Предмет и метод экономической науки: к истории вопроса.

       Политическая экономия — наука о «естественном порядке» и умножении богатства наций.Господствовавшая в течение полутора веков доктрина торгового баланса исходила из того, что обогащение нации возможно только за счёт других наций (захват силой, неэквивалентная внешняя торговля, контроль над обменом) и активным государственным привлечением благородных металлов в страну (таможенные тарифы; поощрение мануфактурной промышленности для сбыта товаров более ценных, чем сырые продукты). Но из описания механизма валютного перелива Д. Юмом (1752) и физиократической теории богатства Ф. Кенэ (1758) вытекали выводы о бесполезности и даже вредности (отвлечение ресурсов от единственно производительного сектора хозяйства — земледельческого) меркантилистской политики. И Юм, и школа Кенэ оказали прямое влияние на А. Смита, который в «Теории нравственных чувств» (1759) изложил основы философии гармоничного «естественного порядка», согласующего человеческие интересы. Позднее (1776) Смит развил эту философию в доктрину «естественной» гармонии экономических интересов в деятельности по умножению богатства в совокупном труде нации и взаимовыгодной торговле (сравнительные преимущества) с другими нациями.

           Так сложилось классическое понимание предмета политической экономии, полемически заострённое против меркантилизма и превосходно «схваченное» А. С. Пушкиным: «Как государство богатеет, / И чем живёт, / И почему / Не нужно золота ему/ Когда простой продукт имеет».

       Политическая экономия — теория ценности и наука о распределении богатства наций. А. Смит шёл преимущественно путём индукции — построения системы категорий политической экономии на обобщении фактов, включая исторические. В противоположность этому Д. Рикардо (1817), по его собственным словам, «придумывал яркие примеры» для логического построения теории трудовой ценности и сравнительных преимуществ наций. Он опирался, таким образом, на дедуктивный метод, оформив политическую экономию внауку, основанную на аналитических абстракциях.

По-другому Рикардо подошёл и к пониманию предмета политической экономии, сместив акценты на распределение растущих доходов между основными классами общества. Наконец, Рикардо наряду с Ж.-Б. Сэем (1815) утвердил понимание классической политической экономии как науки,

— выводящей универсальные «естественные законы», применимые ко всем временам и народам,

— выдвигающей «естественным» принципом экономической политики свободу от вмешательства государственной власти — свободную конкуренцию.

       Разногласие между Рикардо и Сэем пролегло по вопросу о распределении доходов в условиях свободной конкуренции: там, где Сэй видел «естественную» гармонию интересов, Рикардо обнаружил классовые конфликты. Но оба считали, что режим свободной конкуренции как наилучший для накопления капитала является «естественным законом». Предложение Сисмонди (1819), видевшего, как и Рикардо, конфликт экономических интересов, ограничить свободную конкуренцию и ввести в предмет политической экономии благотворительность, было отвергнуто.

        Политическая экономия и социология: позитивизм и марксизм.Систематизатор классическойполитической экономии Дж. Ст. Милль стал автором первой специальной работы о методе политэкономии (1836). Милль был не только политэкономом, но и философом-логиком, и не только учеником Рикардо, но и современником и последователем француза Огюста Конта (1798 — 1857), автора «Курса позитивной философии» (1830 — 1842). Выдвинув концепцию позитивного знания как высшей стадии умственного развития человечества (сменяющей стадии религиозную и метафизическую), Конт, во-первых, сформулировал критерий «равнения» философии и общественных наук на точное естествознание; во-вторых, положил начало социологии как науке, изучающей общественные институты в статике и динамике и завершающей «лестницу наук»; в-третьих, выступал за «позитивную политику» правительства для поддержки солидарности в обществе против разобщённости и противоборства частных интересов.

       Сочетая модель хозяйственного индивидуализма классическойполитэкономии (интерес в увеличении собственного богатства как движущий мотив) с позитивизмом Конта, Милль сформулировал такие методологические принципы, как этическая нейтральность экономической науки (подобно естественным наукам), её дедуктивный характер, а также дуализм законов производства (где всецело господствует частный интерес) и законов распределения (где возможно реформирующее воздействие).

К. Маркс, рассматривавший свою критическую систему категорий как завершение классическойполитэкономии и одновременно последовательное проведение диалектико-материалистического метода, резко отрицательно оценивал позитивизм и буржуазный реформизм Конта — Милля. Но Маркс также отрицательно отнёсся к историческому методу в германской политэкономии, предложившей сделать предметом экономической науки не универсальные «естественные законы» производства и распределения богатств,

а развитие «национальных производительных сил» (Ф. Лист) или «народных хозяйств» с присущими им национальными особенностями (В. Рошер[118]). Определивший предмет политэкономии как производственные отношения, Маркс считал неизбежными различия в методе исследования, но в силу не национальных, а классовых различий.

       В России, где марксистская политэкономия имела наибольшее влияние, оно отчасти объяснялось тем, что система «Капитала» была выстроена дедуктивным (хотя и отличным от рикардовского) методом, отвечавшим стремлению усвоить категории западной науки. В то же время историзм Маркса позволял российским политэкономам не пренебрегать опытом хозяйства своей страны, ещё недавно бывшей крепостнической и, следовательно, не соответствовавшей универсальности «естественных законов».

       Однако историзм в марксистском варианте стал в России не единственным: были и те, кто сочетал его с подходом исторической школы (И. И. Иванюков), или прямо примыкал к последней (И. И. Янжул). Сложилось и своеобразное понимание (В. А. Милютин, А. Н. Миклашевский) политэкономии как части более широкой науки об обществе, построенной на историческом методе, — социологии.

        К. Маркс вследствие отрицательного отношения к позитивизму никогда не употреблял термин «социология». Но материалистическая (или экономическая) интерпретация истории, неразрывная с «пролетарской» политэкономией Маркса, была широко признана как социологическая концепция. Можно сказать, что марксизм возник не только как продолжение-критика диалектической немецкой философии, классической политэкономии и утопического социализма, но и как противоположность позитивизма и буржуазного реформизма Конта — Милля.

 Маржиналистская революция и «спор о методах».«Маржиналистская революция», изменив конфигурацию предмета политэкономии в сторону большего значения потребления и обмена сравнительно с производством и распределением, сопровождалась, как было рассмотрено в главе 17, «спором о методах». Он вышел за пределы Германии и Австрии. Кембриджский профессор Дж. Н. Кейнс, отец будущего «архитектора макроэкономики», в трактате «Предмет и метод политической экономии» (1891) главные методологические принципы исторической школы определил так:

       — этический подход: классификация мотивов человеческой деятельности, оценка их сравнительного достоинства, выработка стандарта справедливого распределения богатства;

       — междисциплинарный подход, обусловленный взаимозависимостью между экономическими и другими сторонами человеческой деятельности;

— индуктивный подход, подчёркивающий важность исторического статистического материала.

       Маржиналисты противопоставили этим подходам соответственно

— этическую нейтральность;

— принятую априори, исходя из немногочисленных фактов о человеческой природе, модели «экономического человека», управляемого только одним мотивом расчётливого стремления к богатству и максимизирующего собственную полезность;

— дедуктивный подход, основанный на методе изолирующей абстракции экономических явлений от других сфер общества.

       К пунктам, выделенным Дж. Невиллом Кейнсом, надо добавить ещё один, получивший позднее название «холистического подхода», «холизма» ( от греч. ὅλος или англ. hole — «целый, цельный»). Г. Шмоллер рассматривал народное хозяйство, нацию как целостности, первичные по отношению к индивиду. Противоположная позиция методологического индивидуализма отделила маржиналистов не только от исторической школы, но и от марксистов и классиков (а также физиократов и меркантилистов); впоследствии неоавстрийская школа вообще отрицала реальность таких категорий, как «общество», «классы» и т. п.

Методологические расхождения внутри маржинализма.Дж. Невилл Кейнс определил предмет позитивной политической экономии как исследование единообразий, а нормативной — как определение идеалов; он также выделил искусство формулирования экономических предписаний, настаивая на том, что изучение экономических законов или единообразий не зависит от нравственной оценки явлений и формулирования практических предписаний.

В ходе «спора о методах» К. Менгер выдвинул положение, исходное для расхождения австрийской школы с другими школами маржинализма, — отрицание позитивистского критерия научности по образцу точного естествознания. Эта позиция, обусловившая неприятие австрийской и затем новоавстрийской школой математизации экономической науки и концепции экономического равновесия, прошла через весь ХХ век и получила особо значительное продолжение в критике «сциентизма» Хайеком (см. главу 25).

Внутри же неоклассического направления также возникло разногласие — по поводу науки, на которую следует ориентироваться экономической теории. А. Маршалл считал, что это скорее биология, а Л. Вальрас — механика. В неоклассическом синтезе возобладал вальрасианский подход. Затронутые Маршаллом вопросы эндогенного роста (возрастающая отдача) и неэгоистических мотивов экономического поведения не были учтены при формализации «чистой» политической экономии, основанной на предпосылке экзогенно заданных эгоистических предпочтений поведения и принятии общего равновесия как нормального состояния в конкурентной экономике, где агенты заключают контракты, располагая полнотой информации.

По определению ведущего российского экономиста-методолога Олега Ананьина,неовальрасианство (доведённое усилиями в первую очередь П. Самуэльсона и Ж. Дебрё до высокой степени математической элегантности) свело основания «правильного» способа восприятия экономических явлений к 3 базовым постулатам, или «трём Р»: рациональность — рынок — равновесие[119]. Они стали, образно говоря, методологическими «тремя китами» «чистой» политической экономии ХХ в., вскоре отказавшейся от прилагательного «политическая».

28.3. Рост научного знания и проблема оценки теории.             

Постулат экономически рационального поведения. Лапидарную маржиналистскую формулировку предмета экономической теории предложил в «Эссе о природе и значении экономической науки» (1932) английский приверженец австрийской школы Л. Роббинс: поведение человека, определяющего соотношение между своими целями и ограниченными ресурсами, допускающими альтернативное употребление. Роббинс утверждал, что теория должна быть построена на основе базовых постулатов, выведенных интроспективно (из здравого смысла, без эмпирической проверки) и основным постулатом провозгласил «элементарный факт», что «индивиды способны проранжировать свои предпочтения определённым образом и действительно делают это». Примыкая к априоризму австрийской школы, Роббинс настаивал, что гораздо важнее подчёркивать различия между естественными и общественными науками, чем сходства между ними, и отрицал прогнозирование на основе количественных оценок, макроэкономическое целеполагание и моделирование, внесённые в экономический анализ кейнсианством.

Напротив, Дж. Р. Хикс, который ввёл в общее употребление термин «неоклассическая теория», обновил ТОЭР лозаннской школы и заложил основы кейнсианско-неоклассического синтеза, разработал математический инструментарий экономической теории как теории взаимосвязи отдельных рынков. Однако теория ценности и капитала Хикса, по его собственным словам, была логическим анализом системы частного предпринимательства, игнорирующим какие бы то ни было институциональные воздействия на эту систему. Частное предпринимательство же подразумевало рациональное, максимизирующее прибыль поведение при заданной структуре предпочтений экономических агентов.

Таким образом, противоположное отношение к формализации экономического анализа не исключало общности базового постулата экономически рационального поведения. Он задал стандарт маржиналистским течениям вплоть до конца ХХ в., соединившись в мэйнстриме с аксиомой общего равновесия, что дало набор предпосылок о хорошей совместимости индивидуальных решений.

Критерий рационального поведения в научном познании.Годы экономической «высокой теории» (1920 — 30-е гг.), оформившей современный микро- и макроэкономический анализ, были одновременно периодом поиска отвечавшей ХХ в. «научной философии», в разработке которой главную роль играл Венский кружок, включавший таких учёных, как физики и философы-неопозитивисты М. Шлик и Р. Карнап, великий математик К. Гёдель и энциклопедист О. Нейрат. Венский кружок выдвинул принцип верификации(от лат. verificatio — «доказательство»), согласно которому всякое научное знание о мире должно быть сводимо к совокупности «протокольных» предложений, фиксирующих данные «чистого» опыта. В противовес Венскому кружку австрийский философ (позднее живший в Англии) Карл Раймунд Поппер(1902 — 1994) в трактате «Логика и рост научного знания» (1934) обосновал принцип «фальсифицируемости» (опровержимости) как критерий демаркации (отделения) знания, относимого к науке, от знания религиозного и метафизического. Согласно общей концепции Поппера, которую он назвал «критическим рационализмом», любое научное знание принципиально гипотетично («мы не знаем, мы только предполагаем»), и обоснование научной теории (т.е. рациональное поведение в научном познании) должно стремиться не к выявлению окончательных «сущностей» («эссенциализму»), а к определению критериев предпочтительности одних гипотез сравнительно с другими. Принцип фальсифицируемости Поппера («фальсификационизм») утверждает, что наука — это совокупность гипотез и моделей, которые могут быть в принципе опровергнуты эмпирической проверкой. Факт, опровергающий теорию, является основанием для её признания неверной; но никакое количество эмпирических подтверждений не является основанием для признания теории истинной, поскольку не может быть уверенности в том, что в дальнейшем не будут обнаружены факты против этой теории. Науку характеризует метод формулирования и проверки утверждения, а не заверения в истинности знаний; а предмет философии науки составляет методология истинности оценки научных теорий.

Формулировка утверждений в такой форме, что опровержение принципиально возможно, была объявлена Поппером признаком ненаучности («религиозной» или «метафизической»), характерной для концепций, претендующих на непогрешимость, — вроде марксизма или психоанализа.

 «Ультраэмпиризм» против априоризма.Вхождение попперовского критерия фальсифицируемости в дебаты экономистов началось с книги англичанина Теренса Хатчисона (1912 — 2007) «Значение и базовые постулаты экономической теории» (1938). Хатчисон делил все утверждения на тавтологические, которые допускают любое мыслимое состояние мира, и эмпирические, которые исключают, по крайней мере, некоторые состояния. В довольно резком тоне Хатчисон характеризовал большинство экономических утверждений как тавтологические призывал к формулировке проверяемых эмпирических гипотез. Кроме того, будучи приверженцем реформаторских идей Дж. М. Кейнса, Хатчисон был убеждён в первоочередности практической функции экономической науки.

Хатчисон бросал вызов субъективистскому априоризму австрийской школы, достигшему крайнего выражения в «праксиологии» Мизеса и в отрицании макроэкономических агрегатов, эконометрики и количественной оценки экономических прогнозов. С ответом выступил Фриц Махлуп(1902 — 1983), охарактеризовавший позицию Хатчисона как «ультраэмпиризм» — «программу, которая начинается скорее с фактов, чем с предпосылок». В статье «Проблема подтверждения в экономической теории» (1955) Махлуп отвергал какой-либо смысл проверки (путём, например, опроса большого числа покупателей и предпринимателей) постулатов рационального и максимизирующего поведения. Однако Махлуп допускал возможность эмпирической проверки «гипотез низшего уровня», например, утверждения о том, что снижение учётной ставки процента центральным банком ведёт к расширению кредитно-банковской деятельности. Таким образом, возможна непрямая проверка теории как целого.

