ТЕГЕРАН-43 И «БОЛЬШАЯ ТРОЙКА»

Конференция руководителей трех союзных во Второй мировой войне держав, И.Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля, состоялась в Тегеране 28 ноября — 1 декабря 1943 года. Масштабность и жизненная значимость обсуждавшихся проблем — стратегии победы над Гитлером и послевоенного устройства мира — определили формат конференции как встречи равноправных членов одной семьи. В результате этого верно найденного Рузвельтом тона, дни совместного путешествия его с Черчиллем и последующее общение союзных лидеров в столице Ирана действительно стали судьбоносными для мира. К этой встрече каждый из «Большой тройки» готовился особо и летел со своим настроением.

Уинстон Леонард Спенсер Черчилль (1874—1965 гг.), премьер-министр Великобритании, познакомился с Ираном в начале XX века. Став в 1911 году первым лордом Адмиралтейства, Черчилль твердо взял курс на перевод военно-морского флота Великобритании на нефтяное топливо. Соответствующий контракт был подписан 20 мая 1914 года с Англо-персидской нефтяной компанией (АПНК)[114]. Адмиралтейство заключило с АПНК тридцатилетний договор на поставку нефти по пониженным ценам, что, по подсчетам самого архитектора нефтяной политики, к 1923 году принесло английскому правительству доход в размере 40 млн. фунтов. По оценкам, сделка английского правительства с АПНК стала «самой прибыльной в истории Британской империи»[115]. К началу Второй мировой войны 80 процентов средневосточных запасов нефти принадлежало Англии и только 13 процентов находилось в руках США. В случае потери иранской нефти Великобритания была бы вынуждена ввозить из США порядка 3,5 млн. тонн, что потребовало бы 270 дополнительных танкеров[116]. Путешествие в Тегеран через Ближний Восток должно было стать контрольным ознакомлением с реальным положением дел на периферии Британской империи, и в первую очередь в зоне Персидского залива.

Великобритания, совместно с США, готовилась к открытию второго фронта под кодовым названием операция «Оверлорд». Однако стремилась сделать это на Балканах, а не в Нормандии, как настаивала Москва. В целом англосоветские отношения после визита Черчилля в Москву, когда он заявил Сталину, что второго фронта в 1942 году не будет, оставались весьма натянутыми. Их усугубили неудачи с поставками вооружения конвоем в северные порты России. Британские ВМС практически погубили конвой «PQ-17». Это был, по словам Черчилля, «самый грустный эпизод в войне на море». В письме от 17 июля Черчилль сообщил, что на некоторое время посылка конвоев прекращается, на что Сталин ответил гневным письмом. Красная Армия тогда находилась в угрожающем положении под Сталинградом и остро нуждалась в поставках сырья и вооружений.

У. Черчиллю 30 ноября 1943 года исполнялось 69 лет, и этот день рождения ему предстояло отмечать вдали от своей семьи и даже не в Англии, а в Иране.

Иосиф Виссарионович Сталин (1878—1953 гг.) впервые в своей жизни готовился к полету на самолете и выезду за пределы СССР в качестве главы государства. Сталин стремился находиться на территории, где присутствовала Красная Армия. Поэтому первая и все последующие встречи «Большой тройки» состоялись на территории, занимаемой советскими войсками. К этому времени миф о непобедимости немецкой армии был развеян, и стратегическая инициатива перешла в руки Советского Верховного главнокомандования. Победы под Сталинградом и на Курской дуге несколько смягчили жесткость Сталина по отношению к союзникам. Кампания в Северной Африке и бомбардировки Германии означали пробуждение ожидаемой активности с их стороны. Однако Сталин по-прежнему не упускал случая настаивать на необходимости открытия второго фронта во Франции и упрекал союзников в бездеятельности. В Тегеране предстояло также уточнить маршруты поставок по ленд-лизу. Сталин знал, что самый удобный путь подвоза западного снабжения для России лежал через Иран[117]. Не менее важно было не допустить никаких сепаратных переговоров с немцами, добиваясь безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии.

Верховный уже видел контуры новой внешней политики СССР и поэтому решился на роспуск Коминтерна, тем более что этот шаг позволял ему усилить свои позиции на переговорах с союзниками. В мае 1943 года Исполком Коминтерна выступил с предложением о самороспуске. В принятых решениях братских партий отмечалось: «Не подлежит сомнению, что решение распустить Коммунистический Интернационал укрепляет союз Объединенных Наций, борющихся с гитлеризмом»[118]. Упразднение Коминтерна было с удовлетворением и пониманием воспринято союзниками.

25 ноября 1943 года Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова отправился поездом в Сталинград и Баку, а оттуда на самолете в Тегеран. СМ. Штеменко, как представитель Ставки и начальник Оперативного управления Генштаба, вез карты районов боевых действий. В Тегеране Сталин поселился на вилле в Советском посольстве. Штеменко и шифровальщики заняли комнату по соседству, рядом с узлом связи. Отсюда Сталин продолжал руководить операциями на фронтах.

