Набор «удачных странностей» скуден

Буайе говорит, что набор противоестественных для данной онтологической категории свойств, сохраняющих потенциал для умозаключений, весьма скуден. Так, для онтологических понятий ЧЕЛОВЕК и ЖИВОТНОЕ это некоторые физические свойства (бесплотность призраков), физиологические (бессмертие богов), когнитивные (предвидение). Для ОРУДИЙ это приписывание им физиологических свойств (кровоточащие статуи) или когнитивных (предметы, которые слышат сказанное). По утверждению Буайе, перелопатив горы фольклорного материала, мы найдём гигантское количество сверхъестественных существ, но все они уложатся в эти и ещё несколько других шаблонов.

Когнитивные системы тебе всё равно не поверят

При этом, как показывают эксперименты Баррета, сверхъестественные свойства, противоречащие онтологической категории, лишь декларируются сознательно – автоматически человек все равно мыслит привычными понятиями. Так, испытуемые в ответ на вопрос «какой он, Бог?» сами рассказывали, что Бог присутствует везде одновременно, видит всё одновременно и т.д.; но, когда им дали пересказать текст, где Бог одновременно спас жизнь мужчине и помог женщине найти кошелек, в их пересказе Бог сначала занимался мужчиной, а потом женщиной (с. 124). Буайе объясняет это тем, что теологическая и обычная версия взаимоотношений Бога со временем по-разному хранятся: теологическая доступна лишь сознанию, обычная же используется бессознательно.

Теория релевантности

Каждое сообщение может быть истолковано множеством разных способов. Вопрос в том, как мозг выбирает способ. Теория релевантности утверждает, что он стремится максимизировать релевантность – дробь "информативность сообщения / затраты усилий на толкование". Именно поэтому мы воспринимаем сообщения в соответствии с существующими у нас фреймами – это позволяет без усилий извлечь из него всю информацию, подразумеваемую фреймом (с. 222). Эти же принципы управляют культурным отбором идей: в выигрыше идеи, порождающие как можно больше умозаключений с минимальными усилиями.

Буайе подчёркивает, что популярность религии обусловлена её релевантностью во многих практических ситуациях. Мы можем с минимальными усилиями наделать кучу выводов – например, о том, как нам поступать. Именно поэтому пантеизм, из которого никаких практических рекомендаций не следует, навсегда останется игрушкой немногих интеллектуалов.

Часть 3. Там, за краем. Религия, смерть и загробная жизнь

Религия и смерть

Буайе констатирует два факта:

1. Во всех известных культурах смерть обставлена ритуалами. Нигде покойника не выбрасывают, как испорченную вещь. Более того, ритуализация смерти известна уже в палеолите – и у неандертальцев, и у кроманьонцев.

2. Все известные религии что-то говорят о смерти.

Есть избитая сентенция, что человек единственный из всего живого осознает неизбежность смерти. Из попыток примириться с ней кто-то выводит религию, а кто-то и всю культуру (см., например, Лем, «Культура как ошибка», и рассуждения о прасимволе культуры у Шпенглера – Авт.). Что ж, это осознание действительно на нас влияет. В эксперименте испытуемых просили прочитать рассказ, в котором подчёркивалась неизбежность смерти, а контрольная группа читала нейтральный текст. Потом им задавали одни и те же вопросы. Выяснилось, что вспомнившие о смерти люди:

1) жёстче относятся к социально неприемлемым поступкам (требуют более длительных сроков заключения и т.д.), даже мелким;

2) острее реагируют на оскорбление культурных символов, вроде распятия или государственного флага;

3) активнее настраиваются против представителей других групп и более склонны к стереотипным о них представлениям;

4) усматривают связь между принадлежностью человека к другой группе и преступными наклонностями;

5) демонстрируют более выраженную антипатию к членам собственной группы, не разделяющим их взглядов.

Одним словом, напоминание о неизбежности смерти обостряет враждебность к чужакам и отклоняющимся от нормы (с. 277-278).

Почему так происходит? Есть «гипотеза управления ужасом», согласно которой общие символы, ценности, ощущение принадлежности к группе защищают нас от эволюционно обусловленного ужаса перед смертью, даря ощущение защиты, безопасности, поддержки.

Буайе, однако, подчёркивает, что эволюционное происхождение ужаса перед смертью проблематично. По этой логике мы должны не меньше бояться остаться бездетными, ведь наша эволюционная цель – передать свои гены.