СХВАТКА «КАБАНА» И «МЕДВЕДЯ»

ГЛАВА 1.

ГЛОТОК СВОБОДЫ

Настоящий «разгул демократии» наблюдался в Советском Союзе в начале 1990 года. Первые и последние свободные выборы в республиках, областях и районах стали своеобразной «Курской дугой», после которой окончательный распад империи стал уже делом времени. Тогда, к изумлению профессионалов, в депутаты пролезла неуправляемая масса совершенно неподготовленных граждан. Да и сами нахальные «самовыдвиженцы» толком не представляли, что, собственно, делать с этими «браздами правления». Новые представители законной власти избирались в социалистическом государстве при закрепленной в Конституции руководящей роли единственной партии. За четыре последующих года похоронили СССР, КПСС, избрали Президента, расстреляли парламент… Свои полномочия депутаты слагали в совершенно другой стране: почти без законов, идеологии, армии. Вместо денег – у.е., вместо экономики – хаос дикого рынка...

Так жить нельзя?

Красная империя погибла не сразу. Сначала, один за одним, она похоронила трех императоров. На экранах телевизоров появлялись траурные процессии. За очередным гробом шли дряхлые соратники. Они провожали друг друга, но главное – провожали эпоху. Правда, тогда этого еще никто не знал...

В глухой политической провинции, какой была и Коми АССР, время всегда текло медленнее, чем в Москве. Поэтому когда вслед за Брежневым, Андроповым и Черненко появился Михаил Горбачев, провинциалы еще долго воспринимали его как «верного ленинца» и «идейного продолжателя».

Новый генсек был относительно молод, энергичен и до странности разговорчив. Тем не менее тогда, в марте 1985 года, ничто не сулило резких перемен. С трибун звучали привычные слова. И только отдельные московские интеллектуалы, ставшие затем идеологами перестройки, начали проверять систему на прочность. В провинции их голоса тогда еще не были слышны, но столичная интеллигенция уже зачитывалась модными статьями. Один из представителей нового политического бомонда, главный редактор газеты «Московские новости» Егор Яковлев писал: «Когда минуло семьдесят лет со дня Великой Октябрьской социалистической революции, мы вынуждены говорить об утверждении (или возвращении) основополагающих ее идеалов – демократии, гласности, социальной справедливости.

Освобождение от механизма торможения – операция болезненная и сложная... Механизм торможения находится в каждом из нас. И проявляет себя в наших дурных привычках, в утрате многими мужества действовать согласно собственным убеждениям.

Как быстрее получить ответы на интересующие общество вопросы? Гласность – вот самый надежный инструмент ускорения».

Сегодня спорят: а была ли у молодого генерального секретаря своя «команда»? Трудно сказать. Во всяком случае, для провинции его приход сопровождался появлением на арене таких фигур, как Лукьянов, Лигачев, Рыжков, с одной стороны, и Шеварднадзе, Ельцин, Александр Яковлев – с другой. Все они входили в состав высшей партийной элиты того времени, но, как вскоре выяснилось, это было единственное, что их объединяло. Введенные в обиход понятия «перестройка», «ускорение», «гласность», «демократизация» каждый понимал в меру своего темперамента, личных амбиций и имеющегося партийного опыта. Среди «прорабов перестройки» (популярный термин того времени) были и настоящие строители, и малоизвестные до этого юристы, писатели, режиссеры, певцы.

«Мне кажется, мы еще не в полной мере осознали, почему применительно к перестройке говорим – революция, почему сопоставляем ее историческое значение с Октябрьской революцией, откуда, наконец, этот остро ощущаемый многими драматизм – «сейчас или никогда», – писал историк Юрий Афанасьев в «Московских новостях». – Сегодня мы на переломе. Всему миру ясно... — мы хотим меняться. Стоять на месте в бурно меняющемся мире – смертельно опасно. А мы хотим открыть глаза не только на этот меняющийся мир, но и на самих себя. Наша открытость миру во многом зависит от нашей способности познать самих себя…»(Московские новости, 3 сентября 1987 года)

Сегодня размышления историка Юрия Афанасьева кажутся банальными даже для «рожденных в СССР», не говоря уж о «поколении next». Но в 1987-м они воспринимались как опасное откровение. Популярный анекдот того времени:

– Вы читали вчерашнюю передовицу в «Московских новостях»?

– Нет, а что там?

– Это не телефонный разговор!

Шутки шутками, но выбор перед страной стоял действительно жестокий. «Холодная война» проиграна экономически, и огромная, вооруженная до зубов империя еще держится за счет проедания невосполнимых природных ресурсов. Энтузиазм населения иссяк, а возможности карательных органов по удержанию порядка вызывали серьезные сомнения.

Один из вариантов сохранения СССР состоял в переходе от «холодной войны» к «горячей» со всеми вытекающими последствиями: военной диктатурой и четкой перспективой всемирной «ядерной зимы». Но против него была вся история России и СССР.

А как развернуть насквозь милитаризированную экономику на мирные рельсы, если гигантский маховик гонки вооружений раскручен до предела? Вся система управления настроена на военный лад. Для разворота в огромной стране нужна твердая политическая воля, если не диктатура. Это если точно знать новый маршрут. Значит, необходим образ врага, перед лицом которого оправданы любые жертвы. Если враг прежний – «мировой империализм» – значит надо продолжать гонку вооружений и неуклонно приближаться к первому варианту. А отказ от этой идеологии подрывает основы Коммунистической партии – единственной политической силы империи, способной на тот момент реально заниматься реформированием экономики.

В такой ситуации склонность Михаила Горбачева к половинчатым, компромиссным действиям являлась не просто его личным недостатком. Она отражала общие противоречия времени. «Новое мышление», «социализм с человеческим лицом», «ускорение», «демократизация» и «гласность»… Вся эта «перестроечная» терминология мирно уживалась с всевластием партийной номенклатуры, кровавыми разгонами демонстраций в Тбилиси и Вильнюсе, всеобщим дефицитом товаров народного потребления. Никакого «ускорения» или хотя бы стабилизации в экономике страны не наблюдалось. Первые единичные успехи кооператоров вызывали скорее зависть и недоумение, чем воодушевляли на трудовые подвиги.

Горбачев вызволяет из ссылки академика Сахарова: «Возвращайтесь и продолжайте заниматься своей патриотической деятельностью». На экраны вышел фильм «АССА» со ставшей уже легендарной песней Виктора Цоя: «Перемен! – требуют наши сердца!». «Архипелаг ГУЛАГ», за хранение которого еще недавно давали срок, печатается в «Новом мире». В обычных книжных магазинах появляются книги, десятилетиями зревшие в столах писателей или просто не переиздававшиеся из идеологических соображений. На главном телеэкране страны сначала выходит разоблачительный, но еще явно партийный «Прожектор перестройки», а затем и вовсе «безбашенный» «Взгляд» Владислава Листьева. Именно в прямом эфире этой программы кооператор Артем Тарасов предъявил квитанцию об уплате партийных взносов в размере 3 000 000 рублей. Можно себе представить ощущения миллионов граждан СССР, считающих 300 рублей в месяц приличной зарплатой! Дикие очереди за водкой, первые кооперативы с непривычно огромными, а главное – легальными, доходами и откровенно «чернушно-документальный» фильм Говорухина «Так жить нельзя»…

В целом этот исторический период, во всяком случае для провинции, можно считать временем «материализации идей»: «мысль становится материальной силой, когда она овладевает массами». В информационном поле республики того периода трудно заметить какие-то явные революционные тенденции. Правда, на телевидении некий свежий взгляд демонстрирует программа «Молодежный канал». Такие журналисты, как Евгений Хлыбов, Сергей Сорокин, Анатолий Родов, довольно смело по провинциальным меркам берутся за освещение непривычных, в основном – далеких от политики, тем. Но программа существует недолго. Все-таки местные СМИ еще долго остаются идеологически девственными. А журналисты насмерть бьются с комсомольцами за звание самых пьющих и любвеобильных мужчин страны.

