Сатана в иудаизме и христианстве 9 страница

Некоторая попытка систематизации делается в каббале, причём под влиянием мусульманской и христианской демонологии. Совершаются попытки чётко определить природу демонов: так, каббалисты Испании считали, что демоны созданы не из четырёх, а только из двух элементов - огня и воздуха, отчего они и недоступны непосредственно-чувственному восприятию. Нахманид утверждает, что демоны принадлежат к роду Самаэля, также каббалисты связывали существование демонов с “изнанкой эманации бога”.

Согласно “Зохар”, демоны появились в результате союза между людьми и некоторыми “изначальными демонами”, созданными богом в первые шесть дней творенья (Лилит). Эти демоны сожительствовали с людьми, пытаясь обрести телесный облик - описания демонов очень схожи с описаниями инкубов и суккубов в христианской демонологии. По “Зохар”, злыми духами становятся также души нечестивых людей после смерти (маззиким), однако существуют и “добрые демоны”, способные оказывать людям всяческое содействие.

Таковы, в самых общих чертах, иудаистские представления о Сатане и демонах. На основании вышесказанного нами могут быть сделаны следующие выводы:

1. Ветхозаветный Сатана - это отнюдь не самостоятельное существо, а скорее, слуга бога,

выполняющий его прямые приказы, существо, которое служит богу.

2. “Силы зла” в иудаизме далеко не всегда персонифицированы.

3. Ни о каком “противостоянии Сатаны богу” речь не идёт. В крайнем случае, Сатана

выступает в качестве “противника и обвинителя” человека.

Мотив “врага человека”, впоследствии воспринятый христианством, отражён и в образе библейского змея-искусителя. Здесь стоит отметить, что очень во многих мифах прослеживается связь змея (дракона) с мудростью и познанием. Показательно, что слово “змей” - “нахаш” - является по своему корню сходным по значению с “выяснить”, “догадаться”, “узнать”. В новом завете Сатана также отождествляется с “древним змеем”, который обольщал всю Вселенную и был низвергнут с неба на землю со своими ангелами (“Откровение”). Подобные мотивы наличествовали и в других мифологических системах. Сравним, например:

“И произошла на небе война: Михаил и Ангелы Его воевали против Дракона, и Дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий Дракон, древний змий, называемый Диаволом и Сатаною, обольщающий всю Вселенную, низвержен на Землю, и ангелы его низвержены с ним” (“Откровение”).

“Летящий Дракон, прекрасный и восставший, страдает ныне, и гордость его наказана, он думал царствовать на Небе, но он царствует лишь на Земле” (“И-цзин”).

Как я уже писал ранее, образ змея-дракона, возможно, использован в силу того, что змея является существом, относящимся к иной “эволюционной ветви”, существом чуждым человеку, то есть образом нечеловеческого. Таким образом, змей-дракон - это олицетворение “нечеловеческой мудрости” - идея, получившая своё дальнейшее развитие как в христианстве, так и, собственно, в сатанизме.

Теперь, несколько разобравшись с этим, мы переходим к образу Сатаны непосредственно в христианстве. Христианство уникально в том смысле, что восприняло черты очень многих религий и, прежде всего - язычества. Иными словами, имела место быть демонизация языческих богов, и отождествление таковых собственно с христианскими демонами - согласно известному “их боги суть бесы”. Поэтому представления о Сатане, а равно о демонический природе, значительно варьируются - от богословских до примитивно-простонародных. Рассмотрим их в общих чертах.

С одной стороны, в христианстве ещё присутствует вышеописанное мною представление об ангелах (а демоны - это “падшие” ангелы) как о слугах, выполняющих волю бога, и даже как о слугах человека (ангел-хранитель): “ибо ангелам Своим заповедает о тебе - охранять тебя на всех путях твоих” (Пс. 90:11). Или “тысячи тысяч служили Ему, и тьмы тем предстояли пред Ним” (Дан. 7:10). Или даже “Не все ли они (ангелы) суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение” (Евр. 1:14).

