Формы делегации в римском праве

Существо института делегации, рассмотренное нами в предшествующей главе, основывалось именно на положениях источников римского права. В настоящем параграфе мы проследим процесс эволюционирования тех юридических форм, в которые облекались факты, имеющие юридическое значение для возникновения и прекращения правоотношений делегации.

Все без исключения романисты единодушно отмечают, что институты делегации (новации с заменой лица) и перемены лиц в конкретном обязательстве возникли только на определенной достаточно высокой стадии экономического развития римского общества. "В древнейшую эпоху, когда обязательство представлялось строго личной связью между двумя лицами, ни о каком перенесении требований или долга речи не могло быть. Лишь по мере того, как в обязательстве все более и более выступал на первый план имущественный элемент, могла возникнуть потребность в подобном перенесении и мысль о его возможности. ...Вообще по мере того, как торговый оборот развивается, развивается и циркуляция требований".*(108) В том же духе высказываются и другие ученые*(109). В целом соглашаясь с выявленной тенденцией мы не можем, однако, не отметить, что перенесение акцента с личной составляющей обязательства на его имущественную сторону стало не чем иным, как извращением классического понятия об обязательстве и возникшего-то, надо заметить, именно в целях правового оформления ограниченной законом личной власти одного частного лица над другим. Отказавшись от идеи неразрывной связи обязательства с личностью его участников, юриспруденция совершила, мало сказать, нелогичный шаг - она сконструировала нечто, что не имело опоры в реальной действительности, в практической жизни, после чего принялась (под лозунгами борьбы за свободу человека, за его естественные права и цивилизацию человеческого общества) вгонять эту последнюю в прокрустово ложе своей "конструкции". И к каким бы ярким образам не прибегали представители юриспруденции во имя определения "новой" сущности понятия обязательства ("вещь в требовании", "требование одного имущества к другому имуществу", "имущества бывают наличные и долговые" и т.д.), им не следует придавать значения большего, чем таковые в действительности имеют. А действительность, к сожалению, такова, что различия между экономической ценностью и юридическим режимом имущества с одной стороны и требования о доставлении этого имущества с другой столь разительны, что не изглаживаются не только метафорами и эпитетами, но даже и содержательно направленной на это законодательной и судебной политикой. Юридически защищенное господство частного лица над вещами и точно также юридически защищенное требование одного частного лица к другому - это две принципиально различные формы юридического господства. Подчинение последней режиму первой возможно лишь при условии закрытия глаз на массу очевидных несуразностей и несоответствий, немедленно являющих себя взору как исследователя, так и практика. Главная из них - исключительно имущественное обеспечение действий, составляющих исполнение обязательств и имущественный характер ответственности за действия, составляющие нарушения обязательств - деяния ни с одной точки зрения не относимые к категории имущества.

Как мы уже отмечали в Предисловии, первоначально единственным фактором, который мог повлечь преемство в обязательстве, была смерть участника обязательства и открытие в результате этого наследства. Случай наследственного преемства долгое время был исключением из общего правила, согласно которому преемство в обязательственных правах и обязанностях не допускалось. Если у умершего контрагента - должника ли, кредитора ли - неважно - не было наследников, то с его смертью обязательственное правоотношение прекращалось. Исключение же, допускавшееся при наличии наследников, объяснялось, по справедливому указанию З.М. Черниловского, своеобразным подходом к рассмотрению обязательственных правоотношений: предполагалось, что, несмотря на их установление конкретным римским гражданином, правоотношения эти преследовали целью принесение выгод всей семье этого гражданина, в том числе и всем его наследникам. Если же речь шла об установлении обязательственно-правовой обязанности, то правоотношение рассматривалось как обеспеченное всем имуществом семьи должника, т.е. имуществом не только контрагента, но и его наследников. "На наследников отца смотрели как на "продолжателей его личности"*(110), - заключает юрист-историк. Действительно, основой такого взгляда служило, очевидно, прижизненное единство имущества наследодателя и наследников. Однако, поскольку обращение к имуществу как базису, подкрепляющему реальность обязательства, осуществлялось римскими юристами лишь в случае смерти должника - в том совершенно исключительном случае, когда иного практического выхода просто нет и быть не может, - подход этот никак нельзя было бы делать общим правилом.