Забавный эпизод произошел в коллективе главного рупора Обкома КПСС – газете «Красное знамя». Там машинистку «обошли» в выделении квартиры. Девушка написала жалобу в «Прожектор перестройки» (по наущению секретаря парткома!). По центральному телевидению вышел сюжет, и беспартийная машинистка «партийную» квартиру получила.

Политику страны, ее историю и возможные пути развития ситуации обсуждают в полуподпольном «Дискуссионном клубе». Там под «крышей» коммунистов от науки собирается политически озабоченная столичная интеллигенция. Позднее на базе клуба будет создана ассоциация «Инициатива». Эта первая в республике попытка объединения демократических сил сыграла короткую, но немаловажную роль в будущих выборах. Пожалуй, среди наиболее ярких ораторов следует особо отметить профессора Револьта Ивановича Пименова, а среди организаторов – секретаря парткома Института геологии Дмитрия Литошко. Впрочем, выхода в СМИ эти бурные дискуссии не имели. Из всего многообразия идей советского андеграунда материальной силой стали простые лозунги: «Так жить нельзя!» и «Перемен! – требуют наши сердца».

Тяжелая артиллерия

В высшем партийном руководстве страны наблюдается явный раскол. Борис Ельцин – первый секретарь столичного горкома КПСС – крушит «партийную буржуазию» и ездит на работу в троллейбусе. Егор Лигачев – член политбюро и идеолог «сухого закона» – входит в историю с фразой «Борис, ты не прав!». Из будущей политической элиты страны более или менее заметен (кроме Ельцина) Виктор Черномырдин. В 1989 году из министерского кабинета он переезжает в офис первого в стране государственного концерна «Газпром». Ну а остальные главные действующие лица накапливают первоначальный капитал в кооперативах (Б. Березовский), ведут полуподпольные «экономические» кружки (А. Чубайс), читают лекции (А. Собчак), занимаются наукой (Е. Гайдар), воюют в Афганистане (А. Руцкой, А. Лебедь). Радикально расстановку сил должны изменить выборы.

Краткий (по историческим меркам) миг существования Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, собственно, и стал мигом крушения империи. И дело не только в судьбоносных решениях этих органов власти. Важнее другое. Впервые государственное нутро раскрылось перед гражданами страны в прямом эфире теле- и радиотрансляций. То внутреннее и не всегда понятное противостояние личностей, мнений и интересов стало достоянием народа. Громкие заявления межрегиональной депутатской группы, «наглые» выходки делегаций прибалтийских республик, «разбор» событий в Тбилиси и Вильнюсе, ситуации в Афганистане. Интерес к этим трансляциям был огромным. Политика превратилась в театр, а народ – в публику.

И на глазах этой публики съезд разделился на политические группы. «Националисты» под идейным руководством прибалтов откровенно вели дело к развалу СССР. Демократы требовали «деидеологизации» Конституции и радикальных экономических реформ. Но все понимали, что речь идет, прежде всего, о лишении КПСС «руководящей и направляющей» роли в стране. То есть об отстранении от власти партийного аппарата и фактическом развале самой партии. Своим флагом демократы избрали академика и диссидента Андрея Сахарова, а «тараном» – номенклатурного аппаратчика Бориса Ельцина. Михаил Горбачев «разруливал» безнадежную ситуацию, опираясь на «агрессивно-послушное» большинство.

В провинции этот политический спектакль с непредсказуемым финалом воспринимался весьма своеобразно. Среди партаппаратчиков в ходу был анекдот:

«Секретарь райкома возвращается с партконференции и идет в парикмахерскую.

– Ну, как там Москва, Иван Иванович? Что новенького?

– Москва как Москва. Что там может быть новенького?

– Ну как… а Ельцин?

– Ну что Ельцин? На трамвае ездит… Популист!

– А на съезде как?

– Съезд… Распоясались демократы…

– Ну а Ельцин?

– Да что Ельцин! Болтун…

– А на конференции то что? Говорят, Ельцина из политбюро вышибли?

– Да что ты пристал с этим придурком?

– Извините, Иван Иваныч… Но когда я про Ельцина спрашиваю, у вас причесочка дыбом становится, удобно стричь».

В одном из выпусков скандального «Огонька» демократы обратились к населению с просьбой поддержать их требование об отмене 6-й статьи Конституции, закрепляющей руководящую роль КПСС. Для чего надо было в коллективах провести общие собрания, а протоколы телеграммой отправить Андрею Сахарову. На призыв откликнулось несколько коллективов, состоявших, главным образом, из инженеров и научных работников. Вообще, в середине 80-х любой работник умственного труда, лояльный к руководящей роли КПСС, мог в разгар очередного застолья схлопотать обвинение: «Не инженер ты! Хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенер при том…»

Вокруг этих протоколов разгорались нешуточные страсти, вплоть до обращений «в органы». В результате «артиллерийского налета» в головах граждан воцарилась полнейшая разруха: одни боялись «органов», другие – что кто-то сметет «органы» вместе с их креслами. Страшно оказаться ночью в незнакомом лесу. Кто-то начинает петь и свистеть без видимой причины, кто-то притворяется мертвым, кто-то пытается разжечь костер. В кромешной тьме инстинкт гонит людей друг к другу и к любому ближайшему огоньку.

А я не летчик!

Роль народных депутатов СССР от Республики Коми не была значительной. В прессе кампания 1988 года освещалась слабо и вообще выглядела довольно стихийной. Только сегодня можно уверенно заявить о том, что партаппарат все-таки не дремал и внимательно следил за ситуацией. В архивных документах имеется любопытный анализ выборов по Сыктывкарскому округу. Неизвестный профессиональный аналитик грамотно (по тем меркам) разложил «электорат» на «группы предпочтения», указал на сильные и слабые стороны работы кандидатов и групп поддержки. Впоследствии уже более подробные исследования показали, что расклад голосов именно по Сыктывкару среднестатистически совпадает с пропорциями голосования по республике в целом. Видимо, уже тогда наиболее «продвинутые» партийные руководители начали просчитывать варианты своего перехода в будущую политическую элиту и с понятным интересом изучали новую для себя терминологию.

В первой предвыборной гонке 1988 года от Сыктывкара участвовали: пилот первого класса, командир АН-24 Альберт Круглов; доктор наук, профессор Револьт Пименов и директор Строительного управления, имени которого упоминать не будем.

Математик Револьт Пименов был ярким представителем инакомыслящей научной интеллигенции. Свой первый срок – 10 лет лагерей – он получил еще в 1957 году. По иронии судьбы – именно за публичные высказывания в пользу альтернативных выборов. Разносторонний и уникальный интеллект, обостренное чувство гражданской ответственности, многолетняя активная деятельность в диссидентских кругах, в том числе личная дружба с таким выдающимся гражданином, как Андрей Сахаров, – все это ставит фигуру Револьта Ивановича в ряд лучших людей не только республики, но и России. У нас он отбывал ссылку и был принят в Академию наук по личному указанию академика Келдыша. Долгое время под плотным колпаком соответствующих органов он, тем не менее, оставался своеобразным центром притяжения для всех более или менее свободно мыслящих людей в Сыктывкаре и республике. Поэтому выдвижение профессора Пименова в высший орган государственной власти страны от Коми отделения Академии наук выглядит вполне естественным.

Под знамя чудаковатого профессора немедленно собралась команда из бывших и действующих «интеллигентных человеков». Следует заметить, что программа законодательной деятельности, предложенная ученым, объективно была самой грамотной и так же объективно – самой непонятной для большинства избирателей. А группа поддержки – самой сплоченной, искренней, но и… «самой далекой от народа».