Инструментализм и структура предпосылок экономической теории.
В книге М. Фридмена «Очерки позитивной экономической науки» (1953) центральное место заняла статья «Методология позитивной экономической науки», принципиальная для дискуссии между «априористами» и «эмпиристами». В противовес одним Фридмен утверждал, что только фактические данные способны показать, полезны ли категории «аналитической системы упорядочивания» для анализа определённого класса конкретных проблем; в противовес другим — что обобщающий характер теории требует таких исходных предпосылок, проверка реалистичности которых не представляется возможной. Сам Фридмен сформулировал для «позитивной», свободной от оценочных (социально-этических) суждений, экономической науки критерий надёжности прогноза при соблюдении требования логической строгости теории как языка анализа: «единственно уместная проверка правильности гипотезы — это сравнение ее прогнозов с действительностью».

С критерием прогностической (предсказательной) способности для оценки теории «позитивная экономическая наука» Фридмена вошла в давнюю научно-философскую традицию инструментализма —позиции, считающей достаточным для теории достигнутое благодаря ей удобство в ориентации среди явлений окружающего мира, без претензий на проникновение в их сущность. Постулаты рациональности и максимизирующего поведения Фридмен интерпретировал как модельные конструкции, облегчающие выполнение цели получения прогнозов. То есть предпосылка о том, что индивиды рационально стремятся к максимизации ожидаемой прибыли — не утверждение, объясняющее природу фирмы, а предположение, что именно такое поведение единственно даёт возможность выживать в конкурентной борьбе.

       Отрицая возможность прямой проверки предпосылок экономической теории, Фридмен тем не менее допускал использование предпосылок в качестве косвенной проверки теории, подразумевая, что предпосылки, опровергнутые эмпирическими данными, могут быть приняты с изменением границ области применения теории. Дальнейшее обсуждение этой проблемы вело к постановке вопроса о разноуровневости предпосылок, для каждой из которых реалистичность выглядит различной. Ф. Махлуп в «Очерках экономической семантики» (1963) классифицировал предпосылки на 1) базовые постулаты (в данное время не подвергаются проверке); 2) эвристические принципы, служащие удобными ориентирами в ходе анализа; 3) процедурные правила — решения о тех аналитических процедурах, которым мы будем следовать; 4) «полезные выдумки», позволяющие рассуждать по схеме «как если бы».

       Структуризация предпосылок экономической теории подготовила экономистов-методологов к восприятию «утончённого фальсификационизма», выдвинутого Имре Лакатосом(Лакатошем, 1922 — 1974) из ЛШЭ, английским философом венгерского происхождения.

«Нормальная наука» и научно-исследовательские программы.В работе «Фальсификация и методология исследовательских программ» (1970) И. Лакатос переосмыслил жёсткий фальсификационизм К. Поппера и оспорил концепцию Т. Куна о «нормальной науке» как господстве одной парадигмы, которое завершается «кризисом», после чего устанавливается новая парадигма. Лакатос обосновал концепцию конкуренции исследовательских программ как движущей силы развития науки, и предложил новый критерий демаркациимежду «зрелой наукой», состоящей из исследовательских программ, и «незрелой наукой», состоящей из «затасканных образцов» проб и ошибок.

Существованием исследовательских программ Лакатос объяснял непрерывность развития науки. Каждая научно-исследовательская программа (НИП) включает «жёсткое ядро» — совокупность утверждений, признанных неопровержимыми всеми участниками НИП, — и «защитный пояс» вспомогательных гипотез, принимающий на себя бремя всех эмпирических проверок и контраргументов. «Защитный пояс» может полностью заменяться, если это требуется для обеспечения защиты «жёсткого ядра»; с разрушением же «жёсткого ядра» вся НИП сходит с исторической арены. «Защитный пояс» охватывает «позитивную эвристику» и «негативную эвристику»[120]. «Позитивная эвристика» состоит из предположений, обеспечивающих прирост фактического знания за счёт предсказательной силы НИП и направленных на развитие «опровержимых» вариантов. Пока программа даёт прирост знания, работа учёного в её рамках рациональна: теоретики предвидят возможные «аномалии» (опровержения) и улучшают исходные гипотезы. «Негативная эвристика» направлена на противоречащие НИП контрпримеры, их устранение за счёт опровержения исходных положений «опровергающих» данных. Благодаря «защитному поясу» «жёсткое ядро» как «методологическое решение приверженцев» комбинируется со вспомогательными предпосылками для формирования конкретных проверяемых теорий, которые зарабатывают НИП её научную репутацию.

       НИП проходит стадии прогресса и деградации. В прогрессивной стадии главную роль играет позитивная эвристика; увеличивается эмпирическое содержание защитного пояса; теория динамично улучшается, объясняет всё больше фактов и позволяет предсказывать ранее неизвестные. Деградация начинается, когда основная масса усилий вынуждена направляться не на развитие гипотез, а на опровержение контрпримеров; «защитный пояс» разбухает от гипотез, слабо связанных с «жёстким ядром», и в какой-то момент («пункт насыщения») «распадается», не в силах «переварить» все контрпримеры. Тогда на смену существующей программе приходит альтернативная.

       Концепция Лакатоса послужила вдохновляющим источником для целого ряда новых интерпретаций истории науки. Автор концепции «научных революций» (см. главу 16) Томас Кун(1922 — 1996) указал, что его и Лакатоса подходы имеют много общего: «жёсткое ядро», успешная работа в «защитном поясе» и деградация — это близкие аналоги «смены парадигм». Главное различие состоит в том, что парадигма подразумевает господство единственной НИП, пока она успешно предсказывает и объясняет новые факты. Кун назвал эту ситуацию «нормальной наукой».Возникновение и увеличение числа аномалий — необъяснимых фактов — приводит к кризису парадигмы и появлению альтернативных теорий, одна из которых занимает место новой парадигмы. Концепция НИП допускает длительное сосуществование соперничающих теорий. Применительно к экономической науке этот феномен был рассмотрен виднейшим историком экономической мысли Марком Блаугом (р. 1927) — голландцем по происхождению, большую часть жизни проведшим в Англии и США.

       Исследовательские программы в экономической науке: пример макроэкономики.В книге«Методология экономической науки» (1980, 2-е изд., 1992)

Блауграссмотрел кейнсианство и монетаризм как конкурирующие исследовательские программы в макроэкономике.Кейнсианство как прогрессивная НИП предсказало и объяснило такие новые факты, как

1) мгновенный мультипликатор расходов, превышающий единицу (независимо от

 того, частные это расходы или государственные, инвестиционные или потребительские);

2) существенные различия в предельной склонности к потреблению в зависимости от дохода (так что перераспределение дохода способно увеличить совокупный спрос);

3) низкая чувствительность к ставке процента у инвестиций и очень высокая — спроса на деньги;

4) снижение средней склонности к потреблению в обществе по мере роста национального дохода.

Неокейнсианские модели роста, инвестиционного портфеля и т.д. были «позитивной эвристикой». Контрпримерами, на которые была направлена «негативная эвристика», стали в 1950-е гг. противоречия между данными об отношении сбережений к доходу, полученными на основе единовременных выборок и на основе временных рядов (первые показывали убывающую, вторые — постоянную среднюю склонность к сбережению), а в 1960-е — «петляние» кривой Филлипса. Монетаризм выступил новой прогрессивной НИП, предсказавшей такие новые факты, как 1) ограниченность краткосрочным периодом эффекта воздействия на реальный выпуск от управления спросом; 2) способность снизить безработицу в долгосрочном периоде только политикой, влияющей на предложение; 3) излечение от инфляции неуклонным соблюдением монетарного правила.

В статье с характерным названием «После кейнсианской макроэкономики» в сборнике под не менее характерным заглавием «После кривой Филлипса» (1983) Лукас и Сарджент назвали стагфляцию «эконометрическим провалом»[121] кейнсианско-неоклассического синтеза. Однако первоначальные эмпирические достижения монетаристов и «новых классических макроэкономистов» сменились плохими результатами в 1980 — 1990-е гг., и главным образом политические факторы поддерживали позиции этой деградирующей НИП, провалом которой стал мировой финансовый кризис 2008 — 2009 гг.

