Абсолютная апология Роксоланы

Как и обещал, в части двенадцатой поговорим о Роксолане (Хуррем), а в заключительной, тринадцатой части, попытаемся дать жесткую, я бы сказал – сухую, но по возможности объективную оценку всего правления Великолепного Султана.

 Что до Хуррем, то сегодняшняя статья будет насквозь апологетической, то бишь я, автор, добровольно беру на себя функции адвоката Александры (Анастасии) Лисовской.

 Естественно, это совершенно не нужно самой Хуррем, ТАМ у нее и судьи, и адвокаты куда круче. Наверное, не слишком необходимо сие и для установления исторической истины.

 История – это Вам, господа, не математика, в итоге каждый останется при своем. А вот политологически обыграть образ Сашеньки Лисовской – попытаемся.

Успех сериала «Великолепный век» – ощутимая реалия

О Хуррем ведь много всего понаписано. Роман Загребельного «Роксолана» еще при жизни писателя – и не токмо на Украйне, во всем Союзе – был признан классикой.

 Загребельный наполучал почетнейших премий, по-моему, даже Ленинскую, стал академиком, и все такое прочее…

 И это при том, что светлый лик Сашеньки Лисовской как-то слабо вписывался в каноны соцреализма: рабыня, знаете ли, наложница, султанша потом.

 Но никакого ажиотажа вокруг Роксоланы – даже в пределах Украинской ССР – отнюдь не возникло.

 Не была ажиотажа и когда – уже в незалежной – Украине вышел сериал о Хуррем с лицензионной украинской красуней Ольгой Сумской в главной роли. Посмотрели, позевали…

 То же и у турок. Ведь «Великолепный век» – второй сериал, снятый о Хуррем на родине Сулеймана Великолепного.

 Первый, снятый в начале сего столетия, то есть лет десять тому назад, вообще никакого эффекта не произвел (даже внутри Турции). И вдруг такой триумф!

И не токмо в землях, кои принадлежали (территориально) к Великой Империи Оттоманов, но и в странах соседних.

 И хотя в Греции название сериала перевели как «Сулейман Великолепный» («ΟΣουλεϊμάνοςοΜεγαλοπρεπής»), совершенно ясно, что основной нерв повествования – это Хуррем, ее судьба.

 (Может быть, даже и Ибрагим; но в любом случае сам Сулейман, несмотря на блестящую игру Халида Эргенча, больше роль представительская, как бы репрезентативно украшающая). Сужу, по крайней мере, на основе тех серий, которые сам видел.

 К тому же есть одно НО: только сериальная Хуррем на огромном пространстве от Италии и Хорватии и до Таджикских гор вызывает столь неоднозначные чувства.

 К иным – путаным психологически – героям и героиням, к тому же Паргалы, к Хатитдже, к Нигяр, все же отношение более спокойное.

 Подчеркиваю – путаным психологически, постоянно преступающим какие-то каноны, кои, как и положено канонам, были для них обязательны.

 Есть в сериале и цельные натуры, у которых мир ясен и чист, такие и на смерть легко пойдут: тот же Бали-бей Малкочоглу, та же Дайе или Насух-эфенди Матракчи.

 Да, пожалуй, и поэт-мусульманин Фидани, ненавидевший Ибрагима как «скрыто-православного»?!

 А вот среди прочих, не мольеровски однозначных, а по-шекспировски сложных фигур сериала, Роксолана явно выделяется.

Роксолана: самое начало

Роксолана – изначально нехорошая, в отношении Сашеньки Лисовской презумпция невиновности почему-то вообще не действует.

 Уже известный нам Ахмет Рефик Алтынай (1880 – 1937) в своем труде «Женский Султанат» прямо обвиняет Роксолану во всех мыслимых и немыслимых грехах.

 «….(Хюррем Султан) желала завладеть Падишахом с помощью своей красоты и стать единственной Султаншей во Дворце и в Государстве.

 Чтобы осуществить эту мечту, она не гнушалась ни обманом, ни предательством, ни убийством». Да из чего беснуетесь Вы столько, господин Ахмет Рефик Алтынай?!

 Ну хотела Роксолана с помощью красоты подчинить своему влиянию Сулеймана, ну так и что? Разве то же самое не делали сотни одалисок на протяжении всей истории Блистательной Порты?