Выдвижение пилота и коммуниста Альберта Круглова выглядит, на первый взгляд, несколько странным. Партаппаратчики эту кандидатуру не поддержали. Командир АН-24 за годы перестройки успел зарекомендовать себя неудобным человеком, возмутителем спокойствия. Но для простых пилотов он был своим «крутым» мужиком. Лозунги Круглова были просты и понятны: против «партийной буржуазии», за обновление страны, перестройку. Листовки с его призывами разбрасывались с самолетов и воспринимались населением как предложение о немедленной капитуляции.

Женщина-строитель представляла собой типичного выдвиженца «брежневского» периода. Ее программа, наверное, была бы очень даже неплоха для советского депутата-снабженца, выбивающего для своих избирателей фонды, лимиты и прочие блага. Но на тот момент она была совершенно неактуальна. Там не было главного – политики. А без политики любая программа в то время уже казалась пресной.

Очевидно, что в случае победы Круглов примкнул бы к «так называемым демократам», а вернее – к Ельцину. Он, собственно, даже внешне чем-то походил на этого «партийного революционера». Пименов, естественно, был бы где-то рядом с Сахаровым, а депутат от КПСС затерялась бы в агрессивно-послушном большинстве.

В итоге с серьезным отрывом победил летчик, ученый тоже набрал значительное количество голосов, а женщина-строитель с треском провалилась. Именно это соотношение голосов отражало реальные предпочтения населения в тот период. Однако общий расклад сил на съезде был иным. Большинство обеспечил административный ресурс, активно включившийся в тех округах, где баллотировался первый партийный руководитель. В Коми такого рода трудную победу одержал первый секретарь обкома Мельников в борьбе с комсомольским активистом Валеевым. Кроме того, тогда значительная часть депутатов прошла по спискам общественных организаций, естественно, полностью подконтрольных партийному аппарату.

Хотя представители старой номенклатуры и получили на съезде большинство голосов, это был относительный успех. Зато демократы в ходе выборной кампании быстро осваивали науку побеждать. Тот же Револьт Пименов, в частности, взял убедительный реванш на следующий год и стал депутатом Верховного Совета РСФСР.

Впрочем, училась и действующая власть. Выборы показали, что в политических баталиях недостаточно одних только административных рычагов. Нужно уметь манипулировать телевидением и газетами, общественным мнением. А для этого необходимы деньги и контроль за информационными потоками. Все это будет играть решающую роль в ближайшие годы во время тех или иных региональных выборов.

«Хулиганы портфели делят!»

Такой тревожный сигнал поступил первому секретарю Коми обкома КПСС Юрию Спиридонову тихим мартовским вечером 1990 года. Звонил председатель горисполкома столицы Владимир Липатников с докладом о ходе первого собрания только что избранных депутатов. Новоиспеченным народным избранникам должны были попросту вручить удостоверения. Само по себе мероприятие не предвещало ничего скандального. Что же вызвало настоящий переполох в обкоме?

Выборы 1990 года стали для партноменклатуры своеобразным рубиконом. Еще никто не отменял шестую статью Конституции СССР о «руководящей и направляющей» роли КПСС, еще оставались в руках ниточки и рычаги реальной власти, и Ельцин еще не сдал своего партийного билета в самой оскорбительной для большинства коммунистов форме. Но пять лет «перестройки» сделали свое дело. Партийные троны зашатались, и наиболее дальновидные функционеры сделали свой выбор в пользу лозунга «Вся власть Советам!».

Дружными рядами коммунисты двинулись в списки кандидатов, многие стали депутатами, некоторые успешно адаптировались к новой политической реальности. А неудачники всего через год сделают трагикомичную попытку реванша и тем самым поставят окончательную точку в судьбе красной империи.

Так что выборы 1990 года в этом контексте выглядели весьма значимо. Хотя само по себе скромное мартовское собрание новоиспеченных сыктывкарских депутатов – всего лишь крошечный и забавный эпизод.

По тогдашним правилам для победы на выборах в первом туре необходимо было набрать более 50% голосов избирателей. Такого результата сумели добиться менее 100 кандидатов. Всего округов было 150, поэтому по итогам первого тура получившие полномочия депутаты не составляли «кворума». То есть их решения юридической силы не имели. Второй тур должен был состояться через три недели. Но мандаты новым народным избранникам вручать надо сразу, для чего избирательная комиссия и собрала их в актовом зале горисполкома.

Сама процедура первых выборов хотя и контролировалась партийцами по привычным схемам, но в целом результат все же был в значительной степени непредсказуемым. В Верховном Совете Коми АССР ситуация для «перебежчиков» складывалась явно благоприятно.

Но в городах, а особенно – в столице, ясности не было. Одобренные горкомом кандидаты «пролетали» в массовом порядке. Не последнюю роль в этом сыграл рукописный «черный список» кандидатов от партноменклатуры. Подготовил и растиражировал его младший научный сотрудник Алексей Калиновский. Не ошибусь, если скажу, что эта скромная листовка войдет в новейшую историю республики как пример самой дешевой и эффективной политической антирекламы. Тогда у большинства кандидатов не было ни денег, ни возможностей для покупки СМИ, красочных листовок, не говоря уж о подарках и других достижениях политтехнологий. Избиратели толком не знали, за кого голосовать из предложенного списка. И если в его руках оказывалась листовка Калиновского, то он хотя бы знал, кого ему нужно точно вычеркивать.

В этой ситуации место одобренных «сверху» кандидатов занимали никому не известные учителя, врачи, инженеры, ученые... Столичный горком выборы проиграл с треском. Лишь единицы номенклатурных партийцев прорвались в Совет. Да и то, в основном, за счет личного обаяния. Пешочком, от одной группы избирателей до другой, с самодельными листовками в руках, прошла в Совет инструктор горкома Надежда Боброва (будущий министр культуры РК). А завотделом Иван Пчелов лично пугал народ доморощенным плакатом «Все на субботник!». Эти опытные бойцы хоть что-то сумели противопоставить «черному» антипартийному пиару. А вот председателя горисполкома Владимира Липатникова «прокатили» вчистую.

Мало того, что горком не сумел организовать для своих кандидатов серьезных групп поддержки. В своей газете «Вечерний Сыктывкар» за три недели до выборов коммунисты выдали статью «Кто возглавит горсовет?». В ней на полном серьезе обсуждался состав Президиума еще не избранного органа народовластия. За такую ошибку по нынешним временам политтехнолога попросту закатали бы в асфальт. Именно эта нахальная публикация послужила толчком к формированию оппозиции.

Первое собрание Сыктывкарского Совета началось весьма бурно. Еще даже не оперившаяся оппозиция предложила немедленно приступить к разработке нового Регламента, а для подготовки чернового варианта создать из избранных депутатов Координационный совет. Коммунисты восприняли эту «вылазку», как попытку захвата власти и начали активно возражать. «Демократы» уступали в числе, но превосходили своих оппонентов в молодой энергии, которой питало их революционное время. Из партийцев быстрее всех сориентировался второй секретарь горкома Анатолий Каракчиев. Он выступил с примиряющей речью и попросил о небольшом перерыве. Тем временем в зал срочно были мобилизованы отсутствующие партаппаратчики. И если первые выступления и кандидатуры поступали в основном со стороны «стихийных демократов», то вторую часть списка сформировали уже опомнившиеся «коммунисты». Координационный совет утвердили, и секретарь горкома вновь удивил начинающих политиков. Он не только пригласил всех в свой «высокий» кабинет, но и напоил чаем с печеньем и рассказал смешную историю про тот самый звонок Липатникова Спиридонову...

«Демократы» расходились по домам в приподнятом настроении. Ведь буквально с ходу, без подготовки, удалось выйти на диалог с высоким начальством. Наверняка и «партаппаратчики» облегченно перевели дух. Некоторые из них – зря.

