Глава I. Русские нравы, как их видели П.Гордон

Оглавление

Введение.                                                                                                                       3

Обзор источников.                                                                                                       7

Историографический обзор.                                                                                   12

Глава I. Русские нравы, как их видели П.Гордон и другие иноземцы.                             18

       § 1. Первые впечатления о России.                                                                18

       § 2. О судопроизводстве, управлении и казнях в России.                           21

       § 3. О русском пире и пьянстве.                                                                      24

       § 4. О манерах русских.                                                                               26

       § 5. О способности к обучению ратному делу и наукам.                             28

       Вывод.                                                                                                                30

Глава II. Московская немецкая слобода как социо-культурный феномен.           31

       § 1. Об отношении русских к иноземцам.                                                                 31

       § 2. Жизнь и нравы в Немецкой слободе.                                                                  33

       § 3. Ухаживания и свадьба в Немецкой слободе                                           34

       Вывод.                                                                                                                37

Заключение.                                                                                                                  38

Список источников и использованной литературы.                                                42

Введение.

Проблема «Россия и Запад» традиционно относится к категории наиболее значимых для отечественной исторической науки. На современном этапе, в рамках цивилизационного подхода, помимо изучения политических и экономических связей, актуальной является также сфера культурных взаимоотношений России и Запада, сравнение их духовной и обыденной жизни, иначе говоря, нравов и обычаев. «Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи…», - писал о России начала XVI века К.Маркс[1]. И европейским государствам нужно было учиться вести диалог с новым соседом, устанавливать с ним политические, экономические и культурные связи.

Как можно видеть из заглавия, темой данного исследования является конкретно последний тип связей, а именно культурные взаимоотношения европейцев и русских. Тема эта довольно актуальна: в умах современных европейцев торжествуют различные стереотипы о географии России, о нравах и обычаях русских[2]. Чтобы понять истоки их, необходимо проследить эволюцию представлений европейцев о русских, т.е. рассмотреть, каким представлялся русский человек человеку из совершенно другой среды в прошлом. Лучшим источником для этого служат записки иностранцев, в разное время побывавших в России.

Таким образом, данное исследование является источниковедческим, причём его объектом будут нарративные источники особого жанра – записки иностранцев о России. В чём именно заключается специфичность данного вида источников? Она состоит в том, что иностранец, путешествующий по России или состоящий на службе у Российского государства, подмечает и отмечает в своих записях те детали народной жизни, которые незаметны самим русским людям в силу того, что детали эти повседневны и собственно жителями страны видятся как нечто само собой разумеющееся. Эту особенность записок иностранцев о Росси (и следует добавить, что данное утверждение справедливо для записок иностранцев о любой стране мира и её населении) заметил ещё В.О.Ключевский: «Будничная обстановка жизни, повседневные явления, мимо которых без внимания проходили современники, привыкшие к ним, прежде всего останавливали на себе внимание чужого наблюдателя…»[3]. Вместе с тем следует отметить, что взгляд путешественника не лишён субъективности, т.к. европеец попадает в Россию с уже сформировавшимися представлениями о жизни на своей родине. Быт и нравы местного населения представлялись ему непонятными и во многом дикими или странными, т.к. не соответствовали европейским стандартам. Тем не менее, «высказать непосредственное впечатление, производимое ими на не привыкшего к ним человека, он мог лучше и полнее, нежели люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них с своей домашней, условной точки зрения»[4].

       Разумеется, рассмотреть все источники по данной теме за все периоды пребывания иностранцев в Российском государстве невозможно. Поэтому мы ограничимся серединой XVII века, а именно правлением царя Алексея Михайловича (1645-1676 гг.). Но и здесь мы будем вынуждены сделать ещё одно существенное временное ограничение, сузив рассматриваемый временной отрезок до 1659-1667 гг. Причины этих двух последовательных ограничений таковы:

       Во-первых, царствование Алексея Михайловича является собой период, когда деятельность иноземцев в допетровской России достигла максимума. Нашей целью является рассмотрение нравов русского человека именно в допетровской (или средневековой) России, т.к. тема взаимоотношений русских и немцев в правление царя Петра Алексеевича многократно и подробно рассматривалась в трудах историков[5]. Правление же Алексея Михайловича – это время на сломе эпох, когда европейское влияние только начинает постепенно проникать в русскую среду, и потому очень важным представляется зафиксировать именно этот момент смены старого новым, исконного – приобретённым.

       Во-вторых, дальнейшее ограничение связано непосредственно с основным источником данного исследования, заявленным в названии доклада, а именно с «Дневником» Патрика Гордона. Хотя полный его обзор будет дан ниже, здесь следует отметить тот важный момент, что во втором его томе утеряны страницы за 1667-1677 и 1678-1684 года. При этом первых двух лет, описанных в «Дневнике» (1659-1660 гг.), мы преимущественно касаться также не будем, т.к. это время службы П.Гордона в Польше, а на русскую службу он поступает лишь в 1661 году. Итак, временное ограничение приблизительно таково: 1661-1667 года.

       Тем не менее, хотелось бы отметить, что только по дневниковым записям «русского шотландца», как назвал его Д.Г.Федосов[6], восстановить образ русского человека глазами иностранца не представляется возможным. Поэтому в данной работе также будут использованы и другие записи иностранцев о своём пребывании в России в этот промежуток времени. К ним относятся записки Николааса Витсена, А.Мейерберга, С.Коллинса, Я.Рейтенфельса, Я.Я.Стрейса. Также мы будем обращаться к «Описанию путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию» Адама Олеария, т.к. эта работа задаёт тон всем последующим свидетельствам иностранцев о России XVII века. Наконец, мы обратимся и к первому тому дневников Патрика Гордона (1635-1659 гг.), чтобы сравнить менталитет европейцев и русских в том виде, в котором их наблюдал один и тот же человек. Разумеется, данные источники несколько расширяют временные рамки нашего исследования, однако всё сказанное в них может быть справедливо отнесено и к середине XVII века. Из этого же вытекает и основной метод данного исследования - сравнительно-аналитический. Сопоставляя и сравнивая источники между собой, анализируя информацию, содержащуюся в них, мы сможем смоделировать тот стереотипный образ русского, который зафиксировался у европейцев к середине XVII в.

       Отдельной проблемой данного направления можно считать выяснение отношения русских людей к «некрещеным немцам», влияние на это отношение национального и конфессионального факторов, его соответствие требованиям законодательства и церковных канонических установлений, определявших нормы общения православных и иноверцев. Это потребует рассмотрения и анализа реакции русских людей при контактах с представителями различных групп «некрещеных немцев», выезжавших в Россию: западноевропейских специалистов, торговых иноземцев, участников иностранных посольств.

Вместе с тем мы постараемся проследить и развитие такого специфического социо-культурного феномена, как Московская Немецкая слобода. В этом поселении переплеталось влияние собственно европейское, причём весьма разнообразное (ведь «немец» - это европеец вообще, так что в слободе можно было встретить выходцев из германии, Голландии, Шотландии, Англии и других стран), и русское, для данной слободы пришлое. Записи иностранцев, проживавших на территории данной слободы (собственно Патрик Гордон и С.Коллинз), позволяют узнать о том менталитете, который сложился у жителей Московской немецкой слободы.

