И встал Иона и пошел в Ниневию, по слову Господню; Ниневия же была город великий у Бога, на три дня ходьбы.

Наивные радовались доброму часу, низменные лобзались, здравствуя друг друга, прикладываясь по их обычаю, щекой к щеке. Кожу скинули, сочиняли и распускали вздорные вести, важничали, соединились ходившие по чужим пирам ренегаты (вероотступники). Учили смыслу пригодных, особенно, более всего помощник (князек), лицемер и притворщик. Пошелудивело все стадо от одной шелудивой овцы (Папы), озадаченные, в первую голову слушались наставлений к делу.

Как бы скрытый, исполнял должность помощника при духовной особе, поддержал, согласно со словом, с высказанным желаньем, выражая гласно мысли и чувства свои. Словом, вторил чужим речам, заботливо угощал и потчивал: «Глаз хозяйский, приправить охота намеренье, один этого не сподымешь».Способ этот одобрил без дружки (князёк без Папы), они тайно заодно, как будто не сознательно. Исполняя должность помощника при духовной особе, готовит яство понудительное, будто приноравливается: «Жители города, уроженцы местные, кровными связями близки по родству. Одному началу не два конца: чванны образом», - наговаривал. Умыслил убедить речами: «Посвятите себя богоугодному делу», - торопил, передышки не давая. Он говорил трескучим голосом и выразительно: «Накануне, в этом месте, исподнее сулили, дали слово совсем не решительно». Плотское стремленье поднес, будто следствие желания.

И начал Иона ходить по городу, сколько можно пройти в один день, и проповедывал, говоря: «Еще сорок дней, - и Ниневия будет разрушена».

Переиначил учения основ нравственных правил, наставлял языки чесавших, суету предвидел, хлопотал по делу. Выпивших лишнего, хмельных, нечистый, некошеный бес обольщал временным, получше, побольше: «Бабьи города не долго стоят, кровной связью выбить дурь, отвадить от упрямства и глупостей. Сколько не думай, лучше не придумаешь. А пора настанет, мужик груб, грудью лакомится, шишка твердой нарастает, исполнимо самое дело. И пора, впрок, заразить проказою бродяг владеющих. Завязка, петелька и застежка у платья, возни, жена, более сожительница, в один кон, только раз. Другой, плотно облегает, по произволу скакать». Охочий поучать поведал: «Привыкла вдова ко вдовьей жизни, неуживчива, надо налетать во множестве».

Противники истины выражали свои мысли устной речью, плутоватые торгаши, условившись, опять подавали советы: «Прорубь у болота всей толпой обложим», - усердно чесали языки: «Никто от своего рока не уйдет». Насильника очередного уверяли: «Точно инородка, не русская женщина». Как будто несознательная извивается. «Бугай», надевая ярмо с веревкой

Ябулонь

Болонь древесная

облегая узнал: «Давно произволом досаждал тут Папа. Оклеветал, оговорил, возвел напраслину. На санях вывезти на продажу впору. Духовное лицо (Папа) обычаи, традиции, нарушил, преступил закон, предел». Рыдала навзрыд: «Озорники играют, догадались мерить в ширину кулаки, испугали болью».

И поверили Ниневитяне Богу: и объявили пост и оделись во вретища, от большого из них до малого.

Помощник Папы поручая, нехотя платил деньгами языки чесавших, как бы скрытные несознательно кривят душой. Умел муракавать «ясновидец»: «Нечестивую, нарушающую заповеди, временно приютить – учить похотью». Соединявшиеся рожнами, получив удовольствие, оглашали не напасенной речью: «Суховата и жестковата». Очевидно, не напасенное, то же лукавый смиренник (Папа) растолковал: «Случились крестины». Еле живую метавшиеся от нетерпенья оделяли. Суеверие уточняли: «Соблазнила, кстати траурное, по смерти, печальное, платье для подстилки; занавес, разделяет моленную на две половины». Пройдохи – девушники похотью властвовали еще, обидчика (племянника) искать начали первые, уже «отболевшие»: «В острастку», - отзывались, знали хотя будущее. «Жить заставили, устроили молодицу, на глазах, с горя, изникла. Извернули чванившуюся. Плачет. Молит». Папа склонял в одну сторону: «Прислоняйтесь к груди: перси, лоно. Действуйте,

Это слово дошло до царя Ниневии, - и он встал с престола своего и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище и сел на пепле.

