Как Черчилль собирался войной на СССР

В двадцатых числах мая 1945 года И.В. Сталин вызвал к себе маршала Г.К. Жукова.

— В то время как мы всех солдат и офицеров немецкой армии разоружили и направили в лагеря для военнопленных, — сообщил он, — англичане сохраняют немецкие войска в полной боевой готовности и устанавливают с ними сотрудничество... Я думаю, англичане стремятся сохранить немецкие войска, чтобы использовать позже[186].

Маршал и сам располагал подобной информацией. Проведенная в этом направлении дополнительная работа лишь подтвердила худшие предположения советского руководства. Разведка добыла текст секретной телеграммы, которую У. Черчилль еще в ходе заключительной кампании войны в Европе направил фельдмаршалу Б. Монтгомери, командовавшему британскими войсками. Ее текст гласил: «Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складывать ее, чтобы легко можно было бы снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось».

На одном из заседаний Контрольного совета по управлению Германией, в который входили представители СССР, США, Великобритании и Франции, советская сторона сделала резкое заявление по этому поводу, подчеркнув, что история знает мало примеров подобного вероломства и измены союзническим обязательствам. Монтгомери поначалу попытался отвести наше обвинение, но спустя время вынужден был подтвердить факт получения такой телеграммы от премьер-министра, бывшего одновременно и верховным главнокомандующим. Сделал он это после того, как сам Черчилль на одном из предвыборных митингов в Англии открыто заявил: да, приказ собирать немецкое оружие и готовить немецкие части для возможных совместных действий против русских он действительно отдал.

Бесспорно, Черчилль был «старым антисоветчиком №1», как его охарактеризовал Сталин в разговоре с Жуковым. В плену антисоветизма он остался до конца, даже под напором событий войны и впечатлений от того, насколько последовательно Советская Армия выполняла свои союзнические обязательства.

Это прямо следует из его мемуаров. Еще идут тяжелые бои на берлинском направлении, а он записывает, что «Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира» и намечает меры по ее сдерживанию. Необходимо, пишет он, «немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения», причем «этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток». Влияние Британии и США в Центральной Европе, по мнению Черчилля, должны были обеспечить: взятие Берлина именно англо-американской армией, к чему следовало стремиться как к главной цели на заключительном этапе войны; освобождение Чехословакии американцами и вступление их войск в Прагу; управление Австрией западными державами, по крайней мере, на равной основе с Советским Союзом.

А буквально в день победы, пробираясь сквозь толпы ликующих лондонцев, Черчилль, по его собственному признанию, был обуреваем одним чувством — опасением за будущее: «В моих глазах советская угроза уже заменила собой нацистского врага»[187].

Мемуары все же остаются мемуарами. Однако, как выяснилось уже в наши дни, Черчилль не ограничивался излиянием своих чувств и изложением геополитических расчетов лишь в собственном дневнике. Достоянием специалистов стали подлинные оперативные документы британского военного кабинета весны 1945 года, в которых речь идет — ни много, ни мало — о подготовке войны против Советского Союза, верного союзника Британии в схватке с гитлеровской Германией. Минул положенный по закону полувековой срок секретного хранения личного досье Черчилля, находящегося в фондах Государственного архива Великобритании, и ряд документов попал в прессу.

Они поистине сенсационны. Еще 22 мая 1945 года британскому премьеру был представлен план экстренной операции «Unthinkable» («Немыслимое»), разработанный по его прямому указанию объединенным штабом планирования военного кабинета[188]. В плане сформулированы оценка обстановки, цели операции, привлекаемые силы, направления ударов войск западных союзников и их вероятные результаты. Основная цель операции, согласно установкам Черчилля, заключалась в том, чтобы «принудить Россию подчиниться воле Соединенных Штатов и Британской империи».

Когда последовало поручение Черчилля на разработку плана операции, из документа не ясно, но, учитывая сложность его подготовки, характер и объем, историк О.А. Ржешевский предполагает, что произошло это не позднее апреля 1945 года. То есть как раз тогда, когда десятки тысяч советских солдат проливали под Берлином кровь, приближая окончание Второй мировой войны и своими жизнями сохраняя жизнь британских и американских парней.

