Некоторые мысли А. А. Потебни о залогах русского глагола

Потебня глубже, чем Фортунатов, вник в генезис категории залога. Он увидел связь между развитием категории залога и эволюцией предложения.

До нас дошли лишь черновые наброски учения Потебни о залогах русского глагола (464). Но идеями Потебни насыщены "Синтаксические исследования" его преждевременно умершего ученика А. В. Попова. Кроме того, университетские лекции Потебни о глаголе легли в основу статьи одного из его слушателей — Б. Гвоздикова "Опыт классификации залогов русского глагола" (465). Взгляды Потебни на залог тесно связаны с пониманием Потебнею слова как индивидуального акта речи. По учению Потебни, ни один глагол не может сразу обладать несколькими залоговыми значениями: "Выражение: глагол такой-то переходит в такой-то залог — мы должны понимать таким образом, что перед нами два различных, но однозвучных глагола, принадлежащих к двум различным залогам, и что глаголы эти находятся между собою в отношении исторического преемства". Различные залоговые значения одного глагола "суть различные глаголы одного звука и одного "происхождения". Это замечание направлено против Буслаева. Залоговое значение, по мнению Потебни, возникает и осуществляется в предложении, в составе которого слово только и живет настоящей, индивидуальной жизнью. "Залог есть формальное значение глагола, находящееся в связи с вещественным".

Есть указание, что понимание залога у Потебни менялось. Так, А. В. Попов приводит первоначальное определение залога, предложенное Потебней: "Залог есть такое формальное значение глагола (и даже слова вообще), которое делает необходимым отсутствие объекта или его присутствие и обусловливает (в последнем случае) качество объекта" (466)¹⁰ . А. В. Попов возражает против этого определения, да и сам Потебня впоследствии изменил свою точку зрения на залог.

"Залог, — по определению Потебни, — есть отношение субъекта к объекту, точнее: отношение сказуемого к подлежащему и дополнению". "В это понятие входит отсутствие и присутствие субъекта и отсутствие и присутствие объекта".

В набросках, изданных в IV томе труда Потебни "Из записок по русской грамматике", читаем: "Залог = отношение субъекта к объекту. Сюда и отсутствие объекта. Оно возможно только через обнаружение субъекта" (468).

Итак, залог — чисто синтаксическая категория, тесно связанная со строем предложения. Она основывается на понятиях переходности и непереходности глагола. По необходимому присутствию и отсутствию объекта глаголы делятся на объективные (transitiva, т. е. переходные) и субъективные (intransitiva, т. е. непереходные). Те из объективных глаголов, которые требуют прямого дополнения в винительном падеже, называются действительными, остальные объективные глаголы, требующие дополнения в других косвенных падежах, вместе с субъективными относятся к разряду средних. Следовательно, возвратные глаголы — разновидность глаголов средних (ср. то же у Павского и Буслаева).

По мнению Потебни, "в делении на объективно-субъективные, действительные-средние устранена логическая ошибка деления Буслаева. Члены, не перепутываясь, исключают друг друга. За основание принято здесь только значение, поэтому глаголы возвратные по форме подходят под это деление объективных или субъективных" (469). Дифференциация глаголов объективных и субъективных — зерно, из которого вырастает категория залога. На почве этого различия складывается и страдательный залог, возникает противопоставление действительного (активного) и страдательного (пассивного) оборотов.

Однако страдательный залог выходит за пределы прямого соотношения с действительными глаголами, в узком смысле этого слова. Страдательный залог "предполагает существование глаголов переходящих в широком смысле этого слова, т. е. объективных действительных, управляющих винительным, и объективных средних, требующих дополнения в других падежах. Страдательный залог есть (особый) способ представления транзитивности глагола... В страдательном залоге объект транзитивного глагола представляется субъектом. Страдательный субъект лишен полноты энергии, свойственной субъекту действительного оборота"¹¹ . Таким образом, генезис страдательного залога связан с развитием пассивных конструкций предложения. "Подлежащее переходящего глагола может быть обозначено дополнением страдательного ("Я воспитал племянницу", "Племянница была воспитана мной"), может вовсе не мыслиться ("В эту ночь было чудо дивное и страха исполнено") и не выражаться ("Письмо написано"), и от того страдательный оборот не перестает быть страдательным".

Уже из этих рассуждений видно, что, строго говоря, страдательного залога в русском языке (как и в других славянских языках) нет, но есть страдательные обороты: а) предикативные, б) атрибутивные. В состав предикативного страдательного оборота входит возвратная форма глагола, атрибутивный же страдательный оборот образуется страдательными причастиями. В предикативном страдательном обороте нет полной страдательности. "Под страдательностью предикативного оборота можно разуметь лишь то, что его субъекту приписана посредством сказуемого степень энергии меньшая, чем в обороте действительном". Характерен в этом отношении такой пример из гоголевского "Ревизора": "Не позабыть сказать, что [церковь] началась строиться, но сгорела, а то, пожалуй, кто-нибудь, позабывши, скажет, что и не начиналась".

"Этого рода страдательность представляется возвратностью действия". Страдательное значение возвратной формы вполне раскрывается лишь на фоне изучений других значений и других типов возвратных глаголов.

Гораздо сложнее генезис, состав и разновидности страдательных атрибутивных оборотов. В страдательных атрибутивных (т. е. причастных) оборотах выражается "состояние предмета", точнее: в них признак, данный в субъекте, составляющий его состояние, представляется произведением объекта, который, впрочем, может быть вовсе не назван (например: поручение выполнено, дело сделано).

Потебня подчеркивает то обстоятельство, что причастие страдательное и по форме и по значению может быть произведено от глаголов не только действительных но и средних (объективных). Например, угрожаем, вспомоществуем; "каким-то демоном внушаем" и т. п. "Объект такого глагола, каким падежом бы он ни был выражен, может быть представлен субъективно". Тут Потебня, отходя от живой системы современных ему грамматических отношений, уходит в область изучения генезиса пассивных конструкций. Развитие страдательных оборотов отчасти связано с историей безличных предложений. В безличных предложениях, содержащих в качестве сказуемого страдательное причастие, страдательность постепенно теряется или ослабевает. Здесь усиливается идея состояния. Безличные предложения типа В молодости было много бито, граблено, по Потебне, "образовались непосредственно из двучленных страдательных оборотов с подлежащим среднего рода" (ср. оно). "Как скоро местоименное (заключенное в глаголе или явственное) подлежащее среднего рода при глаголе страдательном получило безличное значение и вместе с тем лишилось проглядывавшего в нем значения объекта, то получилось стремление к безличности".

Безличное употребление страдательного залога, "родившись в оборотах с местоименным подлежащим среднего рода, заключенным в глаголе или явственным, стало применяться и к оборотам, в коих подлежащим (бывшим объектом) было имя". Сюда относятся областные севернорусские (и украинские) обороты: взято его в рекруты; повезено его в город и т. п. Здесь винительный объекта стоит при безличной форме причастия страдательного. "В тех случаях, где в безличном предложении со страдательным причастием требовалось обозначить и явственное действующее лицо действительного глагола, это лицо, очевидно, может быть выражено только дополнением: у молодца было послужено= послужил" (472). Но, понятно, для образования безличных причастно-страдательных конструкций именной объект не обязателен и даже не нужен. "Он может быть опущен, не изменяя характера предложения". "Глаголы объективные здесь становятся на одну доску с субъективными".

Таким образом, безличные предложения этого типа в своем развитии выходят далеко за пределы соотносительности с личными активными оборотами. Безличные конструкции образуются и от глаголов субъективных (непереходных). "В оборотах: сижено, гуляно, идет, уехано за охотой; в девках сижено — плакано, замуж выдано — выто и т. п.... страдательная форма не имеет вполне страдательного значения и возможна благодаря фикции, что у глагола субъективного есть какой-то неопределенный объект. Этот действующий объект нужен только затем, чтобы в его форме представить действующее лицо" (473).

Легко заметить, что учение Потебни о пассивных оборотах органически сплетается с вопросами об истории субъективно-объективного строя предложения, с вопросами о развитии разных типов предложения — глагольно-именных и глагольных. В той же плоскости Потебня рассматривает залоговые значения действительных, средних объективных, средних субъективных без -ся и средних возвратных глаголов.

