрет гражданского оборота боевого оружия, при­вело суд к явно абсурдному с точки зрения уголовной политики решению — освободить лицо, занимавшееся оборотом боевого оружия, от уголовной ответственности.

Второй пример также достаточно наглядно иллюстрирует, что иногда необходимость применения правила буквального толкова­ния может приводить к весьма неожиданным результатам даже при рассмотрении дела на самом высоком судебном уровне.

В деле R v. Maginnis (1987) Палата лордов вынуждена была об­ратиться к установлению буквального смысла текста Закона об ответственности за незаконный оборот наркотиков (Misuse of Drugs Act) 1971 г. Дело в том, что ст. 5 Закона предусматривала следующую формулировку: "...правонарушением является, если лицо сознательно хранит у себя наркотик, как правомерно, так и неправомерно, с намерением снабдить им другое лицо...". По рас­сматриваемому делу в машине обвиняемого полиция обнаружи­ла и изъяла сверток с анашой. Подсудимый заявил, что этот сверток ему не принадлежал. Он был оставлен в машине его зна­комым, который собирался забрать сверток через некоторое вре­мя. Обвиняемый был осужден судом первой инстанции за то, что сознательно хранил у себя наркотик с намерением снабдить им другое лицо.

В кассационной жалобе на приговор суда осужденный указы­вал, что его намерение передать наркотик другому лицу не может трактоваться как "намерение снабдить наркотиком другое лицо", а именно об этом говорится в тексте закона. Апелляционный суд удовлетворил жалобу осужденного, и представитель обвинения вынужден был обратиться в высшую судебную инстанцию — Па­лату лордов.

Рассматривая дело в апелляционной инстанции, Палата лор­дов большинством голосов (четыре против одного) постановила, что осужденный был признан виновным обоснованно. Аргументы лордов-судей, оказавшихся в большинстве, состояли в том, что правонарушитель незаконно хранил принадлежащий другому ли­цу наркотик и отдавал себе отчет в этом. Если правонарушитель намеревался вернуть наркотик другому лицу для того, чтобы тот использовал его в своих целях, то тем самым он "имел намерение снабдить им другое лицо".

Определяя смысл слова "снабдить", лорды-судьи заявили, что они исходили из его прямого и буквального значения. Однако су­дья лорд Гофф Чивели, оказавшийся в меньшинстве, не согласил­ся как раз по этому вопросу. Ссылаясь на Оксфордский толковый словарь английского языка, он доказывал, что слово "снабжать" не подходит для данной ситуации, в которой Х возвращает Y предметы, которые Y перед этим сам оставил у X. Так, в обыден­ной речи нельзя сказать, что гардеробщик, или работник камеры хранения, или сотрудник обувной мастерской снабжают остав­ленными у них вещами тех, кто пользуется их услугами.

По мысли лорда Гоффа, Закон, о котором идет речь в данном деле, имел в виду торговцев наркотиками. Обвиняемый наркоти­ками не торговал. Поэтому его действия должны квалифициро­ваться не как "снабжение наркотиками", а как менее тяжкое пре­ступление — незаконное хранение наркотиков без цели снабже­ния кого-либо ими. Следовательно, настаивал лорд, признать об­виняемого виновным в "хранении с намерением снабдить" воз­можно лишь в том случае, если Парламент, а не суд пересмотрит содержание термина "снабдить", которое использовано в тексте Закона*.

* См.: Ingman Т. Op. cit. P. 236-237.

"Золотое правило"

(Golden Rule)

Это правило толкования рассчитано на те случаи, когда в тек­сте закона используются слова и выражения, которые могут по­ниматься по-разному. При буквальном толковании разные вари­анты понимания одних и тех же слов отсутствуют. При "золотом правиле" такие варианты есть и суду надлежит выбирать правиль­ный. Однако в отличие от правила буквального толкования "зо­лотое правило" понимается судьями в двух смыслах — широком и узком.

"Золотое правило" используется судьями в основном в узком смысле, т.е. для определения допустимых пределов буквального толкования, что позволяет избежать абсурдности принимаемых судом решений. На это, как мы показали, правило буквального толкования не рассчитано. Поэтому "золотое правило" можно рассматривать как своеобразное дополнение к основному прави­лу — буквальному толкованию.

В широком смысле "золотое правило" толкования использует­ся реже, так как при этом оно смыкается с правилом буквально­го толкования и судьям приходится прибегать к "золотому прави­лу" даже тогда, когда закон не содержит неясных слов и выраже­ний, но они многозначны. Обычно необходимость в этом возни­кает, если на передний план выдвигаются соображения правовой и судебной политики, а не формального следования предписани­ям буквы закона.

Широкая трактовка "золотого правила" позволила закрепить­ся в практике английских судов известному принципу, согласно которому требования правовой политики исключают возмож­ность для убийцы стать наследником по закону, если жертвой убийцы является лицо, не оставившее завещания.

Так, в деле R v. Sigsworth [1935] по обвинению Зигзворта в со­вершении умышленного убийства своей матери "золотое прави­ло" толкования было применено с тем, чтобы не допустить аб­сурдного положения, при котором убийца унаследовал бы имуще­ство, доставшееся ему на законных основаниях от жертвы. Если бы Закон об обращении с правом на имущество 1925 г., которым регламентировалась данная ситуация, толковался буквально, то убийца должен был бы получить наследство. Он оказался бы единственным наследником по закону, так как был сыном уби­той, а других наследников у нее не было.

Согласно требованиям "золотого правила", буквальное толко­вание допускается лишь в тех пределах, в каких это не приводит к искажению смысла закона в целом. Пожалуй, наиболее полно суть "золотого правила" была сформулирована лордом Уинслисейлом в деле Grey v. Pearson (1857). В частности, он отметил: "Грамматическому и общепринятому пониманию слов закона на­до следовать до тех пор, пока это не приводит к абсурду, или к противоположному смыслу, или к явному несоответствию с ос­тальной частью документа. Если это происходит, грамматическое и общепринятое употребление слов закона может быть подверг­нуто некоторой модификации с тем, чтобы избежать абсурда, противоположного смысла или несоответствия закону в целом, но не более того"*.

* Цит. по: Russel F. and Locke С. English Law and Language. 1993. P. 64.

Как видим, "золотое правило" должно применяться там, где законом употребляются слова, которые могут иметь два значения и более, а Парламент не определил точно, какой смысл он вкла­дывал в те или иные слова, принимая закон.

"Золотое правило" часто подвергается критике ввиду его про­извольного характера. Действительно, пользуясь этим правилом, судья приходит к выводу, что буквальное применение закона аб­сурдно, следовательно, такое толкование может вступить в проти­воречие с намерениями Парламента.

Правило "Устранения зла"

(Mischief Rule)

Это правило известно как правило Хейдона. Свое название оно получило по делу, рассмотренному английским судом еще в 1584 г. Уже тогда судьи сформулировали и закрепили соответствующие положения, которым надлежит следовать при толковании предпи­саний ряда актов Парламента.

В частности, "правило Хейдона" связано с целевым подходом в толковании законов. Правилом предусматривается, что в случае обнаружения какой-либо неясности текста или отдельных слов в законодательном акте суд имеет право обратиться к праву, дейст­вовавшему до принятия закона. Это позволяет судье обнаружить, какое зло хотел устранить законодатель или какую проблему хо­тел урегулировать Парламент по-новому, принимая данный за­кон. С этой же целью можно обратиться к преамбуле закона. Там, особенно в далеком прошлом, было принято формулировать це­ли нового законодательства. Разобравшись таким образом с наме­рениями законодателя, суд с большей уверенностью может истол­ковать как закон в целом, так и его отдельные положения. Пра­вило "устранения зла" позволяет предупредить возможность не­правильного применения законодательного акта в целом.

Например, правило "устранения зла" было применено для уяснения положений Закона об ответственности за уличные пра­вонарушения (Street Offences Act) 1959 г. В частности, в ст. 1 это­го законодательного акта предусматривалось, что правонаруше­нием считается, "если проститутка (common prostitute) праздно ша­тается и пристает к прохожим на улице или в другом обществен­ном месте с целью занятия проституцией".