 Не у всех получалось, честно говоря, ни у одной не вышло так, как у Хуррем, ну так это история иная… Хотела быть единственной – ну и что?

 Любая женщина этого хочет, тем более не забудем, Хуррем, в смысле Александра – Анастасия, вообще дочь православного священника, и ей все эти гаремные установления должны были казаться дикостью. Что, не так?

 Спустя несколько столетий французские просветители – и Вольтер, и Монтескье, и Дидро – утверждали, что у мусульман институт брака ВООБЩЕ отсутствует.

 Они отрицали полигинию, то бишь многоженство, как форму брака, полагая единственно возможной формой такового лишь моногамную семью.

 Естественно, и новоявленной мусульманке Хуррем все эти гаремно-исламские традиции – как минимум – резали глаз.

 Что же до того, что для осуществления своих планов Хуррем «не гнушалась ни обманом, ни предательством, ни убийством», то тут и возражать неохота.

 Знаете, уважаемый читатель, несколько позже Хуррем, но в том же XVI столетии на Британских островах жили две дамы: Елизавета I Тюдор, королева Английская, и Мария Стюарт, королева Шотландская.

 Вот уж где, мои дорогие, были и предательство, и обман. Куда там Махидевран и Хуррем!

 Кончилось все сие тем, что Елизавета, лицемеря – по решению какого-то суда лондонского муниципалитета?! – послала Марию Стюарт, законную королеву, монархиню, в конце концов, помазанницу Божию – на плаху.

 И были Елизавета Тюдор и Мария Стюарт не какие-то рабыни – вроде Махидевран и Хуррем – отнюдь, монаршие особы, и к тому же – двоюродные сестры!

 Однако Ахмет Рефик Алтынай не успокаивается: «Султан Сулейман был просто инструментом в руках Хюррем, который делал все, что она пожелает…

 После вереницы убийств он исчезал в объятиях Хюррем и начиналась эпоха султаната Нурбану».

«Завещание» МехметаII Фатиха

Что до султаната Нурбану, то я и сам, как некогда уже поминал, не слишком в курсе всей этой истории, а вот все прочее ясно.

 Однако не будем забывать, что Сулейман отнюдь не был самым кровавым османским султаном, и более того, отнюдь не был самым жестоким правителем своей эпохи вообще.

 Эпоха Сулеймана – это и эпоха Тахмаспа в Персии (кровь там лилась рекой – и это я еще мягко сказал).

 Ну ладно, это мусульмане, но и в христианских странах: в Англии – Генрих VIII Тюдор, во Франции – Варфоломеевская ночь. Да и в Московии с 1533 по 1584 годы правил Иоанн IV Васильевич Грозный.

 Вы знаете, уважаемый читатель, с каким пиететом я отношусь к этому – доподлинно – великому государю, но обвинить Грозного в мягкосердечии тоже был бы, конечно, перебор.

 Во многом внутридинастическая жестокость Сулеймана Великолепного была обусловлена тем решением, кое принял его прадед, Мехмет Завоеватель, тот самый, который в 1453 году захватил Константинополь.

 И до Мехмета Фатиха в вопросе о преемственности престола у турок царил натуральный кровавый беспредел, но Мехмет всех превзошел.

 У иных народов бытовали по сути три системы наследования трона, простые и понятные.

 Первая – МАЙОРАТ – то есть переход престола от отца к старшему сыну.

 Не будем углубляться в историю, мол, у каких народов и при каких обстоятельствах, суть ясна: от отца – к старшему сыну.

 Вторая система –МИНОРАТ – и тоже без экскурсов; от отца к сыну МЛАДШЕМУ.

 И, наконец, третья, ЛЕСТВИЧНАЯ система, самая путаная (от церковнославянского «лествица» – лестница).

 Это когда престол идет от монарха к следующему по возрасту (как правило, к следующему по возрасту БРАТУ).

 Система лествичная – весьма рискованная, поскольку состарившемуся дяде могут противостоять уже весьма взрослые племянники – дети его старшего брата. Однако в любом случае – система ПОНЯТНАЯ.

 И, наконец, даже если все три системы по какой-то причине не срабатывают, остается хоть сомнительное, но все же решение: полагаемся целиком и полностью – НА МОНАРШУЮ ВОЛЮ!

 Так сделали русские, когда Петр Великий принял решение о назначении монархом собственного преемника, какого угодно преемника, лишь бы тот (та) имели хоть какое-то отношение к монаршей же семье.