Вопрос о переходных (объективных) глаголах сводится к изучению разных типов переходности, вернее, к изучению разных конструкций, связанных с формами прямой и косвенной переходности глагола. Однако в изложении Гвоздикова лексико-семантические критерии классификации возвратных форм явно доминируют над синтаксическими. Непосредственно же изложение этой проблемы самим Потебней нам пока неизвестно.

Потебня классифицирует возвратные глаголы, исходя из разных лексических значений самих глаголов и из значений аффикса -ся, а также из различий глагольного управления. Например, Потебня выделяет в особую группу глаголы с -ся, допускающие при себе ближайший объект лишь в родительном: наесться, напиться, насмотреться, начитаться, хватиться, слушаться, стыдиться, совеститься и т. п. "Судить о залоге можно только в связи с субъектом и объектом, при определении залога нельзя вырывать глагол из предложения", — так комментирует Б. Гвоздиков точку зрения Потебни. Поэтому Потебня даже от действительного залога отделяет залог прямого объекта, видоизмененный вследствие отрицания. "Здесь глагол уже не будет действительным. Отрицание при сказуемом есть уменьшение или уничтожение деятельности подлежащего. Отсюда вытекает правило: отрицание видоизменяет залог глагола, следовательно, нет никакого основания писать отрицание не отдельно" (474). Понятно, что и в кругу средних глаголов различаются Потебней глаголы средние объективные ("залог косвенного объекта", например: потрясать копьем; служить делу, а не лицам и т. п.) и средние субъективные (т. е. безобъектные, например: сидеть, спать, лежать и т. п.; сюда также: он поет в хоре и др. под.). Но синтаксические особенности, лежащие в основе залоговых различий, у Гвоздикова не всегда выступают на первый план, иногда они остаются в тени или даже оставляются совсем в стороне. В собственном же изложении Потебни эти отделы его учения о залоге не дошли до нас, во всяком случае пока еще не опубликованы¹² .

1. Среди глаголов на -ся прежде всего выделяются возвратные глаголы. В них -ся обозначает тождество объекта с субъектом. Эти глаголы распадаются на собственно-возвратные (мыться, беречься, наряжаться, одеваться, прятаться, обороняться, питаться и т. п.) и частично-возвратные, в которых -ся синекдохически выражает лишь часть субъекта (например: тереться, обливаться, нахмуриться, сморкаться, зажмуриться, уставиться, т. е. уставить глаза; "Ребенок опять засмеялся, уставился на сундук" — Тургенев, "Отцы и дети"; ср. у Гоголя в "Тяжбе": "Да что ж вы на меня уставили глаза?").

2. В других глаголах на -ся суффикс -ся уже не имеет возвратного значения. Но, по выражению Потебни, "стал служить только средством превращения объективного глагола в безобъективный". Это средне-возвратные глаголы (например: родиться, литься (в значении: течь), садиться, воротиться, учиться, умаяться, забавляться, явиться и т. п.) (475).

Трудно сказать, в какой мере здесь статья Б. Гвоздикова, основанная на лекциях Потебни, точно воспроизводит мысли учителя. Но, по-видимому, в круг средне-возвратных глаголов Потебней включались разные группы глаголов с -ся, позднее тщательно разграниченные по своим залоговым значениям в работах Фортунатова, Ульянова, Поржезинского и Шахматова. Различия внутри средне-возвратных залогов, по мнению Потебни, устанавливаются в зависимости от присущих им форм управления, от отношений их к объекту.