Черчиллем был намечен и срок начала военных действий против СССР — 1 июля 1945 г. Из него и должны были исходить разработчики плана. При этом премьер дал следующие исходные установки:

— операция будет проводиться в условиях ее полной поддержки общественным мнением в Британской империи и США, а следовательно, высокого морального состояния англо-американских вооруженных сил;

— Великобритания и США получат полную поддержку вооруженных сил польского эмигрантского правительства в Лондоне и могут рассчитывать на использование людских резервов Германии и остатков ее промышленного потенциала;

— не следует рассчитывать на поддержку сил других союзных европейских стран, но вероятно использование их территории и ресурсов;

— надо иметь в виду возможность союза СССР с Японией.

Британские штабисты взялись за исполнение задания своего верховного главнокомандующего. Возможность достижения цели посредством локальной войны, ограниченных боевых действий они отвергли сразу. В качестве единственного надежного средства определялась тотальная война, предполагавшая:

1) оккупацию тех районов Советского Союза, лишившись которых он утратит материальные возможности ведения войны и дальнейшего сопротивления;

2) нанесение советским вооруженным силам решающего поражения, которое лишит СССР возможности продолжить войну.

Авторы плана, правда, предусмотрели, что Красная Армия сможет отступить в глубь страны. «Они (русские. — Авт.) могут прибегнуть к тактике, которую столь успешно применяли против немцев в предыдущих войнах, используя огромные пространства своей территории. В 1942 г. немцы достигли районов Москвы, Волги и Кавказа, но эвакуация промышленности в сочетании с использованием новых ресурсов и помощью союзников позволила России продолжить борьбу». И уже тут успешность тотальной войны начинает подвергаться сомнению. «Практически, — говорилось в документе, — нет предела того расстояния, которое потребуется союзникам преодолеть вглубь России, чтобы сделать ее дальнейшее сопротивление невозможным. Весьма сомнительно, что союзники смогут проникнуть так глубоко и за столь короткое время, как это сделали немцы в 1942 г., не достигнув решающих результатов».

Сомнения авторов плана нарастали при рассмотрении вопроса о силах сторон: «Существующее соотношение сил в Центральной Европе, где русские располагают примерно тройным преимуществом, делает крайне маловероятным достижение союзниками полной и решающей победы».

Ликвидация «диспропорции», указывалось далее, возможно при нескольких условиях: 1) обеспечении людских ресурсов союзников, на что потребуется время, 2) размещении и использовании в Европе крупных материальных ресурсов из США, 3) перевооружении и реорганизации немецких частей. Вот когда должны были сказать свое слово те контингента фашистских войск, о сохранении боеспособности которых (при их пребывании в плену) так пекся Черчилль.

Общий вывод состоял в том, что для надежного и прочного достижения политической цели войны необходим разгром Советского Союза в тотальной войне, но результат такой войны непредсказуем. В любом случае было ясно: «потребуется очень длительное время», чтобы попытаться ее выиграть.

Из дальнейших документов следует, что свои расчеты планировщики преимущественно связывали с достижением успеха в быстротечной войне, неким вариантом блицкрига, в результате которого, как писали составители документа, «Россия примет наши условия». Именно этот вариант войны наиболее подробно освещался в плане.

Оценивая с этих позиций стратегическую обстановку, авторы плана считали, что наиболее грозным противником для западных союзников являлись сухопутные силы Красной Армии. В Европе, говорилось в докладе, силы Красной Армии сосредоточены преимущественно в центральной ее части. В ходе контрдействий вероятна оккупация ею Хорватии, Греции, Турции, блокада Черноморских проливов, а, следовательно, и противодействие военно-морским силам союзников на Черном море.

На Среднем Востоке, предвидели британские штабисты, возникнет крайне опасная ситуация в Персии и Ираке. Почти наверняка Советский Союз предпримет наступление в этом регионе, учитывая, с одной стороны, возможность получения ценных нефтяных ресурсов, а с другой, исключительное значение для Англии этих районов. Поскольку одиннадцати советским дивизиям здесь будут противостоять всего три английские бригады, этот район окажется практически беззащитным, а утрата его нефтяных источников станет крайне серьезной потерей. Сложности тылового обеспечения и обстановка в Центральной Европе не позволят русским в начальных стадиях конфликта развернуть наступление на Египет, вместе с тем они будут стремиться организовать беспорядки во всех странах Среднего Востока, считали авторы плана. В Индии также предвиделись попытки организации беспорядков, но военные действия Красной Армии в этом регионе расценивались как маловероятные.

На Дальнем Востоке авторы плана исходили из возможности заключения между СССР и Японией союза. В таком случае японские силы высвобождались бы для укрепления обороны метрополии или возобновления наступления в Китае. В результате война союзников против Японии скорее всего зашла бы в тупик.

Из проведенного анализа следовало, что главным театром военных действий будут Центральная Европа и важный для союзников район Персии и Ирака. В Европе наиболее предпочтительным являлось наступление в ее северовосточной части, что дало бы возможность использовать морское преимущество союзников на Балтике и обеспечить левый фланг их армий. Расчеты на успех связывались также с бомбардировками экономических центров на территории СССР и использованием авиации в целом. Конкретно указывались два основных направления наступления войск западных стран: Штеттин — Шнейдемюль — Быдгощ и Лейпциг — Котбус — Познань — Бреслау. Главное танковое сражение ожидалось западнее линии Одер — Нейсе, и с его исходом связывался результат всей кампании, которую следовало завершить до наступления зимы.

Далее рассматривались вероятные действия советских войск. Британские планировщики предполагали, что в начале кампании они будут оборонительными. Если командованию Красной Армии станет известно о плане союзников, то следовало ожидать укрепления советской обороны с тем, чтобы удержать противника на линии соприкосновения. При этом, как показывали расчеты, советские Вооруженные Силы смогут воспрепятствовать любому продвижению союзных сил.

Советская Армия, говорилось далее, имеет высококвалифицированное и опытное высшее командование, жесткую дисциплину; она обеспечивается в условиях меньших потребностей в сравнении с любой армией западных государств, действует тактически смело, не считаясь с потерями. Боевое охранение и использование военной хитрости отработаны на всех уровнях. Вооружение совершенствовалось на протяжении всей войны и находится на хорошем уровне, не уступая вооружению армий западных стран. Достигнут прогресс в обеспечении войск радиосвязью и понтонным оборудованием, восстановлении поврежденной боевой техники и железнодорожных путей. Инженерное обеспечение и обучение войск находится на высоком уровне.

Вместе с тем, отмечали британцы, Красная Армия понесла большие потери и устала от войны. Тактика и боевая подготовка уступают немецкой армии, а по уровню образования и кадрам специалистов — армиям Запада. Свою отрицательную роль играла сверхцентрализация руководства, были отмечены серьезные нарушения дисциплины, когда советские войска вышли за рубежи своей страны. «Грабежи и пьянство», по мнению планировщиков, стали следствием реакции на более высокие стандарты жизни, которые увидели войска по сравнению с советскими условиями.

Возобновление войны в Европе, делали вывод авторы плана, ляжет тяжелым бременем на войска Красной Армии. Ей придется воевать за пределами своей страны, и командование может столкнуться с большими трудностями в поддержании морального духа рядового состава, которые усилит пропаганда союзников. Моральный потенциал ВВС — высокий. Летный состав грамотен, нередко обладает блестящими качествами, имеет большой опыт операций в интересах сухопутных войск. В то же время обращалось внимание на то, что советские ВВС длительное время действовали в условиях численного превосходства над немцами и — оставим это замечание на совести его авторов — уступали в боевой подготовке и дисциплине летному составу ВВС западных союзников. «Небольшой русский морской флот» не считался эффективным средством ведения войны.

При характеристике войск союзников в плане отмечались их высокий моральный дух и практическая готовность к началу боевых действий 1 июля. Каких-либо серьезных препятствий в обеспечении их боевого использования авторы плана не нашли, за исключением неясностей с предстоящим сокращением числа американских дивизий в Европе (это замечание позволяет предположить, что на этой стадии план разрабатывался без ведома американской стороны).

