Заменители: «радость узнавания» и «разоблачение неадекватности»

Что же остается вместо этого? Наиболее распространенными представляются два взаимосвязанных явления (или как принято сейчас выражаться: «фигур речи»), которые я предлагаю назвать «радость узнавания» и «разоблачение неадекватности».

«Радость узнавания» — это основа той самой стратегии «съема», когда в местном материале удается обнаружить реалии, подходящие новым, модным и активно обсуждаемым понятиям в западной науке.

«Разоблачение неадекватности» — это привычные сетования на то, что западные понятия, в том числе классические и широко используемые, не имеют прямых (или вообще каких-либо) денотатов в российской действительности.

Общее в этих двух феноменах — сосредоточенность исследователей на операции интерпретирования теоретических понятий, операции важной, но частной и технической. Заметим, что оба этих феномена характерны, в том числе, и для добротных творческих работ авторитетных исследователей. Возьмем в качестве примера методологическое введение Л.Гудкова к его сборнику статей «Негативная идентичность».

«Арсенал западных социальных наук обнаружил свою ограниченную пригодность и дескриптивную неадекватность. [ … ] Язык западной социологии был разработан для изучения принципиально иных институциональных систем, действовавших по иным правилам, нежели мобилизационное и милитаризованное советское общество-государство и многое сохранившая от него постсоветская Россия. В особенности это заключение справедливо для всего, что относится к "нормальному", рутинному режиму функционирования общества: в наших условиях такие категории, как, например, "социальная стратификация", "средний класс", "представительская политическая система", "президентская республика", "этика предпринимательства", "разделение властей", "элита", "гражданское общество" и прочее, имеют фантомный и идеологический характер.»[29]

Как видим, «разоблачение неадекватности» здесь выражено весьма сильно и убедительно. Имеется ли в книге второй феномен — «радость узнавания»? Он также присутствует, причем концепты для узнавания прямо указаны в следующей же фразе:

«Напротив, понятия "аномия", "посттравматический синдром", неформальное или гетерогенное право, монополия на насилие, "комплекс узилища", "ритуалы деперсонализации" и прочие в том же роде оказываются вполне эффективными и полезными в работе» (там же).

 Книга Л.Гудкова выгодно отличается обилием позитивного эмпирического материала, интересным и содержательным обсуждениями. Как же обстоит дело с теоретическим осмыслением? Увы, за пределы исторических интерпретаций и типологизации автору выйти не удалось. Нет ни явно сформулированных гипотез, ни попыток проверки.