Ну-ка дайте карты в руки

Начался первый подготовительный период к первой сессии нового городского Совета. Формально на первом этапе из 150 депутатов сформировалось три официальные группы. Первыми свое «политическое лицо» показали демократы. Около тридцати человек зарегистрировали группу «Обновление». Объединяло их общее понимание необходимости государственного переустройства на базе демократических принципов и возраст: от 30 до 40 лет. В группу входили ученые, юристы, инженеры, рабочие. Два сопредседателя – инженер Виталий Шахов и юрист Татьяна Кожевникова – по очереди вели бурные, как и положено демократам, дискуссии на самые разные темы.

Следом зарегистрировали свою группу 16 коммунистов во главе с первым секретарем горкома Александром Чеусовым. На самом деле членов КПСС среди депутатов было около 80 человек. Позднее станет ясно, почему не все они вошли в это депутатское объединение.

Затем доктору Валентине Патрушевой удалось каким-то образом сплотить самую многочисленную группу – до 50 депутатов – по профессиональному признаку: учителя и врачи.

В действительности даже депутаты, формально входившие в группу, далеко не всегда голосовали и выступали на сессиях согласованно. Более того, пожалуй, самая влиятельная часть депутатов – руководители крупных предприятий – и вовсе не регистрировала никакой группы, хотя на этапе формирования исполнительной власти «красные директора» выступали с заранее подготовленных позиций. Интересно, что именно эта тенденция оказалась самой живучей. Более того – получила достойное развитие.

Первая сессия нового горсовета вызвала беспрецедентный интерес общественности. Очевидно, сделала свое дело самая эффективная в России реклама – сарафанное радио. Слухи о первой за последние 70 лет открытой «битве за власть» заполнили столицу. В актовом зале делались ставки и заключались пари. Формально первая сессия должна была утвердить на первом этапе регламент работы Совета и, после небольшого перерыва, избрать освобожденного председателя, его заместителя и председателя городского исполнительного комитета. А по сути, именно тогда, пожалуй впервые, на местном уровне открыто столкнулись интересы разных групп населения.

Конечно, главным был «вопрос о власти». Коммунисты продвигали на два главных поста двух секретарей горкома – Александра Чеусова и Анатолия Каракчиева. Директора на своих тайных посиделках в «Ассоциации руководителей» (была такая общественная организация, курировавшаяся секретарем по промышленности Анатолием Каракчиевым) сформировали другую пару: директор речного порта Анатолий Сальников и действующий председатель горисполкома Владимир Липатников. Учителя с докторами заняли позицию классического «болота», группа из своего состава кандидатов не выдвигала, а голосовать намеревалась «по обстоятельствам». «Обновление» выдвинуло на пост Председателя Совета Виталия Шахова.

Позиция коммунистов, озвученная Александром Чеусовым, оказалась стандартно невыразительной, и никакой реакции зала не последовало. А Анатолия Сальникова с его чисто «хозяйственной» программой атаковали друзья-демократы и часть примкнувших к ним учителей. Самой «загруженной» оказалась «демократическая» платформа, ее критиковали и коммунисты, и директора, и старшее поколение депутатов. Итоги первого тура голосования удивили всех.

Первый секретарь горкома КПСС набрал 16 голосов (ровно по численности депутатской группы) и выбыл из дальнейшей борьбы. Разрыв между опорой «красных директоров» и никому неизвестным инженером оказался совершенно незначительным.

Во втором туре коммунисты, оставшись без собственного кандидата, естественно, проголосовали за Анатолия Сальникова.

Власть не дают, власть берут!

В отличие от столичного республиканский орган представительной власти был сформирован совершенно в других условиях. Микроскопические по размерам группы «Демократический форум» и «Чужан Му» реального влияния не имели, и вся интрига голосования была четко расписана по сценарию «Желтого дома». В результате сложной комбинации Юрий Спиридонов незначительно (на 13 голосов), но опередил своего главного оппонента Юрия Семукова.

Юрий Иванович Семуков был последним Председателем Президиума Верховного Совета Коми АССР. Обоих лидеров объединяла «школа Ивана Павловича Морозова». Оба были в числе лучших учеников, но успевали по разным предметам. В 1990-м Семуков стал «Юрием вторым» – он занял почетную должность первого заместителя председателя Верховного Совета. Очевидно, излишняя мягкость не позволила ему добиться заметного влияния в новой политической элите. Стать реальным лидером оппозиции он не сумел или не захотел... Сегодня странно даже представить, что каких-то 13 голосов могли серьезно изменить политическое лицо республики.

Очевидно, что подобный план имелся и на городском уровне. Собственно, очевидным он стал именно благодаря тому, что не сработал. Сегодня важно отметить в этом общем замысле одну существенную деталь, имевшую далеко идущие последствия. Дело в том, что в то время партийные руководители по привычке считали власть обкомов и горкомов если не абсолютной, то – высшей. Сами выборы проходили под так же исторически привычным лозунгом: «Вся власть Советам!». Так какую же власть необходимо захватить коммунистам в первую очередь? Естественно – советскую.

Этот посыл и определил накал борьбы за выборные должности именно в представительных органах власти. И именно в нем заключалось заблуждение, приведшее на российском уровне к конфликту Белого Дома с Кремлем, на уровне республики – к бескомпромиссному противостоянию Спиридонов – Худяев. В столичном горсовете обошлось без явной конфронтации: впоследствии Анатолий Сальников попросту добровольно откажется от почетной, но достаточно непонятной должности.

Одной из самых ярких фигур того времени стал второй секретарь горкома КПСС Анатолий Каракчиев. Пожалуй, из партийцев, именно он правильно определил для себя наиболее перспективное направление атаки.

Начнем с того, что в горкоме КПСС второй секретарь традиционно курировал промышленность и должен был разбираться в вопросах экономики. Анатолий Каракчиев на своем посту поддерживал тесные контакты с институтом экономики и накануне выборов опубликовал в городской газете «Вечерний Сыктывкар» развернутую «Концепцию развития городского хозяйства». Научную и практическую ценность документа сегодня обсуждать смысла нет. Тем более что очень скоро вся экономическая база советского местного самоуправления просто рухнула под напором гиперинфляции. Но это была очень своевременная публичная заявка секретаря горкома на новую роль. В той же газете была еще целая серия публикаций, в которых угадывался почерк молодого секретаря, явно переросшего свою роль «второго».

Одновременно орган обкома КПСС – газета «Красное знамя» – начинает буквально громить столичный горисполком. Тут и квартиры «по блату», и дефицитные товары «по списку», и строится город как попало…

Это не смотря на то, что в номенклатурных кругах того времени Владимир Липатников имел устойчивую репутацию крепкого хозяйственника и «своего парня»: «Под себя много не гребет…» Ну а вся фактура разгромных публикаций, равно как и высочайшее благословение, могли исходить только из одного источника – горкома КПСС. Угадать инициатора этого «черного пиара» не так уж и сложно. Ну а нюансы будущих политических баталий подтвердили абсолютную точность информационного удара. Владимир Липатников не только проиграл выборы в своем округе, но и в глазах депутатов заработал кучу «черных шаров». Более того, будущий председатель горисполкома получал своеобразный «карт-бланш» на разгон всего «запятнанного» аппарата исполнительной власти.

Я уже упоминал, что за сами выборы горкому КПСС можно было смело поставить «неуд». В депутаты прошла значительная группа не подконтрольных партхозактиву кандидатов. То есть горком в целом проиграл и только его второй секретарь получил именно тот расклад сил, при котором его личные шансы на победу становились реальными. Нюанс в том, что «истинные коммунисты» и «красные директора» видели на посту председателя горисполкома хоть и запятнанного, но привычного Липатникова, а Каракчиева явно опасались. С другой стороны, из всей номенклатуры только Каракчиев, пожалуй, имел джентльменский набор качеств, необходимых для проведения сколько-нибудь разумной политики в условиях наступившего «разгула демократии».