Значительное место в плане уделялось оценке советского военно-промышленного потенциала. Отмечалось, что Советский Союз обеспечивает себя широким спектром материальных средств для сухопутных войск и авиации. Его военный потенциал значительно возрос в первой половине 1945 г. за счет оккупированных территорий, особенно в Верхней Силезии. Как важнейший резерв ослабления Красной Армии рассматривалось прекращение поставок в СССР по ленд-лизу, в том числе взрывчатых веществ, каучука, алюминия, меди, магния и ферросплавов, от которых в значительной степени зависела работа его промышленности. Однако, по мнению планировщиков, это вряд ли могло всерьез сказаться на способности СССР продолжать войну. Не предвиделось для него и серьезных проблем с продовольственным снабжением. Наибольшей сложностью явилось бы для Советского Союза восстановление до начала боевых действий, то есть до 1 июля 1945 г., коммуникаций, обеспечивающих войска и уязвимых для авиации союзников, особенно железнодорожной сети западнее Вислы.

Специальный раздел плана был посвящен использованию войск гитлеровского вермахта в войне против СССР в составе англо-американской группировки. По мнению планировщиков, «германский генеральный штаб и офицерский корпус скорее всего примут решение, что на стороне западных союзников их интересы получат удовлетворение». Что касается немецкого гражданского населения, то отмечалось: безработица и разорение в промышленных центрах, занятых войсками союзников, могут привести к росту просоветских настроений, что потребует принятия в этих районах эффективных мер против возможных беспорядков и саботажа.

Перечисляя далее негативные факторы, касающиеся использования немецких войск, авторы плана высказали предположение, что «вначале, видимо, будет весьма сложно ввести в действие более 10 немецких дивизий», а «снаряжения на немецких складах для крупных немецких сил (скажем, до 40 дивизий) обеспечить практически невозможно...».

Общий вывод о перспективах военной кампании против СССР британские штабисты делали более чем пессимистичный:

«а) если мы начнем войну против России, мы должны быть готовы к вовлечению в тотальную войну, которая будет длительной и дорогостоящей;

б) численный недостаток наших сухопутных сил делает весьма сомнительным ограниченный и быстрый успех, даже если по расчетам его будет достаточно для достижения политической цели».

В этом виде план был представлен на рассмотрение комитета начальников штабов — высшего органа военного руководства вооруженными силами Великобритании. 8 июня 1945 г. Черчиллю было направлено следующее заключение, подписанное начальником имперского генерального штаба фельдмаршалом А. Бруком и начальниками штабов ВМС и ВВС:

«В соответствии с Вашими инструкциями мы рассмотрели наши потенциальные возможности оказания давления на Россию путем угрозы или применения силы. Мы ограничиваемся тем, о чем свидетельствуют конкретные факты и цифры. Мы готовы обсудить их с Вами, если Вы того пожелаете.

а) Сухопутные войска

Русская дивизия отличается по своему составу от дивизии союзников. Поэтому мы пересчитали русские дивизии на их британский эквивалент. Наша оценка общего соотношения сил в Европе по состоянию на 1 июля:

Союзники — 103 дивизии.

Красная Армия — 264 дивизии, в т.ч. 36 танковых.

б) Военно-воздушные силы

Союзники — 6048 самолетов тактической авиации и 2750 — стратегической.

Красная Армия — 11802 самолета тактической авиации и 960 — стратегической.

Превосходство в численности русской авиации будет в течение определенного времени компенсироваться значительным превосходством союзников в ее управлении и эффективности, особенно стратегической авиации. Однако после определенного периода времени операций наши воздушные силы будут серьезно ослаблены из-за недостатка в восполнении самолетов и экипажей.

в) Военно-морские силы

Союзники, безусловно, могут обеспечить доминирующее превосходство своих сил на море.

Из соотношения сухопутных сил сторон ясно, что мы не располагаем возможностями наступления с целью достижения быстрого успеха. Учитывая, однако, что русские и союзные сухопутные войска соприкасаются от Балтики до Средиземного моря, мы должны быть готовы к операциям на сухопутном театре.

Поэтому мы считаем, — резюмировали начальник имперского генерального штаба и начальники штабов ВМС и ВВС, — что, если начнется война, достигнуть быстрого ограниченного успеха будет вне наших возможностей, и мы окажемся втянутыми в длительную войну против превосходящих сил (выделено мной. — Авт.). Более того, превосходство этих сил может непомерно возрасти, если возрастут усталость и безразличие американцев и их оттянет на свою сторону магнит войны на Тихом океане».

Надо понимать, что, получив такое заключение, Черчилль был крайне раздосадован. Но что он мог поделать, если соотношение сил в пользу Красной Армии и впрямь было решающим.

Знал ли Сталин о британских планах войны против СССР? Прямого ответа на этот вопрос нет. Но ряд косвенных признаков позволяет ответить на него утвердительно. Речь идет о некоторых мероприятиях нашей дипломатии и военного командования, последовавших после акций советской разведки.

Так, в распоряжении маршала Жукова оказались достоверные сведения не только о том, что в английской зоне оккупации продолжают существовать германские вооруженные силы, но и исчерпывающая информация об их составе, структуре и численности. Там были созданы: армейская группа «Норд», две корпусные группы «Штокхаузен» и «Виттхоф», П-й воздушный округ, пять немецких военных корпусных округов, 25 военных окружных и местных комендатур, кроме того, имелись танковые части и войска связи. У советского военного командования не было сомнений, для чего они были созданы, хотя Монтгомери, как вспоминал Жуков, и пытался объяснить их существование «техническими трудностями», якобы связанными с роспуском немецких солдат по домам.

Советский маршал, будучи представителем СССР в Контрольном совете, вручил его участникам меморандум о наличии в британской зоне организованных войск бывшей гитлеровской армии. Наша страна настойчиво потребовала их роспуска в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями и своего добилась. Тем самым потенциал возможной нападающей стороны был ослаблен, сделав осуществление плана Черчилля еще более несбыточным.

Историки также располагают сведениями, что, получив соответствующую информацию от разведки, Сталин в июне 1945 г. приказал маршалу Жукову перегруппировать свои силы и детально изучить дислокацию войск западных союзников. По мнению профессора Эдинбургского университета Д. Эриксона, это была самая зримая реакция на геополитические устремления «старой лисы» Черчилля.

Смена вех в Вашингтоне

Прежний, периода войны, характер отношений с СССР все менее устраивал и руководство США. С кончиной в апреле 1945 г. президента Ф. Рузвельта и приходом в Белый дом Г. Трумэна в Вашингтоне быстро произошла смена вех, практиковавшийся ранее принцип равенства во взаимоотношениях с Советским Союзом новой американской администрацией уже не разделялся.

«Жесткий» подход Трумэн продемонстрировал в первые же дни пребывания на посту президента, когда принимал в Белом доме наркома иностранных дел В.М. Молотова, прибывшего в США в апреле 1945 г. для участия в конференции Объединенных Наций в Сан-Франциско. Не успел гость переступить порог, как президент сразу «взял быка за рога» (собственное выражение Трумэна). Поводом для резких упреков он избрал польский вопрос, обвинив советскую сторону в отсутствии прогресса в его решении. Из уст Трумэна прозвучала плохо скрытая угроза применить к СССР экономические санкции.

Присутствовавший на встрече посол США в Москве А. Гарриман позднее вспоминал: «Я сожалел, что Трумэн так жестко подошел к делу. Его поведение давало Молотову основание сообщить Сталину, что от политики Рузвельта отходят».

Отходят... По сути дела, смена вех уже стала свершившимся фактом. Политическая мысль в Вашингтоне все больше вращалась вокруг идеи столкновения с СССР. Исполняющий обязанности государственного секретаря США Дж. Грю составил 19 мая 1945 г. меморандум, в котором заявлял, что война с Советским Союзом неизбежна. Надо, писал он, чтобы «американская политика по отношению к Советской России немедленно ужесточилась по всем линиям. Гораздо лучше и надежнее, — утверждал он, — иметь столкновение прежде, чем Россия сможет провести восстановительные работы и развить свой огромный потенциал военной, экономической и территориальной мощи».