3. От средне-возвратных глаголов резко отличаются глаголы типа кусаться, драться, швыряться и т. п. По словам Потебни, "здесь -ся — знак устранения первоначального объекта или замены его другими" (476). Замену объекта можно понимать как метонимическое переосмысление возвратности. По-видимому, развивая мысли Потебни, но отчасти и искажая их, Б. Гвоздиков различает в глаголах этого залога следующие разновидности:

1) когда -ся обозначает нечто принадлежащее субъекту, например: уложиться, строиться, издержаться ("я, знаете, в дороге издержался" — Гоголь, "Ревизор"), промотаться, собираться, управиться и другие подобные;

2) когда -ся представляет предмет мысленной принадлежности (например: изъясняться, исповедоваться, печататься и другие подобные);

3) когда -ся метонимически изображает нечто близкое к субъекту в пространственном отношении, нечто находящееся перед ним, доступное его руке, находящееся вокруг него, около него, под ним (например: держаться за что-нибудь, хвататься за что-нибудь, взяться за что-нибудь, оглядываться, забыться, рыться, копаться, топтаться, переминаться, толочься и т. п.). По-видимому, генетически с этим разрядом глаголов были связаны и глаголы на -ся, в современном языке соотносительные с непереходными без -ся, вроде плакаться, стучаться и т. п. (477)

4. Часть глаголов на -ся относится к взаимному залогу.

...деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился...

(Пушкин, "Евгений Онегин")

Взаимность обозначается либо с помощью множественного числа ("Хоть подеритесь не поверю" — Грибоедов; "И новые друзья ну обниматься, ну целоваться" — Крылов, "Собачья дружба"; "Когда же мы увидимся?" — Фонвизин, "Недоросль" и т. п.), либо с помощью социативности (т. е. с помощью предлога с).

Иногда взаимность указывается выражениями: между собой, друг друга.

Потом взглянулись меж собой.

(Крылов, "Крестьянин и река")

Те шепчутся, а те смеются меж собой.

(Крылов, "Ларчик")

5. В особый разряд Потебня выделяет глаголы на -ся, соотносительные с непереходными, субъективными глаголами. По-видимому, многие из этих глаголов вторичного, более позднего образования. По словам Потебни, аффикс -ся, получив в сочетании с глагольными основами особый оттенок неопределенности орудия и направления действия (например: швыряться, бросаться, кусаться), неясности мотива (ручаться), беспричинности или отсутствия видимой причины (жечься) и вообще развив многообразные производные значения, далекие от значений возвратного местоимения, стал присоединяться и к тем глаголам, которые прежде не допускали внешнего объекта. Эффект некоторых из этих глаголов, воспринявших аффикс -ся, гот, что в них действие представляется возникшим само собою, от неизвестной причины: Пламя разгорелось; Человек разнемогся (478).

Легко видеть, что этот разряд включает в себя глаголы, образуемые посредством совместного присоединения -ся и приставки. В этом кругу глаголов намечаются Б. Гвоздиковым некоторые подразделения:

1) глаголы движения, образуемые присоединением -ся и приставки с- (сойтись, сходиться, съехаться и т. п.), здесь "-ся представляет собою как бы центр, куда стремится действие";

2) глаголы движения, образуемые присоединением -ся и приставки раз- (например: разойтись, рассесться, расступиться, распасться, разбежаться и т. п.), здесь "-ся представляет собой как бы окружность, к которой стремится действие, направляющееся от центра".

6. Кроме значения страдательного залога Потебня различает еще среди глаголов на -ся особый залоговый тип, в котором -ся присоединяет оттенок удобства, самопроизвольности действия. В таких конструкциях, как не спится, плохо читается, хорошо живется, не сидится на месте и других подобных, по словам Потебни, "мы замечаем оттенок легкости, удобства, самопроизвольности действия, как будто действие катится с наклонной плоскости. Этот оттенок значения зависит ли от дательного падежа, обозначающего лицо, для которого это делается?"

"Тот же самый оттенок останется, если мы устраним дательный падеж и поставим подлежащее. То не беда, что пьется вода... Мы говорим, что дело само собою делается. Оттенок зависит от -ся. Тогда мы получаем, отделяя -ся от предыдущего выражения, что вода сама себя пьет, так что не нужно, чтобы кто-нибудь употреблял усилие для ее питья..." (479)

Такова в общих чертах схема залоговых значений, намеченная Потебнею и изложенная его рядовым слушателем Б. Гвоздиковым. Эта схема значительно восполняется мыслями и указаниями другого ученика Потебни — А. В. Попова.