Итоги Царствования. Непреходящее величие Сулеймана

 Сулейман Великолепный или КанунИ (Законодатель, от греческого канон – закон), сын султана Селима I Явуза (Грозного, или даже Бешеного) и красавицы крымско-татарской царевны Айше Хафса Султан, взошел на престол в 1520 году и правил вплоть до смерти в 1566.

 Эти сорок шесть лет считаются главными в истории Сверхдержавы Оттоманов и турецкого этноса вообще.

 И сие в самой Турции никогда и никем не подвергалось сомнению.

 Даже когда у власти оказывались откровенно антиисламские (младотурки Энвера, к примеру), а то и антиисламско-антиосманские (Ататюрк, Инёню и прочие) сегменты турецкого общества, даже и тогда Сулейман, его обожаемая мать – Валиде Айша Хафса Султан и возвеличенная Великолепным Султаном законная жена – Хурремийе Хасеки Султан, мать его сына и преемника Селима II Рыжего (она же Роксолана, она же Сашенька – или Настенька (?)– Лисовская), даже и тогда вся сия отнюдь не святая троица была окружена чуть ли не религиозным поклонением во всех слоях турецкого общества.

 Во всех – в кемалистской правящей верхушке (Анкара), в коммерческой аристократии (Смирна), в новой турецкой литературно-поэтической (в первую очередь!) элите, базировавшейся в Константинополе…

 Во всех слоях турецкого общества, включая даже такие низы, как – и по сей день малограмотные и оборванные – туркмены-пастухи в Каппадокии.

 Это продолжалось все восемьдесят с лишним лет правления самого Мустафы Кемаль-паши Ататюрка, Исмета Иненю и множества их наследников, опиравшихся на главную БАЗОВУЮ НЕСУЩУЮ всей кемалистской реформации турецкого общества: наднациональный (чтобы не сказать – антинациональный), лаицизированный (в смысле – светский) генералитет сухопутных войск Анкары.

 (Подчеркнул – сухопутных – так как и на флоте, и в авиации, даже при чрезвычайно жестких Исмете Иненю и Бюленте Эджевите наличествовали весьма серьезные происламские – турки их называли – «коранические» – настроения.

 А ведь Исмет Иненю был президентом во время Второй Мировой войны; да и Бюлент Эджевит правил, скажем, во время военного конфликта турок с греками на Кипре в 1974 году).

 Тем более сегодня, когда у власти в Анкаре оказались достаточно последовательные исламисты (премьер-министр Реджеп Тагип Эрдоган и президент Абдуллах Гюль), реставрация интереса к славным страницам правления наиболее правоверного мусульманина на константинопольском троне, неизбежна.

 Не случайно даже поэт Назым Хикмет, коммунист (а по сути – левый кемалист) писал, что Сулейман – единственный османский монарх, который был не столько правителем светским, сколько – духовным.

 («Не столь султаном, сколь халифом…»).

 Вообще это даже несколько удивительно; ведь только в 1517 году, за три года до восшествия Сулеймана на престол, его отец Селим Явуз отнял у последнего аббасидского халифа контроль над святыми городами суннитского Ислама – Меккой, Ятрибом (Мединой) и Иерусалимом.

 С той самой поры – и до 1924 года, султаны Порты стали халифами всех суннитов.

 Однако Сулейман немедля показал – и доказал! – свою приверженность канонам суннизма: впрочем, здесь, как мне кажется, сказалось метафизическое беспокойство, вообще свойственное Сулейману как личности.

Неосманский взгляд на историю

 В любом случае «исламизм» Сулеймана Великолепного должен весьма импонировать исламистам нынешним – Эрдогану и Гюлю, и сие заметно.

 Но еще более, нежели у «просто» исламистов Эрдогана и Гюля, образы Сулеймана и особливо Хуррем, вызывают восторг у теоретика неоосманизма, министра иностранных дел сегодняшней Турции Ахмета Давутоглу.

И, может быть, как раз потому, что в сегодняшнем турецком обществе все больший вес приобретают идеи, изложенные Давутоглу в его книгах – идеи неоосманизма, может быть, как раз потому так хорошо и «накатил» разбираемый нами сериал.