Импульс, шедший от политиков, восприняли военные. В августе 1945 г. с участием командования ВВС США специально для руководителя американского атомного проекта генерала Л. Гровса был подготовлен секретный документ под выразительным названием «Стратегическая карта некоторых промышленных районов России и Маньчжурии». В документе перечислялись 15 крупнейших городов Советского Союза— Москва, Баку, Новосибирск, Горький, Свердловск, Челябинск, Омск, Куйбышев, Казань, Саратов, Молотов (Пермь), Магнитогорск, Грозный, Сталинск (вероятно, имелся в виду Сталино — Донецк), Нижний Тагил. Здесь же указывалось их географическое расположение, приводились сведения о населении, промышленном потенциале, первоочередных целях для бомбардировок.

В приложении приводился расчет количества атомных бомб, требуемых для уничтожения каждого из этих городов, с учетом имеющегося опыта Хиросимы и Нагасаки. По мнению авторов документа, для поражения Москвы и Ленинграда требовалось по шесть атомных бомб на каждую из столиц.

Скорее всего, советское руководство тогда об этом документе не знало. Но уже в сентябре 1945 г. Москве стало известно о другом, не менее выразительном событии. Речь идет о демонстрационном межконтинентальном перелете трех бомбардировщиков Б-29 (аналогов «Энолы Гей», сбросившей атомную бомбу на Хиросиму) с аэродрома на острове Хоккайдо на военно-воздушную базу в Чикаго. О перелете «летающих крепостей» писали все ведущие американские газеты, некоторые из них даже делали откровенные намеки на то, что он имел задачу произвести устрашающий эффект на потенциального противника.

К началу 1946 г. в США по существу получила обоснование концепция превентивной атомной войны, которая упреждала бы превращение СССР в ядерную державу[189]. К ее разработке имели прямое отношение в высшей степени авторитетные и хорошо информированные военные и политические деятели — командующий ВВС США генерал X. Арнольд, бригадный генерал Ф. Эверест, представлявший ВВС в Объединенном комитете военного планирования, командующий авиацией стратегического назначения генерал К. Спаатс, заместитель командующего армейской авиацией, один из авторов плана «ковровых» бомбардировок Германии в годы войны генерал А. Икер и другие. Необходимость удержать монополию на атомное оружие и право на превентивный удар по СССР выводились из предполагаемого чуть ли не двойного превосходства Красной Армии и способности советских Вооруженных Сил оккупировать Западную Европу в считанные недели.

Концепцию превентивной войны против СССР не только поддержал, но и попытался теоретически обосновать генерал Л. Гровс. В январе 1946 г., выступая в комиссии по атомной энергии, созданной Трумэном, он заявил, что видит только два альтернативных варианта поведения для США, если они хотят сохранить монополию на ядерное оружие: «Либо мы должны иметь не содержащее никаких инотолкований реалистическое и обязательное для всех международное соглашение, обеспечивающее запрещение атомного оружия, либо мы и наши надежные союзники должны иметь эксклюзивное превосходство в этой области». Если перевести эту тираду на нормальный язык, она означала: если Советский Союз отвергнет предложенный США план международного контроля над атомным оружием, то Соединенные Штаты не должны исключать превентивный удар по советским центрам ядерных исследований с тем, чтобы раз и навсегда гарантировать то самое «эксклюзивное превосходство». Действовать же генерал Гровс советовал следующим образом: предъявить Москве ультиматум о прекращении научных исследований и производства ядерного оружия, а в случае ее отказа — нанести по СССР собственный ядерный удар.

Наиболее развернутое обоснование превентивной ядерной войны дал политолог из Гарвардского университета Дж. Бюрнхейм, предложивший исходить из того, что третья мировая война уже началась. А раз так, то атомная бомбардировка СССР должна рассматриваться всего лишь как новая фаза военных действий, оправданных не меньше, чем бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, и преследующих одну цель — достижение окончательной победы.

Возникает естественный вопрос, готовила ли Москва хоть что-то похожее на симметричный ответ?

Как утверждает историк В.Л. Мальков, по крайней мере, из опубликованных материалов о придании нашей атомной стратегии наступательного характера ничего не известно. Сталин был достаточно трезвым, реальным политиком, чтобы понимать: новая мировая война неизбежно будет ядерной. Принять на себя риск новой большой войны с применением оружия массового уничтожения Советский Союз не мог уже потому, что до 1949 года он не располагал ни единым ядерным боеприпасом. Научные и научно-организационные органы — Специальный комитет и Первое главное управление (ПГУ) были созданы лишь после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки 20 августа 1945 г.