В то же время возрождение кейнсианства в XXI в. является предусмотренным концепцией Лакатоса примером того, что в отдельных случаях исследовательская программа может пережить свой внутренний кризис и снова давать научные результаты; таким образом, с позиций роста научного знания оказывается рациональной верность учёного даже деградирующей НИП. Современное возрождение кейнсианства связано прежде всего с поведенческой макроэкономикой (см. главу 29), возникшей благодаря новым методологическим основаниям экономической науки.

Исследовательские программы в экономической науке: пример микроэкономики.«Лакатосианские очки» (выражение М. Блауга) оказались не столь эффективны при взгляде на микроэкономику, где их «стёкла» были направлены прежде всего на неоклассический методологический индивидуализм. Его крайнее выражение — «экономический империализм» Г. Беккера — был критически рассмотрен Блаугом. Ученик Лакатоса по ЛШЭ Спиро Латсис,сын крупнейшего магната-судовладельца Греции и ныне владелец многомиллиардного состояния, применил методологию НИП для противопоставления двух теорий фирмы — господствующей неоклассической и альтернативной поведенческой. В статье «Ситуационный детерминизм в экономической теории» (1972) Латсис отождествил «жёсткое ядро» неоклассической микроэкономики с такими предпосылками, как 1) максимизация прибыли; 2) полнота информации; 3) независимое принятие решений; 4) совершенные рынки.

На этих предпосылках Джордж Стиглер (1910 — 1991) из Чикагской школы, ученик Ф. Найта и член общества «Мон Пелерин», пытался построить экономическую теорию информации. В статье «Экономическая теория информации» (1961) Стиглер свёл информационную проблему в экономике к снижению степени неопределённости (неинформированности) в результате некоторых расходов индивида-потребителя на наблюдения на рынке конкретного продукта, чтобы в условиях разброса (дисперсии) цен сэкономить, приближаясь к самой низкой цене. Каждое наблюдение требует времени, и издержки поиска информации можно считать приблизительно пропорциональными числу выявленных продавцов, поскольку покупатель тратит время на этот поиск. Поиск информации, таким образом, рассматривается как составная часть максимизирующего поведения: если стоимость поиска равна своей предельной выгоде для покупателя, то достигнут оптимальный уровень наблюдения.

В контексте идентификации продавцов и их цен как издержек-выгод поиска экономической информации Стиглер затронул такие явления, как реклама и репутация. Он считал возможным провести «полную аналогию между взаимодополняющим спросом на информацию и комфорт и взаимодополняющим спросом на товары и услуги по их доставке», поскольку «для большинства людей усвоение информации не является лёгкой или приятной задачей», и они согласятся платить больше за информацию, представленную в развлекательной форме рекламных шоу. Что касается репутации, то она является средством устранения неопределённости относительно качества, и увеличивает (либо сокращает) цену, поскольку позволяет экономить на поиске информации. Стиглер соглашался с определением своего приятеля Фридмена, что супермаркет, например, — это учреждение, которое ищет товары высшего качества и гарантирует их хорошее качество.

Проблемы поиска выгодных направлений инвестирования и выбора наёмными работниками занятий, отрасли и предприятия Стиглер уподоблял идентификации продавцов и их цен потребителем. Его экономическая теория информации, таким образом, была сведéнием выбора в условиях неопределённости к общему случаю неоклассической модели выбора в условиях определённости, без учёта динамики методов производства и потребительских вкусов.

           Однако дальнейшее развитие экономической теории информации пошло в направлении отказа от неоклассических постулатов и формирования альтернативных НИП.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Блауг, М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. — М. : НП «Журнал Вопросы экономики», 2004.

2. Роббинс, Л. Предмет экономической науки // THESIS. Вып. 1. 1993.

3. Фридмен, М. Методология позитивной экономической науки // THESIS. Вып. 4. 1994.