ПЕРСПЕКТИВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОТИВАЦИИ ЧЕЛОВЕКА 13 страница

Различная предрасположенность мотивационных воздействий к фиксации отчетливо обнаруживается в области проявлений инстинкта. Конечно, инстинкт как механизм, обеспечивающий удовлетворение по-

178

требностей на основе генетически фиксированных программ, которые открываются субъекту в виде пристрастного восприятия целой системы взаимосвя­занных ключевых раздражителей и побуждения со­вершить по отношению к ним определенные действия, по своей сути не предполагает мотивационного на­учения. Однако надо учесть, что данное понимание инстинкта представляет собой только полезную тео­ретическую абстракцию. В реальной жизни, особенно у высших животных, инстинкт обычно проявляется в сложном переплетении с более совершенными, пред­полагающими научение, механизмами мотивации. Импринтинг, как сейчас широко признается, пред­ставляет со|бой специальный механизм онтогенетиче­ской «достройки» инстинкта, прижизненного уточне­ния соответствующих ему предметов и воздействий. Из-за генетической предусмотренности мотивацион-ная фиксация на основе имтринтинга происходит, как правило, сразу, образует стойкие к угашению следы и придает запечатляемому содержанию безус­ловное мотивационное значение.

Нерешенность вопроса о проявлениях инстинкта у человека, более того — неподготовленность совре­менной психологии 'по целому ряду причин к его ре­шению, не позволяет рассчитывать на то, что проб­лема участия механизмов инстинкта в мотивацион-ном развитии человека получит в ближайшее время надлежащее освещение. Выше была сделана 'попытка показать, что постановка этого вопроса законна, оп­равдана и обещает продвижение в поисках сил, оп­ределяющих поведение и развитие человека. Представляется, что ни трактовка человека как ис­ключительно социального существа, ни признание в нем природных начал в виде некоторого количества примитивных драйвов-побуждений не способны дать удовлетворительное объяснение той пестрой картине его страстей и увлечений, слабостей и пороков, кото­рая наблюдается в жизни—его фанатизму и внушае­мости, жестокости и сладострастию и другим подоб­ным фактам.

Конечно, сама по себе ссылка на инстинкты та­кого рода факты тоже не объясняет, однако из нее следует признание изначальной сложности и разнес образия той природной пристрастности человека, ко-

179

 торая является основой его дальнейшего развития в процессе социализации и воспитания, определяет ус­ловия такого развития и сказывается, подчас неожи­данным образом, на его результатах. Пытаться объ­яснять эти результаты без знания природной при­страстности человека—то же самое, что, если вос­пользоваться сравнением У. Макдауголла, давать «описание паровых машин без знания действия огня и других источников горения» (1916. С. 12). Ведь несомненное социальное происхождение паровых ма­шин не отменяет того факта, что законы горения то­же определяют их конструкцию и что плохое знание этих законов неизбежно отражается в несовершен­стве машин.

С точки зрения проблемы мотивационной фикса­ции обнаружение инстинктов у человека имеет двоя­кие последствия. Во-первых, эмоции, возникающие в сферах проявления инстинкта в большом количестве 'и разнообразии, могут получить ситуативное разви­тие по типу обычного эмоционального переключения и оставить в результате этого развития соответствую­щие следы; так, радости и огорчения ребенка могут сделать значимыми в глазах матери предметы, вы­звавшие эти эмоции. Второй, более специфический способ мотивационной фиксации связан с выраженной незавершенностью человеческих инстинктов, необхо­димостью определенных условий для их содержатель­ной «достройки». Речь идет о фиксациях по типу импринтинга, в результате которых запечатляемые предметы приобретают абсолютное, функционально независимое мотивационное значение. Поскольку на фоне постоянно происходящих процессов мотиваци-онного опосредствования формирование непосред­ственно значимых ценностей является в мотивацион-ном развитии человека, по всей видимости, сравни­тельно редким событием, случаи и механизмы их возникновения заслуживают особого внимания.

Непосредственные, относительно независимые мо-тивационные отношения способны формироваться также вследствие подражания и лежащего в его ос­нове эмоционального заражения. Не всякое подра­жание приводит к мотивационному развитию; в этом плане различаются ситуативное подражание-повто­рение, обеспечивающее временное заражение интере-

180

сами наблюдаемого лица и простое воспроизведение его действий, и собственно мотивационное подража­ние, в результате которого происходит изменение от-дошений индивида к явлениям мира.

По сравнению со сложными, потребностно специа­лизированными и трудноуловимыми обнаружениями инстинкта механизм мотивационного подражания яв­ляется более простым и легким для понимания. Он предполагает небезразличие к эмоциональным отно­шениям других людей и готовность эти отношения заимствовать, разделять, заражаться ими безотноси­тельно к собственным потребностям. Однако сравни­тельная простота механизма эмоционального зара­жения не означает ни однообразия его проявлений в онтогенезе, ни малой значимости мотивационного под­ражания в жизни. Многие неясные моменты обнару­живаются при постановке вопроса о том, при каких условиях и кому осуществляется мотивационное под­ражание.

Исследования конформизма свидетельствуют о существовании заметных индивидуальных различий между людьми по склонности разделять мнения и оценки окружающих лиц, в частности по готовности эту склонность обнаруживать в различных ситуаци­ях: не все испытуемые, проявившие конформность в лабораторных условиях, впоследствии обнаружили ее в реальной жизненной ситуации (Steiner, Vannoy, 1966). Данные о конформном типе психопатоподоб-ных отклонений, а также о родственном мотивацион­ному подражанию феномене внушения и внушаемо­сти говорят о возможной конституционалы-юй обу­словленности такой склонности.

Развитие и фиксация на основе 'подражания но­вых мотивационных отношений человека занимают промежуточное положение между случаями биологи­ческой и социальной детерминации этого развития:

оставаясь ло форме процессом, сложившимся по ос­новным параметрам в биологической эволюции, по ^держанию подражание целиком определяется на­блюдаемыми в жизни примерами. От примеров зави-^'ит и качество возникающих мотивационных отно­шений, так как на основе подражания могут сформи­роваться как устойчивые, относительно независимые Ценности, связанные с принятыми в непосредственном

181

 окружении культурдыми традициями и нормами, так и преходящие ситуативные побуждения, вроде тех которые лежат в основе эффекта толпы. Значение процессов подражания для развития мотивации че­ловека в психологии, особенно в советской, по всей видимости, недооценивается.

Анализ отдельных представлений о «высших» собственно человеческих формах возникновения но-' вых мотивационных отношений показал, что в тех или иных терминах и масштабах они констатируют тот способ развития мотивации, который выше обсуж­дался под названием мотивационного опосредствова-ния, т. е. переключение и фиксацию эмоций в усло­виях высших форм отражения. К сожалению, такая констатация практически ничего не говорит об усло­виях,^ силу которых происходит или не происходит мотивационная фиксация.

Впрочем, этот неутешительный вывод должен быть сделан и в отношении других рассмотренных форм развития мотивации. Данные о запечатлении инстинктивных отношений и особенно о мотивацион-ном подражании имеют прежде всего констатирую­щий характер, показывая, что развитие мотивации на основе этих механизмов несомненно происходит, но не раскрывая конкретных условий, при которых оно происходит необходимо. В этом центральном для психологии воспитания вопросе решающее зна­чение имеют скорее всего качественные особенности, модальность переживаемых эмоций. Современная психология не вооружена ни подходящими методиче­скими средствами, ни соответствующими методоло­гическими установками для адекватного контроля данного фактора.

Любопытная и в полном смысле «высшая» разно­видность мотивационной фиксации задействована в процессах выбора человеком целей и планирования своей будущей деятельности. Исследования данной проблемы в. школе К. Левина показали, что номере-^ нив, принятое в отношении некоторой отсроченной цели, способно приобрести признаки потребности, су­ществовать определенное время в виде «напряжения» внутренних структурных образований личности и со­хранять мотивационное значение цели в отдельных случаях даже тогда, когда она перестает быть объ-

.182

ективно необходимой. Таким образом, данная разно­видность мотивационной фиксации отличается высо­кой степенью своей 'подконтрольности субъекту, от­четливо выраженной произвольной санкционирован-ностью, а также временным, преходящим характером.

Большое значение имеет выдвинутое К. Левином положение, подтверждаемое многочисленными иссле­дованиями ситуативных детерминант мотивации, об обусловленности возникающих побуждений, в том числе и отсроченных намерений, целостной ситуа­цией, множеством выражающих актуальные потреб­ности валентностей, барьеров, сил. Оно подчеркива­ет, что мотивационное значение, фиксирующееся вследствие принятия намерения, обычно имеет поли-потребностное происхождение, в котором, конечно, некоторая потребность может играть доминирующую роль.

Систематизирующая ценность учения о намерени­ях зависит от масштаба его распространения на сход­ные явления. Расширение трактовки намерений воз­можно в двух направлениях: в отношении процессов ситуативного целеобразования и в отношении даль­них жизненных планов.

Процесс выбора человеком целей интенсивно изу­чается в контексте проблем принятия решений (Ко-зелецкий, 1979; Проблемы..., 1976), целеобразования (Бибрих, 1987; Тихомиров, 1977), ситуативного раз­вития мотивации (Хекхаузен, 1986), однако из-за спе­цифической направленности этих исследований, со­средоточенных прежде всего на выявлении факторов, которые определяют выбор целей, вопрос о фиксации мотивационного значения выбранных целей в случае отсроченности их достижения, т. е. о сохранении при­нятых решений во времени, в них, как правило, не рассматривается. Постановке такого вопроса препят­ствует также традиция преимущественно когнитив­ной интерпретации процессов разработки и сохране­ния планов (Миллер и др., 1964).

К. Левин показал, что некоторые цели, а именно принимаемые актом намерения, фиксируются и при­обретают черты потребности, что проявляется в их способности автономно, частично независимо от субъ­екта сохраняться и актуализироваться в сложной ди-йамике. Представляется, что подобная мотивацион-

183

 ная фиксация имеет место и в других случаях. Так К- Левин отличал намерения от решений, осущест-' ваяющихся в будущей ситуации на основе законов полевого поведения. Оба явления заметно различа­ются мерой вовлеченности субъекта и, по-видимому, подключения к ним дополнительной мотивации, одна­ко в отношении проблемы мотивационной фиксации резко противопоставляться не могут.

Если понимать целеобразование как переключе­ние под управлением познавательных процессов мо­тивационного значения конечных и более общих целей на более частные, то в случае отсроченных част­ных целей переключившееся значение может фикси­роваться или не фиксироваться независимо от поле­вых условий достижения этих целей в будущем. Та­кие условия определяют степень участия субъекта в закреплении мотивационного значения цели, но не само закрепление, которое может произойти спон­танно.

Действительно, не происходит ли мотивационная фиксация в случае решения человека рассказать зав­тра другу приятную новость при полной уверенности, что встреча с ним сама и сразу об этом решении на­помнит? Человек может остаться настроенным на встречу, предвкушать радость друга, расстроиться, если встреча не состоится, и разрядить свое состоя­ние, вполне отвечающее признакам квазипотребности, рассказом всей этой истории третьему лицу. Таким образом, наряду с обозначенным выше различением волевых (по К. Левину, «интенсивные акты намере­ния») и произвольных намерений, которые объеди­няет необходимость участия субъекта в их образова­нии и будущей реализации, а различает мера этого участия, можно выделить еще одну разновидность намерений — спонтанно фиксирующиеся и непосред­ственно осуществляющиеся, но тем не менее субъ­ектом контролируемые и санкционированные.

Воз'мож.но и дальнейшее выделение различных слу­чаев мотивационной фиксации в процессах целеобра-зования. Так, исследования показали, что закрепле­ние эмоционального значения шахматной фигуры, при помощи которой удалось решить задачу, может происходить неосознанно и проявляться при решении другой задачи (Виноградов и др., 1977). Однако

184

этот случай выходит за рамки проблемы сознавае­мого целеобразования и произвольно принимаемых намерений,

Общий вывод состоит 'в том, что закрепление и сохранение мотивационного значения целей является необходимым и важным компонентом процессов це­леобразования, разнообразно обнаруживающимся в случаях, когда достижение намеченной цели по тем или иным причинам невозможно и получает отсроч­ку. При перерыве в решении человеком задачи в его памяти сохраняются не только выявленные к тому моменту условия и связи когнитивного характера, но и те мотивационные переключения, которые произо­шли по выявленным связям; при возвращении к за­даче даже после продолжительного перерыва может автоматически восстановиться, например, надежда, связанная с каким-нибудь условием или ходом мыс­ли. Такого рода следы мотивационных переключении в прошлом конечно определяют направление и харак­тер дальнейших поисков решения.

Любопытные выводы следуют из распространения учения о намерениях на процессы формирования дальних жизненных планов человека. В основе дан­ной интерпретации намерений лежит допущение того, что представление человеком отдаленной жизненной перспективы психологически эквивалентно образу ближней перспективы, например предстоящего дня, и что процесс принятия намерений в отношении буду­щего независимо от его удаленности .имеет сходный состав и характер движущих сил и происходит прин­ципиально тем же способом. В любом случае образ, на основе которого принимаются намерения, пред­ставляет собой сложное мотивационное поле с мно­жеством отражаемых ценностей, привлекательных и отталкивающих валентностей. Намерения возникают как итог активности субъекта, взвешивающей эти Ценности и определяющей на основе познавательных процессов возможность и оправданность их дости­жения.

Данное представление приближает к пониманию конкретно-психологического механизма возникнове­ния мотивов человека, традиционной характеристике которых соответствуют дальние намерения. Такое по­нимание происхождения мотивов человека показы-

185

 вает способ их опосредствования интеллектом и подчеркивает их производность от целостной жизнен­ной ситуации, а также связанную с этим относитель­ную устойчивость и «функциональную автономность», потенциальную заменяемость альтернативными жиз­ненными целями. Квазипотребности, образуемые при­нятием дальних намерений, продолжительное сохра­нение соответствующего им «метанапряжения» (Obuchowski, 1985. S. 252), обеспечивающего устой­чивое стремление к мотивам, частично совпадают с тем, что в литературе называется социогенными по­требностями (см. Чхартишвили, 1974; Чхартишвили, Сарджвеладзе, 1974).

В завершение обсуждения проблемы мотивацион-ной фиксации необходимо сделать оговорку, что оно велось здесь в специфическом направлении—с пре­имущественным вниманием к случаям и механизмам, обеспечивающим формирование безусловных, непо­средственно значимых мотивационных отношении. Богатая феноменология фиксации условного, функ­ционально зависимого мотивационного значения, ко­торое приобретают всевозможные сигналы, промежу­точные результаты, средства, способы действия и дру­гие значимые для удовлетворения потребностей мо­менты, была затронута эпизодично и в значительно меньшей степени.

Правда, противопоставление непосредственных и опосредствованных, независимых и зависимых моги-вационных отношений человека, как об этом свиде­тельствуют, в частности, рассмотренные данные о намерениях, не имеет той отчетливости, которую обна­руживает сравнение мотивационного значения безус­ловного и условного раздражителя в элементарном примере обусловливания. Частично это объясняется тем, что явления действительности могут 'иметь отно­шение ко многим потребностям человека и получать от них одновременно различное мотивационное зна­чение, в то'м числе и .по степени опосредство'ванности,

Приобретение одним и тем же предметом различ­ных мотивационных значений весьма характерно для развития мотивации человека. Очевидно, что для по­нимания того, какое предмет приобретает совокупное значение, важно знать, как сочетаются и взаимодей-

186

ствуют его составляющие. Ниже этот вопрос будет рассмотрен отдельно.

МОТИВДЦИОННАЯ СУММЛЦИЯ

Уже у животных, например в конфликтных си­туациях, отчетливо наблюдается и изучается в спе­циальных исследованиях (Broadhurst, 1964; Elder а. о., 1961; Murray, Berkun, 1955) зависимость пове­дения от нескольких взаимодействующих побуж­дений, ведущих происхождение от разных потребно­стей. У человека одновременное проявление и дей­ствие мотивационных факторов различного происхож­дения представляет собой практически постоянный фон жизни. Поэтому актуальной является не сама по себе констатация полимотивированности человече­ской деятельности, а проблема ее форм и механиз­мов. Литература по этому вопросу содержит доста­точно разнообразный материал.

Феномен полимотивации

Проблема полимотивации только своим названием является современной; примером того, в каких тер­минах она обсуждалась в концепциях прошлого, мо­гут служить следующие слова К. Д. Ушинского:

«...Большинство желаний в человеке—не простые желания, возникшие из одного какого-либо стремле­ния, но желания сложные, возникшие из разных стремлений, которые соединились вместе каким-ни­будь одним обширным представлением или обширною системой представлений именно потому, что разные стороны этого представления, или разные члены этой системы представлений удовлетворяют нескольким, различным стремлением человека» (1950. Т. 9. С. 507).

В современной терминологии эти слова означаю г, что «...поведение чаще всего бывает полимотивиро­ванным. ...Любое поведение обнаруживает тенденцию к детерминированности скорее несколькими или все­ми базовыми потребностями одновременно, чем един­ственной из них» (Maslow, 1943. Р. 390). Согласно Л. И. Божович, «...не только одна и та же потреб-

187

 ность может воплощаться в различных объектах, но и в одном и том же объекте могут воплощаться самые разнообразные взаимодействующие, переплетающие­ся, а иногда и противоречащие друг другу потребно­сти. Например, отметка в качестве мотива учебной деятельности может воплощать в себе и потребность в одобрении учителя, и потребность быть на уровне своей собственной самооценки, и стремление завое­вать авторитет товарищей, и желание облегчить себе поступление в высшее учебное заведение, и многие другие потребности» (1972. С. 27). Сходных представ­лений придерживаются М. М. Филиппов (1968)²⁷, Ш. Н. Чхартишвили (1974), В. И. Ковалев (1981) ²⁸, В. С. Магун (1983), И. В. Имедадзе (19846) ²⁹ и др.

Однако нельзя не согласиться с выводом И. В. Имедадзе, согласно которому «...хотя утвержде­ния о полимотивированности деятельности встре­чаются очень часто, они, как правило, имеют декла­ративный характер» (С. 89). Речь идет о том, что принцип полимотивации, с одной стороны, не оспа­ривается, с другой—последовательно не реализует­ся: «В советской психологии до последнего времени наблюдалась следующая картина: большинство ис­следователей, признавая полимотивированность чело­веческой деятельности (Леонтьев, 1975; Рубинштейн, 1946), изучали эту деятельность так, как если бы имелся один, отдельно взятый, доминирующий в дан­ной ситуации мотив; иными словами, при проведении эмпирических и экспериментальных исследований психологи предпочитали работать с однозначными мотивами» (Калмыкова, Радзиховский, 1988. С. 37).

Действительно, принципу полимотивации более отвечало бы понимание в концепции А. Н. Леонтьева процесса формирования мотива как опредмечиваняя в нем ряда потребностей, а не отдельной потребности, я

²⁷ «...Та или иная потребность образуется не на базе ка­кой-либо нужды, а на базе сложного переплетения уже имею­щихся у человека потребностей» (С. 20).

²⁸ «Множественность мотивов заключается не только в том, что реализация одной и той же потребности связана обычно ( целой совокупностью однородных мотивов, но и в том, что п° ведение и деятельность побуждаются, направляются и рео т' руются обычно разнородными мотивами» (С. 36).

²⁹ «...Многие формы поведения человека имеют сложный. полипотребностный состав» (С. 92).

188

соответственно определение мотива не как «предме­та потребности»³⁰, а как «предмета потребностей». Это несколько изменило бы изображаемую в данной концепции общую картину мотивации, исключая, в частности, прямолинейность соотнесения потребно­стей и деятельностей (ср. Имедадзе, 1984а), содер­жащуюся, например, в словах: «Реально же мы всег­да имеем дело с особенными деятельностями, каж­дая из которых отвечает определенной потребности субъекта, стремится к предмету этой потребности, уга­сает в результате ее удовлетворения» (Леонтьев, 1975. С. 102).