Но именно наследственное правопреемство - институт, приводящий к возникновению нового обязательства с участием наследников, - послужило образцом той цели, для достижения которой римские юристы приспособили институт стипуляции в целом и такой ее формы, как делегация. Особенности делегации как основания возникновения обязательств привели к мысли использования ее не только для установления обязательств "с нуля", в расчете на будущее предоставление, но и для обновления (новации, замены) уже существующих обязательств новыми, в т.ч. с иными участниками. Вероятно, первоначальной формой делегации является делегация пассивная (expromissio). В ее возникновении были заинтересованы, прежде всего, кредиторы, которым римский суд давал преимущественную защиту. Кроме того, на фоне безупречного соблюдения логики и разумности большинством предписаний римского права обратное предположение было бы странным. Как нам уже известно, в активной делегации не требуется участия делегата (должника): для последнего не имеет никакого значения, производить ли исполнение делеганту (прежнему кредитору) или делегатарию (новому кредитору). А между тем, несмотря на это (очевидное!) обстоятельство, в основе не только пассивной, но и активной делегации лежала именно конструкция обещания делегата (должника). Чем это можно объяснить? На наш взгляд, только предположением о вторичной форме активной делегации, о ее производном характере от делегации пассивной, которая (ко времени возникновения делегации требований) была, очевидно, уже традиционным для римского права юридическим институтом. Делегация активная стала формой, построенной по его образу и подобию.

С тем, что первоначальной формой перемены лиц в обязательстве была именно его новация, причем как в части самих правоотношений (их субъектов), так и в части формы, согласны, в общем, все романисты. Именно в институте новации в ее делегационной (сперва - литеральной, а затем и стипуляционной) форме и следует искать истоки современных институтов, обслуживающих оборот требований и долгов. Правоотношения, возникающие в результате новации, оформлялись только письменным (литеральным) контрактом, что естественно ограничивало и круг обязательственных отношений, подверженных процедуре новации, - ими также могли быть только правоотношения, оформленные литеральными контрактами*(111). Для учета (оформления) подобного рода операций требовалось произвести шесть записей. Так, перевод долга делеганта перед делегатарием на делегата оформлялся следующим способом: делегант записывал сумму своего долга уплаченной делегатарию и полученной от делегатария; делегатарий записывал сумму долга полученной от делеганта и выданной делегату и, наконец, делегат записывал сумму полученной от делегатария и уплаченной делеганту. При новации требования (т.е. в случае, когда делегат переставал быть должником делеганта и становился должником делегатария) делегат записывал сумму долга уплаченной делеганту, а затем - вновь полученной от него; делегант отмечал ее как полученную от делегата и отданную делегатарию, в то время как делегатарий отмечал сумму требования полученной от делеганта и отданной делегату*(112). Письменный трехсторонний контракт, оформляющий данную операцию, должен был описывать все перечисленные выше фиктивные, в действительности не производившиеся операции, а стороны этого контракта, во избежание признания его мнимой сделкой, должны были очень хорошо ориентироваться в этих юридических фикциях.

Предпосылкой для перехода к следующей форме новации - форме стипуляционной - очевидно, стал процесс расширения сферы применения новации. Совсем не обязательно, чтобы лицо принимало на себя обещание делегации в расчете именно на то, что кредитор освободит его от долга ему. Между делегатом и делегантом до совершения делегации могло не существовать вовсе каких-либо отношений. Делегационное же обещание могло делаться в расчете делегата на предоставление делеганту займа, оказание ему благодеяния (дарения), установление в пользу делеганта приданого*(113). Если наше предположение правильно, то видно, что ко времени возникновения стипуляционной формы делегации уже существовала делегация не только пассивная, но и активная. При этом сфера применения делегации долгов также существенно расширилась, ибо делегант мог быть заинтересован в каких-либо иных отношениях с делегатарием, кроме долговых. Например, если делегант хотел бы что-то подарить делегатарию, дать ему взаймы, установить приданое и др.*(114), он мог это делать или сам лично, или попросить сделать это за него третье лицо - делегата.

Предположение о том, что возникновение и развитие стипуляционной формы делегации было вызвано расширением сферы применения делегации, основано, прежде всего, на том обстоятельстве, что стипуляция имела более простую форму, независимую от формы первоначального обязательства, - устную. Стипуляция представляет собой устный договор, заключаемый посредством устного вопроса кредитора и ответа должника, относительно того, о чем его спросили, напр.: "Centum mihi dari spondes?" - "Spondeo"; "Domum mihi aedificare promittis?" - "Promitto"*(115). Это гораздо удобнее, нежели каждый раз разрывать старые долговые документы и писать новые (к тому же фиктивные). Кроме того, стипуляционная форма позволяла новировать правоотношения, возникшие не только из литеральных, но и иных типов контрактов, а также - из иных оснований (деликтов, квази-договоров и квази-деликтов).