этот сюда, а тот туда. Дурная слава – выражайте гласно свои мысли: приняла на себя обязанность». Ино обозлил лукавцев возле: «Намедни покрылся волдырями, околдовала, стала похожа на волка оплакивая покойника». Божился дошлец пришлым, дышал скородышкою, хулил до конца, достиг хулою. Папа без товарищей «роптал», будто непричастному надела ярмо, согласовал с искусством смысл молиться. Возмущенные, низменные опознав своих словом - пребывали вместе. Священное место, как представительство высшего, на небесах и на земли. Перед царскими вратами «совершавшие таинство» не давали покоя. В то время охочие, всяк по-своему, самые страсти приводил к какому – либо единству соединяясь. Устлан соломою «свиной хлев» - временный приют, будто сход наглых мошенников, ярыжки елозят. Сседавшие довершали произвол ссаженными местами на теле: «Я говорил наперед, кричит безответная, страх, уже царствует». Шумно говорили: «Какая участь: стаду - игрища, резвая девка получает удовольствие похотью».

В полном облачении священник, одел ризы служебные, обложило облако разум его. Темна вода во облацех, будущее неведомо, дело темное, образец причетник читает вслух. Ближе к концу подано яство: самые страсти, бешено соединялись окрысившиеся, простое начало. Оделявшие, в кабак денежку добывали, на выпивку. Венчали в круг, черти пели вопрос: «Согласие или отказ». Щипли сколько хошь, толки. Соучастники поодиночке тем завороженные: «Благодать ко времени», - занавесом разделили моленную на две половины. Пройдохи – девушники, похотью властвуя, изыскивали способы, точно взыскивая, доправляли по суду. Сюда стекались разные люди – в первые на почине бывшая в трауре. Подличавшие ползали на чреве, «кормились грудью, сосцами ей принадлежащими.

И повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его, «чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище и воды не пили.

Помощник Папы по праву власти требовал исполнения амурных дел «любовниками». Наглец «благородный» оглашал во всеуслышание, как оскотинившиеся утратили все человеческое, превратились в зверей. Властью влиял: «Запела не своим голосом», - подручник разносил молву: «Была кстати». За изыскавших способ толковал объясняя: «Выводит из себя, из терпенья, горячая и буйная». Папа, прежде усваивал себе слышимое, применял наставления к делу. Будто несознательную, духовная особа высшего сана (Папа) учит, подает советы остерегаться. «Собине другое имя дадут, празднуйте именины», - ендовочниками цинично счеты сводил. Папа управлял, опекая весьма кичливых, даже исполнимым понудительно накалял, заставлял гореть. От него шло: «Обрюхатеть, для этого обряд. Уже помимо народ готовлю, изладят еще попрошайки». Подобных скотам людей Папа собирал. Забулдыги скитавшиеся без дела, будто ниотколь взялись, ниоткуда вышли. «Набалуется овца безответная», - окриком направлял: «Сойдет с рук. Что да что нужно, говори!» - гнал по обстоятельствам нерасторопных: «Денежку добудете на выпивку».

Бездушные, не бывавшие, хлопотали по делу: «Мудрено изладить», - чесали языки. Приступило к насилию словесное стадо, отвердели несколько: «Самоуправство бесчеловечного властелина», - баявшие обмолвились: «Старые вести – наивные, в трясине окошко в болоте. Стеклись вместе разные люди, соблазняют странников (паломников), ходящих по святым местам. Выражают условия: