II. ХАРИБХАДРА. ШАД-ДАРШАНА-САМУЧЧАЯ 6 страница

Без дао тела не рождаются, а без дэ не проявляется их жизнь (гл. «Небо и земля»).

[Этические и политические идеи]

Наказание — это плоть власти, обряды — ее крылья, знания — ее опора, добродетель — средство привлечь к себе людей (гл. «Великий праотец и учитель»).

В Поднебесной есть две великие заповеди: одна — судьба, другая — справедливость (гл. «В мире лю­дей»).

Кто чрезмерно нравствен, тот затемняет природу ве­щей, дабы сделаться таким знаменитым, чтобы во всей Поднебесной под звуки флейт и барабанов превозносили его как недосягаемый образец. Это ли не фальшь? (гл. «Бянъму»).

Когда в Поднебесной было дао, мудрецы бездейст­вовали. Когда же Поднебесная отрешилась от предна­чертаний дао, мудрецы стали усердствовать и люди на-

212

чали прислушиваться к их поучениям. А в настоящее время все стараются лишь избежать наказаний.

Когда ищут выгоды, забывают об искренности (гл. «Тянь-цзы-фан»).

Не следует искать выгоды в вещах и ценностях (гл. «Небо и земля»).

Высшее человеколюбие не принимает во внимание родственных связей (гл. «Движение неба»).

Не почитай мудрецов, не используй дарований (гл. «Небо и земля»).

Разве всеобщая любовь не ограничена? Показное безразличие к личной выгоде скрывает стремление к ней (гл. «Небесное дао»).

Если исходить из обычаев, то представления о бла­городных и неблагородных создаются окружающими, а вовсе не прирождены человеку (гл. «Цюшуй»).

Возьмем, к примеру, дерево, разросшееся за сотни лет своей жизни. В один прекрасный день его рубят то­пором, и это портит его природные качества. С по­мощью пилы, молотка и долота из него выделывают жертвенные чаши. Ты полагаешь, что для превращен­ного в жертвенные чаши дерева это более сообразно с его природой, чем для выброшенных в ров обрубков дерева? На самом же деле превращение дерева в жерт­венные чаши противно его природе, так как оно утра­чивает свои естественные качества.

То же происходит и с людьми (гл. «Небо и земля»).

Человек низкий для неба, но благородный среди лю­дей. Человек благородный для неба, но низкий среди людей (гл. «Великий праотец и учитель»).

Мешать человеку радостно жить, отнять у него воз­можность ткать и одеваться, обрабатывать землю и кор­миться, украсить его так называемыми добродетелью и справедливостью — в этом преступление мудрецов (гл. «Мати»).

Если с помощью веревок и крючков, циркулей и угломеров исправить все вещи, то это принесет вред их естественным качествам; если связывать вещи верев­ками или покрывать лаком, то они станут твердыми, и это также будет разрушением их изначальных ка­честв. Нечто подобное происходит и среди людей. Если

213

позволить мудрецам, прикрывающимся человеколюбием и справедливостью, давать людям правила поведения и исполнения обрядовой музыки, то разве не будет пол­ностью разрушена изначальная природа людей? (гл. «Бяньму»).

Того, кто крадет крючок с пояса, казнят, а тот, кто крадет царство, становится правителем (гл. «Цецюй»).

В настоящее время трупы осужденных по различ­ным причинам на смерть лежат наваленными друг на друга, а закованные в кандалы толкают один другого на дорогах. Куда ни посмотришь — всюду можно видеть приговоренных к различным наказаниям. А конфуци-анцы и последователи Мо Ди почтительно ходят на цы­почках, пробираясь среди толп заключенных с колод­ками на шее. О! Сколь велико их бесстыдство и криво­душие (гл. «Быть в уединении»).

Если мудрецы не умрут, то большие разбойники не исчезнут (гл. «Цюйце»).

Разве неизвестно, что то, что называю небом, есть человек, а то, что называю человеком, есть небо? (гл. «Великий праотец и учитель»).

Небо и человек не превосходят друг друга (там же).

Природу человека нельзя переделать, судьбу нельзя изменить (гл. «Движение неба»).

[Релятивизм. Отрицание возможности познания мира]

Допустим, что вы спорите со мной и я терплю пора­жение в споре, ибо не могу переспорить вас. Значит ли это, что я на самом деле не прав, а вы на самом деле правы? Допустим, что вы споритехо мной и терпите по­ражение в споре, ибо не можете переспорить меня. Значит ли это, что вы на самом деле не правы, а я на самом деле прав? А может быть, один из нас полностью прав, а другой частично не прав?.. Сие невозможно знать ни вам, ни мне, ни любому другому человеку, ищущему [истину] подобно нам в потемках. Кого бы я мог пригласить быть судьей — посредником в нашем споре? (гл. «Однородность вещей и учений»).

Об истине и лжи разглагольствуют и конфуцианцы, и последователи Мо Ди. Конфуцианцы считают исти­ной то, что считают ложью последователи Мо Ди, а

214

ложью то, что последователи Мо Ди считают истиной. Последователи Мо Ди поступают таким же образом, ни в чем не соглашаясь с конфуцианцами. Однако тот, кто хочет утвердить как истину то, что считает ложью дру­гой, и отвергает как ложь то, что другой считает исти­ной, сможет лучше всего сделать это, лишь приобщив­шись к тайности сокровенного. В мире каждая вещь отрицает себя через другую вещь, составляющую ее противоположность. В мире каждая вещь утверждает себя через себя. Разглядеть в одной, отдельно взятой, вещи ее противоположность невозможно, ибо познать вещь можно только непосредственно. Поэтому говорят: «Отрицание исходит из утверждения, а утверждение существует лишь благодаря отрицанию». Таково учение об условности отрицания и утверждения. Коль скоро так, то все умирает, уже рождаясь, и все рождается, уже умирая, все возможно, уже будучи невозможным, и все невозможно, уже будучи возможным. Истина су­ществует лишь постольку, поскольку существует ложь, а ложь существует лишь постольку, поскольку сущест­вует истина. Сказанное не выдумка мудрого, а то, что наблюдается в природе, то есть то, что существует бла­годаря [заключенной в дао] истине. Утверждение есть в то же время отрицание, отрицание есть в то же время утверждение. Отрицание заключает в себе истину и ложь, утверждение также заключает в себе ложь и ис­тину. Существует ли после этого какое-либо различие между отрицанием и утверждением? Или же между от­рицанием и утверждением нет никакого различия? От­рицание и утверждение одного и того же не существует лишь в дао. Сфера дао — это замкнутый круг, в кото­рый вписано бесчисленное множество ему подобных. Истина, заключенная в дао, неисчерпаема, как неисчер­паема ложь,-лежащая вне дао. Поэтому я говорю: уста­новить действительную истину и действительную ложь лучше всего можно, лишь приобщившись к тайности сокровенного (там же).

Разве пространство внутри четырех морей не подоб­но муравьиной куче на болоте, если его сравнить с тем безграничным простором, который разделяет небо и землю? А разве все царства не похожи на маленькое

215

зернышко проса в амбаре, если мы сравним их со всем пространством внутри морей? Перечисляя все, что су­ществует, мы насчитываем десятки тысяч, а человек только одна из тварей. Люди, населяющие девять про­винций, живущие, питаясь зерном и рисом, и передви­гающиеся на лодках и телегах, составляют только не­большую часть всех людей (гл. «Цюшуй»).

Некто по имени Наньбо-цзы куй спросил Нюй Юя: «Ваш возраст очень велик, но почему внешностью вы похожи на маленького ребенка и ничто не говорит о ва­шем преклонном возрасте?» Нюй Юй ответил: «Я по­знал дао!» Наньбо-цзы куй спросил далее: «Можно ли изучить дао?» Нюй Юй ответил: «Только мудрый и спо­собный человек может сделать это. Если мудрый и способный человек захочет изучить дао, то, опасаюсь, ему нелегко будет учиться. Если он проучится три дня, то сможет опустошить свою душу и выйти за пределы Вселенной. Если же он выйдет за пределы Вселенной и будет продолжать учиться до седьмого дня, то посте­пенно отрешится от всего окружающего. Если же он сможет продолжать учиться до девятого дня, то достиг­нет наисовершенного состояния «забвения собствен­ного я»» (гл. «Великий праотец и учитель»).

Пять красок вводят в заблуждение глаза, и они пе­рестают ясно видеть; пять звуков вводят в заблуждение наши уши, и они перестают хорошо слышать (гл. «Небо и земля»).