И тут уж Анатолий Алексеевич проявился с самой лучшей стороны. Он удачно дистанцировался от группы коммунистов. В «Обновление», естественно, не вошел, но активно участвовал в обсуждении самых разных вопросов. В том числе и по проблемам исполнительной власти в городе. Конкурента не чернил (в этом не было уже необходимости), а только беззлобно пошучивал… В общем, секретарю горкома быстро удалось стать почти своим в чуждом до этого окружении. По сути, он и был «своим» вполне искренне. Искусство заключалось в том, чтобы это доказать.

В общем, не очень-то и тернистый, но волнительный путь закончился заслуженной победой. «Демократы» внесли в обсуждение кандидатур необходимую остроту, раскачали «болото» и обеспечили Анатолию Каракчиеву убедительное большинство.

Бурные дискуссии

«Разгул демократии» 1990 года не ограничился выборами первых лиц города. В апреле не менее бурные дискуссии развернулись в Верховном Совете Коми АССР и транслировались в прямом эфире республиканского телевидения. В итоге у нас образовался и просуществовал до 1994 года достаточно своеобразный для России «парламентский режим». Олицетворяла его пара «политических тяжеловесов»: Юрий Спиридонов – Вячеслав Худяев. Особенности взаимоотношений Председателей Верховного Совета и Совета Министров того периода требуют отдельного описания. Сейчас важно отметить два момента: на республиканском уровне схема перетекания власти из партийных кабинетов в советские была реализована в чистом виде, но контроль над территориями с их выборными руководителями в значительной мере был утрачен.

В этих условиях столичные депутаты проявляли настоящий законотворческий энтузиазм, иногда на грани здравого смысла. Только в этом созыве, например, существовали депутатские комиссии по гласности и социальной справедливости. Сегодня, несмотря на то, что дефицит и того и другого не уменьшился, никому и в голову не придет создавать подобные органы. А тогда это казалось делом архинасущным. Первая комиссия отобрала у коммунистов газету «Вечерний Сыктывкар», поспособствовала становлению городского телевидения (ПТО «Третий канал») и популярной новостной программы Николая Моисеева «Телекурьер».

Комиссия по социальной справедливости довольно долго наводила ужас на систему советской торговли, вернее – распределения. Под особый депутатский контроль был взят отдел по распределению жилья. Интересно, что все эти направления возглавили представители группы «Обновление», и к их дальнейшей судьбе мы еще вернемся. Она очень точно отражает динамику политических процессов как в стране, так и в отдельно взятых депутатских головах.

После выборов нового председателя горисполкома народные избранники приступили к формированию собственно аппарата. По правилам того времени на сессии утверждалась не только его структура, но и кандидатуры на ключевые посты, вплоть до начальников отделов. Для будущих чиновников процедура эта была непростая.

Например, депутат-геолог Владимир Мизин отличался маленьким ростом, огромной бородой и всегда сидел в первом ряду. А депутат-директор аэропорта Анатолий Бан-Бан при своих двух метрах всегда почему-то прятался на галерке. Оба обладали басами, способными заполнить актовый зал без всякого микрофона, и имели привычку вне всякого регламента пугать кандидатов вопросами и замечаниями. А депутат-юрист Диляра Шакурова виртуозно владела как микрофоном, так и ненормативной лексикой. Чисто по-женски она могла довести до белого каления даже такого искушенного оратора, как Анатолий Каракчиев. Что уж говорить о чиновниках, непривычных к таким публичным поркам. Депутатов они попросту боялись.

При всей спорности такого подхода к формированию аппарата исполнительной власти есть в нем и очевидный плюс. Например, кандидатуру главного архитектора города подбирали довольно долго. В итоге именно по инициативе депутатов Союз архитекторов выдвинул на эту, прямо скажем непростую, должность Валерия Рачковского. После серьезных консультаций на комиссиях и бурного обсуждения на сессии город, на мой взгляд, в первый и последний раз получил в качестве главного законодателя и контролера строительных норм по-настоящему творческого и относительно независимого человека. Чувствуя поддержку не только коллег-архитекторов, но и депутатского корпуса, ему довольно долго удавалось проводить более или менее разумную политику, несмотря на откровенное давление самых разных заинтересованных сторон. Именно благодаря его профессионализму и активности депутатов Сыктывкар сегодня, в отличие от других городов, имеет что-то похожее на Генеральный план, систему зонирования территории по градостроительной ценности, причем не только на бумаге, но и в электронном виде. Да и многие другие новации того периода выгодно отличают сегодня столицу республики в архитектурном плане.

Канул в Лету и еще один результат всплеска народного волеизъявления 1990 года. Напомним, что это был самый пик тотального дефицита. Каждый месяц на сессии пересматривались нормы отпуска муки, круп, сахара, спиртного… Пачки талонов и километровые очереди с «записью» на самые обычные диваны, холодильники, телевизоры… Но ведь в систему советской торговли продолжали поступать и строго «лимитированные» товары: индийский чай, растворимый кофе, шоколадные конфеты, копченые колбасы и прочее. Обычный покупатель просто в принципе не мог увидеть всего этого на прилавке. Иногда они странным образом появлялись в только еще зарождавшейся кооперативной торговле, но уже совсем по другим ценам. Комиссия по социальной справедливости такого «беспредела» терпеть не стала. Ее председатель Татьяна Кожевникова на общественных началах провела серьезное расследование, и на рассмотрение депутатов был предложен проект:

1. Лимиты у госторговли изъять и передать в специализированные магазины.

2. Цены установить с учетом покупательского спроса.

3. Разницу в ценах направить в специальный внебюджетный фонд на финансирование школьных завтраков, детское питание и другие неотложные нужды.

Следует отметить, что инициативу лично и активно поддержал Анатолий Каракчиев. Надо было видеть лица воротил городской торговли, когда председатель горисполкома разъяснял им особенности «нового порядка». На подобные беседы он неизменно приглашал и наиболее «авторитетных» депутатов. Видимо, в качестве охраны.

Система «спецпродаж» деликатесов продержалась до гайдаровской реформы цен, и горожане успели привыкнуть и даже полюбить эти необычные магазины. А вот другая инициатива вызвала реакцию противоречивую. Комиссия взяла на учет лимиты на ковры, холодильники, телевизоры и швейные машины. Затем в компьютер занесли паспортные данные на все взрослое население города и попросту разыграли имеющееся промтоварное богатство. Каждый желающий получил карточки на выкуп доставшегося ему товара вне зависимости от потребности… Сегодня в это трудно просто поверить, а не то что понять смысл этой непростой по тем временам работы. Но ведь километровые очереди и ночные бдения возле магазинов исчезли! Люди стали попросту обмениваться между собой «счастливыми» билетами.

Было и много других, быть может, менее заметных депутатских инициатив местного масштаба. Но все они меркли на фоне «парада суверенитетов» в республиках, жесткого противостояния «перестройщиков», «реформаторов» и «консерваторов» в центре.

Местный совет не занимался «чистой» политикой, ведь решение самых насущных задач в тех условиях само по себе требовало весьма значительных усилий. И постепенно самодеятельный реформаторский пыл стал угасать. Трудно стало собирать депутатов на заседания комиссий, организация сессий превратилась в серьезную проблему. Поэтому без особых прений основные полномочия высшего органа представительной власти были переданы Президиуму из 20 наиболее активных депутатов. Потом был август 1991 года в Москве, окончательный обвал цен, начало «дикой приватизации». Почти полная беспомощность местной власти на фоне этих грандиозных катаклизмов породила в среде активистов если не уныние, то явную апатию. Интерес к этой тяжелой общественной нагрузке таял на глазах. Переломным моментом в «смене курса» в столичном горсовете стал один весьма характерный эпизод.

