Идейный контекст и эволюция миропонимания С.Н.Булгакова.

    «Трудно найти человека, который, написав так много,

столько глубокого и непреходящего, был вместе с тем

в такой значительной степени не автором, а чем-то

другим – тягловой силой духовной культуры»

/Роднянская И.Б./.

Высказанные С.Н. Булгаковым мысли значительно превзошли проблематику той эпохи, в которую они были высказаны (кон.XIX- нач.XX вв). В условиях углубляющегося кризиса российского общества закономерно обращение к собственному духовному наследию, замечательной частью которого является творчество С.Н. Булгакова. Мысль Булгакова стала отражением не только этого кризиса, но и его преодоления. Проблематика, связанная с религиозно-философским наследием С.Н. Булгакова, очень обширна. Булгаков – философ глубоко национальный, отразивший в своих работах многие проблемы, волновавшие современную ему русскую общественность. Он писал о судьбе России, о православии как духовном стержне русской культуры, о сущности и задачах русской интеллигенции. Его волновали вопросы, связанные с определением путей развития России, судеб российской государственности, с поиском духовных и общественных идеалов. Все эти вопросы стоят перед нами и сейчас.

Те философские проблемы, которые получили название «вечных», или проклятых вопросов, составляют сокровенный «жизненный нерв» булгаковского философствования. Эти вопросы - о Боге, о природе человеческого существа, о добре и зле, о смысле жизни и упорядоченности мирового процесса, а также, тесно связанная с ними, и находящая свое решение исключительно в их силовом поле, проблема совершенствования человека и общества – даны нам как предмет вечного искания, как загадка, которая, хотя и не допускает окончательного разрешения, однако, постоянно и настойчиво ставится нашему разуму. И каждый отдельный опыт их постановки и разрешения необычайно ценен и интересен. А потому, можно надеяться, что и философское наследие С.Н. Булгакова никогда не утратит своей актуальности.

Рассматривая идейную основу миропонимания Булгакова, отметим, что Сергею Николаевичу, была характерна сдержанная и деловая манера философствования. Поэтому можно говорить о рационалистическом складе мышления, который, однако, соединялся с такими свойствами его интеллектуальной и эмоциональной организации, как пантеистические склонности и воинствующая религиозность, влекущая за собой значительные элементы интуитивизма и иррационализма. Отметим так же, что при решении философских и историософских проблем Булгакову была присуща трагичность мироощущения, а также отношение к слову, как реальному носителю бытия.

Лев Зандер, ближайший друг и ученик С.Н. Булгакова, в двухтомном труде «Бог и мир» (1948 г.), выделяет личные и культурно-исторические факторы, влиявшие на его мышление. Рассмотрим их более подробно.

«Почвенность» его души властно звала его к конкретной и исторической реальности. «И потому: не отвлеченное мировоззрение, а духовная жизнь; не философская спекуляция, а действенная религия; не абстрактный идеализм, а живая вера; не религиозная установка, а непосредственное участие в жизни церкви; одним словом, не «идеализм», а православие, - вот итог этого пути, последним этапом коего было священство, - высшее и конкретнейшее осуществление его связи с предками, с родным народом, с его историей и судьбой»[69]. Вспоминая значительно позже об атмосфере религиозной, патриархальной семьи и тихого глубинного русского городка о двух церквях, которая наложила отпечаток на его личность, Булгаков пишет: «Здесь я определился как русский»[70]. В патриархальной семье в детях воспитывалось традиционное почитание, и возможно это и определило идею «сыновства», которая была доминирующей в размышлениях Булгакова о судьбах России. Последовательно трансформируясь на протяжении всей его жизни, эта идея не покидала Булгакова. Во многом именно идеей «сыновства» объясняются некоторые его пристрастия и симпатии, например, - утопический проект Н.Ф.Федорова[71]. В автобиографическом этюде «Моя родина» (1938), эта идея прозвучала мощным аккордом и осознана как возвращение к отчему дому, на родину. Можно сказать, что «сыновство» является чертой характера Булгакова сформированного в детстве, его «доминантой».

Другая особенность, связанная с почвенностью, - «эсхатологичность». Зандер выделяет «эсхатологию», как основную категорию мысли Булгакова, «как таинственную и волнующую мелодию, слышимую им и в экономике, и в философии, и в богословии». Также Зандер, отмечает, что эсхатологизм нигде так не проявляется как в религиозной мысли отца Сергия. Он отвечает, той жажде современной души, которая не может удовлетвориться церковным позитивизмом и ищет себе ответа вне церкви; «знаменует собой возвращение в церковь всех человеческих чаяний, всей жажды и томления человеческого сердца, ищущего последних свершений; и вместе он является пробуждением в современной церковности мотивов первохристианства. Он есть жажда новых откровений; он есть стремление к той полноте осуществления, в отношении которой вся история церкви есть только начало и первый шаг в жизни будущего века»[72].