Прогоните мудрецов и отрекитесь от знания, и толь­ко тогда крупный разбой прекратится; выкиньте яшму и уничтожьте жемчуг, и тогда мелкие воришки переве­дутся; сожгите все грамоты и разбейте яшмовые печа­ти, и народ станет простым и бесхитростным; унич­тожьте мерки и сломайте весы, и прекратятся раздоры среди людей; отмените в Поднебесной все законы муд­рецов и совершенномудрых, и тогда с народом можно будет разговаривать (гл. «Цюйце»).

Рождение и смерть, существование и гибель, неуда­ча и успех, бедность и богатство, достоинство и униже­ние, порицания и похвалы, голод и жажда, холод и жара — это все изменения обстоятельств, ход судьбы. Ночь и день сменяют друг друга у нас на глазах, но

216

наша мудрость не в состоянии определить их истины (гл. «О наполнении всего сущего дэ»).

Смерть и жизнь предопределены судьбой, они сме­няются, как день и ночь; все предопределено небом; люди не могут постичь этого (гл. «Великий праотец и учитель»).

В прошлом те, кто стремился достичь дао, исходили из положения «не уясняй истины и лжи» (гл. «Об управлении Поднебесной»).

ПОЗДНИЕ МОИСТЫ

Поздние монеты (IV—III вв. до н. э.) развивали учение Мо-цзы в материалистическом духе. Наибольший вклад они сделали в учение о познании и в логику Древнего Китая.

Отбросив веру Мо-цзы в волю неба и духовидение, они стремились дать рационалистическое обоснование его учения о всеобщей любви. Они развивали традиции своего учителя в критике реакционных сторон конфуцианства.

Взгляды поздних моистов отражены в шести главах (40—45) книги «Мо-цзы», получивших название «Мобянь»: «Канон», ч. I; «Канон», ч. II; «Пояснение к Канону», ч. I; «Пояснение к Канону», ч. II; «Большой выбор»; «Малый выбор».

[Этические воззрения]

Благородный, даже если он и государь (тянъцзы*), приносит людям пользы не больше, чем простолюдины (гл. «Большой выбор»). ,

Польза от деятельности маленького человека и боль­шого человека одинакова, это подобно всходам посевов на одном поле («Канон», ч. I).

Злая природа — следствие дурного влияния. Ибо определенные поступки людей, повторяясь, порождают привычку. Я поступаю так потому, что другие люди тоже так поступают. Раньше меня существует привычка поступать определенным образом, согласно этой при­вычке поступаю и я. Но не все мои поступки непремен­но порождены привычкой. Если я поступаю не по при­вычке, то определенные действия могут стать для меня самого привычкой, тогда я могу заразить этой привыч­кой других людей и стать причиной подобных поступ-

217

köb других людей. Жестокий человек оказал влияние на меня, и я тоже стал жестоким человеком. И не по­тому, что природа сделала меня таким и наделила меня такими качествами (гл. «Большой выбор»).

Любовь к людям содержит и любовь к себе, ибо лю­бовь к людям распространяется на самого человека, лю­бящего людей. Нужно одинаково любить себя и других людей (там же).

Есть только большая любовь к людям, маленькой любви нет. Пользу, приносимую всей Поднебесной, сле­дует считать и пользой для себя (там же).

В Поднебесной не должно быть человека, которого не рассматривали бы как равного себе и к которому не питали бы любви как к самому себе. Это и есть учение Мо-цзы (там же).

Не зная; числа людей, живущих в Поднебесной, на­пример на юге, как можно говорить о всеобщей любви к ним? (гл. «Канон», ч. II).

Беспредельное и предельное, бесконечное и конеч­ное связаны между собой. Если юг беспределен, то люди не могут заселить весь юг, значит, число людей опреде­ленным образом ограничено и любить всех этих людей без исключения не представляется трудным. Наоборот, если предположить, что люди заселили весь юг, то бес­предельность юга предельна и питать любовь ко всем людям, живущим, например, на юге, также не представ­ляется трудным. Поэтому беспредельность или беско­нечность не вредит основоположению о всеобщей любви (гл. «Пояснение к Канону», ч. II).

Долг — это то, когда служилый приносит пользу другим, хотя бы в ущерб себе («Канон», ч. I).

Справедливость — зто то, что полезно (там же).