 В результате на русском престоле оказалась неведомого происхождения прачка Марта Скавронская (жена самого Петра) – Екатерина I, ее незаконнорожденная дочь Елизавета, и даже едва не стала самодержицей(!!!) София, кажется, Долгорукая(или Катерина?), и только на том основании, что была невестой (!) умершего Петра II, сына Алексея и внука Петра Великого.

 Слава Богу, что спустя три четверти века, Павел своим «Указом о единонаследии» изничтожил сей театр абсурда, живший по каким-то малопонятным законам. Но у турок ведь и этого-то не было! Просто каждое восшествие на престол сопровождалось массовым избиением шах-задэ, кроме одного-единственного. Того, кто и становился султаном.

 В этом смысле даже «Завещание» Мехмета Завоевателя было шагом вперед. Написал – и сам же засомневался; так ли?

 Ну, а о чем, собственно, сказал-то в нем (в «Завещании» – Я.Т.) воинственный султан? Мехмет рассудил следующим образом: восходя на престол законный шах-задэ (в смысле самый законный, законнейший), то есть попросту старший, ОБЯЗАН был уничтожить всех своих братьев.

 Поэтому, когда сегодня поклонники сериала рассуждают о Мустафе и о том, какие кровавые планы были у «жестокосердой» Махидевран по поводу детей Хуррем, сии поклонники НЕПРАВЫ.

 Дело не в персоналиях, дело в соблюдении принципа историзма.

 Ситуацию –любую – мы об этом уже говорили, надо оценивать из реалиий того времени, кое описываем. Не из сегодняшних!

 Иначе у нас Божественный Леонардо глупее любого первоклашки; он ведь не только не умел компьютер включить, но даже и об электричестве имел сомнительное представление.

 Как говорится, не тычьте мне, пожалуйста, вашим Пушкиным. Малограмотный пиит – он даже Достоевского не читал!

Так вот по реалиям того времени, когда было принято решение об исцелении – чрез муки – несчастного Джихангира, младшего сына Сулеймана и Хуррем, расклад был таков.

 Сулейман теряет сознание, его состояние резко ухудшается, и знаменитый врач-еврей, который был во Дворце, заявляет, что шансов на исцеление султана маловато, да и те сомнительные.

 Немедленно все дворцовые крысы перебегают на сторону Махидевран и Мустафы – и ждут смерти Сулеймана!

 Мустафа держится, скажем так, с холодком, дистанцируясь от всего и вся – на деле предоставляя матери, ее наперсницам и башибузукам, изничтожить все потомство Хуррем.

 А новый султан (то бишь Мустафа – Я.Т.) потом вылез бы, как ни в чем не бывало – в белоснежном халате!

 Надо отдать должное Хуррем: она не впала в отчаяние, а из-за всех сил попыталась перетянуть на свою сторонувсех, кого могла. А это были те, кто не хотел самовластия Махидевран: от самой Валиде и до главных евнухов – Сюмбюля-аги и Гюль-аги.

 Более того, в решающий момент Хуррем поддержал даже Ибрагим-паша (Паргалы).

 Тут Исмаил Хани Данишменд приводит, на мой взгляд, целый ряд блестящих мотивировок: блестящих в плане интуиции, продемонстрированной турецким историком.

 Во-первых, отмечает Данишменд, Ибрагим опасался полагаться на Мустафу, несмотря на то, что с раннего детства его воспитывал.

 Умный грек понимал, что любовь к Махидевран, любовь к матери, отягощенная своего рода комплексом вины за отца, всегда пересилит в сердце юного султана привязанность к ментору.

 Ибрагим знал, что ничего умного от Махидевран ждать нельзя, но дров она может сходу наломать больших. Второе – даже если Ибрагим и хотел бы СТОПРОЦЕНТНО поддержать Мустафу, то ему пришлось бы столкнуться с собственной женой.

 Не знаю точно, как там, в сериале, но в книгах Алтыная и Данишменда отношения Хатитдже и Мустафы – заурядные, я бы сказал, дежурные отношения тетки и племянника. И все тут Да и к МахидевранХатитдже не была привязана. Она дружила с Гульфем (ну ладно, это совсем уж другая истрия).

