Перспективы институционального совершенствования

Политическая демократия. Вместе с тем имеется огромное мно­жество ситуаций, в которых необходимо или, по крайней мере, жела­тельно заменить рынок общественным процессом принятия решений (Эрроу, 1993, 55). Саморегулирующийся рынок, вовлекающий в рыноч­ный обмен такие элементы производства, как труд, земля и деньги, гро­зит обществу разрушительными последствиями, отмечал К.Поланьи. Труд, земля и деньги не просто элементы производства, — «это не что иное, как сами человеческие существа ("фиктивные товары"), из кото­рых состоит любое общество, и естественное окружение, в котором оно существует». Рыночное использование этих факторов грозит унич­тожением и разрушением самих культурных и природных основ обще­ства. «Ни одно общество, даже в течение самых коротких отрезков вре­мени, не сможет выдержать последствия функционирования такой сис­темы чисто фиктивных ценностей без соответствующей защиты своей человеческой и природной сущности и системы организации своего бизнеса от разрушительной силы этих сатанинских жерновов». Благода­ря демократическим и представительным институтам ограничивается деятельность рынка «применительно к труду, земле и деньгам... Обще­ство Само защитило себя от тех опасностей, которые присущи саморе­гулирующейся рыночной системе, в этом состояла основная отличи­тельная черта исторического развития» (Поланьи, 1993, 13),

Параллельно рынку необходимо развитие демократической и пред­ставительной системы в политике. Недостатки государства порождают допрос о его совершенствовании. При этом общей основой улучшения является демократизация.

Однако здесь возникает дискурс о голосовании. Он относится к представительным органам. Исполнительные органы рассматриваются в духе бюрократии, хотя и они используют процедуры голосования. По­литический механизм принадлежит к средствам распределения ресур­сов. Голосование — естественный способ выбора предпочтений опреде­ленного уровня общественных благ. При рассмотрении многих проблем общественного выбора возникают примеры, несовместимые с единст­венным максимумом, и равновесия при голосовании простым большин­ством может не быть. Причем равновесие при голосовании простым большинством будет отсутствовать при большинстве вопросов, касаю­щихся распределения (Стиглщ, 1997,157).
-----79-----

В связи с этим возникает проблема определения правила принятия социальных решений, которые помогли бы избежать лукавой ситуации. Причем политический механизм не должен быть диктаторским. Фор­мально' конечный результат не должен зависеть от не относящихся пря­мо к вопросу альтернатив. Исследования в этой области привели к тео­реме невозможности Эрроу, согласно которой не существует правила, которое удовлетворяло бы всем необходимым характеристикам, и не­возможно найти альтернативный недиктаторский политический меха­низм, который разрешает проблему голосования большинством. Из данной теоремы следует, что нельзя персонифицировать государство, ожидая, что оно действует совершенно аналогично рациональному ин­дивиду, приписывая ему тем самым больше мудрости, чем кому бы то ни было. Таким образом, при голосовании имеет место парадокс № 1, «парадокс голосования», или парадокс циклического голосования, когда решение принимается меньшинством. Этот парадокс возникает не все­гда, есть основания полагать, что пока предпочтения избирателей не станут слишком различными (оставаясь в пределах «золотого сечения»), процедура голосования состоятельна.

Парадокс Эрроу составляет предмет, известный в теории как обще­ственный выбор, смысл которого яснее раскрывается названием «эко­номика политики», основанной на принципе, что равновесие, предпоч­тение и выбор составляют универсализм экономики, хотя этого вряд ли достаточно для объяснения экономической жизни». Общественный вы­бор рассматривает влияние политических процессов на размещение и перераспределение ресурсов с целью определения возможности баланса разных интересов, а также неполноты реализации целей, поставленных государственными программами, обусловленной особенностями выяв­ления и согласования предпочтений с помощью политических механиз­мов, к которым относится демократия и голосование. Интерес к изуче­нию этого вопроса возник как реакция на утопическое представление, что правительство стоит выше низменного своекорыстия рынка и под­чиняется более высоким мотивам и целям, в противоположность кото­рому общественный выбор рассматривает политиков как людей, дейст­вующих на своем собственном рынке, стремящихся получить скорее голоса, чем деньги, на рынке, где есть свои особые типы неудач (Брит-тан, 1998, 51).