Если ^получаешь нечто и оно тебе приятно, то это будет пользой, хотя бы оно и не было [к чему-то] приме­нимо (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

Справедливость полезна, несправедливость вредна (гл. «Большой выбор»).

Польза — это то, после получения чего человек ис­пытывает удовлетворение (гл. «Канон», ч. I).

Вред — это то, что приносит человеку огорчение, не­приятность (там же).

218

Человеколюбие [конфуцианцев] — это ограниченная любовь (там же).

Взвешивание неважного и важного называется оцен­кой. Оценка не превращает ложь в истину и истину в неистину. Оценка — это выбор между полезным и вред­ным... Из выгод нужно выбирать наибольшую, из бед — наименьшую. Предпочитать в беде наименьшее зло не значит желать делать зло; здесь думают о выгодности. Выбор здесь вынужденный для любого человека. Если ты встретил разбойника и ради сохранения жизни пред­почитаешь дать ему отрубить твой палец, то это будет выгода, но сама встреча с разбойником есть беда (гл. «Большой выбор»).

[Учение о познании и элементы логики]

Имя — название действительности. Действитель­ность сама не нуждается в названии (гл. «Большой выт бор»).

В одном и том же есть и то, что мы знаем, и то, чего мы не знаем. Указать на существование того и другого (гл. «Канон», ч. II).

Например, имеется камень — это одно, белизна и твердость камня — это два, но они присущи камню. Поэтому можно говорить, что в одной и той же вещи есть то, что мы знаем, и то, чего мы не знаем (гл. «По­яснение к Канону», ч. II).

Твёрдость и белизна не исключают друг друга, если они признаки одного и того же предмета. Они содер­жатся вместе и не выталкивают друг друга (гл. «Ка­нон», ч. I).

Нельзя произвольно отбросить один из признаков, поскольку они связаны друг с другом. Это подобно по­рядку цифр «1», «2» или ширине и длине (тамже,ч. II).

Видимое и невидимое раздельны. Один и два связа­ны друг с другом, точно так же ширина И длина, твер­дость и белизна (гл. «Пояснение к Канону »> ч. II).

Твердость присуща камню, как и белизна. Если не исчез один из,этих признаков, то и другой не может не быть обнаружен... Если [белизна и твердость] присущи разным предметам, то они не включают, а исключают

219

друг друга, поэтому они внешние друг для друга (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

Причина — это то, наличие чего имеет определенное последствие (гл. «Канон», ч. I.)

Причина бывает малая и большая. Малая причина— это такая причина, которая не обязательно приводит к ожидаемым последствиям. Если же нет малой причины, то этих последствий обязательно не будет. Малая при­чина подобна части целого. Большая причина обяза­тельно приводит к определенным последствиям. Ее дей­ствие непосредственно, подобно тому как очевидно су­ществование того, что стоит перед глазами (гл. «Пояс­нение к Канону», ч. I).

Способность к знанию — это прирожденный дар (гл. «Канон», ч. I).

Способность к знанию— это прирожденный дар, бла­годаря которому приобретают знания, но это еще не са­мо знание, подобно тому как видят солнце, обладая спо­собностью видеть (гл. «Пояснение к Канону», ч. II).

Знание есть следствие соприкосновения с внешними предметами (гл. «Канон», ч. I).

Познающий, обладая способностью к знанию и стал­киваясь с вещами, может представлять себе их образ, как будто он сейчас видит эти вещи (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

[Существуют] знания услышанные, словесные и из непосредственного опыта, знания имен, знания дей­ствительности, знания отношений и знания действий (гл. «Канон», ч. I).

Виды знания: воспринятое от людей — услышанное знание; знание, достижение которого не ограничено временем и местом, — разумное знание; полученное личным наблюдением — непосредственное знание. То, чем называем [вещь], есть имя. То, что называем, есть действительность. Связь имени и действительности есть отношение. [Связь] воли с деятельностью есть поступок (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

Услышал я то, о чем не знал, теперь знаю. Так при­обрел я подробное знание о предмете (гл. «Канон», ч. II).

Услышанные знания — это те, что узнаешь от дру-

220

гих людей и чего нельзя узнать, находясь у себя в до­ме... Наблюдение внешнего — это непосредственные знания. Осмысливание у себя в доме непосредственных наблюдений — это рассудочные знания (гл. «Пояснение к Канону», ч. II).

Чтобы понять смысл сказанного людьми, нужно в сердце разграничить истинное и ложное (гл. «Ка­нон», ч. I).

Разум — понимание сущности вещей (там же).

Разум, опираясь на знания, полученные при помо­щи чувств, объясняет причины вещей и достигает в этом ясности и четкости, как будто вещь [находится] пе­ред глазами (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

Размышление — способ достижения истинного зна­ния (гл. «Канон», ч. I).

Мудрость и понимание смысла отличны друг от дру­га (гл. «Большой выбор»).

Обобщение — это использование старых имен для сообщения новых знаний; с помощью имен [вызывают образы] действительных вещей (гл. «Пояснение к Ка­нону», ч. I).

Имена бывают общие, родовые и частные (гл. «Ка­нон», ч. I).

«Все сущее» — это общее имя. Для образования его требуется сравнить [признаки] многих различных вещей. Имя «лошадь» указывает на род. Все сходное с ней в действительности необходимо называть этим именем. Собственное имя раба Цзан есть частное имя. Это имя ограничено существованием только одного Цзана. Звук, издаваемый ртом, и слово связаны друг с другом, как определенное родовое имя связано с определенным ие­роглифом (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

Слово — это выражение имен (гл. «Канон», ч. I).

Слово. Движением рта говорящий произносит имена. Имена подобны рисунку тигра (хорош рисунок, похоже изображающий тигра). Говорю, что слово и имя слиты плотно, как камень (гл. «Пояснение к Канону», ч. I).

Белая лошадь есть лошадь; ехать на белой лошади— значит ехать на лошади. Вороная лошадь есть лошадь; ехать на вороной лошади — значит ехать на лошади. Человек с родовым именем Хо есть человек Любить

221

Xo — значит любить человека... Тополь и персиковое дерево, как деревья, однородны (гл. «Большой вы­бор»).

Малая причина есть часть целого... Часть — выделе­ние из целого, общего (гл. «Канон», ч. I).

Сходное содержит особенное, сходные явления вы­зываются различными причинами (гл. «Малый выбор»).

Тождественное и различное связаны друг с другом в бытии и небытии (гл. «Канон», ч. I).

В споре можно достичь истины и победить.

Спор состоит в опровержении чужого мнения. Цо-беждает в споре тот, чье мнение правильно (там же).

Рассуждающий должен ясно различать истину и ложь, тщательно рассмотреть причины порядка и беспо­рядка, понимать отношение между тождественным и различным, исследовать правила отношения между именем и действительностью, установить [мерило] поль­зы и вреда, устранять сомнения. Таким образом рас­суждающий приблизительно выявляет изначальный об­лик всего сущего, объясняет постигнутую связь мно­жества имен между собой (гл. «Малый выбор»).

С помощью имен нужно изображать действитель­ность, с помощью суждений — передавать смысл, разу­мом постигать причину. С помощью родового сходства [предметов] [следует] подбирать примеры, с помощью родового сходства — делать выводы. Не отрицай тех доводов, которые ты считаешь --верными для себя, когда их применяют другие люди. Не требуй, чтобы другие считали приемлемым то, что ты считаешь неприемле­мым для себя (там же).

Всякое суждение порождается причиной, взращи­вается доводами и применяется согласно родовому сход­ству.

Высказывать суждение, не понимая того, на основа-ции чего оно возникло; — значит впадать в заблужде­ние. Это подобно тому, когда человек с крепкими нога­ми отправляется в путь по нехоженой тропе, не зная направления. Он заблудится и вынужден будет стоять и ждать, [пока не укажут ему направление]. Поэтому суж­дения следует применять исходя из родового сходства предметов. Если строить суждения, не устанавливая

222

родового сходства предметов, то это непременно приве­дет к заблуждению (гл. «Большой выбор»).

Вещи могут иметь сходство, но рассуждающий о них не должен увлекаться [нахождением] сходства. Сравне­ние имеет пределы применения, и человек не должен выходить за эти пределы, если он стремится достичь истинного знания (гл. «Малый выбор»).

Неразумное сравнение нельзя использовать для по­знания различий (гл. «Канон», ч. II).