Еще раз вспомним, что говорится о новации обязательственных правоотношений в Институциях Гая: "...если я захочу, чтобы следуемое мне принадлежало тебе, то я никаким из тех способов, которыми переносятся на другого физические вещи, достигнуть этого не могу, но необходимо, чтобы по моему желанию ты стипулировал этот долг от моего должника, вследствие чего он освобождается от долга, следуемого мне и становится твоим должником, что называется обновлением (преобразованием) обязательства. Без этого обновления ты не будешь вправе предъявлять исков от твоего имени, только от моего имени или в качестве моего представителя или заместителя" (I. II. 38, 39). Ясно, что в приведенном отрывке Гай говорит об активной делегации ("...чтобы следуемое мне (т.е. нечто, являющееся предметом моего требования. - В.Б.) принадлежало тебе (т.е. стало предметом твоего требования. - В.Б.)"). Если делегант желал покинуть "отношения покрытия" (поставить на свое место нового кредитора), он говорил претендующему на это третьему лицу: если ты не против, чтобы тот, кто должен мне (хочет меня одарить, дать мне заем, установить приданое), сделал то же самое в отношении тебя, то ты должен заключить с ним стипуляцию относительно того предмета, который он должен передать мне, а я, со своей стороны, буду просить его о положительном ответе на твой вопрос о стипуляции. После этого если третье лицо соглашалось приобрести статус нового кредитора по отношениям покрытия, оно обращалось к должнику с вопросом типа "Обещаешь (передать вещь, уплатить деньги) по приказу такого-то?". Если должник отвечал "Обещаю (передать вещь, уплатить деньги) по приказу такого-то", стипуляция считалась заключенной, а активная делегация - состоявшейся.

Наоборот, если делегант желал оставить "отношение валюты" и поставить на свое место нового должника (делегата), он говорил своему кредитору (делегатарию): если ты не против, чтобы то, что должен тебе я, сделал бы для тебя такой-то, то тебе следует заключить с ним стипуляцию относительно предмета твоего требования ко мне, в то время как я берусь поспособствовать, чтобы он согласился бы стать твоим контрагентом по стипуляции вместо меня. Если делегатарий соглашался с заменой существующего должника на определенное третье лицо, он обращался к этому лицу с вопросом типа "Обещаешь сделать то-то (а именно - то, что должен был сделать для меня такой-то)?". Если должник отвечал "Обещаю сделать то, что должен был сделать для тебя такой-то", происходила пассивная делегация путем стипуляции. О пассивной делегации упоминается, в частности, у Гая в I. III. 176.

Предостерегаем читателей от упрощенного восприятия материала. Облечение делегации в форму стипуляции вовсе не означает, что в этот период делегация приобретает договорный характер. Делегацией продолжают называться правоотношения между делегатом и делегатарием, непосредственным основанием возникновения которых служит односторонняя сделка делегата. Меняется последовательность действий. Первоначально (1) делегант согласовывал делегацию с делегатом, а последний (2) давал связывающее его обещание делегации делегатарию без предварительной просьбы об этом последнего. Получив такое обещание, (3) делегатарий связывался с делегантом и интересовался, в расчете на что делегант решил предоставить ему, делегатарию, нечто, руками третьего лица (делегата). В случае же пассивной делегации делегатарий мог узнать об основании делегации от самого делегата. После согласования основания делегации (4) делегатарий решал, воспользоваться ли ему возникшим у него правом требования к делегату или нет. С облечением делегации в форму стипуляции (1) первоначальное согласование делегации происходит между делегатом и делегатарием; естественно, оно осуществляется под условием, что делегат согласится на замену собой должника или замену своего кредитора. Затем (2) делегант предпринимает все возможные меры для того, чтобы убедить потенциального делегата согласиться на перемену кредитора или замену собою должника, и при положительном результате переговоров (3) информирует об этом делегатария. Наконец, делегатарий заключает с делегатом стипуляцию в форме (4) своего вопроса и (5) следующего на него ответа делегата.