Закономерен вопрос: почему же именно «Дневник» Патрика Гордона является основным объектом данного исследования? Дело в том, что взгляд Патрика гордона на русскую действительность – это взгляд и снаружи, и изнутри. Прибыв в Россию в 1661 г., Патрик Гордон оставался в ней до конца своей жизни. Если первые его впечатления о новом отечестве, как мы увидим ниже, весьма отрицательны по своему характеру, то с течением времени он постепенно привыкает к жизни в Российском государстве, свыкается с привычками и нравом русских и перенимает многое из него. Поэтому в его сочинениях мы находим сплав двух позиций: человека, чуждого российской действительности, и человека, признавшего эту страну новой родиной (впрочем, данное утверждение спорно: до конца жизни Гордон, сделавший многое для России, просил об отставке и о дозволении вернуться в Шотландию). То есть, Патрик Гордон даёт нам взгляд как «снаружи», со стороны по-европейски мыслящего человека, так и «изнутри», со стороны человека, долгое время прожившего в данной стране. Исходя из этого, справедливыми можно считать слова историка Н.Г.Устрялова о «Дневнике» Патрика Гордона: «Сокровище неоценённое, материал по преимуществу исторический, не уступающий никакому акту в достоверности, исполненный множества любопытнейших подробностей!»[7].

       Резюмируя вышесказанное, повторим, что основной целью данного исследования является конструирование образа русского человека в том виде, каким его видел европеец в XVII веке, и изучение жизни в Немецкой слободе при Алексее Михайловиче. Основным объектом исследования являются записки иностранцев о России преимущественно за 1659-1667 года. Для достижения поставленной цели будет произведён анализ источников, их сравнение, будут выявлены те основные черты, которые иностранцы подмечают в характере русских, а также те детали жизни иноземцев в России, которые помогут воссоздать отдельные стороны жизни «кукуйских немцев». Таковы два направления данного исследования.

Обзор источников.

Главным из источников является «Дневник» Патрика Гордона за 1659-1667 года, а также, за года 1635-1659 в качестве вспомогательного источника. Подробное его археографическое описание было дано М.Р.Рыженковым[8]. Дневник состоит из шести тетрадей-томов, насчитывающих 3518 пронумерованных страниц, написанных на английском языке с включениями шотландских диалектизмов (например, поговорка burnt bairns fire dreid – «обжегшись, дети боятся огня»), что составляло некоторую трудность для переводчиков. Записи сделаны на белой нелинованной бумаге голландского и отчасти французского и немецкого производства форматом в одну четвёртую листа (in 4º). Текст не производит впечатления поденных записей, но чередование фрагментов, написанных разными перьями и чернилами разных оттенков (от светло-бурого до почти чёрного) показывает, что записи делались в несколько приёмов, приблизительно от 10 до 50 листов за раз. Определение времени написания «Дневника» составляет некоторую проблему: несомненно, первый том был написан уже после приезда в Россию, на что указывают следующие признаки:

- бумага, на которой написаны «Дневники», имела распространение в России во второй половине XVIII в.;

- на рукописи первого тома «Дневников» прослеживаются филиграни с изображением герба Амстердама (л. 1, 20), головы шута с оплечьем в 7 (л. 10, 11) или 5 (л. 15) бубенцов и пасхального Агнца с крестом (л. 17). Эта голландская бумага именно с 1660-х годов всё больше ввозилась через Архангельск;

- начиная с 72-го листа и далее неоднократно встречается филигрань с изображением дамы и кавалера, а также надписью “ALLEMODEPAPPIER”, которая не обнаружена на документах, датированных ранее 1670-х годов[9] и т.д.

       Второй том по ряду внешних признаков (подробнее см. у М.Р.Рыженкова) сходен с первым томом и лишь немного уступает по объёму (в оригинале 107,5 и 92 тысячи слов соответственно). Индивидуальный переплёт, как у первого тома, отсутствует, аналоги его известны среди книжных переплётов московской работы XVII в. В дошедшем до нас виде он относится к 1680-м годам, когда мог быть написан с протографа. Основания для данного заключения были приведены Д.Г.Федосовым[10], основные из них следующие:

- первые листы второго тома написаны на бумаге с филигранью в виде двуглавого орла (л. 9-10), датируемой не ранее 1683 г.[11];

- филигрань с головой шута (л. 70, 75) датируется не ранее 1679, а «семь провинций» (л. 94-95) – не ранее 1683 г.[12] В томе есть даже водяные знаки, датируемые 1690-ми годами («рожок» - л. 136, 139; «двойной рожок» - л. 255, 260), но т.к. они описаны по печатным изданиям, необходима поправка на возможную залежность бумаги[13]. При этом нужно учитывать, что указанные филиграни чаще встречаются в документах и изданиях украинского происхождения, и вполне логично, что мы встречаем их в «Дневнике» Патрика Гордона: известно, что именно на Украине проходила служба П.Гордона до середины 1680-х годов.