С другой стороны, и в особенности во времена средневековья, в христианстве наличествует дуалистическое противостояние двух чуть ли не равнозначных начал - это отражено в дуалистических ересях, и созвучно с зороастризмом. В этом случае Сатана мыслится как “князь мира сего”, который не только не выполняет приказы бога, не только способен ему противостоять, но и имеет, если только можно так выразиться, некоторые шансы на победу. Хотя здесь мы говорим, естественно, не о христианской догматике, а о восприятии людьми определённой религиозно-мифологической идеи.

Как же мыслилась в христианстве природа ангелов (а, следовательно, и демонов)? Здесь мы видим идею всё того же “материализма”, относящегося к сфере инобытия, о чём я писал в предыдущих главах, говоря о представлении о богах, как о материальных сущностях. Сравним:

“Тут к Отцу, что в душе был таких забот преисполнен,

Грустная, слезы в глазах блестящих, подходит Венера”.

(Вергилий)

“Не всякая плоть такая же плоть, но иная плоть у человеков, иная плоть у скотов, иная у рыб, иная у птиц. Есть тела небесные и тела земные, но иная слава небесных, иная земных” (1Кор.15:40).

Иными словами, боги (т.е. демоны в христианстве) мыслятся как имеющие органы чувств, обладающие разумом и эмоциями существа. Но эта плоть - она относиться к инобытию, она иная. “Бессмертная плоть богов” и “иная слава небесных тел” - это отражение одного и того же интуитивно воспринятого представления об инобытии.

Теперь посмотрим, что пишет о природе “падших духов” блаженный Августин:

“Природа бесов такова, что через свойственное воздушному телу чувственное восприятие они намного превосходят то восприятие, которым обладают тела земные, а также и по быстроте, благодаря лучшей подвижности воздушного тела, они несравненно превосходят не только движение людей и животных, но даже и полет птиц. Одаренные этими двумя способностями в той мере, в какой они являются свойствами воздушного тела, а именно, остротой восприятия и быстротой движения, они предсказывают и сообщают о многих вещах, о которых они узнали намного раньше. А люди удивляются этому из-за медлительности земного восприятия. Бесы к тому же за свою долгую жизнь накопили намного больший опыт в разных событиях, чем достается людям за короткий отрезок их жизни. Посредством этих свойств, которые присущи природе воздушного тела, бесы не только предсказывают многие события, но также совершают многие чудесные деяния”.

Мы видим, что речь идёт опять же о “воздушном теле” и “чувственном восприятии”, то есть один из ведущих теологов христианства в данном случае является носителем всё той же религиозно-мифологической идеи. “Медлительность земного восприятия” - это, по сути, признание ограниченности возможности непосредственно-чувственного познания, о чём мы также говорили в предыдущих главах.

Какие выводы мы можем сделать из вышесказанного?

1. Факт демонизации древних языческих богов, либо их обожествления в ранге “святых”. Примеров можно привести множество. Эти примеры общеизвестны, и я не буду в данном случае утомлять читателя приведением обильного количества цитат. Остановимся на самом простом: спросим себя, к примеру, почему в средневековых представлениях о Сатане он является в классической рогато-копытной форме? Дело в том, что в древней мифологии рог являлся символом могущества, силы, власти. Отсюда и рога на иудейском жертвеннике, и рогатый зверь апокалипсиса, и если мы посмотрим на изображение Изиды, то увидим те же “рога” (полумесяц), хотя в данном случае символизм имеет и несколько иное значение, потому что богиня женская. Но для доказательства самого наличия символического перехода, раз уж речь зашла об Изиде, сравним:

“Ибо я первая и я же последняя

Я почитаемая

Я блудница и святая

Я жена и дева

Я мать и дочь

Я руки матери моей

Я бесплодна, но бесчисленны дети мои

Ибо я злонравна и великодушна”.

(“Гимн Изиде”)

“Ибо я первая и последняя

Я почитаемая и презираемая

Я блудница и святая,

Я жена

И я дева.