Одной из существеннейших проблем, связанных с общественными благами, является выявление предпочтений. Приобретая частные това-
-----80-----

ры, люди обнаруживают свои предпочтения по отношению к различным частным благам. Для общественных благ не существует подобного ме­ханизма. Наиболее очевидные политические механизмы связывают от­ношение индивидов к общественным благам с тем, что они должны платить. Полагается, что мало кто из избирателей чувствует столь зна­чительную заинтересованность в определенном решении какого-либо вопроса о предстоящих выборах, чтобы тратить время, деньги или их сочетание за определенную информацию и определять круг насущных проблем, по которым требуется решение. Предлагаются альтернативные механизмы, которые стимулируют людей к проявлению истинных предпочтений (Стиглиц, 1997, 167), но у них есть серьезные недостатки. Так, известно, что избиратели имеют только ограниченную информа­цию, на основе которой могут оценивать компетенцию своих предста­вителей, которые, кроме того, ограждаются риторикой об их сменяемо­сти голосованием.

Парадокс голосования № 2 — почему люди голосуют, когда имеет­ся неизмеримо малый шанс, что их действия повлияют на результаты (Бриттан, 1998, 55)? Объяснение весьма тавтологично при логически спорном обосновании, проистекающем из смешения двух противопо­ложностей— контрарной и контрадикторной: дескать, они голосуют потому, что получают удовлетворение от участия в политическом про­цессе, обусловленное воспитанием добродетельности, выходящей за границы представления, что один для другого является только средст­вом. Кроме того, люди могут голосовать и потому, что стремятся за­крыть некоторые лазейки в системе государственной деятельности, да­же если их персональные обязательства при этом увеличиваются.

Более детализированный анализ подводит к выводу, что, во-первых, недостаток плюрализма (например, двухпартийность) приводит избирателей к центризму и отсутствию выбора, что снижает их полити­ческую и экономическую мотивацию (Стиглиц, 1997, 161). Однако здесь имеются ограничения: а) при голосовании простым большинством равновесие может не существовать, так как индивидуальные предпоч­тения не имеют одного максимума, медианный избиратель четко не оп­ределен (в одних вопросах люди являются либералами, в других вопро­сах — консерваторами); б) центростремительность .предпочтений не дает подобным избирателям стимулов быть политически активными, поскольку политический процесс и так отразит их предпочтения, но тогда возрастает заинтересованность тех, чья позиция дальше от центра и ближе к противоположным полюсам политического спектра. Во-вторых, низкая рациональность избирателей, которая недифференциро-
-----81-----

вана от бессознательного, проистекает из того, что в рамках экономики, продвигающейся «малыми приращениями», люди действуют, как пра­вило, автоматически, исходя из опыта, накопленного ими, а также дру­гими хозяйственными субъектами, так что их поведение основано на привычных способах реакции на стимулы.

Теория общественного выбора выделяет кроме голосования и такие каналы, как лоббизм и поиск ренты. Соперничество между различными группами, плюралистичность влечет бездействующее правительство в тупик, что как раз и повышает роль государства в свете соединения нео-веберианских (неоинституциональных) позиций с концепцией рацио­нального выбора («кроуникапитализм»).
Как же совместить специальные интересы с равноправием? Возни­кает ряд общественных благ— общественный интерес, эффективное управление государственным сектором, выборы из тех, кто компетен­тен, или тех, кто стоит на точке зрения, близкой к вашей собственной... Таким образом, создание групп по интересам — это институциональ­ный ответ на «проблему зайцев» (Стиглщ, 1997, 162).

Альтернативная точка зрения предполагает, что многие политики не преследуют своих эгоистических интересов, проявляют альтруизм и милосердие. Почему бы и нет! Вместе с тем следует сделать некоторые уточнения. Во-первых, очевидная непредсказуемость действий полити­ческих лидеров позволяет иногда признать в качестве лучшего способа служения общественным интересам следование личным интересам. Во-вторых, существует проблема выбора, обусловленная ограниченностью информации о мнимых и действительных качествах лидера. В-третьих, даже если лидер не действует в своих собственных интересах, то он подчиняется интересам окружения, специализации и позиционирования, причем, как правило, не осознавая подобного характера своих действий. Таким образом, остается до конца не ясным, как интерпретировать «действия ради общего блага», тем более когда нет единства в понима­нии общественных интересов и есть условия для проявления теоремы о невозможности Эрроу, т.е. не существует простого способа (на основе простого большинства) сознательного согласования различных пред­почтений. Ясно только то, что функционеры подсознательно способст­вовали проведению политики, которая, по общему признанию, не соот­ветствовала их декларированным намерениям и отличалась нарушением общепринятых стандартов справедливости и даже неэффективностью. Это, впрочем, обосновывается законом непредвиденных последствий, согласно которому политические действия обладают свойством иметь
-----82-----

ненамеренные эффекты в дополнение к тем, которые были целью этих действий (Долан, Линдсей, 1992, 100).

Тогда возникает вопрос — почему же не принимаются альтерна­тивные решения, оптимальные по Парето? Во-первых, поскольку обще­ственный интерес является общественным благом, то, как это ни похо­же на софизм, должно существовать недопредложение этого, как и лю­бого другого, частным образом обеспечиваемого общественного блага: по оценке Бьюкенена, спрос на бесплатные услуги в области здраво­охранения, как и в области образования, всегда будет превышать пред­ложение. Во-вторых, многие из распределительных эффектов, предпри­нимаемых в интересах групп со специальными интересами, далеко не очевидны, причем это так и задумывается (Стиглщ, 1997,165).

Теория общественного выбора дает основания для вывода, что представительная демократия не имеет механизмов, обеспечивающих разрешение противоречия между эффективностью и справедливостью в случае государственной деятельности. Вывод, который следует из кри­тики представительной демократии и голосования, сводится к тому, что государственный интервенционизм должен быть ограничен, государст­во должно стать минимальным. Собственной функцией государства является ограничение деятельности, порождающей внешние эффекты, и правительство, согласно ей, должно быть учреждением, ослабляющим внешние эффекты. Делом государства является нести, определять и рас­пределять ответственность за побочные последствия индивидуальных действий. Между тем законодатели могут расписать, кому — продавцу или покупателю — следует уплачивать налог, но справедливое распре­деление налогового бремени зависит, скорее, от соотношения спроса и предложения (Мэнкъю, 1999, 148). Но не означает ли это, что вообще следует устранить государство, если уж выясняется, что его дальнейшая демократизация бесперспективна в смысле повышения эффективности? Для ответа на этот вопрос следует рассмотреть рыночную демократию.

Рыночная демократия. Рыночно-демократический общественный 11 рой основан на представлении, что демократия и рынок делают выбор н пользу мнения большинства или в пользу массового спроса, эффек­тивно действующего на рынке. И демократия, и рынок склонны к опас­ному пренебрежению соображениями относительно побочных воздей­ствий на неспособные на конфликт меньшинства или группы, обладаю­щие низкой покупательной способностью на рынке (прямые воздейст­вия договора на третьих лиц).
Вследствие экономичности крупносерийного производства и свя-liii того с этим удешевления товаров массового спроса (несмотря на
-----83-----

период постфордизма) в центре оказывается платежеспособный спрос массовых, или обычных повседневных, благ. Такое же предпочтение «середняка» и массового спроса имеет место в режимах демократии массовых и народных партий. Тип массовой партии благоприятствует среднему избирателю с усредненным политическим профилем. Следст­вие этого -•- гомогенизация и объективация избирателей и потребителей в части их образа жизни, политических и мировоззренческих установок. Нестандартным же предпочтениям, склонностям и убеждениям в реаль­ных дискурсах приходится нелегко, поскольку они противостоят тен­денции к усреднению.

В сфере экономической и политической конкуренции ослабляется властеразделительная функция различения рынка и демократии. В ре­зультате возникает доминирование принципа гедонизма, удовольствия, необходимости нравиться, порождающая напряжения: 1) между культу­рой производства и культурой потребления; 2) при обосновании мета-принципов дискурса; 3) при обосновании становления индивидуальной и коллективной идентичности в индивидуалистических обществах (Коз-ловст, 1997, 797).

Общественная система принятия решений должна обеспечивать двоякий результат: 1) выработку надлежащих решений (интериоризация всех релевантных аспектов и последствий и способность выносить обя­зательные решения в соответствующее время); 2) возможно широкий учет интересов и предпочтений всех заинтересованных лиц, отсутствие дискриминации, или максимально возможную способность к обучению, измеряемую по восприимчивости к возможным последствиям принятых решений, а также самое широкое включение заинтересованных лиц при приемлемых издержках принятия решений. Возникает опасность того, что 1) суммирование индивидуальных решений упраздняет ответствен­ное взвешивание возможных выгод и потерь, так как отдельное лицо не может ни получить выгоды, ни разделить убытки или свалить их на других лиц. Принятие решения избирателем есть производство опреде­ленного общественного блага. Однако частное извлечение пользы из него для отдельного избирателя неопределенно, поэтому его стимулы для принятия правильного решения весьма невысоки, тем более что не известно, будет оно поддержано или провалено большинством голосов других избирателей; 2) индивид в процессе голосования вовсе не обязан выказывать свои предпочтения — их можно скрыть, завуалировать, вы­бирать на основе определенной стратегии, не неся при этом никаких потерь; 3) вероятно, что индивид не будет утруждать себя поисками надлежащей информации ради «правильности» политического решения.
-----84-----

Поэтому теория исходит из того, что экономически рационально мыс­лящий индивид совсем не идет на выборы, поскольку издержки, связан­ные с нахождением решения, являются большими, чем возможное влияние на результаты выбора.

Рынок и голосование одинаково отличаются узким временным го­ризонтом, характеризуясь заинтересованностью в краткосрочной рента­бельности. Будущие блага и интересы будущих поколений при этом страдают: вопрос о соотношении потребления и инвестиций большин­ство решает не в пользу последних, а отсюда вытекает тенденция демо­кратических режимов к завышенному потреблению и к относительно малым инвестициям (Бъюкенен, 1998, 37).
Рынок имеет преимущества перед голосованием— возможность маневрировать наличными средствами, восприятие интенсивности предпочтений, систему пропорционального представительства по ин­тенсивности предпочтений, которая выражается в платежеспособном спросе. Напротив, голосование при равном избирательном праве не дифференцирует по интенсивности предпочтений и поэтому является дискриминирующим в отношении тех, кто по каким-то актуальным во­просам хочет выразить свою особую заинтересованность.

Таким образом, рынки суть процессы голосования для принятия решений на неконституционном уровне, когда определены рамочные правовые условия и нет слишком большого экономического неравенст­ва. Когда это конституционное условие и внеэкономические предпо­сылки рынка выполнены, тогда в отношении способности обработки информациии, интериоризации аспектов решений и включения заинте­ресованных лиц рынок превосходит голосование (Козловски, 1997,179). Перспективы альтернатив. Рынок и государство, таким образом, являются несовершенными институтами. Поэтому в рыночном общест­ве осуществляется двойной контроль: правовой (государство) и эконо­мический (рынок), что, кстати, питает настроения сэкономить, упразд­нив одну из двух статей трансакционных издержек. Вместе с тем поиски лучшего механизма выявления предпочтений не прекращаются... На самом деле, простое суммирование индивидуальных предпочтений и г (ростов сложение отдельных воль в единое политическое или социаль­но-экономическое решение не обеспечивают разумную всеобщность (Козловски, 1997, 205). Поэтому рассматриваются варианты приближе­ния к всеобщему, что, однако, не означает, что следует отказываться от объединения индивидуальных предпочтений посредством рынка или голосования. В тех случаях, когда всеобщее не возникает из дискурса решений, который лишь суммирует фактические индивидуальные пред-
-----85-----

почтения и при котором имеются побочные эффекты индивидуальных действий, не поддающиеся предвидению или же явно оставляемые без внимания на индивидуальном уровне, политическое руководство и пар­ламент как полномочные органы общества должны предвосхитить все­общий интерес, консенсус.

Ошибки рынка и голосования делают нужным политическое руко­водство, означая, что политика есть нечто большее, чем власть и госу­дарство, сводимые к конфликту интересов. Приближение ко всеобщей воле как предвосхищение в дискурсах более высокого порядка происхо­дит благодаря политикам. Этот предвосхищаемый консенсус должен мыслиться как результат идеального дискурса и быть чем-то большим, чем суммирование наличных индивидуальных предпочтений, которые возникают в ситуации неопределенности в отношении будущего сово­купного спроса на рынке и в отношении результата решения большин­ства при голосовании. Тогда интенция на субстанциональное начало общественного единства и переход между многими индивидами должна присутствовать в фактических дискурсах как воля к всеобщему благу или добру, что доказывает необходимо моральный характер политиче­ской власти и политического представительства, поскольку моральное состоит в предвосхищении всеобщего в отдельных поступках. Поэтому демократический дискурс нежизнеспособен без метадискурса этики и самоограничения (Козловски, 1997,193).

Обсуждаемое предвосхищение консенсуса имеет институциональ­ный аспект. Во-первых, поскольку власть присутствует и в дискурсив­ных процедурах принятия решений, то в них имеются как шансы удач­ной нацеленности на всеобщее, так и опасность упущения всеобщего блага. Следовательно, власть должна быть ограничена, насколько воз­можно, как с помощью дискурсивных систем принятия решений, так и в них самих. Во-вторых, субстанционализация подобного дискурса осно­вывается на представлении, что суть демократии (не монархии!) — не выборы, а метод управления путем совместного размышления и деба­тов— «совещательная демократия», в которой совещание и общее бла­го противоположны власти и конфликту.
Однако распространены пессимистические настроения относительно перспективности альтернатив сегодняшним политическим механиз­мам. Эти альтернативы требуют, например, переписать американскую конституцию, которая ориентирована в основном на предотвращение авторитаризма, а не на консультации, сотрудничество, консенсус; на процесс, а не на результат, который мог бы обеспечить единство инте­ресов общественного и частного секторов (Грейсон, О'Делл, 1991, 98).
-----86-----

Кроме того, практика показывает, что обсуждение некоторых вопросов редко находится в центре политических дискуссий, хотя можно привес­ти и важные исключения из этого правила (Стиглщ, 1997, 20). Напро­тив, «классическим примером остаются бурные дебаты во всех слоях общества... а затем общественные силы уходят со сцены и остаются лишь особые интересы, просеивающие общественную программу сквозь сито собственной выгоды, пока цель программы не извратится полностью» (Цолан, Линдсей, 1992, 368).
Наконец, инструментом ограничения власти является конкуренция, обусловленная основными антропологическими константами рода homo: 1) если человек есть общественное существо, то групповой эго­изм представляется не грехом, а правом (в случае, когда речь идет о выживании группы — высшей моралью); 2) если жизнь протекает в мире ограниченных ресурсов, то в кооперации осуществляется поиск соб­ственных преимуществ; за абсолютно редкие ресурсы обоснованно ве­дется борьба. "