 Сериал сей – просто какая-то иллюстрация ко взглядам Давутоглу: ведь что есть султанский двор в показе авторов «Великолепного века»?

 По огромному дворцу Сулеймана толпами бродят кто угодно – мужчины, женщины, евнухи, воины, писцы…

 Но только не урожденные турки!

 Но только не прирожденные мусульмане!

 Борются без конца – за власть, за влияние на Сулеймана, за будущее османского трона – хитрющий грек Феодор из Парги (он же – великий визирь Ибрагим-паша), хитрющая славянская одалиска Александра Лисовская (она же Хасеки Хурремийе Султан), ничуть не менее изощренный то ли серб, то ли хорват – родом почему-то из венгерского Сегеда – МекрИ Оппукович (он же великий визирь Дамат Рустем-паша).

 И ведь это трио – публика с хорошо развитыми уголовными наклонностями, готовые – все трое! – в любой момент вешать, травить, отрубать головы – добилось (оно – трио) успехов.

 Хуррем стала матерью султана, и чуть ли не Матерью нации в восприятии миллионов турок и турчанок.

 Ибрагим и Рустем не просто стали вторыми лицами в Империи – после Сулеймана – но и пытались – по мере сил – этого самого действующего, Законнейшего султана чуть ли не подменять, во всяком случае манипулировать им!

 Оба они – и Паргалы, и Оппукович – женились на любимейших сестрах действующих султанов:

 Ибрагим – на Хатитдже, сестре Сулеймана, а Рустем – на Михримах, дочери Сулеймана и Хуррем, сестре Селима Места.

 Хотя не забудем: вся сия Греко-славянская троица ведома не токмо злодействами.

 Рустем-паша – и справедливо! – почитается наиболее сильным финансистом, и как бы так поизящней выразиться – хозяйственным руководителем («Крепкий Менеджер»!) в истории Оттоманской империи.

 Ибрагим Паргалы – блестящий полководец, а его победа над венграми в битве под Мохачем (1526) – может быть, наряду с битвой на Косовом Поле (1389) и взятием Константинополя (1453) – одна из трех самых ярких побед османского оружия.

 А посему сам Паргалы должен стоять в ряду таких блестящих Сераскиров, как султан Баязид I Молния (Йилдырым), разбивший сербские войска Лазаря на Косовом Поле, и султан Мехмет II Завоеватель (Фатих), утвердивший Полумесяц на Босфоре.

 А ведь и Йилдырым, и Фатих были полновластные султаны!

 Над их душой никакого Сулеймана «не стояло».

 Ну, а о достоинствах Роксоланы и повторяться не след…

 Собственно, весь этот цикл статей им большей частию и посвящен.

 Верно осознавая все вышесказанное, Ахмет Давутоглу и проводит свою неоосманскую политику.

 Главная задача неоосманизма – так, как оный сформулирован Давутоглу – осознание принадлежности к Османской империи, к ее великой – прежде всего ВОЕННОЙ – истории.

 Османская империя – это не турецкое государство, подчеркивает Давутоглу.

 Османизм – это ощущение причастности к великим свершениям Порты, а их творцы – не токмо султаны – турки, но и русская Хуррем (Роксолана), и семейство рыжебородых флотоводцев – греков Барбаросс, и хорват Рустем, и снова грек Ибрагим Паргалы, и целые семейства великих визирей и полководцев – сербы Соколлу (Соколовичи), албанцы – Лютфи и Кёпрюлю, и снова грек, на сей раз с Понта – Юсуф-ага…

 Значит, империя династии Османов – объясняют нам авторы фильма и Ахмет Давутоглу – наднациональна.

 Это – общая гордость всех народов, находившихся под властью Блистательной Порты.

Взгляд из Афин

 И как грекам бороться с этим?

 Слышны голоса: снять подобный же фильм, скажем, о Феодоре и Юстиниане…

 Не снимут…

 Ведь с 60-х годов, со времен так называемого «теплого» новогреческого кинематографа (Карези там, Констандарас, Динос Илиопулос) греки снимали либо комедии для олигофренов, либо зануднейшие «проблемные» фильмы типа фильмов Ангелопулоса…

 В смысле – фильмы, кои не то, что до конца – вообще смотреть невозможно.