Звезда и смерть «Демократической России»

Знаменитое «Лебединое озеро» 19 августа 1991 года Сыктывкар в целом воспринял со спокойным удивлением. Демократы, можно сказать, уже давно ожидали чего-то подобного. Депутат Яков Юдович, известный в республике ученый, еще в январе предупредил общественность о «Наступлении тьмы» (так называлась его статья в газете «Молодежь Севера»). Интересно, что эта достаточно острая статья, где содержался зловещий прогноз будущей гражданской войны, публичной дискуссии тогда не породила. Хотя автор явно сгустил краски: «Несомненно, что и для того, кто пишет эти строки, и для тех, кто печатает, давно уже приготовлены места на лагерных нарах. Шустрые молодчики ждут только приказа». Демократы поежились и, в целом, гордо согласились с такой перспективой. А принципиальные оппоненты, почему-то высказаться в прессе не пожелали или не сумели. Вообще, в тот период доктор геологии Яков Юдович странным образом оказался почти единственным заметным политическим публицистом. Так что активное население подспудно ожидало гораздо более значительных событий, чем «балетный» ГКЧП.

Август 1991-го не дал республике ни героев, ни жертв. Мученический крест «путчиста» у нас взял на себя мало кому доселе известный заместитель председателя Верховного Совета Александр Рогов. За его подписью по городам и районам было разослано предписание о поддержке новоиспеченного ГКЧП. Потом, в процессе наказания невиновных и награждения непричастных, он твердо стоял на том, что это была его сугубо личная инициатива. Никто, конечно, не поверил, что заместитель осмелился подписать такую бумагу без одобрения непосредственного шефа. Но Рогов Спиридонова не сдал, чем, собственно, и вошел в местную историю.

Так же безвинно пострадал главный редактор «Красного знамени», поспешившей сделать реверанс в сторону «новой власти». Возбужденный победой демократии коллектив сместил его с должности.

Свой первый миллион заработал на «Коми ГКЧП» известный политолог Ефим Островский. В своих воспоминаниях он пишет: «Руководителю северного региона, который при ГКЧП избрал неправильное поведение, я помогал очиститься от клейма. Задачу решить удалось»...

«Очагами сопротивления» в Сыктывкаре стали редакции газет «Молодежь Севера» и «Вечерний Сыктывкар». Первая стала выпускать на копировальной технике экстренные информационные листки, в основном с сообщениями различных радиостанций. В помещении второй заседал постоянно действующий штаб «Демократической России». Здесь обсуждались перспективы борьбы (в том числе и вооруженной) за демократию в новых условиях. Реальным результатом стал «антифашистский марш» по Коммунистической и постоянно действующий митинг на Юбилейной площади.

Однако никаких признаков «наступления тьмы» в Сыктывкаре, как и в других городах Коми, демократам обнаружить не удалось. Телеграмму Рогова никто всерьез не воспринял, телефонная связь с Москвой отсутствовала, а знаменитая пресс-конференция «ГКЧПистов» была встречена с единодушным презрением. Власти сами не знали, что делать, и активно интересовались, чем они могут помочь «сопротивлению».

Одним из прямых следствий ГКЧП в республике стала попытка объединения нескольких активных групп «демократического» толка под одной «крышей». РАДО (региональная ассоциация демократических организаций) – такую «контору» должна была учредить конференция, прошедшая в Сыктывкаре в начале сентября. Съехались воркутинские шахтеры, ухтинские и усинские «демократы», столичные «яйцеголовые»… Главным организатором была местная «Демократическая Россия», переживавшая глубокий системный кризис, но воспрянувшая в дни путча. Общедемократическая фразеология, вошедшая в итоговую резолюцию, на деле никого ничему не обязывала и никуда не манила. А возбуждающий лозунг «Долой Спиридонова вместе с его партхозактивом» после долгих дебатов хотя и был принят, но… На простенький вопрос: «А кто и что его заменит?» – такого же простого и достойного ответа не нашлось.

 Таким образом, кризис самой «Демократической России» в республике, впрочем, как и в России, перешел в агонию, закончившуюся в конце 1993 года вполне летальным исходом.

В целом август 1991-го наглядно продемонстрировал: время идеологических битв, баррикад, красного и белого террора прошло. Война переместилась в другое полушарие мозга и будет вестись совсем другим оружием: лицензия, квота, кредит, доллар, акция и... снайперская винтовка.

Казнить нельзя помиловать

На момент окончательного развала СССР и в преддверии гайдаровской «шоковой терапии» в республике и в столице сложилась парадоксальная политическая ситуация. Ею можно наглядно иллюстрировать тезис о «роли личности в истории».

На уровне республики Юрию Спиридонову удалось взять под полный личный контроль Верховный Совет. Что само по себе не удивительно. Обком КПСС приложил все усилия для того, чтобы обеспечить достойное номенклатурное большинство в высшем органе Коми АССР. Например, численность избирателей в сельских округах была чуть ли не в полтора раза ниже, чем в городских. При этом баллотировались там секретари райкомов, как правило, на безальтернативной основе.

Но дело не только в этом. Сам по себе Юрий Алексеевич Спиридонов был бесспорным и авторитетным лидером. Лидерские качества, щедро данные ему от природы, будущий Глава республики неустанно совершенствовал на всех ступенях своей непростой партийно-хозяйственной карьеры.

Вспоминается забавный эпизод на семинаре главных редакторов районных газет. Тогда в Доме политического просвещения в моде были такие учебы. Больше всего редакторам нравились занятия по психологии, которые вела симпатичная докторша наук из Ленинграда. На одно из занятий неожиданно пришел «сам» Юрий Алексеевич и провел импровизированную пресс-конференцию. В конце докторша довольно бесцеремонно прервала председателя Верховного Совета и стала объяснять его жесты, посадку головы, особенности речи. По ее словам выходило, что Спиридонов – прирожденный вожак. Ему на роду написано быть первым: хоть в банде, хоть в Верховном Совете. «Дайте ему любую должность, и через неделю она станет главной». В ответ «Папа» ерзал, краснел. Потом рассмеялся и попросил в газетах этого не печатать.

Спиридонов того периода имел и еще одну, утраченную впоследствии, привычку. Он не доверял информации «из вторых рук». Тогда будущий Глава республики точно знал, что ему нужно знать. Он внимательно приглядывался к новым людям, явлениям, тенденциям. К примеру, однажды он ошарашил «яйцеголовых» демократов неожиданным визитом на квартиру Револьта Пименова. Там по субботам устраивались скромные чаепития для ближайшего круга немногочисленных почитателей опального диссидента. Потом они долго обсуждали причину и цель «явления секретаря обкома народу». Попил чайку (грузинского), посидел, послушал и ушел…

Один из руководителей знаменитой золотодобывающей артели «Печора» Михаил Алексеев (главарем там был легендарный друг Высоцкого Туманов, а главным бухгалтером – впоследствии печально знаменитый Михаил Глузман) любит вспоминать другой забавный эпизод. На рубеже 90-х у наших необычайно успешных золотоискателей начались проблемы. Давить артель начали по всем направлениям, при этом ухтинские начальники втихаря ссылались на некие указания, исходящие аж из самой Москвы. Один из них и посоветовал встретиться со вторым секретарем Коми обкома Спиридоновым, благо он как раз остановился в той же ухтинской гостинице. Артельцы рискнули и пригласили секретаря «на огонек». Спиридонов пришел поздно вечером… с пятью бутылками водки и кастрюлей пельменей. «Печору» впоследствии все равно прикрыли, но на тот момент в глазах старателей Юрий Алексеевич наглядно подтвердил свой авторитет.