Третьим «личным» фактором, является необычайная способность Булгакова к философскому и богословскому синтезу. Зандер имеет ввиду, то «свойство ума, благодаря которому, преодолев те или иные точки зрения – он не отбрасывает их как изжитые и ненужные, но всегда стремиться увидеть их частичную правду, выделить ее из окружающих заблуждений и включить в более высокий и полный синтез своей мысли»[73]. Все мыслители, с которыми он вступал в полемику, критиковал, возражал, никогда не оказывались просто отринутыми, забытыми. В каждом из них Булгаков находил крупицу правды, которая связывает их всех в цепь человеческой мудрости, делает их гражданами царства искания, созерцания любомудрия. В каждом из них жива жажда истины, но для того чтобы увидеть эту истину в их творениях и выделить ее, необходима глубокая укорененность в почве истории, вера в то, что жизнь человека есть не ряд недоразумений и ошибок, но полное трагических неудач стремление к единой и всеобъемлющей истине. Этот пафос имеет особое значение для его понимания Церкви и церковной истины, так как она должна быть понимаема как высший синтез, включающий в себя добро, всю мудрость, всю красоту – все, чем прекрасна природа и богата человеческая история. Все научное и философское творчество С.Н.Булгакова, по мнению Зандера, есть, ни что, иное, как раскрытие истины  в диалектических формах, как усмотрение печати творца, во всем многообразии его творения.

Еще одной чертой, повлиявшей на весь строй творчества Булгакова, является его чисто русское стремление доходить во всем до конца – как в жизни, так и в мысли. Он никогда не останавливался на полпути: поверив в молодости в экономический материализм и в религию прогресса, он отдался им всей душой. Разочаровавшись в марксизме, освободившись от «плена научности», с такой же силой отдается «мрачной герценовской резиньяции». Таким образом, вера далась нелегко: отец Сергий полностью испил чашу сомнений и душевной борьбы. Не только психологическое противление, просыпающееся к вере души, но и тяжелая работа ума: сначала в преодоление предрассудков и заблуждений, а затем – в осознании религии как высшей и абсолютной истины, в подчинении ей всех сфер знания и жизни. Эта черта отразилась и на всем творчестве о. Сергия. Она выражается не только в последовательности его мышления, доводящей все посылки до логического конца, но и в той бесстрашной свободе, в железной дисциплине, с которыми он подходит к исследованию всех философских и богословских проблем. Зандер отмечает, что научная добросовестность не позволяла Булгакову высказываться о чем бы то ни было, не ознакомившись с тем, как ставилась и решалась проблема до него[74].

Указанные выше отличительные черты духовного строя о. Сергия: почвенность, эсхатологичность, широта синтеза, стремление идти во всем до конца, придают ему облик чисто «русского мыслителя».

Но творчество мыслителя определяется не только его личными чертами, а также и условиями той эпохи и культуры, к которой он принадлежит. С.Н. Булгаков является типичным представителем и выразителем духовных исканий своего времени. Хотя этот путь характерен для многих, но у каждого из них он свой. Созвучность исканий и интересов эпохи, общность их языка, единство устремлений обосновано культурно-историческими факторами. Л.А. Зандер выделяет два фактора, влиявших на духовные искания мыслителя: во-первых, «общее движение мысли «от марксизма к идеализму и дальше к – Православию», и во-вторых, «борьба и неизбежно связанное с нею подчинение влияниям немецкой культуры и науки, простиравших свою гегемонию на русское образованное общество»[75].

Говоря о первом факторе, выделим общие, основные этапы пути, характерные для многих мыслителей современного Булгакову времени: материалистическое мировоззрение, соединение его с революционно-социалистическим утопизмом; - его разрушение под влиянием философии – главным образом, гносеологии трансцендентального идеализма; - преодоление отвлеченного гносеологизма во имя онтологического реализма; - переход к религиозным проблемам и их философское истолкование; - Православие. Этому фактору в творчестве Булгакова, мы обязаны: экономическими темами; критической философией; преодолением неокантианства и стремлением религиозно обосновывать философское мировоззрение.

Второй объективный фактор, связанный со стилем эпохи – сложное отношение Булгакова к германской культуре. Духовная жизнь не может развиваться в стороне и независимо от Запада, но весь комплекс европейской культуры, очень часто преломлялся через немецкое преломление. Отсюда и гегемония германского духа, которая чувствовалась в творчестве русских мыслителей, когда они ей подчинялись, или боролись.

Эти факторы, как личные, так и культурно-исторические, неоспоримо повлияли на мыслительный процесс С.Н. Булгакова.

Рассматривая процесс становления и формирования мировоззрения С.Н. Булгакова, кроме выше перечисленных факторов влиявших на его мировоззрение, необходимо отметить истоки влияния, под воздействием которых была заложена «база» его взгляда на социальную жизнь. В основном эволюция мировоззрения Булгакова, резюмируется формулой: от марксизма к идеализму и от него – к православной религиозности. Взгляды Булгакова формировались, на протяжении этих периодов, под влиянием: в первый – Маркса, во второй – Канта, в третий – Вл. Соловьева, Ф.М. Достоевского и круга русских идеалистических философов современников.

Идейная эволюция Булгакова, шаг за шагом приближала его к богословию – к той сфере, в которой он реализовал себя наиболее полно как мыслитель и как личность. Тут и проявили себя в полной мере черты, выделенные Л.Зандером: необычайная склонность к философскому и богословскому синтезу и чисто русское стремление во всем идти до конца.

Как уже отмечалось, Сергей Николаевич был представителем русской религиозной философии. Свое окончательное завершение, его взгляды приобрели в эмиграции. Булгаков стал богословом, посвятив себя тому, что пытался сформулировать «позитивный» ответ на потребность модернизации и философского обоснования религиозного мировоззрения, метафизика «всеединства» которого должна была довести до конца изначальные тенденции «нового религиозного сознания».

Булгаков принадлежал к той волне богоискателей, которые более систематично и прилежно усваивали религиозно-философские идеи Вл. Соловьева, Ф.М. Достоевского, старших славянофилов. Он принял соловьевскую идею богочеловечества, согласно которой процесс взаимодействия между Богом и человеком составляет сущность истории. От Вл. Соловьева, почвенников и славянофилов был унаследован, постоянно присутствующий в работах, мессианизм и национализм. Но прежде чем обратиться к идеям Соловьева и к религиозно-идеалистическому наследию прошлого, им была пройдена определенная философская школа, главным образом неокантианская. В работах Булгакова мы видим, что помимо тесной связи с прежними религиозно-идеалистическими течениями, интенсивного общения с современными отечественными школами идеализма, он опирается на достижения многовековой идеалистической традиции европейской мысли, используя идеи Платона и патристики, немецкого классического идеализма, Шопенгауэра, Ницше, Джемса, неокантианства. То, что Булгаков был очень хорошо знаком с учениями многих философов, говорят его многочисленные ссылки и обращения к их учениям в различных работах. Например, рассуждая о человеке и его влиянии на макрокосм в «Философии хозяйства», Булгаков дает определение, что «человек есть микрокосм», и ему принадлежит центральная, «единящая роль в макрокосме». «Человек представляет собой как бы «стянутую вселенную», а космос – потенциальное тело человека». Возможность постепенного овладения природой в научном знании и хозяйственном воздействии основана, именно на этой связи. Поэтому понятие «трансцендентального субъекта хозяйства», есть «лишь особое, приуроченное к проблеме экономизма, выражение той идеи, которая с древности известна философии: это не что иное, как мировая душа Платона и Плотина, Бёме и Шеллинга, Баадера и Вл. Соловьева»[76]. Здесь Булгаков говорит, скорее всего, не о трансцендентальном понимании мира, а о реализме, даже эмпиризме.

В трудах Булгакова мы находим отражение всех самых острых дискуссий современной ему эпохи. Ему был присущ огромный темперамент гражданского деятеля, социального диагноста и полемиста, ярко выражавшим в публицистике волнующие всех его современников проблемы. Уже в самых первых работах они находятся в центре: проблема закономерностей развития общества и его целей в историческом процессе и, проблема человека, поставленная и решаемая в духе христианской антропологии. Эти проблемы рассматриваются им во взаимосвязи, они отражаются друг в друге, то, что является главной чертой его раннего творчества. В судьбе Булгакова отразилась бурная, противоречивая и трагическая эпоха рубежа веков, который обозначил собой переход от мечтаний о социальной справедливости к опытам насильственного ее воплощения. Что же случилось с потомственным священнослужителем, почему произошел этот поворот с пути предназначенным ему судьбой? Что же повлияло на обращение Булгакова к «легальному марксизму»?

По мнению Булгакова, марксизм был для общественного сознания шагом вперед, выходом «из томительного удушья 80-х годов». Кроме того, в России он не только и не столько служил научной доктриной, сколько «утолял религиозную жажду абсолютного». И, как отмечает С.С. Хоружий: «по той немыслимой логике русских радикалов, алогизм которой афористически выразил Вл. Соловьев: «Человек произошел от обезьяны – и потому должен полагать душу свою за братьев своих»…»[77].