 И к тому же о терминологии; надо развести в новогреческом языке два понятия – «турок» и «тюрок».

 Это разные вещи, а иначе какой-нибудь чуваш или якут у греков получается просто ТУРОК!

 Сие, конечно же, устраивает Эрдогана, устраивает пантюркистов, устраивает прежде всего Ахмета Давутоглу.

 Именно Давутоглу стремится к тому, чтобы все ТЮРКИ воспринимали Османскую империю как СВОЮ империю, ее историю, ее победы – как СВОЮ историю, как СВОИ победы.

 И у турок получается.

 А грекам надо не просто пересмотреть некие стереотипы – нет, должно отказаться от неких глупейших установок.

Например, в вузовских греческих учебниках утверждается, что «οι Τούρκοι είναι μια φυλή Μογγολική», то бишь турки – племя монгольского происхождения.

 Смотрят греческие зрители – из тех, кто приучен мыслить – фильм «Великолепный век», и задумываются: а где, здесь, собственно, монголы? Европейские сплошь физиономии…

 Вот эта европеизация, своего рода гуманизация всей истории расцвета Османской империи – истории Сулеймана Великолепного – и есть главное достижение всего сериала «Великолепный век».

 И не случайно Давутоглу, человека более дальновидного, в отличие от его более горячего шефа – Реджепа Тагипа Эрдогана – вообще не затронули сцены из первого цикла, где Хуррем смущает зрителей своим откровенным декольте.

 (Классно – декольте в гареме!).

 Главное для Давутоглу – это история с Джихангиром, подтверждающая глубинную человечность турок (ТУРОК!), и к тому же строжайшие законодательные устои Османской империи.

 Хотя, что греха таить: во всей коллизии с Джихангиром и сказалось подлинное величие Сулеймана Великолепного, а также и широта славянской души Александры Лисовской – Роксоланы.

Итоги царствования. Наследование. Мустафа

 Итак, Сулейман, уже будучи вполне зрелым мужчиной, столкнулся с проблемой, с коей и сталкивается всякий восточный монарх.

 То бишь монарх державы, в которой отсутствует жесткий МАЙОРАТ – передача престола по старшинству, от отца к старшему сыну.

 А, следовательно, на престол может взобраться фигура подчас весьма и весьма неожиданная.

 Великий властелин монголов Тэмуджин (Чингисхан) имел четырех вполне законных (в восприятии тогдашнего монгольского общества) наследников, сыновей от старшей и любимой жены Бурте – Джучи, Джагатая, Угедэя и Толуя.

 И решил Чингисхан проблему отнюдь не как Соломон, сын Давидов, а попросту, как Бог на душу положит. И престол (после смерти «Потрясателя Вселенной» и в соответствии с его посмертной волей) перешел к третьему сыну, Угедэю.

 И что характерно, Курултай Монголов, состоявшийся после смерти Чингиса, этот выбор принял и подтвердил.

 У Сулеймана ситуация была посложнее. В отличие от монголов, у османов сколь-нибудь четких воззрений по вопросу престолонаследия вообще не было. (Не полагать же таковыми кровожадные заветы Мехмета II Фатиха, о коих мы уже толковали). К тому же за долгие десятилетия в Константинополе забыли о существовании проблемы престолонаследия, поскольку ее попросту не было!

 Дед Сулеймана, Баязид Святой (Баязид Дервиш) вообще вопросом о наследнике не заморачивался, поскольку престола лишился еще при жизни. Его сверг с трона собственный сын, отец Сулеймана Великолепного – Селим I Явуз.

 У Явуза же был только один законный наследник – сам Сулейман. Поэтому и задумываться о престолонаследии не стоило – бери, что дают. (Хотя, впрочем, Селим Явуз как раз-то задумывался: он даже отправил юному принцу отравленный – пропитанный ядом – кафтан. И если бы не чутье совсем еще молодой тогда Валиде Айше Хафса Султан, матери Сулеймана, даже трудно понять, что было бы. Возвели б на престол Хатитдже? Или Бейхан? Совсем девчонок – и на трон великой исламской империи?).