Франклин Делано Рузвельт (1882—1945 гг.), в отличие от У. Черчилля, последовательно выступал за проведение операции «Оверлорд». Президент США знал, что из всех стратегических проблем, связанных с обеспечением ведения военных действий, на предстоящей Тегеранской конференции «самой крупной была острая нехватка десантных судов для «Оверлорда»[119]. Другой стратегической задачей было обсуждение с Черчиллем и Сталиным его плана создания Объединенных Наций. Рузвельт считал, что новая структура организации международных отношений позволит гарантировать мир по меньшей мере на 25 лет. Именно этот срок он имел в виду, когда говорил о «будущем, которое можно предвидеть»[120].

Кроме того, президент США готовился к переговорам не только в составе «Большой тройки». К концу 1943 года американские войска контролировали южный участок Трансиранской железной дороги и порты Бендер-Шахпур и Хорремшахр. На окраине Тегерана возник специальный военный американский городок Амирабад. Члены военной миссии США во главе с генерал-майором Ридли являлись советниками иранской армии. Генерал Шварцкопф (бывший начальник полиции штата Нью-Джерси, США) возглавлял группу советников иранской жандармерии. С января 1943 года главным администратором иранских финансов стал американец Мильспо с группой советников. В апреле 1943 года был заключен ирано-американский торговый договор. Мильспо на встрече с Рузвельтом в ходе Тегеранской конференции обсуждал вопрос о расширении полномочий его миссии и срока ее деятельности на 20 лет. «Миссия должна быть в действительности правительством страны в области финансовых, экономических и общественных дел», — писал Мильспо в письме послу США в Иране от 25 августа 1944 г. Фактически в 1943 году США повторили в Иране то, что в 1911 году сделал У. Черчилль. В июне 1943 года при правительстве США было создано специальное управление — «Петролеум резерв корпорейшн». Главная задача этого управления состояла в поддержке частного капитала (нефтяных корпораций США) в его продвижении на Средний Восток. Через соглашение с Арабо-Американской нефтяной компанией и «Галф эксплорейшн компани» правительство США впервые в истории стало компаньоном нефтяных монополий, включив их интересы в разряд государственных приоритетов[121].

Стремительное продвижение США на Среднем Востоке и в Иране не было случайностью, но вряд ли они могли на это рассчитывать, если бы не произошли серьезные события. Соперничество за Иран между Германией и союзниками к 1941 году достигло наивысшего напряжения. В стране готовился прогерманский переворот. 19 июля 1941 года У. Черчилль и А. Идеи передали Советскому правительству предложение осуществить совместный ввод войск в Иран. Именно англичане настойчиво продвигали эту идею, опасаясь 200-тысячной иранской армии в тылу в условиях своего возможного поражения в Египте. Советское правительство трижды — 26 июня, 19 июля и 16 августа 1941 года — предупреждало иранское правительство о враждебной СССР деятельности гитлеровцев в Иране[122]. 22 августа 1941 года иранский посланник в США Мохаммед Шайесте, пытавшийся через госдепартамент помешать угрозе английского вторжения в Иран, заявил представителям прессы: «Иран окажет сопротивление всякой агрессии, даже если шансы будут один к десяти». Несколькими днями раньше (17 августа 1941 г.), германский посланник предложил Реза-шаху «военную поддержку». 19 августа шах призвал выпускников Военной академии быть готовыми к любой жертве, в стране были мобилизованы 30 тысяч резервистов. 25 августа английские и советские войска вошли на территорию Ирана. 16 сентября 1941 г. Реза-шах отрекся от престола в пользу своего старшего сына и затем был интернирован на о. св. Маврикия[123].

По свидетельству очевидцев, события 1941 года «внезапно оборвали немецкую деятельность в Иране; образовалась как бы пустота»[124]. Согласно меморандуму ближневосточного отдела госдепартамента США, «с исчезновением авторитарного режима Реза Пехлеви, который был чрезвычайно националистическим и имел сильный элемент ксенофобии, ожидается более либеральное отношение к иностранным институтам»[125].

29 января 1942 года состоялось подписание Договора о союзе между Великобританией, Ираном и СССР. По договору, союзники обязались защищать Иран всеми имеющимися в их распоряжении средствами против всякой агрессии со стороны Германии или другой державы, уважать суверенитет, политическую независимость и территориальную целостность страны. В свою очередь, иранское правительство обязалось предоставить союзным государствам средства транспорта, железные и шоссейные дороги для перевозки военных грузов[126]. 9 сентября 1943 года Иран вступил в войну с Германией.

Нанесенный удар по германскому влиянию не смог до конца парализовать деятельность «пятой колонны». Германия продолжала восстанавливать свои позиции, направляя в Иран деньги и новых людей. Так, в связи с планами Гитлера о нанесении ударов в 1943 году через Чечню и Дербент на Энзели и Тегеран в районе Шираза была десантирована группа из трех немецких диверсантов и одного иранца. Руководитель группы штурмфюрер СС Курмис от имени Гитлера вручил Насер-хану Кашкаи золотой револьвер с выгравированным посвящением, мешок золотых пятидолларовых монет и личное послание фюрера. Группа присоединилась к советнику Насер-хана Шульце и установила связь с германским резидентом в Иране Майером. Планировалась и спецоперация по уничтожению «Большой тройки»

Как вспоминает Герой Советского Союза Г.А. Вартанян («Амир»), первую весть о подготовке теракта по устранению глав союзных государств под названием «Длинный прыжок» подал из украинских лесов разведчик Николай Кузнецов. «В то время в Иране находилось около 20 тысяч немцев — военные инструкторы, разведчики под видом всяких торговцев, бизнесменов, инженеров... Штурмбан-фюрер СС Ульрих фон Ортель, от которого Николай Иванович узнал в Ровно о «Длинном прыжке», добрался-таки до Ирана. И тут, конечно, наша резидентура начала принимать меры. Подключила и нашу группу. В Иран, в район Кумского озера в конце лета 43-го немцы сбросили команду опытнейших парашютистов-диверсантов. Не зря доверили операцию Отто Скорцени, любимцу Гитлера, у которого был богатый опыт. Скорцени удалось в свое время отбить арестованного дуче Муссолини. Но самому Скорцени в дело вступить так и не дали. А шестерых радистов-парашютистов, которых немцы сбросили недалеко от Тегерана, поблизости от города Кум, обнаружили мы.

Кум — городок небольшой, весь в мечетях. Засветиться можно мгновенно. Я в тех краях бывал: на каждого европейца глядят с подозрением, — вспоминает Г.А. Вартанян. — Там у фашистов была мощная агентура. И основательное прикрытие. Доступа мы туда не имели. А насчет европейцев — в Куме немцы переоделись в местные одежды. Перекрасились. Они хну в Иране во всю использовали. Кто-то с перекрашенной бородой даже под муллу работал. Так начался их «Длинный прыжок» — стали на верблюдах передвигаться к Тегерану. Засели там на вилле — агентура им все здорово подготовила. Прямо на одной из центральных улиц — Надери, недалеко от посольств СССР, США. Задача той передовой группе радистов — установить контакт с Берлином. И затем, с помощью иранской агентуры, которую мы не добили, подготовить условия для высадки десанта террористов. Радиосвязь с Берлином они установили. Только попали в пеленгацию. И нашей группе поставили конкретную цель: найти в огромном Тегеране эту радиостанцию. Задание мы выполнили. Нашли.

День и ночь по 14—16 часов по улицам бегали. Я домой уходила, только когда совсем темно, решительно вступает жена, Гоар Левоновна Вартанян. Холодно, жарко, страшно — все равно искали. Гоар молодец, посмеивается Геворк Андреевич. Такая была девочка с косичками, а смелая. И мы немцев-радистов нашли. «Длинного прыжка» не получилось. Основную группу во главе со Скорцени посылать на верный провал немцы не решились.

Скорцени был и под Кумом, и в Тегеране — но до того. Изучал обстановку, крутился около посольств Великобритании и СССР. Они рядом, в центре. И особенно около американского, что подальше, в пустынном тогда месте. Наибольшему риску из-за этой отдаленности подвергался как раз президент США. Сталин сумел в этом Рузвельта убедить.

Диверсанты собирались проникнуть в английское посольство через водоканал и совершить теракт как раз в день рождения Черчилля — 30 ноября. В целях безопасности между посольствами СССР и Великобритании (стены которых выходят на одну улицу) наши с англичанами пробили стенку. Натянули 6-метровое брезентовое полотно, устроили нечто вроде коридора. Там лежали их и наши автоматчики, пулеметчики»[127]. Так советская разведка обеспечила безопасность конференции.

Не менее важной, несомненно, была готовность самих лидеров антигитлеровской коалиции к ведению конструктивного диалога. И здесь следует вспомнить вечерний прием, который прошел несколькими днями раньше в Египте. По случаю Дня благодарения 26 ноября 1943 года Рузвельт устроил прием в резиденции посла Александра Кёрка, расположенной у пирамид в Гизе, что западнее Каира. Среди гостей были премьер-министр Черчилль, его дочь Сара, министр иностранных дел Великобритании Иден, сын Рузвельта Эллиот, личный помощник американского президента, в том числе отвечавший за поставки по ленд-лизу Роберт Гопкинс. Предлагая тост за здоровье Черчилля, Рузвельт выразил особое удовлетворение тем, что в этом году он отмечает этот праздник со своим большим другом — премьер-министром. День благодарения, уточнил Рузвельт, считается семейным праздником. Следовательно, в этом году Англия и Америка образовали единую семью. На этом он закончил свою речь и, согласно официальной записи, «премьер-министр ответил с обычным для него красноречием и вдохновением».

На следующий день Черчилль и Рузвельт вылетели в Тегеран. Группа, сопровождавшая Рузвельта в Тегеран, насчитывала около 70 человек, включая и незаменимых филиппинских поваров из Шэнгри-Ла. На пути из Каира самолет «Священная корова» пролетел 1310 миль над Суэцким каналом, Иерусалимом, Багдадом, реками Евфрат, Тигр и над иранской железной дорогой, которая к тому времени стала важнейшим звеном в гигантской сети мировых линий снабжения.

В Тегеране Рузвельт, Гопкинс, зять президента майор Джон Беттигер остановились в здании американской дипломатической миссии в качестве гостей посланника Луиса Дрейфуса. Посол США в СССР А. Гарриман предупредил Рузвельта, что Сталин обеспокоен активностью большого количества вражеских агентов в городе. Высокие гости могут из-за этого подвергнуться «какому-либо неприятному инциденту» (вежливое выражение означало «покушение»), когда они будут разъезжать туда и обратно между далеко отстоящими друг от друга резиденциями.

На следующий же день 28 ноября 1943 г. Рузвельт принял приглашение Сталина переехать в один из особняков на территории советского посольства. Полная безопасность действительно была обеспечена и президенту и его свите. Рузвельт переехал в здание посольства в 3 часа дня, и через 15 минут его посетил Сталин. Рузвельт приветствовал Сталина следующими словами: «Я рад вас видеть. Я давно уже хочу встретиться с вами»[128].

В четыре часа того же дня Черчилль и члены Объединенного комитета начальников штабов также прибыли в советское посольство на первое пленарное заседание Тегеранской конференции под кодовым названием «Эврика». На первом заседании присутствовали также Гопкинс, Идеи и Молотов. Сталин и Черчилль единодушно предложили, чтобы на первом заседании председательствовал Рузвельт. Американский президент во вступительном слове заявил: «Как самый молодой из присутствующих здесь глав правительств, я хотел бы позволить себе высказаться первым. Я хочу заверить членов новой семьи — собравшихся за этим столом членов настоящей конференции — в том, что мы все собрались здесь с одной целью, с целью выиграть войну как можно скорее... Мы не намерены публиковать ничего из того, что будет здесь говориться, но мы будем обращаться друг к другу как друзья, открыто и откровенно»[129]. Он выразил надежду, что представленные здесь три нации будут работать в тесном сотрудничестве не только во время войны, но и в грядущие годы.

Вторым выступил Черчилль, подчеркнувший, что на конференции представлена величайшая концентрация силы, какую когда-либо ведал мир, и что присутствующие держат в своих руках ключ к счастливому будущему всего человечества. Он молит о том, чтобы они достойно воспользовались предоставленной Богом возможностью.

Сталин, в свою очередь отметил, что эта братская встреча, несомненно, сулит великие перспективы и что присутствующие здесь должны разумно пользоваться полномочиями, предоставленными им их народами. Говоря о войне на Тихом океане, он не скрывал того факта, что Советское правительство радо успехам союзников в войне против японцев. Когда Германия будет окончательно разгромлена, добавил Сталин, можно будет послать необходимые подкрепления в Восточную Сибирь и тогда «мы сможем общими силами разбить Японию». Это было первое обещание, данное Рузвельту и Черчиллю по столь важному вопросу.

Затем Сталин рассказал о трудностях, с которыми встречается Красная Армия на освобожденной от врага территории, где немцы все уничтожают при отступлении, и информировал собравшихся, что у немцев на советском фронте имеется 210 дивизий и еще 6 дивизий находятся в процессе переброски на фронт. Кроме того, имеется 50 не немецких дивизий, включая финнов. Таким образом, всего у немцев на нашем фронте 260 дивизий, из них до 10 венгерских, до 20 финских, до 16 или 18 румынских.

Рузвельт поинтересовался, какова численность германской дивизии. Сталин пояснил, что вместе со вспомогательными силами немецкая дивизия состоит примерно из 12—13 тысяч человек. Он добавил, что с советской стороны на фронте действуют от 300 до 330 дивизий.

— В последние три недели, — продолжал Сталин, — немцы развернули наступательные операции на Украине— южнее и западнее Киева. Они отбили у нас Житомир — важный железнодорожный узел, о чем было объявлено. Должно быть, на днях они заберут у нас Коростень — также важный железнодорожный узел. В этом районе у немцев имеется 5 новых танковых дивизий и 3 старые танковые дивизии, всего 8 танковых дивизий, а также 22—23 пехотные и моторизованные дивизии. Их цель — вновь овладеть Киевом. Таким образом, у нас впереди возможны некоторые трудности.

Поэтому, — сказал Сталин, — было бы очень важно ускорить вторжение союзников в Северную Францию.

Черчилль, который выступал после Сталина, сразу же обратился к планам англо-американцев, связанным с высадкой во Франции и открытием второго фронта в Европе. Этот вопрос, бесспорно, был главным на Тегеранской конференции, и вокруг него шли наиболее горячие дискуссии как на официальных совещаниях, так и на неофициальных встречах. Черчилль заверил Сталина, что как он, так и американский президент уже давно согласились с необходимостью произвести вторжение через Ла-Манш и уже намечено высадить на европейском театре военных действий один миллион солдат в мае — июле 1944 года. Он сказал далее, что действия союзников в Северной Африке и Италии всегда рассматривались как второстепенные по отношению к операции «Оверлорд». Сталин ответил, что не считает эти действия второстепенными и не преуменьшает их значение.

Речь Сталина на конференции была взвешенной, спокойной, свои мысли он выражал четко и лаконично. Но было понятно, что больше всего его раздражали длинные и туманные высказывания Черчилля. Наконец, терпение Сталина иссякло. К концу заседания 29 ноября Сталин, глядя в глаза Черчиллю, сказал: «Я хочу задать премьер-министру очень прямой вопрос относительно операции «Оверлорд». Премьер-министр и британская делегация действительно верят в эту операцию?

— Если вышеуказанные условия для этой операции будут созданы ко времени, когда она назреет, мы будем считать своим прямым долгом перебросить через Ла-Манш все имеющиеся у нас в наличии силы против немцев», — ответил Черчилль.

Это был типичный ответ опытного дипломата, полный оговорок и риторики. Сталин же хотел услышать простое «да», но от комментариев воздержался.

Тема открытия второго фронта неоднократно поднималась в ходе конференции. Сталин жестко поставил вопрос о командующем операцией «Оверлорд».

Сталин. Если можно, то я хотел бы получить ответ на вопрос о том, кто будет назначен командующим операцией «Оверлорд».

Рузвельт. Этот вопрос еще не решен.

Сталин. Тогда ничего не выйдет из операции «Оверлорд». Кто несет моральную и военную ответственность за подготовку и выполнение операции «Оверлорд»? Если это неизвестно, тогда операция «Оверлорд» является лишь разговором.

Черчилль. Британское правительство выразило готовность поставить свои силы в операции «Оверлорд» под командование американского главнокомандующего, так как Соединенные Штаты несут ответственность за концентрацию и пополнение войск и имеют численное превосходство в войсках. С другой стороны, британское правительство предложило назначить британского главнокомандующего операциями в Средиземном море, где англичане имеют численное превосходство в войсках.

Вопрос о назначении главнокомандующего нельзя решить на таком обширном заседании, как сегодняшнее. Этот вопрос следует решить главам трех правительств между собой, в узком кругу. Как мне сейчас сказал президент — и я это подтверждаю, — решение вопроса о назначении главнокомандующего будет зависеть от переговоров, которые мы ведем здесь.

Сталин. Я хочу, чтобы меня поняли, что русские не претендуют на участие в назначении главнокомандующего, но русские хотели бы знать, кто будет командующим. Русские хотели бы, чтобы он скорее был назначен и чтобы он отвечал как за подготовку, так и за проведение операции «Оверлорд».

Черчилль. Мы вполне согласны с тем, что сказал маршал Сталин, и я думаю, что президент согласится со мной в том, что через две недели мы назначим главнокомандующего и сообщим его фамилию. Одной из наших задач и является назначение главнокомандующего.

Черчилль. Маршал Сталин помнит о том, что на Московской конференции были указаны условия, при которых операция «Оверлорд» может быть успешной. Эти условия предусматривают, что во Франции будет находиться к моменту вторжения не более 12 германских мобильных дивизий и что в течение 60 дней немцы не смогут перебросить во Францию для пополнения своих войск более 15 дивизий...

Сталин. Мы можем решить эти вопросы сами, ибо мы больше имеем прав, чем военная комиссия. Если можно задать неосторожный вопрос, то я хотел бы узнать у англичан, верят ли они в операцию «Оверлорд» или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских.

Черчилль. Если будут налицо условия, которые были указаны на Московской конференции, то я твердо убежден в том, что мы будем обязаны перебросить все имеющиеся у нас силы против немцев, когда начнется осуществление операции «Оверлорд» (из Стенограммы Тегеранской конференции)

Всего же, как информировал Черчилль, первая группа войск для операции «Оверлорд» будет состоять из девятнадцати американских и шестнадцати английских дивизий — и это максимум того, что может выставить Англия, учитывая ее ограниченные людские ресурсы. Дополнительные дивизии для последующих этапов операции «Оверлорд» будут непрерывно поступать из Соединенных Штатов. Он сказал, что возможны задержки в осуществлении операции «Оверлорд» — основным узким местом в тот момент был недостаток десантных судов — и что в предвидении таких задержек союзные войска не должны бездействовать. Затем он перешел к вопросу о желательности вовлечения Турции в войну, о чем он уже неоднократно говорил с восхитительной и в то же время монотонной настойчивостью.

Сталин затем заявил, что, по его мнению, не целесообразно распылять силы в различных операциях через восточную часть Средиземного моря. Он считает, что операция «Оверлорд» должна быть основной в 1944 году и что после занятия Рима высвободившиеся войска должны быть направлены на юг Франции для диверсионной операции в поддержку операции «Оверлорд». Он даже считает, что лучше пока отложить план захвата Рима, оставить десять дивизий для закрепления занятых рубежей в Италии, а остальные союзные войска использовать для вторжения, в Южную Францию. Опыт Красной Армии показал, продолжал Сталин, что лучше начинать наступление с двух противоположных направлений, вынуждая противника перебрасывать свои резервы с одного фронта на другой. Поэтому он высказался за одновременные операции в Северной и Южной Франции и против «распыления» сил в восточной части Средиземного моря. Он совершенно ясно и неоднократно выразил свое убеждение в том, что Турция ни в каком случае не согласится вступить в войну. Только 30 ноября Рузвельт и Черчилль сообщили Сталину, что США и Великобритания готовы высадить десант во Франции в мае 1944 года, то есть открыть второй фронт в Европе.

Утром 29 ноября в конференц-зале Советского посольства состоялась короткая торжественная церемония вручения почетного меча Сталинграду. На клинке на английском и русском языках было выгравировано: «Отважным гражданам Сталинграда. Дар короля Георга VI в знак уважения британского народа». Один из очевидцев, переводчик В. Бережков нарисовал такую картину.

«Вручение жителям Сталинграда от имени короля Георга VI и английского народа специально изготовленного меча было обставлено с подчеркнутой пышностью. Большой блестящий меч с двуручным эфесом и инкрустированными ножнами, выкованный опытнейшими потомственными оружейниками Англии, символизировал дань уважения героям Сталинграда — города, где был надломлен хребет фашистского зверя.

Зал заполнился задолго до начала церемонии. Здесь уже находились все члены делегаций, а также руководители армий, флотов и авиации держав — участниц антигитлеровской коалиции, когда появилась «Большая тройка».

Сталин был в светло-сером кителе с маршальскими погонами. Черчилль на этот раз также появился в военной форме. С того дня своей формы английский премьер в Тегеране не снимал, и все считали, что это его своеобразная реакция на маршальскую одежду Сталина. Сначала Черчилль носил синий в полоску костюм, но, увидев Сталина в форме, он тут же затребовал себе серо-голубоватый мундир высшего офицера королевских военно-воздушных сил. Эта форма как раз подоспела к церемонии вручения меча. Рузвельт, как обычно, был в штатском.

Почетный караул состоял из офицеров Красной Армии и британских вооруженных сил. Оркестр исполнил советский и английский государственные гимны. Все стояли навытяжку. Оркестр смолк, и наступила торжественная тишина. Черчилль медленно приблизился к лежавшему на столе — большому черному ящику и раскрыл его. Меч, спрятанный в ножнах, покоился на бордовой бархатной подушке. Черчилль взял его обеими руками и, держа на весу сказал, обращаясь к Сталину:

— Его величество король Георг VI повелел мне вручить вам для передачи городу Сталинграду этот почетный меч, сделанный по эскизу, выбранному и одобренному его величеством. Этот почетный меч изготовлен английскими мастерами, предки которых на протяжении многих поколений занимались изготовлением мечей. На клинке выгравирована надпись: «Подарок короля Георга VI людям со стальными сердцами— гражданам Сталинграда в знак уважения к ним английского народа».

Сделав несколько шагов вперед, Черчилль передал меч Сталину, позади которого стоял советский почетный караул с автоматами наперевес. Приняв меч, Сталин вынул клинок из ножен. Лезвие сверкнуло холодным блеском. Сталин поднес его к губам и поцеловал. Потом, держа меч в руках, тихо произнес:

— От имени граждан Сталинграда я хочу выразить свою глубокую признательность за подарок короля Георга VI. Граждане Сталинграда высоко оценят этот подарок, и я прошу вас, господин премьер-министр, передать их благодарность его величеству королю...

Наступила пауза. Сталин медленно обошел вокруг стола и, подойдя к Рузвельту, показал ему меч. Черчилль поддерживал ножны, а Рузвельт внимательно оглядел огромный клинок. Прочтя вслух сделанную на клинке надпись, президент сказал:

— Действительно, у граждан Сталинграда стальные сердца...

И он вернул меч Сталину, который подошел к столу, где лежал футляр, бережно уложил в него спрятанный в ножны меч и закрыл крышку. Затем он передал футляр Ворошилову, который в сопровождении почетного караула перенес меч в соседнюю комнату...

Все вышли фотографироваться на террасу. Было тепло и безветренно. Солнце освещало позолоченную осенью листву. Сталин и Черчилль остановились в центре террасы, куда подвезли в коляске и Рузвельта. Сюда же были принесены три кресла для «Большой тройки». Позади кресел выстроились министры, маршалы, генералы, адмиралы, послы. Вокруг сновали фоторепортеры и кинооператоры, стараясь отыскать позицию получше. Потом свита отошла в сторону, и «большая тройка» осталась одна на фоне высоких дверей, которые вели с террасы в зал заседаний. Этот снимок стал историческим и обошел весь мир»[130].

Исключительно сердечная атмосфера царила на завтраке, на коротком пленарном заседании, состоявшемся днем, и на обеде вечером (это был день рождения Черчилля, ему исполнилось 69 лет). Приветствуя Черчилля, Сталин преподнес ему каракулевую шапку и большую фарфоровую скульптурную группу на сюжет русских народных сказок. Рузвельт явился во фраке и подарил исфа-ханский ковер и кашанский кубок, который он купил в тот же день в местном американском военном магазине.

За завтраком Сталин поднял исключительно важный для России вопрос о незамерзающих портах. На это Черчилль ответил, что это были другие времена. Сталин улыбнулся и сказал, что Россия тоже теперь уже не та, какой она была тогда. Рузвельт на этом завтраке упомянул о возможности предоставления России доступа в порт Дайрен в Маньчжурии. Он упомянул об этом впервые здесь, в Тегеране, а не в Ялте (когда, согласно легенде, он был настолько изнурен, что был в невменяемом состоянии).