В работах, написанных во второй половине 90-х годов, Булгаков выступает как знаток и, в основном как некритический последователь учения марксизма в экономических и социальных вопросах. В этом нет ничего необычного, так как в соответствии с духом времени новое поколение мыслителей в понимании общества верило в необходимость и возможность разрешения общественных проблем строго научным образом.  В статьях «О закономерности социальных явлений» (1896), «О рынках при капиталистическом производстве» (1897)[78], «Закон причинности и свобода человеческих действий»(1897), «Хозяйство и право» (1898), Булгаков защищает позиции марксизма. Эти статьи потом вошли в сборник «От марксизма к идеализму», изданный в 1902 году, и их «отличало стремление Булгакова быть, если можно так сказать, больше марксистом, чем сам Маркс»[79]. В сборнике Булгаковым изложен переход его мировоззренческих взглядов. Он, как и многие представители русской интеллигенции был очарован марксизмом, так как марксистское учение пыталось точно объяснить причины несовершенства человека и общества, указать средства которые могут спасти и искоренить несправедливость, построить общество всеобщего благоденствия. Принимая, как нечто абсолютное и экономические, и философские концепции Маркса, Булгаков старается быть максимально последовательным, доводить любые идеи марксизма до их логического конца. Сергей Николаевич объясняет причину своего перехода к идеализму и вообще всю свою «умственную эволюцию», поисками того фундамента, на котором можно было бы утвердить и обосновать свои постоянные идеалы. Философское наследие Вл. Соловьева, его философская система «положительного всеединства» и явилась для Булгакова тем надлежащим фундаментом[80]. Современное сознание, по оценке Булгакова, более всего нуждается в положительном всеединстве, что и составляет основное начало всей философии Вл. Соловьева, которая дает целостное и последовательно развитое христианское миросозерцание.

Марксистские убеждения были глубоки и серьезны – как он писал впоследствии, «я старался верой и правдой служить марксизму». И даже позже он признавал за ранним периодом марксистского движения немаловажные достоинства. Булгаков не прекращал отстаивать в социальной сфере те же ценности и приоритеты, что и в «марксистский» период творчества, дав им иное, идеалистическое или религиозное обоснование. Первые работы Булгакова были серьезным вкладом в марксистскую ученость, который замечен был и в Европе. Именно кризис во всех сферах жизни российского общества привел его к марксизму. Проблемы человека, общественной справедливости, этических абсолютов составляли сферу интересов Булгакова всегда. И в этот период своего увлечения марксизмом им ставятся вопросы, которые будут волновать его всегда: «Что значит человек? Откуда он пришел? Куда уходит? Кто живет там вверху над золотыми звездами?» И ему становиться ясно, что «вопрос о социальном идеале, прогрессе и о социальных обязанностях не может быть даже построен вне таких вопросов, и, наоборот, в разрешении последних сам собою разрешается и первый»[81].

В своем повороте к идеализму, Булгаков сам указывает на два главных фактора: во-первых, его марксистские позиции неожиданно оказываются подорванными изнутри, в результате его собственных исследований (обнаруживает непреодолимые недостатки марксистского подхода к аграрному вопросу); во-вторых, - критика метода и философских оснований марксизма с позиций гносеологии Канта. А также то, что в те же годы Булгакова начинают все более привлекать идеи и темы русской мысли, творчество Ф.М. Достоевского и Вл. Соловьева.

Впервые Булгаков, обращается под критическим углом зрения к рассмотрению марксистской политэкономии и социальному учению в заграничной поездке в Германию (1898), результатом которой стал двухтомный труд «Капитализм и земледелие» (1900). Исследуя капиталистические отношения в сельском хозяйстве, приходит к мысли о неприемлемости некоторых утверждений марксизма. Именно в Европе в нем все сильнее стал звучать голос религиозной веры. Этот внутренне неизбежный для мыслителя процесс ускорило его увлечение немецкой классической философией (Шеллинг, Фихте, Кант, Гартман), а также полное разочарование в западноевропейской цивилизации, представлявшейся ему раньше действительным идеалом культуры.[82]

Но, даже, в период марксистской ортодоксальности, мировоззрение Булгакова содержало элементы, которые говорили о его самобытном философском характере, что делало Сергея Николаевича, совершено необычным представителем марксистской школы. Это выражалось в неудовлетворенности представлением о человеке, которое господствовало в марксизме, который понимал отдельную личность как «совокупность общественных отношений», что лишало ее религиозной глубины, делало человека и общество «прозрачным» и научно постижимым. Исходным постулатом, делающим осмысленными все наши мировоззренческие поиски, для Булгакова, было наличие в человеке неразрешимой тайны, присутствие в каждой личности бесконечной иррациональной глубины, которая не поддается окончательному постижению.