К положительному ответу на вопрос делегатария (- "Dari spondes?" - "Spondeo") делегата может обязывать лишь соглашение с делегантом, но не с делегатарием, а потому в отношениях с последним ответ делегата продолжает сохранять юридическое значение односторонней сделки, не совпадающей с акцептом оферты делегатария в обычной стипуляции. Именно поэтому во всех исследованиях данного вопроса в римском праве ученые говорят о том, что делегация приняла форму стипуляции. Но к разновидности самой стипуляции она не свелась: ни в одном из известных нам учебников по римскому праву делегацию не относят к разновидности стипуляционных контрактов.

Следующей формой делегации, следуя авторитетному указанию С.А. Муромцева, следует считать переход прав и обязанностей по формуле претора*(116). Как известно, на определенном этапе развития римского общества обнаружилась недостаточность норм законодательства для адекватной защиты тех или иных имущественных прав или принуждения к исполнению тех или иных обязанностей. Попытки применения закона в этих случаях приводили к извращенным результатам, которые не только не являлись полезными, но и влекли вредные последствия. Римский же судья не мог по собственному усмотрению защищать те или иные права, для защиты которых не существовало специальных исков. Для того чтобы, с одной стороны, не нарушать стабильности законодательства, а с другой - предоставить исковую защиту правам, вроде бы по закону не имеющим таковой, стороны обращались к претору с просьбой "наставить" судью, дать ему "формулу иска", в соответствии с которой следует разрешить дело.

Если требовалось совершить активную делегацию, причем как делегант, так и непосредственные участники отношений делегации против таковой не возражали, делегат и делегатарий организовывали фиктивный процесс. Делегатарий приходил к претору и просил дать формулу иска в ситуации, когда делегат давал ему обещание что-либо дать или сделать, ожидая при этом эквивалента не от него (делегатария), а от третьего лица. Формула претора, в соответствии с которой судья должен был бы принять решение по данному делу, могла быть примерно такой: "Если выяснится, что такому-то (делегатарию) такой-то (делегат) должен дать (сделать) то-то и то-то потому, что такой-то (делегант) дал (сделал) для него (делегата) то-то и то-то, то присуди делегатарию обещанное ему делегатом так, как если бы эквивалент предоставлялся самим делегатарием; если не выяснится указанное - ничего не присуждай". На процессе судья спрашивал делегата: "Обещал ли ты сделать (дать) то, что требует делегатарий?". Делегат давал положительный ответ. Второй вопрос судьи делегату мог быть следующим: "Получил ли ты от делеганта то, что он тебе обещал?". Если следовал также положительный ответ, судья признавал делегатария субъектом права требования с делегата и присуждал в его пользу обещанное делегатом.

Второго вопроса судьи могло бы и не быть, если бы претор в своей формуле не указывал на тот эквивалент делеганта, ради которого делегат согласился совершить делегацию (отвечать перед новым кредитором или занять место должника в отношениях валюты). Естественно, что содержание формулы претора зависело от того, что скажет ему делегатарий - лицо, требующее формулы. Если делегатарий умалчивал о том основании, на котором делегат принимал на себя обязательство перед ним, делегат в возникшем судебном процессе мог защититься заявлением возражения (exceptio) только в том случае, если на такую возможность имелось указание в формуле претора. Так, например, если должник обещал делегацию только в отношении того, что ему самому должен делегант по определенному договору, а впоследствии делегат этого ожидаемого эквивалента не получил, о чем делегатарий был осведомлен, то делегат имел право воспользоваться возражением относительно того, что заявленное требование противоречит принципам доброй совести. Именно указание на такого рода возражения (иначе - исковые предписания) обычно завершало преторскую формулу: "Пусть процесс (по вышеизложенной формуле) состоится, если делегатарий действует в соответствии с принципом доброй совести".

С.А. Муромцев указывает, что с течением времени делегация, совершаемая путем литерального контракта вышла из употребления, а делегация посредством преторской формулы сохранилась как исключительный случай. Таким образом, основной формой делегации наиболее длительное время оставалась форма стипуляционная. Около 160 г. н.э. юрист Марцелл употребил для обозначения пассивной стипуляционной делегации термин "successio", т.е. "преемство" (несмотря на то, что по сути своей ни одна из форм делегации преемства не представляла)*(117).

Дальнейшим развитием делегации стало не обретение ею новых юридических форм, а замена одной из ее форм институтом иного юридического существа, к рассмотрению которого мы и переходим.