Вечером за праздничным ужином после официальных тостов за короля Георга VI, за президента Калинина и президента Рузвельта Черчилль произнес тост за Рузвельта-человека, затем за великого Сталина. Президент, а затем и Сталин провозгласили здравицы в честь Черчилля. Идеи провозгласил тост за Молотова, и ужин продолжался в истинно русском духе.

Когда все перешли в соседнюю комнату, где подали кофе, Черчилль вернулся к утренней церемонии вручения меча Георга VI Сталинграду. Он высказал мысль, что этот акт британского монарха символизирует рожденную в боях англо-советскую дружбу.

— Сам Сталинград, — заявил далее Черчилль, — стал символом мужества, стойкости русского народа и вместе с тем символом величайшего человеческого страдания. Этот символ сохранится в веках. Надо, чтобы будущие поколения могли воочию увидеть и почувствовать все величие одержанной у Волги победы и все ужасы бушевавшей там истребительной войны. Хорошо бы оставить нетронутыми страшные руины этого легендарного города, а рядом построить новый, современный город. Развалины Сталинграда, подобно развалинам Карфагена, навсегда остались бы своеобразным памятником человеческой стойкости и страданий. Они привлекали бы паломников со всех концов земли и служили бы предупреждением грядущим поколениям...

Рузвельту понравилась идея Черчилля, и он согласился, что было бы неплохо сохранить развалины Сталинграда в назидание потомкам, хотя, добавил он, это, разумеется, прежде всего дело русских.

Взоры всех устремились на Сталина. Насупившись, он медленно потягивал кофе из маленькой чашечки. Потом, неторопливым движением поставив чашку на столик, взял лежавшую тут же коробку «Герцеговины флор», закурил, затянулся, выпустив тонкую струйку дыма, сказал:

— Не думаю, чтобы развалины Сталинграда следовало оставить в виде музея. Город будет снова отстроен. Может быть, мы сохраним нетронутой какую-то часть его: квартал или несколько зданий как памятник Великой Отечественной войне. Весь же город, подобно Фениксу, возродится из пепла, и это уже само по себе будет памятником победе жизни над смертью.

Сталин на конференции ни разу не ошибся в оценках военной обстановки. В этом отношении он превосходил Рузвельта и Черчилля. Черчилль, по наблюдению его врача, в присутствии Сталина обычно нервничал. Сталин часто ставил Черчилля в затруднительное положение своим незаурядным, дисциплинированным умом, русско-азиатским взглядом на проблемы, тайной, которую Черчилль был не в силах понять, но более всего реальностью абсолютной и непоколебимой власти, с которой главе британского правительства никогда не приходилось сталкиваться. Он старался добродушно воспринимать колкости и шутки Сталина, но однажды, на том памятном ужине, он так и не понял, шутил Сталин или говорил серьезно. Говоря о наказании немцев после войны, Сталин сказал, что их Генштаб надо ликвидировать и что военная мощь Германии зависит от 50 тысяч офицеров, которых надо расстрелять. Может быть, это было сказано и серьезно, но фельдмаршал Паулюс и другие немецкие офицеры уже были в русском плену, и отношение к ним было вполне уважительным.

В ходе переговоров в Тегеране была затронута также весьма щекотливая тема послевоенного раздела мира и сфер влияния. Все три лидера понимали, что рано или поздно им придется решать этот вопрос. Широко обсуждался вопрос о расчленении Германии. Рузвельт представил план раздела Германии на пять автономных государств: 1) Пруссия (в урезанном виде); 2) Ганновер и Северо-Запад; 3) Саксония и район Лейпцига; 4) Гессен-Дармштадт, Гессен-Кассель и район к югу от Рейна; 5) Бавария, Баден и Вюртемберг. Что касается Кильского канала, Гамбурга, Рура и Саара, то они должны были быть поставлены под контроль Объединенных Наций. Черчилль считал, что Пруссия должна быть отделена от остальной Германии и что южные государства должны стать частью Дунайской конфедерации.

Сталин также настаивал на том, что после окончания войны СССР сохранит свои границы в пределах, установленных Пактом о ненападении (Пакт Молотова — Риббентропа) 1939 года и Советско-финским договором 1940 года. Кроме этого, он высказал намерение о том, что балтийское побережье Восточной Пруссии (современный Калинград) также должно перейти к СССР. На Тегеранской конференции Сталин открыто изложил свое видение решения польского вопроса после войны. Черчилль и Идеи согласились, что граница должна проходить по Одеру, а Львов должен войти в состав Советского Союза.

Тегеранская конференция, по существу, занималась рассмотрением вопросов будущего переустройства мира. Рузвельт настоял на том, чтобы союзники согласились после войны создать международную организацию под руководством США, СССР, Англии, Китая, отказавшись от Лиги Наций. Китай впервые был упомянут как будущая великая держава, что можно отнести к одному из незапланированных выводов конференции.

По плану Рузвельта, организацию «Объединенные Нации» следовало создать «для сохранения всеобщего мира» в составе трех главных органов.

Первый — Генеральная Ассамблея в составе «40 Объединенных Наций», которая собиралась бы в разных местах в определенное время для обсуждения мировых проблем и поиска путей их разрешения. На вопрос Сталина, мыслится ли эта Ассамблея как всемирный орган или как европейский, Рузвельт ответил: «Как всемирный».

Второй — Исполнительный комитет в составе СССР, США, Великобритании и Китая, двух представителей от европейских стран, одного — от Южной Америки, одного — от Среднего Востока, одного — от Дальнего Востока и одного — от английских доминионов. Этот Исполнительный комитет должен заниматься всеми невоенными вопросами (экономическими, продовольственными проблемами, здравоохранением и т. д.).

Сталин предложил создать один комитет для Европы и другой — для Дальнего Востока. Европейский комитет должен состоять из представителей Англии, СССР, США и, возможно, еще одной европейской державы. Президент сказал, что это предложение несколько напоминает предложение Черчилля о создании региональных комитетов: одного для Европы, одного для Дальнего Востока и одного для Америки.

Третьему органу Рузвельт дал название «Четыре полицейских» — СССР, США, Великобритания и Китай.

Этот орган был бы органом принуждения и располагал бы полномочиями немедленно принимать меры против угрозы миру или в случае неожиданного возникновения чрезвычайного положения[131].

Рузвельт различал два вида угрозы всеобщему миру: малую и большую. Малая угроза может возникнуть в результате революции или гражданской войны в малой стране или спора, какой иногда возникает между двумя сравнительно небольшими соседними государствами. Эта угроза могла бы быть предотвращена методами карантина, закрытия границ и введения эмбарго.

Большая угроза может возникнуть в результате агрессивного действия со стороны великой державы. В этом случае «Четыре полицейских» послали бы ультиматум угрожающей нации, и если предъявленные требования не были бы немедленно удовлетворены, они подвергли бы эту державу бомбардировке, а в случае необходимости и вторглись бы на ее территорию. (Случай, когда агрессором может оказаться один из «Четырех полицейских», по-видимому, не обсуждался.)

Президент считал необходимым, чтобы в интересах мира СССР, Великобритания и Соединенные Штаты так разработали этот вопрос, чтобы была исключена возможность любой из этих трех держав вооружаться против остальных.

Говоря о гарантиях мира, Сталин заявил, что для того, чтобы предотвратить новую агрессию со стороны Германии, Объединенные Нации должны установить свой контроль над стратегически важными пунктами не только в самой Германии и вдоль ее границ, но и на стратегических базах за ее пределами. Он упомянул Дакар как одну из таких баз. Аналогичную мысль Сталин высказал и в отношении Японии, перечислив расположенные в непосредственной близости от Японии острова в качестве необходимых баз для предотвращения японской агрессии в будущем. Рузвельт заявил, что в этом вопросе он на все сто процентов согласен с маршалом Сталиным. Он сказал, что, хотя он полностью сознает нынешнюю слабость Китая, все же он настоял на том, чтобы Китай участвовал в четырехсторонней декларации в Москве, потому что думает о далеком будущем и уверен, что лучше иметь 400-миллионный китайский народ в качестве друга, чем в качестве возможного врага.

Затем обсуждался вопрос, смогут ли немцы тайно превратить мирные отрасли промышленности в военные. Сталин сказал, что немцы показали себя большими мастерами в таких обманных делах, но Рузвельт выразил уверенность, что, если всемирная организация будет достаточно сильной и действенной, она сможет предотвратить повторение тайного перевооружения Германии.

Рузвельт выразил уверенность в том, что Тегеранская конференция увеличила надежды на лучший мир, то есть такой мир, в котором простому человеку будут обеспечены мирный труд и возможность пользоваться его плодами. В душе он верил последним словам подписанной 1 декабря Тегеранской декларации: «Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по Духу и цели» — и считал, что это не только слова.

В 9 час. 45 мин. утра президент и сопровождавшие его лица вылетели в Каир. В группе провожавших находились Сталин и Черчилль. Сталин подошел к машине, крепко пожал президенту руку, пожелал ему счастливого пути.

— Я считаю, что мы проделали здесь хорошую работу, — сказал Рузвельт. — Согласованные решения обеспечат нам победу...

— Теперь уже никто не усомнится в том, что победа за нами, — ответил Сталин улыбаясь.

Черчилль также попрощался с Рузвельтом[132].

Тегеран-43 сыграл краткую, но весомую роль в утверждении послевоенного мира. Сердце древней иранской цивилизации и по сей день остается местом напряженной борьбы и поиска компромиссов на пути к будущему миропорядку.

Основные итоги Тегеранской конференции

1) Подписана Декларация о совместных действиях в войне против Германии.

2) Решен вопрос об открытии Второго фронта в Европе в течение мая 1944 года.

3) Обсужден вопрос о послевоенных границах в Европе.

4) Заявлена готовность СССР вступить в войну с Японией после разгрома Германии.

5) Рассмотрена концепция Объединенных Наций.

6) Подписана Декларация, гарантировавшая Ирану, как стране-хозяйке конференции, независимость и экономическое содействие.

А. Г. Оганесян,

Председатель Российской

Государственной радиокомпании

«Голос России»