 Однако никогда – ни до, ни после – в истории Державы Оттоманов вопрос о престолонаследии не стоял так остро, как в поздние годы царствования Сулеймана.

 Можно сказать, что проблема наследника расколола тогдашнее турецкое общество.

 Слышу голоса скептиков: а что, было у турок в XVI веке общественное мнение? И оно могло расколоть османский социум? Разве не все решал султан?

 Ну, не знаю, уж какой там был общественный темперамент у суннитов Сулеймановой Поры, но раскол был, и был налицо.

 Он был в Константинополе, в военно-политической верхушке, в самом Серале, был в провинциальных центрах власти, в Манисе, в Адрианополе (Эдирне), в Трапезунде (Трабзоне), в Алесандрии (Искендерии) Египетской и даже в только лишь обретенном турками Тунисе.

 Явно был расколот даже янычарский корпус.

 И линия раздела была четкой – Мустафа, сын Махидевран, насупротив троих старших сыновей Хуррем.

 Раскол был настолько налицо, что когда сам Сулейман (еще при жизни Валиде Айше Хафса Султан) впал, скажем так, в забытье, и всем казалось, что дни Великолепного Султана сочтены, Махидевран и ее сторонники начали готовить вырезание всей линии Хуррем.

 О позиции Мустафы ничего внятного сказать не могу; он вроде бы и любил потомство Хуррем, особливо Мехмета и Михримах, но тут избрал тактику «абсентеизма» (от латинского absent – отсутствовать).

 Возможно для того, чтобы в нужный момент вынырнуть на авансцене в шоколаде (а конкурентов-то и нет, а братья уже в мире ином!).

 Естественно, когда Сулейман пришел в себя, он узнал все детали. Никаких сомнений!

 Султан глубоко любил Роксолану (ее и любил!) и ему было отнюдь не безразлично, что славянской султанше и его детям от нее перережут глотки… Но, как ни странно, было и нечто похуже.

 В этой истории с тяжкой болезнью Сулеймана и возможным восшествием на престол Мустафы в первый и в последний раз (единственный!) в османской истории, обреченная на заклание часть султанской семьи оказала сопротивление, не желая просто подставиться под под ханджары убийц, подосланных (в перспективе!) Махидевран.

 Турецкие историки, в частности хорошо нам уже знакомый Данишменд, главной причиной сего полагают недальновидность Махидевран (Гюльбахор), то, что, дескать, красавица-черкешенка «засветилась», преждевременно раскрыв свои карты, и в итоге ее раскусили и Валиде, и Хатитдже, и сама Хуррем.

 Более того, подчеркивает Данишменд, когда султан пришел в себя, он узнал, что черкесская жена не шибко переживала по поводу его смертельной болезни, а готовилась чуть ли не плясать на его могиле.

 И из всего вышесказанного делается вывод, что во всех бедах виновата недалекая Махидевран, которая всегда грешила торопливостью и потому подставилась.

 Это уж какой-то особый случай анахронизма, когда не только реалии настоящего переносятся в прошлое, но и умственные способности сегодняшних авторов экстраполируются на их героев. Что до меня, то я довольно невысокого мнения об умственных возможностях Валиде Айша Хафса Султан, а уж тем более ее дочери – Хатитдже. Но чутье-то у них было. И Махидевран обе знали множество лет.

 И раз уж и Валиде, и Хатитдже резко выступили против прихода к власти черкешенки (не Мустафы, отнюдь, его матери!), и пошли даже на блок с Хуррем, значит, у них на то были основания. Тем более не приходится сомневаться в реакции столь мудрых голов, как Сулейман и Роксолана.

 Ну, не могла быть для Сулеймана нежданной реакция Махидевран на его болезнь и возможную кончину! Султан-то ведь прекрасно знал, что некогда любившая его черкешенка, теперь с не меньшей силой его же и ненавидит – ну хотя бы даже не то, что за годы, за десятилетия унижений…

 Да и брак их был, говоря сегодняшним языком, давно уже фиктивным…

 Ну, а у Хурремийе никаких иллюзий быть не могло; она прекрасно знала, что ни ее самую, ни ее детей черкешенка не пощадит. А посему Александра Лисовская готовила свои контрмеры.