Я мать и дочь”.

(“Гром. Совершенный ум”).

Мы видим, что гностический апокриф раннего христианства чуть ли не дословно совпадает с гимном языческой богине. Этот образ является классическим - впоследствии он отразился в художественном образе “святой-блудницы” в работе Брюсова “Огненный ангел”.

Однако не стоит утверждать, что языческие боги непременно демонизировались, как я уже говорил, иногда они отождествлялись со “святыми”, получая “более низкий ранг”. Стандартные приводимые обычно примеры - восприятие Перуна как Илии, или Велеса как св. Власия, который может быть отождествлён (отчасти) так же и с греческим Паном.

Иными словами, мы хотим доказать, что имел место сам факт демонизации, что нас, собственно, и интересует. Средневековые представления о Сатане отражали языческую символику; Сатана необычайно похож на древнего бога Пана. Это означает, что в христианском сознании был сделан своего рода перенос языческих мифологических представлений по отношению к своей вере: христианство не внесло ничего радикально нового, а просто изменило существовавшее, переделав это на свой лад. Древние языческие представления мы можем наблюдать и сейчас: если рассмотрим иконопочитание, явно политеистический культ святых, или же, проще говоря, распространённый обычай ставить для умершего рюмку водки с коркой хлеба. Этот обряд аналогичен по своей сути обряду, по которому в руки умершего вкладывается меч, чтобы он мог защищаться от “врагов в инобытии”, а в могилу - предметы обихода. Это отражение всё той же религиозно-мифологической идеи о “некоторой материальности” инобытия.

2. Мы можем констатировать факт наличия сходства религиозно-мифологических идей, что вытекает из предыдущего. Речь идёт здесь не только о базовой “идее бога”, но и о дуализме, материальности инобытия, политеизме и т.д. Здесь следует дать некоторые пояснения вообще по поводу интуитивного восприятия. Мне могут возразить, и с многочисленными цитатами, что никакого дуализма в зороастрийском понимании в христианстве нет, и уж тем более политеизма. Сразу соглашусь, что да, согласно христианской догматике, это так. Однако мы в данной работе рассматриваем не столько догматику, и не формальный подход, а реальное восприятие общемифологических идей, их отражение в сознании человека. Это стоит учитывать.

Здесь я снова хочу сослаться на работу Исса “Сатанинская хроника” - прекрасную работу по истории сатанизма. Нас же интересует не собственно история, а именно общемифологические идеи, суть явлений и их смысл. Образ Дьявола неоднозначен в христианстве, и история его развития эволюционирует. В дуалистических представлениях - это личностная сила Тьмы, способная на равных противостоять богу. В простонародных Дьявол иногда приобретает некоторые черты “низших сверхъестественных существ”. Из эпического персонажа, мрачной и злой силы, демоны превращаются в “домашних”, недалёких существ, далеко не всегда превосходящих разумом человека, и могутых быть им обманутыми. Так, мы можем привести в пример многочисленные народные сказки. Мне кажется, что каждый помнит “Сказку о попе и работнике его Балде”, и аналогичные сказки. Сам феномен появления таковых достоин исследования, но, говоря о сатанизме, мы рассматриваем несколько иной аспект, послуживший основанием такового.

Современный сатанизм берёт начало (идеологическое начало, подчёркиваю) из двух источников:

1. Языческих общемифологических идей, интуитивно воспринятых и переосмысленных в

соответствии с современностью.

2. Как следствие - из того образа Сатаны, который сложился в христианской среде под

влиянием этих идей. В свою очередь, черты данного образа опять же отражают эти

идеи.

Христианство послужило своего рода фактором, инициировавшим появление собственно современного сатанизма, а вернее, тех самых идей, о которых мы говорили выше. Под диктатом христианской церкви Сатана становится образцом противодействия этому диктату: черты Сатаны меняются, и из символа “мирового зла” он превращается в символ свободы и независимости. Естественно, интуитивное восприятие высшего в данном случае отражено и в культуре, в том числе и в наши дни. Сравним:

“Жестокое оружие! Но пусть

Всесильный Победитель на меня

Любое подымает! - не согнусь

И не раскаюсь, пусть мой блеск померк...

Еще во мне решимость не иссякла

В сознанье попранного моего

Достоинства, и гордый гнев кипит,

Велевший мне поднять на битву с Ним

Мятежных Духов буйные полки,

Тех, что Его презрели произвол,

Вождем избрав меня. Мы безуспешно

Его Престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимой воли…”.

(Мильтон)

“И дик и чуден был вокруг

Весь божий мир, но гордый дух

Презрительным окинул оком

Творенье бога своего”.

(Лермонтов)

“Тот не станет рабом, кто свободным рождён.

О, жестокий властитель, надменный король…

Пусть низвержен в глазах поколений людских

И нелепые мифы нашепчут им страх

Я к свободе и истине выведу их

По дороге познания зла и добра”.

(Мартиэль)

Мы видим, что и современная сатанистка Мартиэль, и Мильтон, и Лермонтов используют схожие религиозно-мифологические образы, следовательно, согласно нашей системе, они руководствуются соответствующей, схожей религиозно-мифологической идеей. И, даже, более того - определённым мироощущением, которое и послужило основанием современного сатанизма.

Дело в том, что в данном случае высшее “нечто”, именуемое “Сатаной”, отражается немного иначе: оно приобретает у представителей христианской культуры некие древние языческие черты, о которых мы упоминали в первых главах. Даже современные течения атеистического сатанизма в любом случае руководствуются именно этим, иногда отрицая описываемый феномен, а иногда выдвигая свои собственные гипотезы для его объяснения.

Однако же, в данной главе, не занимаясь критикой собственно христианских воззрений, я стремился доказать, что современный сатанизм имеет именно этические и ценностные установки взглядов, унаследованных от язычества и преобразованных христианством.

Мне теперь хотелось бы выделить некоторые черты христианского образа Сатаны, оказавшие влияние на современное мировоззрение. Классифицируем их, как:

1. Гордость-разрушение-созидание.

2. Зло (как следствие из первого, потому как собственно зло состоит в нарушении закона 

бога).

3. Свобода (как следствие “зла”, то есть освобождения от божественного закона).

Остальные свойства мы выделяем в иную группу, потому что они явно тенденциозны, и обусловлены “образом врага”, и потому:

1. Враг всегда терпит поражение. Он никогда не может победить. Добро всегда побеждает, в смысле, побеждает та система ценностей, которая провозглашена “добром”. Очень интересен факт, что и в христианстве, и в идеологии других тоталитарных режимов, и в голливудских фильмах олицетворение “зла” всегда или, как правило, терпит поражение. Корни этого, скорее всего, психологические. Грубо говоря, Дарт Вейдер не может “победить” именно по тем же причинам, по которым не может победить Антихрист. Он (олицетворённый образ “зла”) не побеждает не потому, что он не может собственно победить. Он не побеждает потому, что слушателям-читателям-смотрителям не хочется в большинстве своём его победы.

2. Соответственно, интерес христианству придаёт помимо прочего создание им образа “эссенции зла”, если можно так выразиться, чего мы в языческих религиях не наблюдаем. Но сравним, исследуя феномен:

“А разве можно сказать, что Ленин не решался применять к врагам революции, когда это действительно требовалось, самые жестокие меры? Нет, этого никто сказать не может. Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью. Вспомните хотя бы борьбу В.И. Ленина против эсеровских организаторов антисоветских восстаний, против контрреволюционного кулачества в 1918 году и других, когда Ленин, без колебания, принимал самые решительные меры по отношению к врагам”.

“Зло есть отпадение от абсолютного бытия, совершенное актом свободы... Зло есть творение, обоготворившее себя. Древний змий соблазнял людей тем, что они будут как боги, если пойдут за ним. Он соблазнял людей высокой целью, имевшей обличие добра - знанием и свободой, богатством и счастьем... Несомненное зло мира - убийство, насилие, порабощение, злоба и т.п.- это уже последствия начального зла, которое соблазняло обличием добра” (Бердяев).

Что же мы видим из процитированного? Мы видим совпадение самого подхода к образу врага, чёрно-белое мышление, и необъективность. Злобные, омерзительные “эсеровские организаторы антисоветских восстаний” и “древние змий, соблазняющие людей тем, что они будут как боги” с точки зрения психологии есть явления одного порядка. Мне ещё раз хочется упомянуть Оруэлла, не углубляясь в психологию, потому что суть явления самоочевидна, и кроется она вовсе не в религиозно-мифологических идеях, а в самом “образе врага”, усиленно культивируемым как белосветными религиями, так и тоталитарными режимами в психологии человека.

Теперь, заканчивая эту главу, мне бы хотелось ещё раз ответить на вопрос вида “Почему вы называете себя сатанистами, сатанизм неотделим от христианства, а вы основываетесь на языческих взглядах?”. Не лучше ли называть себя язычниками? Отвечаю:

1. Мы будем называть себя так, как хотим себя называть. Недалёкие люди думают, что идея может существовать как бы отдельно, вне сознания её носителей. То есть существует некий “сатанизм” (который, кстати, в представлении этих людей, определяется именно “массовым сознанием”), и этот сатанизм - нечто незыблемое и устоявшееся. Поэтому возникает вопрос о “праве решать”, причём спрашивающие (в контексте главы) сами руководствуются христианскими (общественными) ценностями. Несколько перефразируя Варракса, “право решать” не даётся, а берётся. Мы, традиционалисты, взяли это право - желающие могут попробовать его отнять. Если получиться.

2. Само христианство, как мы показали выше, основывается во многом на языческих идеях. Поэтому вопрос класса “Сатана - христианский персонаж, а почему вы основываетесь на язычестве?” - это классический пример непонимания как сути самой проблемы, так и того, что религия, являясь интуитивным восприятием высшего “нечто”, представляет собою единый комплекс, и потому должна восприниматься комплексно, а не браться, как отдельные представления. Да, действительно, Сатана - это христианский персонаж. Но корни его черт - в иудаизме, что мы и показали. А корни иудаизма - в язычестве (классическое доказательство - сравнение мифов иудаизма и шумеров о “всемирном потопе”). А корни язычества - в анимизме. Иными словами, высшее “нечто” существовало само по себе, всегда менялась только форма его восприятия, описания.

Поэтому не имеет значения, как именно люди именовали во все века “часть той силы, что вечно хочет зла, но совершает благо”. Эта сила была и обоготворяема, и проклинаема. У высшего “нечто”, обозначаемого нами, как “Сатана”, было много имён. Её, эту силу, представляли в различных образах. Но она была - это и есть “интуитивно воспринимаемый факт”. Каждый из нас воспринимает наличие этой силы - просто воспринимает и объясняет по-разному. Современный атеист воспримет в своих терминах и символах, полинезийский дикарь - в своих, европейский философ XVII века - по-своему. Но само “нечто”, вызывающее данный феномен, существует. Именно следование, а вернее контакт, с этим “нечто” определённой направленности и есть сатанизм.

3. Отсюда понятно, что мы и мыслим, и рассуждаем, используя терминологию той культуры, к которой принадлежим. Понятно, что в исламе вышеописанное, интуитивно-воспринятое высшее “нечто” именовалось бы “шайтанизмом”. Оно бы приобрело свои собственные, индивидуальные черты, но это ни в коем случае не изменило бы сути. Иными словами, то, что мы в нашей культуре называем “сатанизм”, в гораздо более древней культуре было бы названо “культ Ангро-Майнью”, причём вполне правомерно. Яблоко существует вне зависимости от его названия. Позвольте привести мне местную латвийскую поговорку: “Какая разница, церковь или baznica”. Иными словами, наш взгляд на религию шире, чем это обычно принято: мы смотрим как вы “с высоты” сравнительно-мифологического анализа, а не находимся в рамках отдельно взятой религиозной культуры. Как обычно, подтвержу сказанное цитатами. В русском переводе:

“Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы” (Ис 14.12).