Неразумное [сравнение]. Хотя буйвол и лошадь отли­чаются друг от друга, однако на том основании, что у буйвола есть зубы, а у лошади — хвост, нельзя утверж­дать, что буйвол не есть лошадь. Почему? Потому, что у буйвола также есть хвост, а у лошади — зубы. Иног­да говорят, что буйвол и лошадь не относятся к одному роду, потому что у буйвола есть рога, а у лошади их нет. Такое рассуждение столь же неразумно, как и пер­вое. Рассуждая таким образом, можно буйвола причи­слить к роду не-буйволов, а не-буйвола (например, ба­рана) причислить к роду буйволов. Вот почему мы го­ворим о недопустимости подобных сравнений (гл. «По­яснение к Канону», ч. И).

Заблуждение — нарушение правил использования имен. Указать на соответствие имен действительности (гл. «Канон», ч. I).

сюнь-цзы

Сюнь-цзы (ок. 298—238 до н. э.)—выдающийся древнеки­тайский философ. Традиция относит его к конфудианцам, однако фактически он полностью расходится с этим направ­лением китайской философской мысли. В отличие от последо­вателей конфуцианства и других направлений древнекитайской философии, выдвигавших на первый план этико-социальные вопросы, Сюнь-цзы очень большое внимание уделяет вопросам истолкования природы. Развивая здесь материалистические воззрения, он, в частности, отвергал характерное для Конфуция учение о верховной целенаправляющей воле неба. В истолко­вании познания Сюнь-цзы оригинально сочетал положение сен­суализма и рационализма и на этой основе систематизировал учение поздних моистов о роли понятий в познании.

В своей этике Сюнь-цзы в противоположность Мэн-цзы выдвинул положение о злой природе человека. Он считал,, что хорошие нравственные качества человека формируются в про­цессе его воспитания а при взаимоотношениях людей.

223

Сюнь-цзы выступал за сильное централизованное государ­ство во главе с правителем, обладающим большой властью, способным предотвратить всякого рода междоусобицы и обес­печить развитие земледелия и ремесел. В интересах нового класса землевладельцев и в борьбе против старой паразитиче­ской родовой знати этот правитель, по убеждению Сюнь-цзы, не должен считаться с сословными рангами, а должен устанав­ливать новые ранги в соответствии с заслугами.

Воззрения Сюнь-цзы изложены в книге «Сюнь-цзы», кото­рая почти полностью дошла до нашего времени. Отрывки из нее приводятся ниже.

[Натурфилософские воззрения]

Первоначально небо и земля были такими же, как в наши дни (гл. «Отрицание запретов»).

Если бы не светило небо, то людей постигло бы без­граничное горе. То, что происходило тысячу лет назад, непременно возвращается. Таково древнее постоянство (гл. «О податях»).

Чем слепо поклоняться небу и размышлять о нем, не лучше ли самим, умножая вещи, подчинить себе не­бо? Чем повиноваться небу и восславлять его, не луч­ше ли подчинить себе веления неба и использовать их в своих целях? (гл. «Учение о небе»).

Движутся друг за другом звезды, так же движутся солнце и луна, чередуются четыре времени года, про­исходят великие изменения в положении инь и ян, всюду дуют ветры и льют дожди. Благодаря их согла­сию рождается все сущее, от них оно получает все не­обходимое для своего произрастания и совершенствова­ния. Однако люди не видят, как происходит это, а видят лишь итог и поэтому называют это [действием] духов. Все знают лишь, почему все сущее совершенст­вуется, и не представляют себе того невидимого, что [вызывает] становление, поэтому его не считают след­ствием действий неба (там же).

Великое дао есть причина изменений и превраще­ний, приводящих к становлению всех вещей (гл. «Ай-гун»).

Движение природы обладает постоянством и проис­ходит независимо от существования мудрого Яо' и не может быть уничтожено злым Чжоу². Если в управле-

224

нии следуют природе, то это приносит счастье, если же используют природу для создания беспорядка, то это ведет к бедствиям. Если улучшать и расширять земле­делие и быть бережливым, то небо не может сделать людей бедными. Если должным образом питаться и де­лать все в свое время, то небо не может сделать людей больными. Если следовать дао и не допускать произво­ла, то небо не мвжет навлечь бедствия...

Небо, не действуя, совершенствуется; не требуя, до­стигает всего; это свойство природы. Хотя это так, хотя естественное дао глубоко, но человек не должен строить нелепые предположения [относительно него]; хотя есте­ственное дао велико, но человек не должен произвольно приписывать ему свойства; хотя дао тончайшее, но че­ловек не должен произвольно наделять его разумом. Тогда это можно назвать неоспариванием свойств при­роды (гл. «Учение о небе»).

Природа взращивает и совершенствует все [сущее] без человеческих усилий; не прося ни о чем человека, создает [сущему] все необходимое; это называется делом неба (там же).

Выяснив действия природы, оценив ее достоинства, можно понять, как рождается и растет человек. Дух че­ловека возникает вслед за возникновением тела челове­ка. Чувства любви и ненависти, удовлетворения и гне­ва, скорби и радости также скрыты в теле и душе чело­века. Они называются природными чувствами. У челове­ка имеются уши, глаза, рот, нос и туловище, каждое из которых соприкасается с внешними вещами, но имеет свои границы действия. Действуя, они не могут заме­нять друг друга. Они называются природными органа­ми чувств. Сердце человека находится в пустоте в се­редине тела человека, оно управляет ушами, глазами, ртом, носом, а также всеми органами и частями тела. Оно называется естественным правителем. Человече­ство употребляет другие предметы природы для поддер­жания своей жизни. Они называются естественной пи­щей...

Поэтому совершенномудрый всегда сохраняет в чи­стоте и невозмутимости сердце — этого естественного

225

правителя, дабы органы чувств могли работать соответ­ственно своему назначению...

Небо имеет определенные законы. Земля следует оп­ределенным правилам. Мудрый правитель имеет опре­деленные мерила (там же).

Вода и огонь существуют, но лишены жизни; травы и деревья наделены жизнью, но лишены способности воспринимать; птицы и звери способны воспринимать, но лишены чувства долга. Человек существует, наделен жизнью, способен воспринимать и, сверх того, одарен чувством справедливости, поэтому он и есть самое дра­гоценное в Поднебесной (гл. «О порядке правителя»).

Если с неба упала звезда, а в лесу раздался необыч­ный шум, то люди всей страны приходят в ужас. Неко­торые спрашивают: «Что же происходит?» Отвечаю: «Ничего особенного не происходит, всего лишь произо­шли какие-то изменения в постоянстве законов неба и земли, и в постоянном воздействии сил инь и ян друг на друга также произошли какие-то изменения, среди вещей возникли редкие явления. Все это, естественно, может вызывать удивление, но оснований для страха нет никаких (гл. «Учение о небе»).

Некто спросил: «Если духов нет, то почему же вы­пал дождь после вознесения молитв?» — и ответил: «Здесь нет ничего особенного, ибо дождь появляется до вознесения молитв точно так же, как и после их возне­сения» (там же).

Когда наступает затмение солнца и луны, люди пы­таются спасти светила. Когда небо ниспосылает засуху, люди молят о дожде. Важные дела решаются только по­сле гадания на черепашьих панцирях или обращения к прорицателю. Поступать так необходимо не потому, что желаемое достигается вознесенными молитвами, а ради благопристойности (там же).

Если рассматривать небо как величайшее и покло­няться ему, то как можно относиться к небу как части природы и взращивать и опекать его? Если поклоняться небу и восхвалять его, то как же можно познать и овла­деть законами изменения неба и использовать их? Если слепо преклоняться перед сменой времен года и сложа руки ждать милостей неба, то как же можно действо-

226

вать сообразно с временами года, чтобы использовать природу для создания средств к жизни, добиваться уве­личения тех полезных вещей, которые были первона­чально в природе, и как можно использовать изменения природы вещей на пользу людям?..

Поэтому если люди откажутся от собственных уси­лий и будут лишь надеяться на естественное дао, то это не будет способствовать действительным изменениям вещей (там же).

[О познании]

С чего начинается учение? И где его предел? Отве­чаю: если иметь в виду предмет его, то следует начать с чтения канонов древних книг и закончить изучением «Книги обрядов» ³. Если говорить об учении, имея в ви­ду уяснение смысла жизни человека, то следует начать с усвоения правил служилых людей и завершить тем, как становятся совершенномудрыми. Только проявляя искренность и постоянное усердие, можно пройти через ворота знания. Нужно учиться до старости и смерти, ко­гда учение прекращается само собой. Поэтому хотя в предметах изучения может быть различие, но если иметь в виду значение, которое имеет уяснение смысла жизни, то учение нельзя ослаблять ни на один миг (гл. «Советую учиться»).