 А вот Роксоланой любимая сестра Сулеймана всегда искренне восхищалась, завидовала ее (цитирую одного русского критика из «Литературки»)«ВОЛЕ К ЖИЗНИ», и честно говоря, побаивалась русской фаворитки своего брата.

 Но то Хуррем. А вот племянницу Михримах, дочь Сулеймана и Хуррем, которая – по мнению турецких исследователей – была еще красивее общепризнанных красавиц, то бишь Махидевран и собственной матери, Хатитдже просто обожала.

 По мнению Валиде Айше Хафса Султан – не менее, нежели собственных близнецов.

 И сие не могло не сыграть свою роль: Хатитдже приютила и Хуррем, и всех ее сыновей, и Михримах в своем собственном Дворце (он же Дворец Ибрагима, как Вы понимаете).

 И теперь уже Махидевран и Мустафе пришлось бы уничтожать потомство славянской султанши во дворце любимейшей сестры Сулеймана.

 Трудно представить себе, чтобы Валиде отнеслась к этому спокойно. Да и Паргалы не смог бы устранившись, умыть руки.

 И, наконец, в-третьих.

 Хатитдже, как и Валиде Айше Хафса Султан – ее мать, попросту боготворила Сулеймана. Она, как и Валиде, любила его безо всяких оговорок, и не видела в Великолепном Султане никаких недостатков.

 Для нее, как и для ее матери, Сулейман был не столько султаном – светским владыкой, сколь халифом – владыкой духовным, то бишь наместником Аллаха в сем бренном мире.

 Нельзя не согласиться с этим удивительно верным замечанием Исмаила Хани Данишменда.

 При этом от себя подчеркну, что отнюдь не имею в виду, что Сулейман был мужчиной, коего и могли любить лишь мать или сестра. Отнюдь.

 (Кстати, у другой полнородной сестры – Бейхан, также дочери Селима Явуза и Валиде Айше Хафса Султан, отношения с Сулейманом были – хуже некуда.Ну да ладно, постараемся все же не уклоняться от магистральной линии нашего повествования).

 Но вот настал момент, когда после трагедии с его младшим сыном Джихангиром, султан Сулейман впал в «бессознательное» (привожу сей, видимо, малограмотный с врачебной точки зрения термин, поскольку НИГДЕ упоминания о «коме» не встретил).

 И любить его, кроме Хуррем, вообще некому: все прочие одалиски его сераля играли роль наружного декора.

 Они вообще никакими наложницами не были, поскольку не то что годами – десятилетиями, на них никто и внимания не обращал.

 Сулейман жил вполне законным, я бы посмел выразиться – вполне христианским – браком с Хуррем, и всем прочим обитательницам своего сераля (кроме Гульфем и Махидевран, разумеется) был вообще мало ведом.

 А поскольку и Гульфем, и даже Махидевран были от султанского ложа Бог весть когда отставлены, то кроме Роксоланы и говорить не о ком.

 А Хуррем, обожая Сулеймана – тут и сомнений быть не может! – видела и его слабости. И эти слабости совершенно ясно вскрыла в своей как бы «переписке», а вернее – обмене стихотворными посланиями с мужем. И вот тут надо отметить следующее.

 Славянская султанша обладала не только куда более практическим умом, нежели все при дворе (исключая ее главного оппонента Паргалы), но и была куда более цельной натурой, чем все прочие члены династии – от Сулеймана и Мустафы и до Валиде и Хатитдже. И вот здесь не забудем и Ибрагима с его путаным-разорванным сознанием.

 Как же так? – изумится внимательный читатель. Да немногим выше автор статьи толковал о том, что цельные натуры в сериале – это Бали-бей Малкочоглу, это Дайе-хатун и т.д.

 Где они и где Хуррем?

 Да, мои дорогие, но ведь Бали-бею и Дайе было куда проще. Сделал дело – готов принять достойную смерть. Верной дорогой идете, товарищи.

 Еще краше – Фидани. Жил, писал яркие религиозные стихи. Пришли бандиты Ибрагима-паши (кяфира – грека Феодора из Парги) и придушили Фидани. И все; Фидани вошел в пантеон больших (очень больших!) турецких, вообще исламских поэтов.

 Пред Александрой Лисовской такой широты выбора и в помине не было!

 А посему и начнем следующий раздел с истории о честном кади, о любви матери к сыну-горбуну и о правах Джихангира на престол.