Оживление интереса к религиозно-философскому наследию Вл. Соловьева, можно назвать «возвращением на духовную Родину», также этому интересу способствовало влияние круга общения в Киеве (Е.Н.Трубецкой). Работы Булгакова, опубликованные в 1902 году[83], темы этих работ, их герои – надолго определили область его интересов. Как бы «перепробовав все оттенки критицизма», отмечает В.Н.Акулинин, его философский вектор направлялся от Риля до Вильдельбанда, «двигаясь «за Канта» - через Фихте, Шеллинга, Гегеля, Гартмана – к Соловьеву, система которого предстала перед ним как последнее слово философского развития, общественно-религиозный же – задала герценовская идея «русского общинного социализма». И сам он свидетельствует это: «Со всепобеждающей силою внутреннего переживания значение религии на русской почве было показано Достоевским; с мощью логической аргументации, опирающейся на философию идеализма, В.С. Соловьевым. Можно поэтому сказать, что Герцен, хотя и кружным путем, более отрицательным, чем положительным, ведет к … Достоевскому и Соловьеву»[84].

Булгаков не был субъективистом в философии, чему способствовала его склонность к объективному идеализму и нелюбовь к религиозно-философскому декадансу, индивидуализму и психологизму. Для всей его системы был характерен общий имперсоналистический, трагический, суровый и аскетический дух. Булгаковская гносеология и методология – сложное синкретическое образование, которому присущи принципы антиномизма, интуитивизма и гносеологического онтологизма платоновского типа. Также, Булгакову свойственны попытки использовать принципы кантовского трансцендентализма в обосновании своеобразной гносеологии религии. Уже во введение к «Свету Невечернему» была поставлена попытка предпринять критику (в кантовском смысле) категорий, границ, возможностей и самого смысла религиозного сознания как трансцендентального явления, с тем, чтобы расчистить дорогу для вероучения. Именно кантовский априоризм был взят за отправную точку построения религиозно философской системы.

Увлечение марксизмом, конечно, является наиболее сильным, но, тем не менее, работы марксизма будут поверяться Кантом, Фейербахом. В.В.Зеньковский отмечает, что Булгаков уже в ранние годы стал с вниманием изучать философию и примкнул к критическому рационализму Канта. «Должен сознаться, - писал Булгаков в предисловии к книге «От марксизма к идеализму», - что Кант всегда был для меня несомненнее Маркса, и я считал необходимым поверять Маркса Кантом, а не наоборот»[85]. Уже в первой философской статье Булгакова «О закономерности социальных явлений» материалистическая диалектика оказывается отброшенной, а ее место занимает кантианский дуализм наряду с механистическим пониманием общественной жизни. Общая основа социальных явлений устанавливается им исходя из «единства мирового порядка … обусловленного единством пространства и времени» и вытекающего из него «универсального» значения «закона причинности»[86].

Булгаков был одним из зачинщиков неокантианства в России, хотя он относился к Канту довольно таки осторожно. Неокантианская точка зрения на общественную жизнь требовала введения в хозяйственную деятельность принципа целеполагания, подключающего практический разум с его свободой и этическими нормами, которые в свою очередь выступали в качестве первичного фактора всякой деятельности (в том числе и экономической). По мнению В.А.Кувакина: «Этика должна была дополнить, вернее, обосновать и «оправдать» марксизм, послужить ему «базисом» и заменить собой основополагающее марксистское положение об определяющем значении материальной основы общественных отношений»[87]. Так же отметим, что и в изучение проблемы человека, Булгаков ссылался на Канта и под влиянием его философии, мыслитель приходит к выводу, что основные принципы общественной и личной жизни, должны быть выработаны на основе теории абсолютных ценностей добра, истины и красоты. Вслед за Кантом он объявляет, что никакая личность не должна быть средством и является «сама себе цель». Здесь им закладывается тема своего позднейшего исследования, соотнесение идеи богочеловека и человекобожия. Булгаков предлагает смотреть на проблему социализма с позиции нравственного миросозерцания, которую выводит за рамки экономических исследований, приближая ее к религиозному пониманию. Однако, в эту пору Булгаков надеялся придать приемлемую форму положительному учению экономического материализма, освободив его от абсурда. Но уже в дальнейшем процессе философских исканий на первый план ставится вопрос о «теории прогресса». «Историческая тема была у него на первом плане, и уже здесь выступала потребность пойти дальше чистого кантианства»[88]. Булгаков как бы стоял перед вопросом о возможности средствами одной опытной науки построить такое миросозерцание, которое «давало бы теоретическое обоснование активному социальному поведению и идеалам общественного прогресса, короче: возможна ли научная теория прогресса?»[89].

Если обратиться к сборнику статей «Проблемы идеализма» (1902)[90], то увидим, что в этот период во взглядах Булгакова эклектически сочетаются идеи гегельянства, неокантианства и философии Вл. Соловьева. Авторов сборника отличало различие в мировоззренческих позициях, философских интересах и проблемах, а также переходный характер их воззрений, но в то же время этот сборник стал первым коллективным выступлением религиозных философов, их программным документом борьбы с позитивизмом, материализмом и научным социализмом. «Это было обоснование этического идеализма…, - пишет Флоровский по отношению к этому сборнику, - Антитезою этому моралистическому мировоззрению был марксизм»[91].  Для Булгакова,  как и для большинства из них, было характерно обращение к проблемам альтернативным науке и опыту, то есть к отысканию неких идеалистически понятых «вечных» и неизменных основ бытия, о путях истории и человека.

Если рассматривать эволюционный путь Булгакова по его работам, то сборник «Проблемы идеализма» знаменует конец периода «легального марксизма». Итогом практически двух периодов[92] является книга «От марксизма к идеализму» (1903). В этом сборнике статей мы видим, что его философствование смещается в религиозную область.

В вышедшем сборнике, в который вошли десять статей 1896-1903 гг., был подведен как бы своеобразный итог его мировоззренческим исканиям. Более прочным фундаментом для прогрессивной общественной программы в противоположность экономическому материализму, был объявлен «идеализм». Здесь же Булгаковым прослеживается тенденция – связать социальный идеал с основными постулатами этики христианства. Сборник не остался не замеченным, хотя и не вызвал бурной реакции.

Огромное влияние на интерес Булгакова к философским идеям Вл. Соловьева оказал С.Н. Трубецкой, взгляды которого он почитал и посвятил статью анализу его мировоззрения. Впрочем, у Булгакова очень много статей посвященных анализу мировоззрения мыслителей, как отечественных так, и зарубежных, что опять таки говорит о тех личных факторах подчеркнутых Л. Зандером, т.е. о его склонности к философскому и богословскому синтезу (не просто отбрасывать или принимать, а именно синтезировать) и о стремлении во всем доходить до конца.

Значительное идейное воздействие оказали на Булгакова Е.Н. Трубецкой и П.А.Флоренский. Флоренский имел огромное влияние на него, об этом говорит то, что Булгаков принимает его софиологическую концепцию. В «Философии хозяйства», где, прежде всего, находит свое выражение философская система Булгакова, впервые представлена концепция Софии. Но постепенно Булгаков по-своему перерабатывает софиологическую концепцию, освобождаясь от влияния Флоренского. Они вместе участвовали в «Союзе освобождения», сотрудничали в сборнике «Проблемы идеализма», в религиозно-философском издательстве «Путь», а также в создании религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева и другой деятельности. Призыв Е.Н. Трубецкого обратиться к наследию Вл. Соловьева нашел горячую поддержку у Булгакова. Решая вопрос о теории прогресса, и проблему «активного социального поведения во имя идеала», Булгаков пишет, что «вопрос о социальном идеале все яснее и яснее формулировался как религиозно-метафизическая проблема, затрагивающая самые глубокие корни метафизического мировоззрения»[93]. Отсюда и начинается влияние Вл. Соловьева. Вслед за ним, Булгаков в своих философских построениях стремился показать единство, внутренне и органически связанных, философии, науки и религии. Такое единство, подчиняющее все целостному христианскому мировоззрению, свободное от слабостей официальной религии, может быть достигнуто, считает Булгаков, в рамках «положительного всеединства». Исходя из того, что философия является отправным пунктом этого единства, по Булгакову следует неизбежное признание ее теологией. И поэтому она должна искать Бога – это и есть высшая последняя и единственная задача философии. «Философия неизбежно стремиться к абсолютному, к всеединству – или к Божеству, насколько оно раскрывается в мышлении; в конце концов, и она имеет своей единственной и универсальной проблемой Бога и только Бога»[94]. Трудно не согласиться с точкой зрения Зеньковского, который в своих исследованиях, пишет, что «грандиозный синтетический замысел Соловьева тем и покорил себе Булгакова, что соответствовал его собственным исканиям»[95]. В работе «Что дает современному сознанию философия Вл. Соловьева», Булгаков, определяя значение его философии и возможность ее использования при решении современных проблем, выделяет также существенные моменты: опыт философского синтеза религии, литературы и науки; свободное исследование содержания религиозного сознания; выделение христианства – высшим критерием при оценке всех явлений текущей жизни, считая обязательной «христианскую политику»; осуждение социалистического учения за унижение человека; критику права с точки зрения идеальных норм; осуждение крайнего славянофильства, а также осуществление желательного синтеза «славянофильства и западничества»[96].

