В) Проблемы современного практического использования института делегации

В настоящее время возможности практического применения делегации в качестве самостоятельного гражданско-правового института существенно ограничены. Конечно же, наука гражданского права несоизмеримо богаче всякого гражданского законодательства. Русская и советская цивилистика знали, а российская знает множество институтов и конструкций, ни словом не упомянутых ни в Гражданском кодексе, ни в иных актах гражданского законодательства, но, несмотря на это, успешно применявшихся прежде и применяющихся теперь. В этом смысле делегация являет собой знаменательное, но весьма неприятное исключение из констатированного общего правила. Именно отсутствие в положительном законодательстве самых минимальных указаний о тех чертах института делегации, которые, по крайней мере, законодатель считал бы для делегации бесспорными, препятствует хоть сколько-нибудь его широкому распространению и применению. Подобно тому, как в недалеком прошлом делегация была институтом, потерянным наукой, в настоящее время делегация продолжает оставаться институтом, потерянным для практики.

Причина этого явления коренится, на наш взгляд, в первую голову, во внедоговорной природе делегации.

Действующий российский ГК, провозглашающий, как это хорошо известно, одним из своих руководящих начал принцип свободы договора (ст. 421), воздерживается от введения принципа свободы односторонних сделок. Вероятно, в этом факте, будь он взят сам по себе, не было бы ничего страшного - ст. 156 Кодекса, согласно которой "к односторонним сделкам соответственно применяются общие положения об обязательствах и о договорах постольку, поскольку это не противоречит закону, одностороннему характеру и существу сделки", несомненно, позволила бы распространить принцип свободы, установленный ст. 421 ГК, и на односторонние сделки. Однако в п. 2 ст. 154 ГК содержится норма, прямо препятствующая подобной возможности, ибо, согласно ее содержанию, односторонней "...считается сделка, для совершения которой в соответствии с законом, иными правовыми актами или соглашением сторон необходимо и достаточно выражения воли одной стороны" (выделено мной. - В.Б.). Ясно, что если безграничная по определению свобода договора лишь стесняется общим содержанием законодательства, то рамки свободы односторонних сделок, напротив, широки лишь настолько, насколько они имеют прямое нормативное либо, в крайнем случае, договорное закрепление. Существование односторонних сделок, возможности совершения которых прямо не предусмотрено ни законом, ни иными правовыми актами, ни соглашением, невозможно. Делегационное обещание (в его общей форме) относится как раз к числу именно таких вот односторонних сделок - юридических актов, не имеющих нормативного закрепления. Да, законодательству известны частные случаи делегационных обещаний, в частности такие, как выдача и индоссирование ценной бумаги, но заключать от подобных единичных случаев к общей конструкции делегации в целом конечно же, нельзя.

Интересен и следующий факт. Практически все современные законодательства считают единственным инструментом активного сингулярного преемства в обязательствах договор уступки требования (цессии), а единственным инструментом преемства пассивного - договор о переводе долга (иногда, в общем, по недоразумению называемый договором делегации). Иные случаи сингулярного правопреемства составляют институт так называемой законной цессии, т.е. происходят не иначе, как по основаниям, прямо предусмотренным законом. Естественно, что договорная природа сингулярного обязательственного преемства не позволяет отождествить его основания (договоры уступки и перевода) с односторонней сделкой (делегационным обещанием), а тот факт, что делегационного обещания нет и среди оснований для cessio legis, не приводит, ясное дело, ни к какому иному выводу, кроме того, что по действующему российскому ГК делегационное обещание не может служить основанием к сингулярному правопреемству в обязательственных правах и обязанностях, если только такая возможность не будет прямо предустановлена соглашением сторон - участников того или другого конкретного обязательства. Ясно, что практика свидетельствует лишь о том, что возможность заключения такого рода соглашений сама по себе еще недостаточна для того, чтобы о делегации вспомнили и обратились к ней для обслуживания потребностей хозяйственной жизни. Что же нужно еще?

На наш взгляд, необходимо адекватное законодательное нормирование данного института. Пусть оно будет на первом этапе самым минимальным, если угодно - фрагментарным, направленным лишь на то, чтобы подсказать участникам имущественных отношений, что вот, дескать, есть и такой институт - помните о нем! - но, самое главное - оно должно быть адекватным. Предшествующее изложение не позволяет говорить о делегации как об элементарной конструкции гражданского права; скорее, наоборот: ни сама делегация не может быть отнесена к числу гимназических элементов цивилистики, ни, уж тем более, этого нельзя сказать об объясняемых с ее помощью институтах и обслуживаемых с ее помощью потребностях. Эти обстоятельства свидетельствуют, с одной стороны, о том, что делегация не возродится сама по себе - ее надо целенаправленно возрождать; с другой - о том, что она не может быть "вписана" в российское законодательство как новый цельный самостоятельный институт, по крайней мере, пока. В настоящее время не только достаточно, но и желательно "привязать" ее к каким-либо уже известным институтам гражданского законодательства.

Представляется, что нормативная база для применения института делегации, в самом элементарном виде, может быть создана путем внесения всего трех изменений и двух дополнений в Гражданский кодекс. Вот они:

1) Статья 403, устанавливающая в качестве общего правила ответственность должника по обязательству за действия третьих лиц, если иного не установлено законом, может быть дополнена указанием типа ", договором или односторонней сделкой о возложении на них (принятии ими на себя) обязанностей должника". В результате будет создана почва для совершения посторонними обязательству лицами односторонних сделок, направленных на принятие на себя чужих долгов - обещаний пассивной делегации как в титулированном, так и в ее чистом виде*(185).

2) Статья 430, ныне трактующая о договорах в пользу третьих лиц, может быть изменена в том смысле, чтобы она гласила об обязательствах в пользу третьих лиц, в том числе и тех, которые приобрели статус кредиторов в силу соглашений или односторонних сделок. Поместив ее в главе об исполнении обязательств (а не о договорах), мы подготовим почву для регламентации активной делегации.

3) Из статьи 414 о новации обязательств необходимо исключить указание о том, что новое обязательство, возникающее взамен прекращаемого, должно быть непременно обязательством между теми же лицами, что и прекращаемое.

4) Наконец, необходимо дополнить раздел о перемене лиц в обязательствах: (а) статьей, содержащей указание на возможность такой перемены в результате односторонней сделки - делегационного обещания, введя в ней соответствующую терминологию и отослав к указанным выше статьям 403, 430 и 414, и (б) статьей об условиях действительности делегационного обещания и возражениях делегата делегатарию. При разработке первой из статей, предлагаемых к включению в ГК, вполне можно обойтись существующей терминологией, взятой из римского права и романо-германской цивилистики. А вот разрабатывая вторую статью - об условиях действительности делегации и возражениях делегата - необходимо определиться, какую из теорий делегации мы положим в ее основу. На наш взгляд, наиболее полной и последовательной в этом смысле является теория А.С. Кривцова.

Вместе с тем при ее изучении у нас возник ряд практических проблем, преодоление которых в рамках данной теории оказалось невозможным, что и вызвало появление в настоящей монографии следующего параграфа.

Поправки к теории Кривцова

В сущности, все наши поправки сводятся, скорее, к уточнениям, нежели принципиальному изменению выводов А.С. Кривцова. В самом общем виде все они уже были намечены выше при изложении вопроса об использовании теорий делегации.