В Верховном Совете образца 1991 года с подачи депутата Арифа Шихвердиева активно обсуждается собственный «Закон о приватизации». Советником Спиридонова становится миллиардер Филипп Хванга (американский капиталист номер 28). Под его непосредственным патронажем создается первое нефтедобывающее СП (совместное предприятие) «КомиАрктикОйл». Оно призвано повысить нефтеотдачу скважин на Возейском месторождении с 30 до 60% и «оказать гуманитарную помощь (!) советским нефтяникам». В столицу из Ухты прибывают лидеры «Печоры»: Михаил Алексеев создает крупнейший дорожно-строительный кооператив «Тиман», а Михаил Глузман – Коми Товарную Биржу. Любопытно, что первые торги биржи состоялись в актовом зале Дома политического просвещения под барельефами Ленина. И аукционист довольно долго обращался к залу то как к «товарищам», то как к «господам». А на шикарной презентации гостей встречали три больших портрета: сам Глузман – в центре, «господин» Спиридонов – по правую руку и «товарищ» Худяев – по левую. Ленина там, конечно, не было, зато был священник и пел «Мно-о-огая лета… Юрию Алексеевичу».

 В то же время из Совета Министров с публичными скандалами уходят довольно заметные чиновники. Один из них – Александр Петик – в газете «Молодежь Севера» заявляет буквально следующее: «Сама структура Совмина – это отпечаток, клеточка советской системы… Создаются мертвые структуры без реальной власти… Фикция… работа на корзину… Страшные вещи, когда, например, тот же комитет по экономике вкладывает деньги в коммерческое предприятие… Которое конечно же пользуется льготами, вытесняет конкурентов и т.д. Происходит то, что на Западе преследуется по закону…».

С известной долей условности пару Спиридонов – Худяев того периода можно было сопоставить с парой Ельцин – Рыжков. Напомним, что на президентских выборах 1991-го Ельцин победил «плачущего коммуниста» со значительным отрывом. В нашей республике преимущество было двукратным. Объяснить этот феномен только усилиями «Демократической России» невозможно. Очевидно, что такой расклад голосов случился в том числе и благодаря авторитету первого лица и его административному ресурсу. Хотя сам Спиридонов публично своих предпочтений и не высказывал... но этот результат наверняка был учтен Москвой в августе того же года, когда Юрий Алексеевич проявил, скажем так, некоторую нерасторопность в деле защиты Конституции и демократии.

Влияние Спиридонова было таково, что Президиум практически узурпировал высшую власть в республике на удивление быстро, тихо и мирно. Читатели газет могли запомнить этот день – 18 июня – (шестая сессия Верховного Совета Коми АССР) по двум сенсациям: депутаты Верховного Совета И. Лапин и Ю. Бушков возле ресторана «Вычегда» лично задержали вооруженного преступника в «клетчатом»; официально зарегистрировано республиканское «Братство гуманоидов имени Иисуса Христа Плеяды».

В силу этих объективных и субъективных факторов председателю Верховного Совета Коми АССР удалось сконцентрировать в своих руках не только законодательную, но и исполнительную власть. Госплан, Комитет по приватизации, ключевые министры были, по сути, «его» люди. При этом авторитет самого Совета Министров как органа во главе с Вячеславом Худяевым неуклонно снижался. В ходу, например, была такая шутка: «Во всем Госплане одна извилина, и та – у Окатова» (Александр Окатов – председатель Госплана и «ставленник» Спиридонова).

Трудно сказать, как складывались личные отношения глав исполнительной и законодательной властей. Дело это, можно сказать, интимное. Но один факт публичной «порки» стоит привести. Речь идет об экстренной и скандальной пресс-конференции двух депутатов: директора объединения «Коминефть» Валентина Леонидова и директора швейной фабрики «Комсомолка» Алексея Гришина. Собрав журналистов, эти тогда еще «красные» директора обнародовали проект договора между республикой и никому неизвестной ленинградской фирмой «Земля России». Фирма бралась проинвентаризировать (взять на учет) все природные ресурсы Коми АССР, а правительство должно было расплатиться за это нефтью из своей квоты (была в те времена такая форма взаимоотношений нефтяников с республикой). Депутаты указывали на явную глупость (если не хуже) подобного обращения с нашими природными богатствами (особенно – с нефтью).

На следующий день Совет Министров провел свою пресс-конференцию. Но сам Худяев к журналистам не вышел. Второстепенные чиновники как-то растерянно разводили руками и объяснить глубинный смысл договора так и не сумели. Вся аргументация свелась к тому, что документ в силу еще не вступил (хотя все подписи и согласования на нем присутствовали).

Странный по тем временам факт такого публичного разбирательства по столь интимному вопросу с позиций сегодняшнего дня объясняется просто. Видимо, Вячеслав Иванович попросту залез на «чужую» территорию и стал делить то, что ему по чину не положено. Вот его и решили «поставить на место». Интересно, что сам «Папа» до этого даже не снизошел. Вполне справились его «детки».

В столичном горсовете ситуация развивалась с точностью до наоборот. Поначалу активные депутаты лезли во все дела, и Анатолий Сальников лично участвовал в горисполкомовских планерках. При этом Анатолий Каракчиев искусно использовал такое положение. От тяжелой руки «Папы» можно было прикрыться «буйством» неуправляемых депутатов. А некоторые странные решения объяснить депутатам, сославшись на известное самоуправство первого лица республики. Но с угасанием «самодеятельного» депутатского энтузиазма, с наступившей гиперинфляцией, приватизацией и прочими глобальными катаклизмами личная власть Анатолия Каракчиева неуклонно возрастала.

В городе появились, помимо частных магазинов и киосков, первые коммерческие банки, биржа. На открытии первого казино лично присутствовал председатель горисполкома. Шуршание купюр становилось привычным и смущало не только оперившихся на горбачевском «сухом законе» бандитов. Слово «мафия» из итальянского сериала перекочевало в самые высокие кабинеты. Правда, в другом значении – «земляки», «команда». Так появились «мафии»: «спиридоновская», «худяевская», «воркутинская», «интинская», «усинская»… В приемной набирающего силу городского головы с утра до позднего вечера толпились деловые люди самого разного толка. Сам Анатолий Каракчиев того периода работал увлеченно, с азартом и круглосуточно. В одном из интервью он признавался, что держит в изголовье кровати блокнот и авторучку. Например, идея обустройства автобусных остановок коммерческими киосками пришла ему во сне и была записана в этот самый блокнот.

Окончательная ясность в вопросе о власти родилась в процессе одного депутатского расследования. Дело в том, что с гайдаровским обвалом цен упомянутые выше спецмагазины с дефицитными товарами потеряли смысл. Прежде, чем их закрыть, было решено проверить расходование средств созданного внебюджетного фонда. В комиссию вошли юристы, экономисты. Документы были получены без проблем – все-таки депутатов еще побаивались.

В целом средства расходовались по назначению: питание в школах и детских садах, мероприятия, помощь учреждениям культуры… Но были там и совершенно непонятные беспроцентные кредиты неизвестным фирмам, необязательные договора на непонятные услуги вплоть до… торговли гуманитарной помощью.

Если бы подобные «вольности» вскрылись годом раньше, то результат, скорее всего, был бы однозначным – выражение недоверия с вытекающими последствиями. Но к тому времени депутаты уже были свидетелями полного «беспредела» в различных способах обогащения, беспомощности правоохранительных органов и судов. В принципе, для уголовного дела материала было маловато, а для скандала – достаточно. Депутаты, конечно, еще не могли знать, к чему могут привести «чемоданы компромата» вице-президента. До расстрела Белого дома было далеко. Но нравственные ориентиры уже подверглись серьезной коррозии. И депутаты единогласно решили скандала не поднимать. Доклад комиссии был в целом объективным, с обтекаемыми формулировками и выводами.