Впрочем, представление об однозначном соответ­ствии между деятельностью и 'потребностью .возмож­но, но при условии, если признать, что формирование нового полипотребностного мотивационного отноше­ния означает возникновение новой потребности:

«...не потребности находят свой предмет, а возникно­вение предмета потребности и есть происхождение самой потребности» (Имедадзе, 1984а. С. 37). Та­кое признание фактически лежит в основе выделения так называемых социогенных потребностей — в уче­бе, труде, художественном творчестве и т. п.

Однако это значит, что в основе «особенных дея­тельностей» лежат не те же самые потребности, ко­торые опредметились в их мотивах, иными словами, чте опредмечиваются в мотивы одни потребности — исходные, уже существующие, рождаются же в ре­зультате этого «чрезвычайного акта», другие—вто­ричные (или более высоких порядков), производные. В таком понимании тезис А. Н. Леонтьева «развитие потребностей происходит через развитие их объек­тов» (1971. С. 6) характеризует развитие не только отдельных потребностей (усвоение новых видов пищи означает развитие самой пищевой потребности), но и всей их системы: пищевая потребность вместе со многими другими вносит свой вклад в развитие мо­тивационного отношения к труду, так как он являет­ся условием их удовлетворения.

³⁰ «Предмет потребности — материальный или идеальный, Явственно воспринимаемый или данный только в представлении, ^в мысленном плане — мы называем мотивом деятельности» (1971. С. 13).

189

 Недостаточный учет принципа полимотивации ха­рактерен для исследований мотивации в рамках «факторного» (см. Бибрих, Орлов, 1977), «когнитив­ного» (см. Магомед-Эминов, Васильев, 1986) подхо­дов к этой проблеме, и так называемого ситуациониз-ма в исследованиях личности (Bowers, 1973; Michel, 1968, 1973). Одна из типичных экспериментальных схем, используемых в этих исследованиях, состоит в том, что некоторое поведение, побуждаемое специфи­ческим мотивом, регистрируется в различных ситуа­циях, неминуемо вносящих в поведение свои порой существенные коррекции. Результаты таких исследо­ваний излагаются в форме, определяемой схемой эксперимента: наряду с описанием поведения, побуж­даемого некоторым мотивом (достижения, помощи, агрессии и др.), прилагается перечень «ситуационных факторов», влияющих на проявление мотива; в тео­ретическом плане обсуждается вопрос о взаимодей­ствии личностных (мотивы, «диспозиции») и ситуа­тивных факторов (см. Хекхаузен, 1986; Atkinson, Birch, 1978).

Однако поведение побуждают не факторы, а мо-тивационные процессы, и если эксперименты фикси­руют изменение поведения в определенных ситуаци­ях, то это значит, что в них актуализируются специ­фические мотивационные отношения, которые, взаи­модействуя с изучаемым мотивом, вносяг коррекции в поведение.

Способность ситуации активизировать мотивацию не представляет собой 'ничего необычного. Ряд по­требностей по своей сути являются экзогенными, по терминологии Г. А. Меррея (Murray, 1964)—реак­тивными, предполагающими актуализацию именно внешними факторами. К экзогенной относится моти­вация избегания, .возбуждаемая восприятием угрозы, а также не привлекающая к себе внимания исследо­вателей, хотя не менее важная мотивация сохране­ния. С мотивационным «вектором» сохранения (Г. А. Меррей) человек относится к весьма широко­му кругу разнообразных явлений—от общественного строя до освещенности рабочего места, от здоровья до нужного количества пуговиц на одежде, общая особенность которых состоит в том, что активность обычно вызывается констатацией их изменения, от-

190

кдонения от сохраняемого состояния. На актуализа­цию мотивации влияют также появляющиеся новые возможности действия, изменения ^в вероятности до­стижения целей, в 'восприятии причинности и другие моменты, зависящие от ситуации. Поэтому естествен­но, что любое преобразование ситуации влечет сдви­ги в актуализированной мотивации и способно влиять на поведение. Такого рода влияния и фиксируются в конкретных экспериментальных исследованиях в ка­честве «ситуационных факторов».