В деле Director of Public Prosecution v. Bull [1994] суд, применяя Закон об ответственности за уличные правонарушения, пришел к выводу, что термин "проститутка" относится только к проститут­кам-женщинам и не относится к проституткам-мужчинам. Свой вывод судьи сделали на основании правила "устранения зла". Для того чтобы определить, какое зло хотел устранить законодатель или какое положение он желал исправить, принимая новый зако­нодательный акт, судьи обратились к отчету Комитета по право­нарушениям и проституции 1957 г. Именно этот отчет послужил основанием для Закона 1959 г. Из анализа содержания отчета был сделан вывод, что, когда законодатель вводил ответственность за уличные правонарушения, он имел в виду только проституток-женщин.

"Правило Хейдона" английскими судьями применяется доста­точно широко. Так, одно время спекулянты недвижимостью по всей Англии стали с большим желанием приобретать дома, при­шедшие в ветхое состояние. Оказалось, что это позволяло пред­приимчивым, но нечистым на руку людям извлекать большую вы­году. Сама операция была достаточно проста, а главное, надежна, так как прямо не нарушала требований правовых норм, действо­вавших в тот период. Жилье, приобретенное по дешевке, затем сдавалось в аренду незадачливым клиентам. Через некоторое вре­мя хозяева обращались в суд, требуя, чтобы арендатор привел помещение в надлежащее состояние за свой счет. Естественно, ре­монт повышал цену жилья, которое затем владельцы с большой выгодой продавали на рынке недвижимости.

В 1938 г. в целях недопущения подобных злоупотреблений Парламент принял Закон об аренде недвижимости (вопросы ре­монта и восстановления жилья). Применяя новый законодатель­ный акт, судьи столкнулись с определенными трудностями в трактовке отдельных положений закона. Однако на основании "правила Хейдона" было решено, что на Закон 1938 г. следует смотреть с точки зрения права, действовавшего до его принятия, а затем определить, какое зло хотел искоренить законодатель, вводя новые нормы. В результате антиспекулятивная направлен­ность нового законодательного акта стала очевидной.

Другим примером удачного применения третьего канона тол­кования может служить судьба Закона о порядке оформления усыновления (удочерения) детей 1957 г. В тексте этого Закона употреблялось словосочетание "одинокая женщина". Надо было определить, какие категории женщин имел в виду законодатель, принимая новый закон.

Используя "правило Хейдона", судебная практика истолкова­ла это словосочетание таким образом, что под него подпадали не только незамужние и одинокие женщины, но и те замужние жен­щины, которые проживали отдельно от мужей и не получали от них материальной помощи.

Данное толкование Закона 1957 г. имело и другие важные по­следствия. Так, согласно праву, действовавшему до принятия но­вого закона, ребенок, родившийся не от мужа у "женщины, со­стоящей в браке, но проживающей с мужем раздельно", считался незаконнорожденным. Это создавало юридические препятствия при получении на таких детей полагающихся им льгот, пособий и иной социальной помощи. Кроме того, такого ребенка нельзя бы­ло усыновить (удочерить). Толкование Закона 1957 г. по "прави­лу Хейдона" позволяло устранить несправедливость при распре­делении социальных пособий, а также распространить положения законодательства об удочерении (усыновлении) на детей, рожден­ных вне брака, но в период, когда их мать проживала с мужем раздельно.

Как уже отмечалось выше, "правило Хейдона" появилось в су­дебной практике в XVI в. Однако наиболее широкое применение оно получило во второй половине XIX в. и в последующий пери­од в связи с реформой английского права, появлением социаль­ного законодательства и активизацией законотворческой роли Парламента.

В настоящее время наблюдается своеобразный ренессанс "пра­вила Хейдона". Дело в том, что в связи с вступлением Великобри­тании в Европейский Союз и динамичным развитием законода­тельства социальной направленности правило "устранения зла" при толковании положений законов приобретает дополнительную привлекательность в глазах судей и юридической общественности страны. Следует учитывать, в частности, что этого правила при­держивается Европейский суд справедливости. Конечно, это не может не сказаться также на практике английских судей. Наибо­лее часто правило "устранения зла" применяется по тем делам, где речь идет о защите публично-правовых интересов и свобод граждан, а также об уголовной ответственности за посягательства на общественный порядок и преступления против общественной нравственности.