Первые три атомные бомбы в СССР предполагали изготовить к концу 1949 года. В действительности получили лишь одну, которую и взорвали 29 августа 1949 года под Семипалатинском (в сообщении ТАСС говорилось, что СССР имел в своем распоряжении атомное оружие с 1947 года). Только весной 1949 года у нас было намечено строительство завода по сборке 20 атомных бомб в год. Не было и носителей ядерного оружия. Первые планы приспособления бомбардировщиков Пе-8 и Ту-4 для этих целей относятся к 1948 г.

В то же время по плану «Дропшот», относящемуся к 1949 году, у США уже были наготове десятки атомных бомб, которые в случае войны обрушились бы на 200 городов СССР, а также средства доставки — стратегические бомбардировщики.

Об этом в Москве знали. Показательно, что успешное испытание первой советской атомной бомбы не сопровождалось никаким особым пропагандистским эффектом, тем более нагнетанием атомного психоза. Нельзя не согласиться с В.Л. Мальковым, что все это зримо свидетельствовало о трезвом подходе Москвы к изменившемуся характеру войны в ядерный век и к вопросу о шансах СССР в силовом противоборстве с Америкой.

Уместно напомнить, что и в самих США были трезвые генералы и политики, весьма хладнокровно относившиеся к наличию в Европе крупных военных сил «советского блока», которые якобы были готовы к броску до Ла-Манша. Очевидное превосходство над СССР в производстве ядерного оружия и средствах его доставки давало им твердое основание рассчитывать на довольно длительное первенство в основных компонентах современной войны. В этих условиях названная часть военно-политической элиты США полагалась на здравомыслие советского руководства, ибо планировать некий блицкриг против мирового империализма, который, в отличие от Советского Союза уже имел атом на вооружении, было бы для Москвы безумием.

Тем не менее, хотя концепция превентивной ядерной войны не стала официальной военно-политической доктриной администрации Трумэна, в недрах Пентагона и Совета национальной безопасности, как видим, постоянно разрабатывались военные планы, предусматривавшие использование ядерного оружия в войне против СССР.

* * *

Возможно, рассказ о движении Запада от Большого союза к большой конфронтации окажется не по вкусу тем, кто готов списать ответственность за разжигание «холодной войны» и гонку вооружений исключительно на Советский Союз. Но факты — упрямая вещь. Они говорят о том, что войну против своего главного союзника — Советского Союза в правительственных кругах Запада начали готовить еще до капитуляции фашистской Германии.

Бросается также в глаза, насколько факты вчерашнего дня соответствуют политике Запада по отношению к России сегодня и объясняют эту политику. Конечно, за прошедшие десятилетия многое в положении бывших союзников по антигитлеровской коалиции изменилось: многополярный мир сменился однополярным, распался Советский Союз, Лондон уже не является, как в 40-е годы, равноправным партнером для Вашингтона. Но демократическая Россия так же, как и советская Россия, продолжает восприниматься Западом в качестве геополитического соперника. США все чаще репетируют роль «мирового полицейского», хотя и прибегают к миролюбивой риторике. Дж. Буш, например, охотно говорит о стратегическом партнерстве с Россией в борьбе с международным терроризмом. Но декларации не перестают быть декларациями даже в красивой упаковке. А реальные политические установки и практический курс Вашингтона таковы, что США, обещая российскому руководству некие политические дивиденды, планомерно осваивают геополитическое пространство России. Мы присутствуем при последовательной реализации разработанной З.Бжезинским «геостратегии для Евразии», суть которой — в установлении контроля над центральными территориями Евразийского континента, то есть Россией.

Цели США ясны и не оставляют на свой счет никаких сомнений: охватить нашу страну военными базами от Скандинавии до Центральной Азии, до минимума свести естественное влияние России на сопредельные государства, в том числе входившие ранее в состав СССР, воспретить России доступ к новым военным технологиям, поставить российский ядерный потенциал под американский контроль.

И это называется «стратегический партнер»?

Гуськова Е.Ю.,

доктор исторических наук,

руководитель Центра

по изучению современного балканского

кризиса Института славяноведения РАН