В работах Булгакова (особенно в «Трагедии философии») звучит тема, восходящая еще к Хомякову и возникающая у многих мыслителей церковной и славянофильской направленности, тема о несовместимости новой западной философии с началами православной церковности. Эта тема вновь закрепляется в «Путях русского богословия» Г.Флоровского: «Немецкий идеализм был, в большей мере, рецидивом дохристианского эллинизма»[97]. Несмотря на всю категоричность критики, Булгаков стремится сохранить тщательность и непредвзятость анализа. И следует отметить, что в этой критике много справедливого, проницательного. Многие аргументы перекликаются с высказываниями разных направлений современной философии, например, феноменологии и экзистенциализма. Вот, что замечает по этому поводу С.С. Хоружий: «В историко-философских оценках Гуссерля, Хайдеггера, из русских авторов – Франка, найдется немало созвучного «Трагедии философии». Однако, трудно не согласиться, что ни философия в целом, ни мысль немецких классиков не сводимы всецело к тем сугубо односторонним типам философии, которые рисует Булгаков. Критикуемые им установки жесткого монизма, выведения всей философии из одного отвлеченного принципа, могли преодолеваться и преодолевались внутри самой философии – в частности, в феноменологическом подходе – и его анализ отнюдь не дает оснований для глобального приговора над всеми возможностями и всеми судьбами философской мысли»[98].

Итак, период «идеализма», заканчивается такими же глубокими переменами в мировоззрении философа, как и период «марксизма». Им делается вывод о неспособности философии служить адекватным средством для выражения православного миросозерцания. И результатом этого становится то, что Булгаков оставляет философское творчество, и развитие его мысли далее осуществляется в русле богословия. Однако следует подчеркнуть, что этот перелом сочетается с сохранением идейного единства. В основе учения, что на философском, что на богословском этапах, те же ведущие мотивы, те же центральные понятия – София и Богочеловечество.

Очень хорошо характеризует умонастроения Булгакова, статья, написанная в 1902 году «Иван Карамазов как философский тип». Эта работа стала поворотной в его творчестве – он, наконец-то, отдается вполне темам литературы, искусства, поглощен мыслями о России. Если раньше Булгаков стоял на позициях рационализма в философии и подтверждал Маркса Кантом, то теперь вступает на путь религиозной философии и идеалистической критики марксизма. Можно сказать, что это «духовный автопортрет» философа. Разбирая мировоззрение Ивана, постоянно подчеркивая, что в нем отражаются самые важные черты русской мысли, Булгаков в заключении говорит не о концепциях или идеях, а всего лишь о настроении, о некоторой душевной склонности, тенденции. Но именно это, в конечном счете, по мнению И.И. Евлампиева, оказывается самым важным: «нет никаких сомнений, что эта «тенденция» пронизывала умонастроение самого Булгакова – она проявляется абсолютно во всех статьях самого плодотворного периода его творчества, начавшегося после избавления от марксистского «искушения»[99]. И только в конце этого периода, философствование Булгакова становится несколько другим – более системным и подчиненным более «глобальным» целям – оправданию соборного, «всеобщего» мировоззрения Православия, а не только экзистенциально-личностного. Наиболее насыщенные философские труды, Булгаков напишет в этот период, закончившийся разрушением всей его прошлой жизни и эмиграцией. Это «Свет Невечерний» (1917), «Трагедия философии» и «Философия имени», созданные в 1918-1922 годах, но опубликованные только после его смерти. «Их итогом станет отречение от философии и принятие окончательной веры – уже не предполагающей сомнений и не связанной с теми бесконечными вопрошаниями о смысле человеческой жизни и человеческой истории, которые составляли саму суть творчества Булгакова в предшествующее двадцатилетие».

Сжатая формула эволюции воззрений С.Н. Булгакова гласит (как уже неоднократно говорилось): от марксизма к идеализму и от него к православной религиозности. Подводя итог идейного контекста миропонимания мыслителя, с точки зрения влияния и наличия рациональных и иррациональных моментов в ней, отметим преобладание в марксистский период рационального, в идеалистический - рационального с компонентами иррационального, в богословский – иррационального, но с присутствием рационального осмысления социально-философским проблем. На изменения в его мировоззрении повлияло много факторов, как личных, так и культурно-исторических, а также «идейные источники», т.е. учения многих школ и мыслителей. Под подавляющим влиянием немецкой философии он оказывается с самого начала своего марксистского периода, так как, тогда теоретический марксизм, по существу, был ответвлением немецкой философской и экономической мысли. В этом аспекте, переход к «идеализму» был лишь перемещением в пределах прежней орбиты. Основой философского строя и языка продолжала оставаться классическая немецкая философия, но были отвергнуты онтологические постулаты и идейные положения марксизма. Прослеживая далее «путь» его мировоззрения и истоков мысли позиции и интересы Булгакова все более входят в сферу православного миросозерцания и русской религиозно-философской традиции. Переходя к проблеме христианского учения о Боге и мире, Булгаков обретает новые источники, питающие его мысль и направляющие ориентиры (Достоевский, Вл. Соловьев, Федоров, писания отцов Церкви, а также, непосредственно в области церковного культа). Возможно, именно поэтому, как отмечает С.С. Хоружий, «в его философии возникало и нарастало раздвоение, расхождение между идейной основой, церковной и православной, и языком, категориями, методом, которые принадлежали «идеализму», т.е. в данном контексте, классическому немецкому идеализму (на первом месте по масштабу влияния стоял Шеллинг, дальше шел Кант, но и Гегель, и Фихте были тоже тщательно изучены и оставили свой след)»[100]. Это расхождение является характерной чертой работ Булгакова в период «идеализма», которое, однако, не являлось скрытым для философа, и позже стало предметом всестороннего осмысления.