Но главный вывод состоял в простом умозаключении: политикой должны заниматься профессионалы, а на общественных началах (по меткому замечанию того же Каракчиева) нужно заниматься хоровым пением. Борьба идей закончилась, наступил период борьбы интересов. В этой схватке не место «высоколобым» идеалистам, интересы которых сводятся к поиску неких принципиальных решений. Ведь настоящего ученого волнует не практический результат, а сам процесс исследования. Для политика, добивающегося реальной власти, – все наоборот.

ГЛАВА 2.

ТИХАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Два года президентства Бориса Ельцина и активной шоковой терапии правительства Гайдара привели Россию на грань гражданской войны. Формально противостояние выразилось в конфликте Верховного Совета и Президента. На первом этапе реформ высший законодательный орган страны активно поддержал Ельцина, но затем начал блокировать инициативы молодого правительства. Председатель Верховного Совета Руслан Хазбулатов из единомышленника превратился в самого резкого оппонента Президента. И наконец, вице-президент страны Александр Руцкой выходит на трибуну с «11 чемоданами компромата». Бывший военный летчик и Герой Советского Союза открыто обвиняет Президента и правительство в коррупции. Запахло импичментом.

Жаркая осень 93-го

Некоторые политологи и сам Ельцин трактуют события 1993 года как попытку коммунистического реванша. В действительности идейных коммунистов в Белом доме (резиденция Верховного Совета) практически не было. Весьма условно этих «реваншистов» можно было назвать «патриотами». С ними вполне можно было бы договориться, если бы не предвыборный лозунг «Вся власть Советам!». С этим знаменем они победили и делиться властью не желали. Более того, принцип «двоевластия» был заложен в Конституцию.

В кризисной ситуации Президент первым вышел из «конституционного поля» и своим Указом практически приостановил деятельность Верховного Совета. В ответ «реваншисты» захватили мэрию Москвы, осуществили кровавую попытку штурма телецентра «Останкино», забаррикадировались в Белом доме и призвали население к прямой вооруженной борьбе.

Тогда Ельцин ввел в Москву войска и расстрелял Белый дом из танковых орудий. Когда матросы брали Зимний дворец, погибло 3-4 человека. Во время штурма Белого дома – несколько сотен. Поспешно закопав трупы, победители начали «охоту на ведьм» – закрывали газеты и партии, арестовывали политических оппонентов. Но главный удар был нанесен по системе Советов.

В условиях информационного террора, пропагандистской истерии под прямым давлением из Москвы Советы всех уровней стали распускаться.

Следующий шаг – созыв некоего Конституционного собрания (непонятно каким народом уполномоченного органа). Результат — сочинение «ельцинской Конституции».

В течение нескольких месяцев Ельцин успел все: и пострелять, и закрепить свою власть юридически.

Что же касается Коми, то к моменту октябрьских событий в системе республиканской власти тоже наметилось двоецентрие. Не столько сам Верховный Совет РК, сколько его Президиум во главе с Юрием Спиридоновым обладал обширными полномочиями. Президиум ВС выглядел непонятной структурой: гибрид обкома, парламента и Кабинета министров. Личный авторитет Спиридонова уже тогда был таков, что срабатывал принцип: «Дайте мне любую должность, и я сделаю ее главной в республике».

Но рядом, на Стефановской площади, располагалась и «конкурирующая контора» – Совет министров. Его председатель Вячеслав Худяев был вторым человеком в Коми. В принципе он имел шансы стать первым хотя бы на то время, пока рушилась власть законодательная, а исполнительная, наоборот, укреплялась. Однако Худяеву не хватало решимости, уверенности и напора. То есть бойцовских качеств, которые особенно востребованы в критические периоды.

Для приведения местной политической системы к общероссийскому знаменателю нужно было сделать две вещи: принять новую Конституцию Коми и провести выборы. Это означало создание в Коми жесткой вертикали власти и конец двоецентрия: Президент и глава правительства — в одном лице.

Однако Худяев был не столь популярен, как Спиридонов. Кроме того, последний уже обладал опытом предвыборной борьбы. Видимо, отчасти поэтому Вячеслав Иванович пытался оттянуть политическую реформу, о чем публично и заявлял: дескать, давайте не будем торопиться. Чтобы использовать свой «исторический шанс», Худяеву нужен был запас времени, проведенного на посту премьера Коми в новых условиях.

К тому же осенью 93-го ситуация была мутной: никто толком не знал дальнейшую судьбу региональных парламентов. В областях Ельцин поступил просто: назначил губернаторов и передал им всю власть на местах. Поступить таким же образом с суверенными республиками было, конечно, сложнее. Но тогда, под лязг гусениц и грохот орудий, многим казалось: Ельцин уже ни перед чем не остановится. В его руках были силовые ведомства. Еще в сентябре министр Госбезопасности Коми генерал Рак-Рачек так определил позицию силовиков: «Я буду выполнять указания министра безопасности, назначенного Ельциным».

По техническим причинам

В такой нервной обстановке, через несколько дней после штурма Белого дома, собралась 16-я (октябрьская) сессия Верховного Совета Коми. Ее решения привели к радикальному изменению политической системы в республике. Стоит отметить, что совсем недавно (сразу после обнародования неконституционного Указа Ельцина) депутаты уже собирались на специальную внеочередную сессию. Прозвучало немало горячих речей как в поддержку действий Президента, так и против. В принятом тогда постановлении наш парламент осудил «обе ветви власти». Теперь, когда одна из «ветвей» задавила другую танками, депутатам было что припомнить. Тем более что ход прошлого заседания до странности оперативно освещался российской радиостанцией «Маяк».

 Символично, что заседание этой сессии прошло не в здании парламента, а в актовом зале Совета министров. «По техническим причинам», – объяснял всем недоверчивым Спиридонов.

 Интересно было наблюдать, как встревоженные депутаты, увидев, что двери привычного им парламентского зала заперты, гуськом пересекали Стефановскую площадь и собирались под крышей Совмина.

 А на площади стояли пикетчики с плакатами. Некоторые из них требовали немедленного роспуска Верхсовета, другие – только зарплату. Спиридонов общался с протестантами запросто, по-ленински (картину «Человек с ружьем» помните?) жал всем подряд руки и вообще в тот день вел себя самым демократичным образом. А своим коллегам-депутатам иногда даже позволял спорить с собой.

Но Москва давила: «Распускайтесь!», и люди из толпы кричали то же самое. Не у всех депутатов оказались крепкие нервы. Поэтому (чуть позже) случился конфуз. Как написала одна из газет: кто-то из народных депутатов обиделся на пикетчика и якобы порвал у него плакат.

Спиридонов прореагировал на это немедленно. На заседании поставил вопрос ребром:

– Кто из депутатов порвал плакат у человека на крыльце?

Гробовое молчание.

– Кто из журналистов брал у него интервью? Давайте честно объяснимся, потому что я очень не люблю провокаций.

Так никого и не нашли.

Главную тему — о власти — решили оставить «на закуску». Сессия началась с доклада «Об экономическом и социальном развитии РК». Докладывал (от Совмина) Александр Окатов. Приведем несколько любопытных цитат из его выступления:

– Ценой больших усилий мы пока сдерживаем цены на хлеб... 141 предприятие уже акционировано... Темпы падения производства – 10%... Руководители объединения «Коминефть» оставили топливную республику фактически без топлива…

Окатов монотонно рассказывал о «небывало низком урожае картофеля и овощей» и о тяжелых долгах предприятий. Но в конце доклада оживился и вдруг сделал совершенно неожиданный вывод:

– Как видите, свет в туннеле забрезжил!

Депутаты прослушали речь крайне невнимательно. Им не терпелось получить ответ на главный вопрос: на чьей стороне Совет министров Коми, поддержит ли он Ельцина в разгоне Советов?

Один из депутатов не выдержал и бестактно спросил Окатова в лоб: