Божественное и дьявольское в романе Гофмана «Эликсиры сатаны». Принципы создания фантомов-двойников. Готические мотивы в романе.

«Эликсиры сатаны» 1815-16 гг. написаны в основном под влиянием классической английской готики – удаленный замок, вокруг особый природный контекст, который иногда дополнял атмосферу тайны, иногда – альтернатива спасения; мотив тайны часто связан с мотивом родового проклятия; много мотивов Средневековья; много размышлений о сакральной природе живописи.

Текст очень психоналитически трактован Гофманом. Каждый имеет внутри двух двойников – совесть и Зло.

Много фантастического гротеска; Гофман интересно работает со временем, оно практически циклическое, т.е. движется по кругу. Стираются границы между жизнью и смертью, миры проницаемы.

Прежде всего, наверное, стоит вспомнить о том, что Гофман является великим мастером гротеска. Реальность в его новеллах предстает в искаженных чертах (преображаясь не в последнюю очередь благодаря лихорадочному воображению главного героя) и населена столь же странными, сказочными персонажами, подчас вылепляемыми из обыденного человеческого окружения героя. Ближе к концу жизни писателя эта карикатурная "вылепленность" все явственнее приобретала черты сатиры, вылившись, в конце концов, в "Житейские воззрения кота Мурра". Это не пошло на пользу ни самому Гофману, подвергавшемуся постоянным гонениям со стороны властей, ни, на мой взгляд, и его произведениям. Все же, речь идет о писателе, чье собрание сочинений Гейне назвал "криком ужаса в двадцати томах", но ужас хотя бы таких известных новелл, как "Крошка Цахес" или "Повелитель блох" - это скорее ужас перед обыденной реальностью, нежели перед чем-то непознанным - действительно пугающим не только героя, но и читателя. К счастью, у Гофмана так было не всегда. Яркий пример тому - роман "Эликсиры сатаны".

 Роман повествует о жизни капуцинского монаха Медарда - от его малых лет и до самой смерти. Причем, как было метко подмечено С.Васильевым в предисловии к изданию 1992 года, "Эликсиры" представлены в виде антипода жития святого - ибо на протяжении повествования Медард постоянно подвергается дьявольским искушениям, но не в силах с ними совладать.

 Сюжет романа вертится вокруг старой бутылки с таинственной жидкостью, которая достается Медарду в монастыре на хранение. По преданию, в ней содержится легендарный эликсир дьявола, которым тот искушал Святого Антония. Молодой граф, прибывший в монастырь, насмехаясь над легендой, отпивает из бутылки и заявляет Медарду, что тому досталось превосходное старое вино. Медард, разумеется, заберет у него бутылку и запрет ее обратно в шкаф, но не надолго. В его душе уже поселится зерно сомнения. А далее случится роковой глоток эликсира, побег из монастыря и стремление обратиться в мирскую жизнь, которой у Медарда никогда не было, и с которой связана роковая, преступная любовь монаха.

 Да, дьявол искушает Медарда-Антония любовью, чувством, с одной стороны, возвышенным, а с другой - запретно-греховным, недосягаемым. Он постоянно разрывается между этими двумя сторонами - духовной и мирской - и очень скоро этот дуализм захлестнет монаха с головой; и кровавые преступления, которые он громоздит одно на другое в желании своей возлюбленной, перестанут казаться ему делом собственных рук. Зло персонифицируется в образе двойника - темной половины личности Медарда, с которым тот будет бороться до конца жизни: "и тот, кто столкнет другого вниз, выйдет в короли и вдоволь напьется крови".

 "Эликсиры сатаны" написаны превосходным языком, в возвышенном романтическом стиле, характерном для Гофмана в частности и его эпохи в целом, со всеми его достоинствами (а для тех, кто с трудом продирается сквозь изысканно-витиеватые построения - недостатками). В повествовании переплетается множество не связанных напрямую с основным действием историй, которые временами оказываются вложены одна в другую. В них проступают и нотки сатиры, и, условно говоря, психоанализа (чьего понятия, разумеется, на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий не существовало, однако просвещенное общество уже достаточно далеко отошло от средневековых понятий о душе), и мистической бесовщины, благодаря которой роман, цитирующий льюисовского "Монаха", сам вошел в классику мировой готической литературы.

 Как справедливо замечает в "Эликсирах сатаны" вымышленный издатель рукописей Медарда, мозаика, собранная читателем, не была бы полной без еще одного "романа в романе". Речь идет о пергаменте таинственного Художника, чье содержание прольет свет на темную наследственность главного героя романа и одновременно подведет жирную черту под еще одной важной темой "Эликсиров". Гофмана, который был и писателем, и художником, и музыкантом, она, без сомнения, волновала - тема Искусства с большой буквы, заставляющего людей восхищаться и падать на колени, плакать и сходить с ума. Принадлежит ли Искусство материальному миру? Или является неким каналом между людьми и силами свыше? Писатель склоняется в романе ко второму и соединяет истории Художника и Медарда, живописуя самыми жуткими красками то, куда ведет человека стремление возвыситься над другими людьми, в некотором смысле уподобляя себя Богу, святому - пусть даже посредством кисти или резца ваятеля.