Наследование. Проблема Махидевран

 Естественно, что в те месяцы (!), когда Сулейман находился в забытьи, все «антимахидеврановские» силы сплотились вокруг Мехмета, старшего сына Хуррем.

 Против Махидевран выступить вынуждены были практически все сколь-нибудь значимые фигуры Сулейманова царствования.

 Враги Хуррем отмечают, что, дескать, главные евнухи – кызлар-агасы – то есть Сюмбюль и Гюль, а также будущий великий визирь Рустем – Мекри Оппукович – вообще были людьми Роксоланы, что уж тут мол…

 Но ведь русскую султаншу поддержали и имевшие реальную силу при дворе Бали-бей Малкочоглу и Матракчи (Насух-эфенди).

 А эти двое почему? Они никакими креатурами Роксоланы отродясь не были.

 Ну и, наконец, против Махидевран выступила – и достаточно сплоченно – вся дворцовая камарилья, которая все эти годы последовательно гнобила Хуррем: от Валиде и Хатитдже и вплоть до Гульфем. Ну, да ладно, эти дамы, понятное дело, пороха не выдумали бы.

 Но против Махидевран выступил и умница Ибрагим, хотя – по Алтынаю – она и предлагала Паргалы практически абсолютную власть при юном и еще неоперившемся Мустафе.

 Мои объяснения очень просты; вся сия публика прекрасно отдавала себе отчет в том, что горянка вырежет всех подряд, и даже Федору Паргалы несдобровать…

 Здесь необходимо подчеркнуть следующее.

 Повсюду, где сегодня муссируется тема сулейманова «Великолепного века» – от Хорватии и до Казахстана, уже как данное воспринимаются два тезиса.

 1. Махидевран – добрая, неповинная, несчастная жертва жестокосердой Хуррем.

 2. Махидевран – идеальная мать (в отличие от Александры Лисовской – Роксоланы), идеальная мать, которая никогда бы не причинила вреда единственному сыну и не смогла бы и дня прожить без него. Без Мустафы то есть…

 Подобные велеречивые рассуждения особенно в моде в тех турецких кругах, коим сама мысль о славянской, кяфирской султанше непереносима.

 Ну и плюс бесчисленные северокавказские порталы, для коих Махидевран – свет в оконце, что, впрочем, вполне логично.

 А теперь попробуем толком разобраться: уже с момента появления Александры-Роксоланы в Серале Махидевран приложила все силы к тому, чтобы физически уничтожить новую русскую одалиску.

 Часами и с упоением уже достаточно взрослая черкесская султанша пинала ногами четырнадцатилетнюю девочку, которая не могла ей ответить: наперсницы Махидевран держали Сашеньку за руки-ноги, к тому же избиения нежеланной фаворитки прикрывались и авторитетом Валиде Айше Хафса Султан.

 Когда же Сулейман призвал Махидевран к ответу, та жестко и прямодушно отвечала, что Александра еще и мало получила, и что в дальнейшем, мол, она, как старшая жена султана, соперницу вообще убьет!

 Кто назначил Махидевран старшей женой понять трудно, но факт остается фактом.

 Именно Махидевран регулярно избивала Роксолану – Хуррем, сама же не была избита ни разу. Именно Махидевран, а также Валиде Айше Хафса Султан, да и Хатитдже не отставала, без конца устраивали натуральные покушения на Хуррем.

 А Хуррем никаких покушений ни на них самих, ни даже на ненавистного Ибрагима не устраивала. И это – факт, факт, который признавали (и признают!) даже недоброжелатели Хуррем.

 К тому же никто даже из мусульманских недоброжелателей Хуррем не может отрицать, что в случае, коли Сулейман не вышел бы из своего забытья, то Махидевран ни соперницу, ни ее детей – включая Михримах и горбуна Джихангира – не пощадила бы.

 А вот Хуррем после казни Сулейманом своего первенца – Мустафы – могла с легкостью неописуемой ликвидировать Махидевран.

 Но Роксолана не только сего не сделала, но и завещала на смертном одре, чтобы Селим после смерти отца позаботился о Махидевран. (Уже было ясно, что к власти после Сулеймана Великолепного придет Рыжий Селим, других сыновей, кажется, просто не осталось).