Особенно отчетливо феномен полимотивации про­является в многочисленных исследованиях выбора целей, проведенных в рамках проблем «ожидаемой ценности», уровня притязаний, мотивации достиже­ний и др. (см. Хекхаузен, 1986. Гл. 5, 9). Мотиваци-онное взаимодействие, лежащее |b основе такого рода выборов, зафиксировано, например, в таком терми­не, как «результирующая валентность», отражающем тот факт, что итоговое побуждение к цели является суммарным, возникающим на основе ее мотивацион-ного значения, вероятности ожидания успеха и от­дельно неуспеха (Lewin а. о., 1946). Выделено много других моментов, показывающих сложность ситуа­тивного мотивационного взаимодействия. Так, Дж. О. Рейнором (Raynor, 1969) была разработана модель, согласно которой человек при выработке от­ношения к цели учитывает не только непосредствен­ные, но и отдаленные последствия ее достижения, что, впрочем, очевидно и наблюдается, например, в различном отношении студентов к отдельным изу­чаемым предметам.

Однако и эти исследования по мере возможности избегают солимотивационной трактовки получаемых фактов, обнаруживая тенденцию обсуждать их в рлм-ках изолированных тем, в частности такого мотива­ционного конгломерата, какой представляет собой мотив достижений (Atkinson, Raynor, 1974, 1978). Ведь цели, достигаемые человеком, могут иметь са­мое различное мотивационное значение. Конечно, они, особенно успехи-неуспехи в их достижении, значимы Для человека не только сами по себе, но и как затра­гивающие его амбиции, вовлекающие «эго» (Costel-1о, 1964; Ferguson, 1962), поэтому в формировании отношения к целям кроме специфической задейство-

191

 вана и неспецифическая по отношению к ним «я>^ мотивация (как это было показано в пионерских ис­следованиях уровня притязаний Ф. Хоппе). Взаимо­действие обоих видов мотивации — одна из характер­ных причин, делающих реальные акты достижения полимотивированными³¹.

Таким образом, прямо не развивая идею о поли-мотивированности поведения, исследования взаимо­действия внутренних и ситуативных детерминант ак­тивности фактически, притом убедительно, ее поддер­живают и предоставляют факты для ее развития Если представлять мотивационную сферу не как на­бор «гипотетических конструктов», формально взаи­модействующих с ситуативными факторами, а как психологическое образование, предполагающее субъ­ективное отражение и проявляющееся в виде эмо­циональных отношений к явлениям действительно­сти, то психический образ, отражающий и ситуацию, и актуальную мотивацию, получает значение инстан­ции, в которой такое взаимодействие происходит, а эмоции—самих действующих сил этого процесса.

Разумеется, для развития принципа полимотива­ции необходима конкретизация данного обобщенного представления. Но возможна ли такая конкретиза­ция? Упомянутая декларативность признания этого принципа скорее всего не случайна и обусловлена объективной сложностью вопроса. Так, Е. С. Калмы­кова и Л. А. Радзиховский обсуждают проблему «амбивалентности мотивов» на материале произведе­ний Ф. М. Достоевского, утверждая, что «...у совре­менной психологической науки... нет пока аппарата для объяснения (или хотя бы четкого научного опи­сания) соответствующих феноменов» (1988. С. 41). Однако рассмотрим, что в психологии в этом отно­шении есть, а также могло бы быть.

³¹ В определении X. Хекхаузена, согласно которому мотив достижений представляет собой «. стремление повышать свои способности и умения или поддерживать их на возможно более высоком уровне в тех видах деятельности, по отношению к ко­торым достижения считаются обязательными, так что их вы­полнение может либо удаться, либо не удаться» (1986. Т. 1 С. 229), другие мотивы кроются за констатируемым различием отношений субъекта к достижениям в отдельных видах дея' тельности

192

Виды полимотивации. Взаимодействие и сочета-дце различных побудительных сил в определении по­ведения не происходит однообразно, распадаясь на ряд характерных видов и форм. Так, уже из сделан­ных выше ссылок можно заключить, что указания на полимотивировадность активности охватывают по меньшей мере два различных случая.