Одним из основных затруднений в философских сочинениях Булгакова является стремительная текучесть его взглядов, которые очень трудно оформить в виде единой строгой системы. Булгаков, несомненно, стремился построить «систему философии». Начало ХХ века - время крушения классической парадигмы развития философской мысли, а идеальные представления о философии у Булгакова строго классические. Булгаков сам помещает себя в конце шеренги таких мыслителей, как Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель, Вл.Соловьев. Невозможность построения системы философии Булгаков осознает как трагедию философии, что, безусловно, являлось и его личной трагедией как философа. Возможно, что именно эта неспособность завершить систему философии приводит Булгакова к границе между философией и теологией, которую он решительно переступает. «Только с принятием священства, только «переквалифицировавшись» из философа в богослова, Булгаков обрел и «цельность мировоззрения» и «мужество пристрастий», которых ему недоставало»[101]. Став богословом, Булгаков собственное свое творчество рассматривает как предварительную ступень к богословию: «Философский идеализм есть необходимый путь к религии, представляет станцию, которой не может миновать современный человек в своем стремлении к религиозному мировоззрению»[102].

Однако «покончив расчеты со своей философской совестью», Булгаков еще не кончился как социолог. Впереди было еще одно открытие Булгакова – «христианская социология»»[103]. Стремление философски постичь тайну человека соединялось у него с интеллектуальной страстностью, которая была присуща практически всем русским мыслителям, которые были до глубины души уязвлены страданиями человека. Мысль Булгакова была наполнена душевным состраданием и сопереживанием к людям, которые испытывали несчастья и горести.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Акулинин В.Н. С.Н.Булгаков: Вехи жизни и творчества // Христианский социализм (С.Н. Булгаков): Споры о судьбах России. Новосибирск: Наука, 1991. С. 5-24.

2. Булгаков С.Н. Автобиографические заметки: Посмертное издание. Париж: YMCA- Press, 1946. – 167c.

3. Булгаков С.Н. Соч. в 2-х томах. Избранные статьи. Т.1. М.: Наука, 1993.

4. Булгаков С.Н. Соч. в 2-х томах. Избранные статьи. Т.2. М.: Наука, 1993.

5. Булгаков С.Н. Два града: Исследования общественных идеалов. М.: Путь, 1911. Т.1 303 с., Т.2. 313 с.

6. Булгаков С.Н. О закономерности социальных явлений // Труды по социологии и теологии. Т.1. От марксизма к идеализму: Сборник статей (1896-1903). М.: Наука, 1997. – 333 с.

7. Булгаков С.Н. О реалистическом мировоззрении // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. 3 (73).

8.  Булгаков С.Н. Философия хозяйства // Соч. в двух томах. Т.1. М.: Наука. 1993.– С.49-308.

9. Булгаков С.Н. Что дает современному сознанию философия Вл.Соловьева // Книга о Владимире Соловьеве. М., 1991. С.389-447.

10. Евлампиев И.И. Религиозный идеализм С.Н. Булгакова: «за» и «против» // С.Н. Булгаков: pro et contra. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология Т. 1. С.-П.: РХГИ, 2003. - С. 7-59.

11. Зандер Л.А. Бог и мир: Миросозерцания отца Сергия Булгакова. Париж:YMCA-Press, 1948. Т.1.- 479 с.; Т.2.- 386 с.

12. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991, Т.2., Ч. 1.

13. Кувакин В.А. Религиозная философия в России. М.: Мысль, 1980 – 309 с.

14. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М.: Республика.,1994. – С.-431.

15. Сапов В.В., Филлипов А.Ф. «Христианская социология» С.Н.Булгакова. // Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М, 1990.

16. Смирнов И.П. «От марксизма к идеализму»: М.И.Туган-Барановский, С.Н.Булгаков, Н.А. Бердяев. 284 с.

17. Флоровский Г. Пути русского богословия. Paris: YMSA-PRESS, 1937 (Четвертое издание с предисловием прот. И.Мейендорфа, 1988).

18. Хоружий С.С. София – Космос – Материя: устои философской мысли отца Сергия Булгакова. // С.Н.Булгаков: pro et contra. Антология в 2-х томах. Т.1. С.-П.: РХГИ, 2003. с. 816-863.

Моисеенко Г.В.