       Первый том и первая треть рукописи второго тома довольно подробны в своём описании событий того или иного дня. Это наводит на мысль о том, что Патрик Гордон оставлял заметки о событиях своей жизни едва ли не ежедневно для того, чтобы свести их затем воедино. Сначала Гордон заполняет листы равномерно, без пропусков, с минимумом помарок и с непременными кустодами по последней строкой. Затем появляются пропуски по полстраницы и более (л. 50-52 об.), возможно, автор предполагал заполнить лакуны позднее с помощью недоступных ему в тот момент источников. Далее пропуски повторяются уже в виде оставленных чистых листов в конце очередного года (6 листов с оборотами после л. 94 и т.д.), причём авторская нумерация на них не прерывается. Вероятно, Гордон собирался внести дополнения в уже переплетённую рукопись, но по каким-то причинам не смог сделать этого. Начиная со второй трети тома, текст приобретает более отрывочный, лаконичный характер, пространные многостраничные повествования исчезают. Создаётся впечатления, что здесь мы имеем дело с первичными дневниковыми записями «по горячим следам», по неизвестным нам причинам не проработанные автором, как это было сделано с предыдущими записями.

       Теперь кратко рассмотрим историю источника, его публикаций и переводов[14]. Журнал Патрика Гордона дошёл до нас не полностью. Из шести уцелевших томов IV и V попали в Московский Архив среди конфискованных бумаг опального временщика графа А.И.Остермана после его ареста в 1741 г. I, II, III и VI тома в 1759 г. приобрёл у потомков Гордона барон А.С.Строганов. От него они перешли к известному учёному Г.Ф.Миллеру, позже поступили в Архив Иностранных Дел (при Екатерине II) и, наконец, - в Военно-ученый архив Главного Штаба. Преемник последнего – Российский Государственный Военно-исторический Архив в Москве – и хранит ныне все шесть переплетённх манускриптов (Ф.846 Оп.15 Д.1-6). Остальные книги, к сожалению, утрачены безвозвратно.

Хотя Патрик Гордон вёл свои записи для себя одного и «не предназначал их для всеобщего взора»[15], значение их оценили уже некоторые из его современников. В 1724 г. впервые к русскому переводу с оригинала приступил граф Остерман, возможно, по указу самого императора Петра I, однако бурная политическая деятельность отвлекала его от сего труда. Спустя несколько лет к «Дневнику» обратились Г.З.Байер (для изучения Крымских и Азовских походов) и Г.Ф.Миллер, задавшийся целью перевести его на немецкий язык, поручив дело своему помощнику Иоганну Стриттеру. Последний работал усердно, однако, полагая, что главное в тексте – военные события в России, сильно сокращал или совершенно опускал всё остальное. К тому же Стриттер изменил форму изложения с первого лица на третье, а его скудные познания в английском языке и палеографии XVII века привели ко множеству ошибок. В то же время трудом Гордона заинтересовались его соотечественники. В 1818 г. лондонский издатель лорда Байрона, как следует из стихов последнего[16] (напомним, что прославленный поэт был родственником Патрика Гордона по материнской линии), Дж.Меррей готовил к печати какую-то часть записок петровского генерала. Хотя задуманное и не осуществилось, Меррей уступил рукопись «Журнала генерала Гордона» А.И.Тургеневу, который писал об этом в «Хрониках русского» в 1835 г., желая также, чтобы «она послужила материалом для будущего историка преобразований Петра I…»[17].