В английском, основанном на “Вульгате” (“Vulgata” бл. Иеронима):

“How art thou fallen from heaven, O Lucifer, son of the morning! How art thou cut down to the ground, which didst weaken the nations!”

Что мы здесь видим? Мы видим не только подмену христианством действительной смысловой нагрузки фразы на совершенно иную (потому что речь идёт отнюдь не о Сатане, а именно христиане относят к таковому данную цитату, что и нашло своё отражение в нашей культуре), но и замену самого термина с “Lucifer” на “денница” (или наоборот). Традиция, повторяю, ведёт речь не о терминах, не о восприятии высшего “нечто”, отражённого в различных культурах по-разному, а о сути.

Подведём итог:

1. Бесспорно, что христианство оказало влияние на сатанизм, но оно ни в коей мере не является “основанием сатанизма”. Это просто грань вышеописанной “агонии демиурга”, в то время как сатанизм в понимании традиции, в контексте восприятия высшего “нечто” гораздо древнее христианства. Сатанизм появился тогда, когда интуиция древних смогла способствовать некоторому осознанию инобытия, высшего.

2. Сатанизм в контексте христианства - это во многом область эстетики. Иными словами, восприняты термины, символы, иное культурное наследие, но сами идеи традиции, хотя и базируются на данных символах, по существу своему отражают совершенно иное восприятие “высшего нечто”. Здесь дело не в христианстве, как таковом, а в подходе - сатанизм “за гранью” упомянутых представлений, но пользуется их символикой. Да и не только: он пользуется сформированной этикой, если только можно так выразиться, антихристианских идеалистов (людей, формирующих идеалы), что мы и попытались показать.

3. Поэтому, естественно, христианство имеет для нас значение, как явление, оказавшее серьёзное влияние на нашу культуру, а, следовательно, и на мировоззрение, но это влияние отнюдь не является “определяющим фактором” для сатанизма. Находясь в рамках своей системы, мы вообще можем игнорировать христианскую культуру, руководствуясь терминами, символами и представлениями любой другой религии.

Именно поэтому в традиции христианство не занимает значительного места - мы можем легко обойтись и без него. Но можем учитывать и использовать - и учитываем, что, надеюсь, и показывает данная глава.

Глава X

Интерлюдия

Данная глава является переходной: в ней мы подведём итог вышесказанному и обозначим пути дальнейшего исследования. В первой части своей работы я стремился прежде всего к тому, чтобы показать основания нашей системы, показать используемый мною метод в действии и доказать, что любая традиционалистская идея исторически обоснованна. Я считаю, что мне это более или менее удалось, в любом случае, для человека мыслящего приведённых доказательств достаточно, если же он сочтёт их неполными, в его власти провести независимое, самостоятельное исследование религиозно-мифологических представлений,  так или иначе, если данное исследование будет объективным, он неизбежно обнаружит наличие общемифологических идей. Поэтому, подведя в этой главе итог всему тому, что говорилось мной ранее, в дальнейшем я буду ссылаться уже не на мифологические первоистичники, а на те выводы, которые были сделаны на основании их в этой главе. Иными словами, мы займёмся непосредственно сатанинской философией, а не обоснованием наших идей, на чём в основном я делал акцент в первых главах своей работы.

Итак, переходим к выводам. Они просты:

1. “Нет дыма без огня”. Использовав метод сравнительно-мифологического анализа, мы считаем доказанным наличие в религиозных представлениях самых различных народов одних и тех же идей. Тождественность данных идей в большинстве случаев не может быть объяснена культурным влиянием, хотя бы в силу отсутствия какой-либо связи между народами Азии, Америки и Австралии. Иными словами, если в мифологических представлениях полинезийцев содержится та же идея, что и в мифологических представлениях скандинавов - это означает, что данный факт объясняется не наличием культурного влияния этих народов друг на друга, а как-то иначе.

