Мёртвое тело как «когнитивный детонатор»

По словам Буайе, сравнительный анализ множества культур выявляет следующие общие черты:

1. В большинстве культур представление о "том свете" крайне смутное. Точные и разработанные описания – исключение, а не правило. Чаще встречаются описания переходного состояния, путешествия из мира живых "куда-то туда" (одно из самых известных таких описаний – Тибетская книга мертвых). Что там, в пункте Б – остается загадкой. Более того, часто респонденты искренне недоумевают, зачем этим интересоваться.

2. Зато человек прекрасно знает, как мёртвые взаимодействуют с живыми – чего они хотят, чем могут быть опасны и т.д.

3. Все погребальные обряды включают манипуляции с мёртвым телом.

4. Погребальные обряды призваны избежать чего-то плохого, что случится с живыми, если не провести обряд. Буайе подчёркивает этот момент – обряды устраняют угрозу для живых, исходящую от мёртвого тела. Это, говорит он, противоречит гипотезе, что ритуализация смерти связана с нашим страхом когда-нибудь умереть – ведь обряды не направлены на продление нашей жизни.

5. Всем культурам свойственны представления о загрязняющем, оскверняющем действии мёртвых тел.

Буайе предполагает, что причина ритуализации смерти – в интуитивном представлении мёртвого тела как чего-то противоестественного и опасного. И предлагает разобраться в когнитивных механизмах такого положения дел.

Первый из этих механизмов очевиден – когнитивная система защиты от заражения («система отвращения»). Буайе отмечает, что во многих культурах люди, имеющие дело с трупами и погребением, выделены в «нечистую» касту.

Но загрязняющее действие трупа – ещё не все. Буайе полагает, что мертвецы оказывают на нас такое воздействие, т.к. они противоестественны – разные когнитивные системы приходят к несовместимым выводам по их поводу. Система распознавания живых существ, частью коей является система распознавания целенаправленного движения, однозначно говорит нам, что труп не живой. В то же время система распознавания лиц опознаёт в нем человека, а система досье – если это был наш знакомый – продолжает говорить нам о его характере, пристрастиях и т.д., система интуитивной психологии продолжает строить предположения о его знаниях, намерениях, чувствах (характерна фраза "ему бы это понравилось").

Именно с работой системы досье Буайе связывает чувство вины на похоронах – рационально мы закапываем труп, но система досье говорит нам, что человека. Так же можно объяснить вроде бы эволюционно бесполезное горе по умершему.

Буайе говорит, что эволюционная функция горя по умершему загадочна: обычно негативные эмоции нужны, чтобы корректировать свое поведение, но ведь в отношении мёртвых это уже бесполезно (он не упоминает, что полезно вести себя так, чтобы живые умирали пореже – Авт.). Но, говорит Буайе, для некоторых наших когнитивных систем мёртвый ещё жив, и, значит, он субъект поведения.

Перца в этот коктейль добавляет ещё то, что, по словам Буайе, труп воспринимается как источник опасности системой избегания хищников. То есть каждое мёртвое тело мы подсознательно воспринимает как жертву хищника. А если тут поблизости хищник, то… Подробнее об этом см. п. 3.4.

Обряд двойных похорон

В свете этих выводов интересно выглядит обряд двойных похорон, описанный во многих культурах. Первый обряд производится сразу после смерти, тело хоронят или помещают в сосуд. Через месяцы или годы останки эксгумируют, извлекают кости и окончательно их (кости) хоронят. Р. Герц видит в этом аналог инициации: первая церемония отмечает начало перехода, затем этап изоляции, и заключительная церемония знаменует присвоение нового статуса. Буайе же полагает, что дело в двух разных этапах психической обработки: на первом система досье ещё активируется, на втором – уже нет (все же непонятно, зачем нужен второй обряд, когда "уже нет" – Авт.).

Представления детей о смерти и система избегания хищников

Пиаже и другие психологи ХIХ в обнаружили, что детей ставят в тупик вопросы типа "куда делся дедушка?" и заключили из этого, что дети не имеют представления о смерти. Но здесь классики попали в стандартную ловушку: на прямые вопросы отвечает только сознание. Чтобы выяснить, какой информацией мы пользуемся неосознанно, нужно задавать косвенные вопросы.

В наши дни эксперименты Баррета показали, что уже четырёхлетки понимают: в результате успешной охоты хищника жертва никогда больше не будет расти, двигаться и, как пишет Буайе, "обладать сознанием" (вероятно – думать, чувствовать, хотеть) (с. 293). Больше ничего об этих экспериментах БарретаБуайе не сообщает, но, ссылаясь на них, делает смелое предположение, что всё наше интуитивное представление о смерти выводится из "стать жертвой хищника"; мы боимся не умереть вообще, а именно быть съеденными. Мёртвые тела мучительны в частности потому, что напоминают нам об этой перспективе.

Релевантность мертвеца

Буайе отмечает, что мертвец в высшей степени релевантен в описанном выше смысле: он приковывает внимание, активирует много когнитивных систем, вызывает сильные эмоции. Система досье до всякой религии заявляет, что мёртвый все ещё с нами, а система защиты от заражения до суеверий объявляет его источником неведомой, но грозной опасности.

Нет ничего удивительного, заключает Буайе, что самый распространенный тип сверхъестественных сущностей – мертвецы и духи предков. Кажется, он даже утверждает, что когнитивный образ мертвеца является прототипом и чуть ли не всех остальных сверхъестественных сущностей. По крайней мере, так можно понять не вполне ясный фрагмент со с. 306: «Эта формула (восприятие умерших нашими системами логического вывода = сверхъестественная сущность) – простейший, а значит, наиболее успешный способ передачи концепции сверхъестественного субъекта. Конечно, во многих местностях к этой простой формуле добавляются более сложные представления о других сущностях – богах или духах, не бывших когда-то людьми. Однако замена «базового» уравнения в таких усложненных версиях происходит очень редко».

Часть 4. Социальный мозг

В эту часть вынесен краткий ликбез от Буайе по когнитивным механизмам, отвечающим за социальные взаимодействия. Эта информация, хотя и не вся, будет использоваться в разных местах последующего текста.