На самом деле рукопись, переданная А.И.Тургеневу, была копией, снятой с трёх последних томов в XVIII в. Вернувшись в Петербург, он сразу же поделился своей находкой и увлёк ею своих знакомых. Среди них был и А.С.Пушкин, собиравший в это время сведения о петровской эпохе[18]. «Дневник» Гордона привлёк внимание и императора Николая I, поручившего чиновнику Военного Министерства Д.Е.Келлеру заняться оригиналом рукописей, хранящимся в архиве. После смерти последнего дело было подхвачено М.К.Поссельтом при содействии князя М.А.Оболенского, хотя Поссельт вернулся к идее немецкого, а не русского перевода и воплотил её. В 1849-1853 гг. в Москве и Петербурге вышло трёхтомное издание «Дневника»[19], к которому и сегодня обращается большинство российских и западных учёных. Впрочем, следует согласиться с утверждением, что сие сочинение «далеко не удовлетворительно»[20], поскольку оно опирается на ущербный перевод Стриттера. Хотя Поссельт и отредактировал труд своего предшественника, значительно расширил объём переведённого текста, снабдил его полезными комментариями и приложениями и «позволил» Гордону вести повествование от первого лица, тем не менее он и сам допустил немало промахов (в частности, относительно шотландских слов и выражений), а пропуски подлинного текста в его публикации местами насчитывают десятки страниц, иногда заменённых кратким пересказом. Вновь источник подвергся произвольному и неоправданному сокращению.

Все последующие опубликованные фрагменты вплоть до конца XX века так или иначе обязаны своим появлением Поссельту. В 1859 г. по представленному им списку шотландское историческое общество “Spalding Club” напечатало в Эбердине первое издание памятника на языке оригинала[21], в который вошли почти исключительно отрывки с описанием отрочества и начала карьеры Гордона, его поездок в Британию в 1666-1667 и 1686 гг. В конце XIX - начале XX вв. вышло ещё несколько русских изданий[22], основанных на обратном переводе с немецкого языка, причём и они обрываются в самом начале.

Лишь недавно, а именно в 2000-2009 гг., в рамках серии «Памятники исторической мысли» вышел новый перевод «Дневника» генерала Патрика Гордона, осуществлённый кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Института всеобщей истории РАН Д.Г.Федосовым[23]. Данное издание является первой научной публикацией данного исторического памятника, снабжённого различным дополняющим дневниковые записи материалом (письма и документы П.Гордона[24], статьи Д.Г.Федосова[25], генеалогическое древо Гордонов оф Хэддо и Охлухрис[26], археографическое исследование М.Р.Рыженкова[27], иллюстрации и т.д.). На данный момент это издание является наиболее подходящим для работы с источником в переводе, и именно оно лежит в основе данного исследования.

История написания и публикации остальных источников, используемых в данном исследовании, здесь не приводится ввиду того, что они являются второстепенными и читатель может ознакомиться с ней в соответствующих изданияхю Так, информацию о записках А.Мейрберга, С.Коллинса и Я.Рейтенфельса можно найти в замечательном сборнике «Утверждение династии» из серии «История России и Дома Романовых в мемуарах современников. XVII-XX вв.»[28]. Об истории «Описания» Адама Олеария можно узнать в изданиях, подготовленных А.М.Ловягиным[29] и М.П.Алексеевым[30]. О записках Н.Витсена следует смотреть в издании 1996 г.[31], о сообщениях Я.Я.Стрейса – в издании 2006 г.[32]

Историографический обзор.