В то же время нам представляется самоочевидным, что любое явление имеет свою причину. Коль скоро сходство мифологических идей действительно имеет место быть, значит, существует и причина, которая и вызвала это сходство. Для объяснения этого явления нами предлагается “теория познаваемого факта”. Мы утверждаем, что религиозные представления основаны на реальном факте, который был частично осознан и истолкован людьми одновременно с развитием человеческого сознания и восприятия, каковое развитие в конечном итоге и позволило воспринять данный факт. Иными словами, мы выдвигаем теорию, согласно которой объективно существует “нечто”, породившее религиозные представления. Данное “нечто” воспринимается нами традиционно, так же, как оно воспринималось на протяжении многих тысячелетий - в качестве высшего нечеловеческого существа или существ.

2. “Сказка - ложь, да в ней намёк”. Следует понимать, что мы проводим чёткую грань между религиозно-мифологической идеей и религиозно-мифологическим образом. Интуитивно воспринимая реально существующее “нечто”, человек преломлял воспринятое через призму собственного сознания, отчего это самое “нечто” и принимало антропоморфные черты. Таким образом, сотни тысяч богов различных племён - это ничто иное, как несовершенные человеческие представления о “нечто”, лежащем вне сферы нашего непосредственного восприятия. Понятно, что эти представления не обладают каким-либо реальным бытием: на практике это означает, что мы убеждены в несуществовании языческих божеств, но убеждены в существовании высшего “нечто”, породившего как саму идею божества, так и представления о языческих божествах.

Мифология, таким образом, понимается нами как порождённая человеком оболочка идеи, созданная им для того, чтобы в понятной форме эту интуитивно постигаемую идею выразить. Поэтому мифологические образы мы отбрасываем, как заведомо противоречащие фактам и логике, а равно со всей очевидностью порождённые человеческим сознанием, что подтверждается наличием антропоморфизма, в то же время сама мифологическая идея признаётся нами истинной или же близкой к истине на тех основаниях, о которых мы говорили в первой главе данной работы.

Здесь стоит упомянуть о том, что внимательный исследователь не может не понимать: разнообразие языческих религиозных воззрений кажущееся. Общемифологических идей на самом деле не так уж много, впрочем, временами даже их антропоморфное оформление у различных народов совпадает почти дословно. Так, если рассматривать то или иное божество в контексте исполняемых таковым функций, мы без труда отыщем его аналоги в других языческих религиях, что лишний раз подтверждает: все религиозные воззрения происходят от одного корня. Не стоит думать, однако, что этот корень - исключительно в интуитивно-познанном “нечто” - очевидно, что и сугубо человеческое бытие послужило основанием для очень и очень многого. Однако, как мы уже показали в первой главе, сведение феномена религии исключительно к человеческому порождает множество вопросов, на которые невозможно дать достаточно чёткий ответ. Именно поэтому я считаю, что подгонять факты под атеистические теории ничем не лучше, чем пытаться подогнать таковые под религиозные догмы: попытка объяснить феномен религии исключительно известными на данный момент фактами заведомо несерьёзна: она напоминает попытку объяснить происхождение звёзд с позиций средневековой науки. Между тем любому исследователю необходимо чётко осознавать, что неизвестные нам вещи, причинно-следственные связи и законы заведомо существуют. В свете этого заведомое ограничение мысли исключительно известными фактами только мешает свободному исследованию, поскольку страдает заведомой предвзятостью.

Стоит отметить, что наша система ни в коей мере не претендует на полноту и законченность, а тем более на истинность в последней инстанции. И потому мне хотелось бы ещё раз упомянуть о том, что данная система представляет собой теорию, которая пытается объяснить известные факты, ни в коем случае не противореча им, и при этом открывает новые горизонты познания. Естественно, мы не знаем, найдёт ли в дальнейшем данная теория окончательное фактическое подтверждение или же нет, в любом случае, данный подход, на мой взгляд, гораздо лучше “анархического догматизма”, который до сих пор является в сатанизме общераспространённым подходом.