 И Селим наказ матери выполнил, в результате чего Махидевран надолго пережила всех действующих лиц «Великолепного века» (в кавычках или без), проклиная давно скончавшуюся соперницу. Так почему же тогда Махидевран добрая и неповинная, а Хуррем – жестокосердая? Я постичь не в силах. И еще.

 Мы уже подчеркивали, что создается – и искусственно создается – образ Махидевран как идеальной матери, неспособной причинить вред своему единственному сыну и неспособной дня прожить без него, пережить его…

 Я бы обратил внимание, прежде всего на термин «единственный». У Махидевран был один-единственный сын, один-единственный шах-задэ, Мустафа.

 У Хуррем, которая матерью по мнению всех сих мыслителей была не очень, сыновей было цельных пятеро: Мехмет, Селим, Баязид, Джихангир и еще Абдулла (после Селима), который помер в трех-четырехлетнем возрасте.

 Почему многодетная мать – и одна из совсем немногих на престоле султанов таковая – мать плохая, а женщина, имеющая лишь одного сына, пусть даже он первенец Сулеймана Великолепного – образец материнской любви для всех мусульманок – тайна сия велика есть.

 Но в отличие от Махидевран, которая всю жизнь тупо использовала Мустафу как ракету, то выталкивая его вперед, то прикрываясь им, Хуррем во главу угла ставила, прежде всего, интересы своих детей.

 Удивительно, но полагающие ее плохой матерью Данишменд и Алтынай сами себе противоречат, приводя следующий пример: во время какой-то ссоры отца с матерью, старшие – Мехмет и Михримах – решительно поддержали Хуррем, отказавшись встречаться – нет, не просто с отцом, с самим ПАДИШАХОМ!

 Более того, Михримах, которую Сулейман обожал и прощал ей все, даже «наехала» на старшего брата, потребовав, чтобы тот уехал к войскам в Адрианополь (Эдирне). А ведь Мехмет по сути был еще мальчишкой, едва успевшим принять присягу в корпусе янычаров.

 Мехмет пытался противостоять натиску Михримах, но резко возражать первой красавице империи в ее семье не мог никто, кроме матери.

 И Роксолана вмешалась, вынудив Мехмета и Михримах дать клятву, что они – во-первых, никогда и не под каким предлогом не выступят против отца (даже ради нее), а во-вторых и не поссорятся никогда, ни в малейшей степени ни друг с другом, ни с младшими братьями – даже во имя своей Валиде (то бишь самой Роксоланы).

 «Я знаю, мне не доведется слишком долго жить,– пророчески заявила детям Роксолана (как в воду глядела!). Но и после моей смерти Вы должны быть дружны, чтобы оказаться во главе мира».

 В конце концов, симпатии и антипатии могут быть различны. И с моей точкой зрения можно соглашаться и не соглашаться.

 Но правда состоит в том, что Мустафа на престол так и не взошел. Он был казнен отцом, и откровенно топорные происки собственной матери немало тому поспособствовали.

 Это признают и апологеты Махидевран, тем не менее, считающие ее идеальной матерью!!!

 А вот на престол Великой Оттоманской империи уже после смерти своей «неидеальной» матери вступил сын Сулеймана и Хуррем – Селим II Мест, правивший с 1566 по 1574 годы.

 Что же до того, что Махидевран и дня не смогла бы прожить без обожаемого сына, то это, господа, даже несмешно.

 В конце концов, есть такая наука – хронология. Берете две даты и сопоставляете.

 Мустафа был казнен отцом 6 ноября 1553 года. Мать Мустафы, Гюльбахор Махидевран, скончалась в Бурсе (Пруссе) 3 февраля 1581 года. Вот и все.

 P.S.

 А, впрочем, шансы избежать казни Мустафы и несомненного убийства Мехмета, то есть насильственной смерти двух старших сыновей султана, шансы такие, несомненно, были.

 И связаны они с изысками благородного кади в области исламской юриспруденции (не только шариата) и с судьбой несчастного шах-задэ Джихангира, сына Сулеймана и Роксоланы