       Конкретно к проблеме записок иностранцев о России как отдельному источнику по истории нашего Отечества,  которому свойственна своя особенная специфика, обратился В.О.Ключевский в работе «Сказания иностранцев о Московском государстве» 1866 г. Известный историк рассматривает записки путешественников как особый вид исторических источников. Их своеобразие и уникальность состоят в том, что они дают сведения об обыденной жизни русских людей, которую слабо затрагивали известные на тот момент отечественные документы. Автор исследует вопрос, что представляют собой известия иностранцев, описывающих свои впечатления от России, что они дают для изучения ее жизни и политической системы Российского государства^[33]. Также историк обращает внимание на то, что авторы XVII и даже конца XVI в. часто заимствовали в своих произведениях целые отрывки из записок своих предшественников, в частности из Герберштейна и Олеария, не проверяя их подлинности (исключение составляет собственно Олеарий, дополнявший и комментировавший сведения прежних путешественников)^[34]. Историком были рассмотрены заметки иностранцев о русском судопроизводстве и управлении страной в том виде, в каком их видели иностранцы^[35], свидетельства о повседневной жизни жителей Москвы^[36]. Ключевский, отмечая некоторые традиционные черты во взаимном восприятии иностранцев и русских, показывает характерные для представителей «западного» мира субъективизм и искаженное восприятие Московии, как страны на краю света, совершенно им не понятной.

       Здесь же следует отметить очерк Н.И.Костомарова «Домашняя жизнь и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях» (1860 г.)[37]. Умело оперируя сведениями из записок иностранцев и отечественными источниками, историк смог воссоздать образ жизни русского человека в средневековой России, его обычаи и нравы. Данный труд до сих пор не превзойдён по своей энциклопедичности, и современные исследователи, обращающиеся к теме бытовой жизни русского народа в XVI-XVII вв. часто обращаются именно к нему.

       Что же касается такого источника, как «Дневник» генерала Гордона, то впервые непосредственно к нему обратился А.Г.Брикнер в работе 1878 года «Патрик Гордон и его дневник»[38]. В своей работе учёный дал подробную биографию Патрика Гордона от его рождения до смерти, основанную на сведениях из дневника и на свидетельствах современников. Во второй части труда Брикнер даёт подробную оценку дневнику как источнику по истории Росси и её соседей с 1655 по 1698 гг. Он отмечает как преимущества дневника (полная и всесторонне освещённая политическая история России в XVII в., множество сведений о хозяйстве, военном устройстве и общественном быте того времени), так и его главный недостаток: «Гордон не думал о составлении картины состояния России, он не был особенно даровитым наблюдателем чужеземных нравов и обычаев, какими были Герберштейн, Флетчер, Петрей, Олеарий, Мейерберг, Коллинс, Крижанич и пр.… для извлечения данных о бытовой истории нужно иногда читать между строками»^[39]. В дореволюционной России это была единственная работа, посвящённая комплексному анализу дневниковых записей «русского шотландца». Несомненно, труд Брикнера до сих пор не потерял своей исторической значимости как первая попытка научной разработки дневника.

        В советское время тема положения иностранцев в России XVII века отечественными историками практически не затрагивалась. Тем не менее, в 1969 г. в журнале Советские архивы была опубликована статья И.Г.Тишина, посвящённая дневнику Патрика Гордона[40]. В данной статье автор сжато пересказывает содержание всех шести томов дневников, приводит оценки историков относительно ценности дневника как источника и даёт исторический обзор переводов и публикаций труда Патрика Гордона. Важно отметить, что Тишин упоминает о том, что дневник был включён М.Н.Тихомировым в учебник «источниковедение истории СССР», а также в очерках по истории СССР, изданных АН СССР в 1955 году и в «Истории военного искусства» А.А.Строкова. Никакого анализа или переосмысления источника в данной статье мы не наблюдаем. Это же справедливо для статьи А.А.Петросьяна, опубликованной в журнале «Вопросы истории» в 1994 году[41]. Хотя в названии заявлено рассмотрение «Дневника» Патрика Гордона, на деле автор всего лишь приводит биографию прославленного генерала, а к «Дневнику» обращается лишь для описания событий, связанных со стрелецким бунтом 1698 года.

       Наиболее полный и подробный анализ возможностей, которые даёт нам изучение «Дневника» Патрика Гордона для составления всеобъемлющей картины жизни в XVII веке, на данный момент можно обнаружить только у Д.Г.Федосова. В своих статьях[42] он не только полностью и в подробностях воссоздаёт биографию Патрика Гордона, но и даёт целостный и комплексный анализ его дневников, приводит историю их публикаций и изучения. Именно в его профессиональном переводе выпущены в 2000-2009 годах четыре тома дневников серии «Памятники исторической мысли», используемые для данной работы. В своих статьях Федосов отмечает важность использования записей Гордона для исследования жизни русских и «кукуйских немцев» в XVII веке, однако не заостряет своё внимание на этом, оставляя решение этой задачи последующим поколениям историков.

       Не будем забывать и о таких направлениях нашего исследования, как взаимоотношение русских и «некрещеных немцев», а также жизнь иноземцев в России, особенно в Немецкой слободе. Уже в XIX веке проблема «Россия и Запад» была затронута в трудах С.М.Соловьёва и П.Н.Милюкова[43]. Авторы рассматривают XVII столетие как время конфликта культурного изоляционизма и западного влияния, подчёркивая важную роль «выезжих немцев» и Немецкой слободы в распространении новых веяний в России.

       Глубоких исследований, посвящённых исследованию отношения к «немцам» в русском обществе XVII века, в предыдущие два века не было предпринято ни отечественными, ни зарубежными историками. Можно отметить только труд Л.Рущинского «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков», содержащую небольшой раздел «Отношение русских к иностранцам и иноверцам»[44]. По мнению автора, русские люди в своём отношении к иноземцам руководствовались исключительно религиозными соображениями и чувствованиями. Подчёркивая субъективность иностранных путешественников, описывавших религиозную жизнь и быт русского народа в ироническом или уничижительном тоне, Л.Рущинский с лёгкостью принимает на веру их сообщения о всеобщей неприязни православных к иноверцам. По мнению исследователя, неизбывное религиозное отвращение к «нехристям» составляло общую черту русского народа в допетровский период.

       В 90-е годы XX века пробуждается интерес к проблеме «Россия и Запад». После длительного перерыва просыпается интерес исследоваетелей к вопросу о влиянии Запада на русскую жизнь XVII века, к положению иноземцев в России и отношению к ним русского общества в период, предшествовавший петровским преобразованиям. Интерес представляет статья Л.Б.Сукиной «Русский человек и его православная вера глазами европейцев (вторая половина XVI – XVII вв.)»[45]. Рассматривая различные свидетельства иностранцев о вероисповедании русских, она разделяет их на показания католиков и протестантов, различающиеся между собой оценкой, которую дают представители того и другого направления христианства православным традициям русских. Если католики относятся к православию почтительно, видят аналогии в православных и католических обрядах, оправдывают «языческие» привычки поздним приобщением к христианству, то протестанты оценивают православие довольно жёстко и отмечают архаичность форм вероисповедания, их культурную отсталость, серьёзные противоречия религиозной жизни русских людей, проявляющиеся в сочетании строгого соблюдения обрядов и служб с пренебрежительным отношением к их содержанию. Сукина Л.Б. считает верными замечания протестантов о формализации веры, обрядов и благочестия, однако подчёркивает, что англичане и другие иноземцы того времени не могли понять всю систему веры православного человека того времени. На основе проделанной работы она делает вывод о том, что излишняя суровость протестантов в суждениях - следствие культурных и конфессиональных различий между европейцем эпохи Реформации и зарождающегося Просвещения и русским человеком времени позднего Средневековья.

Также из современных работ следует отметить «Иноземцы в России XVI-XVII веков» Т.А.Опариной[46]. В книге описаны судьбы представителей различных вероисповеданий, в первую очередь христианских; этих людей объединяет пребывание в Российском государстве и происшедшее в связи с этим присоединение к Русской Церкви. Автор рассмотрела условия пребывания иноземцев в России через биографии. Семь глав книги представляют собой семь капитальных биографических и генеалогических исследований. В описанной исследовательницей на многообразном материале практике перекрещивания иностранцев ярко выявлено представление русских церковных и светских властей о Московском государстве как об оплоте «благочестия и истинной веры» Исследование Опариной позволяет также обратиться к проблеме адаптации индивида к чужой среде в эпоху позднего Средневековья. На основе проделанной работы Опарина Т.А. делает вывод о двойственном отношении к иностранцам в допетровский период. Особенностью данного периода, по её мнению, было сложное сочетания ассимиляции и изоляции, усвоения западного опыта и ограничений на распространение иностранных обычаев, традиций, и особенно вероисповеданий. Адаптация сочеталась с декларируемым неприятием и обособлением на религиозной почве. Наполнению страны иностранцами сопутствовала усиливающаяся охранительная линия русских духовных властей, достигавшаяся целой системой мер, одной из важнейших среди которых оказывалось обращение. В целом, анализ, проделанный исследовательницей. Можно признать образцовым и чрезвычайно убедительным.

Отдельного рассмотрения заслуживает историография исследований, посвящённых Немецкой слободе XVII века. Первое из них принадлежало историку В.В.Нечаеву[47]. Статья в популярном издании рассказывает об обстоятельствах возникновения слободы в XVI веке, её гибели в Смутное время и возрождения в середине XVII столетия. Основная часть работы посвящена рассказу о внутренней жизни западноевропейской общины, её институтах, а также нравах, царивших в среде обитателей слободы. По мнению В.В.Нечаева, Немецкая слобода оказывала существенное культурное влияние на московские верхи в XVII веке.

В историографии советского периода следует отметить статью Е.Звягинцева «Слободы иностранцев в Москве XVII в.»[48]. На основе материалов о населении, жизни и быте Немецкой слободы, автор делает вывод о том, что цель духовенства изолировать иноземцев в слободе и уберечь православное население от их влияния не была достигнута в полной мере. Контакты русских людей с «немцами» раздвигали общий духовный кругозор русского населения и ослабляли его национальную ограниченность. Таким образом, выводы Е.Звягинцева вполне соответствуют мнению В.В.Нечаева по данному вопросу.

Последней работой, которую хотелось бы рассмотреть в данном обзоре, является труд В.А.Ковригиной «Немецкая слобода Москвы и её жители в конце XVII-первой четверти XVIII века»[49]. Данная работа позволяет составить представление о переменах, произошедших в слободе в период петровских преобразовании. Автор осуществляет обзор правового положения иноземцев в России, останавливаясь на особенностях юридического статуса иностранных подданных и организации управления слободой в указанный период. Главный объект исследования – сами жители Немецкой слободы царствование Петра I. Автор уделяет внимание не только профессиональной деятельности иноземцев, но и положению, которое они занимали в русском обществе, роли в развитии «ремёсел и художеств», науки и промышленности, влиянию на деловую и духовную жизнь России, участию иноземцев в осуществлении реформ, их вкладу в становление светской культуры нового времени. Автор использует широкий круг источников, как опубликованных, так и хранящихся в РГАДА, многие из которых вводятся в научный оборот впервые. Впрочем, работе свойственна и некоторая односторонность. За рамками исследования осталась практически вся внутренняя жизнь Немецкой слободы петровского времени, повседневный быт и нравы населения, а также жизнь слободских религиозных общин.

В целом, проблемы жизни иностранцев в России, внутренней жизни, нравов и обычаев жителей немецкой слободы и видения иноземцами русского характера только начинают привлекать внимание отечественных исследователей. Вероятно, причиной этого является недоступность многих источников по этому периоду, хранившихся в архивах нашей и других стран, а также недостаток в переводах заметок иностранцев о России и её населении. Таким образов, данный круг проблем ещё ожидает глубокого, всестороннего и комплексного анализа.

Глава I. Русские нравы, как их видели П.Гордон

И другие иноземцы